Легенда

Васька очнулся, но никак не мог открыть глаза. Башня нещадно болела, тело ломило, будто на него Маус упал, а в глотке пересохло, очень хотелось пить. Он почувствовал, что лежит на чём-то колючем, но относительно мягком и всё-таки заставил себя подняться и осмотреться. Но попытавшись открыть глаза, тут же зажмурился — проклятое солнце ослепило его, отдаваясь острой болью в башне. Он перевернулся на бок и упёрся в стену. Наконец, его взору предстали его апартаменты — тёмная жуткая комнатушка, похожая на сарай или барак, с одним маленьким окошком и постеленной по всему полу тухлой соломой. В такой даже скотину держать стыдно. Он попытался вздохнуть, но не смог то ли от внезапно возникшей боли, то ли от того, что воздух в его «пристанище» был настолько тяжёлым и противным, что им невозможно было дышать. «Где я? У своих? Навряд ли… Почему я один? Ох, моя башня… Не слабо же я приложился…» Он пощупал выступившую на башне шишку, едва не перепутал её с комбашенкой и осмотрел себя — всё было относительно нормально, исключая толстовку с висящими комьями грязи. Дышать становилось невыносимо, и он стал подбираться ближе к окошку, из которого внезапно пахнуло свежестью. Но совсем немножко не доехал. Что-то волочилось за ним, а потом и вовсе потянуло за шею, не давая приблизиться к желанному источнику свежего воздуха. Он обернулся: от стены к нему тянулась тяжёлая железная цепь, с одной стороны вбитая в стену, а с другой прикреплённая к ошейнику, что сейчас обвил его шею. «Как собаку… Будто я настолько тупой, что не смогу это снять!» — он попытался расстегнуть карабин, но ничего не вышло — руки не слушались. Хотел просто стянуть его с себя через башню, но за массивной толстой дверью послышались грубые мужские голоса. Он осторожно, стараясь не шуметь, забился в самый угол, судорожно соображая, что ему делать. «Притвориться, что не очнулся или всё-таки не стоит? Да уж… Вариантов миллион…» К счастью, голоса проехали мимо и, по-видимому, остановились где-то рядом. Он услышал скрип двери, чей-то испуганный вздох и детский писк, а затем громкий плач и женский крик, которые всё отдалялись и отдалялись, видимо, их куда-то уводили. Что с ними будет? А что будет с ним самим? — Следующего? — Да, легкача тащи. — А если не очухался? — Пристрели… Васька нервно сглотнул… Дверь громко скрипнула и отворилась, в помещение ворвался свежий воздух, а вслед за ним закатился американец с сигаретой в зубах — М6. А-20 ещё больше вжался в угол, на что тот лишь рассмеялся, показав свои гнилые жёлтые зубы — Очнулась, спящая красавица! А какие глазки! — он подъехал к Ваське, схватил его за подбородок и стал медленно поворачивать его башню, пытаясь рассмотреть лицо, за что и получил гусеницей по крылу, — Посмотри на него! Ишь ты, строптивый какой! Ну ничего, скоро научим тебя хорошим манерам… Есть у нас тут любитель маленьких детей, а особенно мальчиков… После него все ведут себя чересчур хорошо… Васька ещё больше округлил глаза. Вот только педофила в его жизни для «полного счастья» не хватало… Американец захохотал, обдавая подростка своим зловонным дыханием. — Харе трепаться! Давай в подвал его! — в их «идиллию» вмешался поляк 45ТР, выглянувший из-за угла с недовольным видом. М6 отцепил карабин, взяв предварительно Ваську за ошейник, и поволок его на выход. Выйдя из помещения, они сразу оказались на улице. Это и вправду был барак с двумя отделениями, и оба они сейчас пустовали. Ваську потащили в сторону какого-то здания. Он то и дело спотыкался и падал, за что получал сильные удары по спине, его то и дело тянули вверх, и он начинал задыхаться и хрипеть. Вот его втолкнули в здание и повели по светлым коридорам бывшей станции, затем куда-то ниже и ниже, пока не завели в совсем тёмное помещение. Там на кольце, вбитом в стену, висел большой карабин, а рядом стоял столик с разнообразными инструментами, среди которых Васька узнал лишь скальпель, но и этого ему хватило, чтобы всё понять… Его прицепили к этому карабину, и М6 уехал, оставив его наедине с поляком. Тот взял какой-то стул и сел перед ним. — Ну привет, красивый. Как дела? «Серьёзно? Они меня чуть не придушили, хер пойми куда приволокли… Я не знаю, где я и какой сегодня день… Интересно… Как же я должен себя чувствовать?» — подумал он, но промолчал. — Не настроен на разговор? Ну что ж… Ты всё-таки попытайся выдавить из себя хоть слово… Он издевательски посмотрел на пленника, а Васька только тихо сказал: — Что вам нужно от меня? — Оу, ты умеешь говорить… Это радует… Может, расскажешь мне о своём городе? Васька непонимающе посмотрел на него. Он хочет знать о Владивостоке. Но что ему может рассказать подросток? — Что вам рассказать? Васька старался сохранять спокойствие, говорил холодно и без дрожи, но внутри готов был на всё, лишь бы вырваться из этого проклятого места. — Численность защитников, слабые места обороны и тому подобное. — Я не знаю… Я только в электричке узнал о войне… А-20 смотрел прямо 45ТР в глаза. Тот недовольно хмыкнул и продолжил: — Сколько в городе полицейских рот? — Не знаю… Васька прикусил губу и опустил глаза. Конечно, он знал, что она всего одна, и в ней задействованы двадцать пять танков, даже характер и страхи каждого рассказать мог, но уж лучше он умрёт, чем вот так вручит врагам все козыри. — Подождём… Поляк встал и, подъехав к столу, стал перебирать инструменты. Двадцать приподнялся на катках — в руках его мучителя блеснуло что-то наподобие щипцов, но тут же вновь было положено назад. Когда всё это кончится? В подвал вновь приехал М6, но на этот раз с васькиным рюкзаком. — Вот, здесь его паспорт, телефон и вещи. — Свободен. М6 уехал, бросив заинтересованный взгляд на пленника. — Ну что ж… — поляк достал паспорт, — Легендарный Василий Дмитриевич… Так-с… Ну и чего мы врём? А? Васька непонимающе посмотрел на тяжа. — Не помнишь меня? Ах, да… Ты же был совсем маленьким тогда… В общем, я работал с твоим отцом в полицейской роте, и я знаю, что он работает там сейчас. Поэтому даже не пытайся соврать, что ты не знаешь ничего. — Отец не рассказывает мне о работе… Васька боялся поднять глаза, думал, что мучитель догадается о лжи. — Вась, я же по-хорошему тебя спрашиваю — тяж повернул его лицо к себе за подбородок, — Ну? ЛТ промолчал. 45ТР вздохнул. — Ну что ж… Ладно… Раз по-хорошему не получается… — он с размаху ударил подростка по лицу так, что, не будь тот пристёгнут, он упал бы, сделав несколько кульбитов, — Говори, сука, если жить хочешь! Васька ударился о стену и, потеряв равновесие, повис на ошейнике. Из разбитой губы пошла кровь, башня напомнила о себе звенящей болью, но он не позволил себе издать ни звука. С трудом встав обратно на гусеницы, он откашлялся и попытался отодвинуться от тяжа, но ошейник крепко держал его. Поляк же взял со стола шприц со светло-жёлтой жидкостью и приблизился к Ваське. Но тот не собирался просто так сидеть и ждать своей участи. Он выбил шприц из рук и, ловко скинув карабин, пустился наутёк к двери. Всё это произошло настолько быстро, что поляк не успел опомниться. Буквально долетев до двери, он потянул её на себя, но она оказалась слишком тяжёлой для такого малыша. Рядом что-то грохнуло, оглушив его, он упал и почувствовал, как ему обожгло скулу. Его башню прижали к полу и возили что-то в шею, а затем рванули за ошейник вверх. В ушах звенело, перед глазами всё плыло, что-то тёплое щекотало щёку, но на этот раз его не прицепили к карабину, а просто кинули в угол, как ненужную тряпку. Он хотел встать и попробовать снова, но башня закружилась, и он завалился на бок. 45ТР что-то говорил, но его слова то растягивались, то вдруг затихали, и их смысл терялся и запутывался… ЛТ начал терять самообладание. Позвоночник будто стал ватным, глаза не могли сфокусироваться в одной точке, начинало тошнить. Вдруг через пелену дурмана он увидел, как вылетает с грохотом дверь. Тяж схватил его за ошейник, закрывая его телом свой корпус вплоть до башни, перекрывая доступ кислороду, и встал в боевую стойку, приготовился к защите. Васька чувствовал, что задыхается, но попытки ослабить «удавку» ни к чему не приводили. Он с трудом владел телом, практически не мог различить силуэты приехавших танков. В глазах стало темнеть, и вдруг он нащупал рукой стол с инструментами. Судорожно схватив какой-то предмет, он с размаху ударил им тяжа, стоявшего сзади, и чувства покинули его.

***

Пошёл второй день обороны. Каменщики так и не проявили себя, но все были начеку. Квас возвращался с патруля жутко вымотанный и уставший. Город опустел, теперь по улицам не сновали счастливые дети и влюблённые парочки. Он наполнился мраком, тоской и страхом, как бывает во время войны. Жизнь будто остановилась… Лишь изредка показывались редкие прохожие, угрюмо бредущие по своим делам. Рация у тяжа вдруг ожила, и голос, перебиваемый помехами, приказал ему проверить железнодорожную станцию. Конечно, работа вторые сутки без сна его не радовала, но приказ есть приказ, поэтому он устало поплёлся в нужном направлении. Станция сейчас пустовала, как и многие заведения, поэтому там нередко собирались бездомные в поисках крова. Вот и нужно было разогнать их "во избежание несчастных случаев", как было сказано ему. Объехав здание и железнодорожные пути и не обнаружив там ничего, кроме мусора, он присел на скамейку и задремал. Как-никак, вторые сутки без сна давали о себе знать, и даже деревянная лавка показалась ему райским ложем. — Колян, привет! Ты что здесь делаешь? Квас приоткрыл глаза: перед ним стоял Лютик собственной персоной с замотанной бинтом башней и в подранной куртке. — Привет... Я-то работаю. А ты…? — Так живу… Пока… Квас округлил глаза. Бомжует? С чего вдруг? — Как? Почему? — Мама с сёстрами три дня назад уехала и квартиру закрыла, а ключей у меня нет. — Как же так? — У меня никогда и не было их… Мать со своим хахалем давно собирались в Таиланд, мне надо было стащить ключи пока они не уехали, но я же в больницу попал и не успел… — Ой, Лютик, ты как всегда! — Квас приобнял подростка, — Поехали. — Куда? — Лютик, конечно, доверял отцу лучшего друга, но любопытство не давало покоя. — Пока у меня поживёшь. Мои всё равно уехали. — И Васька? — ЛТ вывернулся из-под руки и стал наворачивать круги вокруг Кваса. — И Васька, — тяж устало смотрел на подростка, но внутри готов был убить голыми руками его мать и её нового мужика. Ну как так можно издеваться над собственным ребёнком? Лютик потерял отца, когда ему было всего пять. Мать его и до этого не отличалась особой скромностью (до рождения сына у неё уже было двое дочерей от первого мужа и одна от неизвестно кого), а после смерти Николаса и вовсе потеряла всякий стыд. Уже в детстве малыш понимал, что не нужен никому, что мама его не любит (она всегда ему так говорила, но и отказываться от него не собиралась, ведь тогда ей перестали бы платить пособия). Масло в огонь подливало то, что он был единственным немцем в семье, за что сёстры постоянно над ним издевались, называя фашистским отродьем. Его ненавидела семья, гнобили воспитатели, а потом и учителя, но это не помешало ему вырасти открытым, добрым и общительным. Наверное, поэтому он и был единственным другом Васьки. Квас знал их семью давно, и такие ситуации были у них обыденностью. Бывало, что Лютик дрался с мамкиными ухажёрами и сбегал из дома к Ваське, и тот пускал его на ночёвки. Вообще, тяж заменял обоим отца, а они и рады были. — Спасибо тебе, Колян. А то холодновато на лавке спать. И ещё: я завтра уезжаю часов в пять, не теряй меня, — Люц остановился перед Квасом так, что тот врезался в него. — Куда это ты намылился в такую рань? — Оборону строить. — Так ты у нас доброволец? Что ж похвально… — тяж похлопал подростка по плечу, — а с башней-то что? — А Васька не рассказывал? — Лютик снизу вверх посмотрел на Кваса, — я не собираюсь говорить тебе то, чего он не хотел. — Не переживай, он просто не успел, — тяж не успевал поворачивать башню за юрким Luchs'ом, — в любом случае это останется между нами. Люц остановился, раздумывая несколько секунд, и решил выложить всю правду.

***

Мягко… Тепло… Будто мама убаюкивает его, как в далёком детстве… И он прижимается всем своим маленьким хрупким тельцем к ней, желая получить больше ласки и тепла… Она нежно треплет его волосы на башне, ещё крепче обнимая… Но этого не может быть… Её больше нет… Или он уже с ней?.. Но тело болело, а разве после смерти чувствуют боль? Скулу резко закололо и он вздрогнул. Нет… Он жив… Сквозь туман слабо различались силуэты высокоуровневых тяжей, они что-то говорили, но он не понимал. Вдруг он отчётливо увидел перед собой 45ТР. «Ну уж нет… Хватит! Лучше умру, чем снова буду терпеть всё это…» Было жарко, что-то мягкое крепко держало его, не давая освободиться, но внезапно стало холоднее, и он почувствовал, что может свободно шевелиться. Что-то укололо в шею. Он повернул башню вбок и увидел деревья вдали, но ненадолго то ли из-за того, что в глазах снова стало всё расплываться, то ли из-за того, что кто-то повернул его башню обратно, что-то говоря. «Сейчас или никогда…» Он собрал все оставшиеся силы в кулак и рванулся вперёд. Неожиданно даже для самого себя вскочил на гусеницы и пустился наутёк в сторону деревьев. Перед глазами переодически всё расплывалось, но внутреннее чутьё подсказывало ему куда ехать. Перед ним кто-то выскочил — резкий поворот вправо, а затем в обратную сторону — преграда осталась позади. Он не видел, но чувствовал, что за ним наблюдают, чужой прицел просто «жёг» спину. Впереди что-то грохнуло, разорвав землю, но его это не остановило. Цель близка, до деревьев рукой достать можно… Свобода там… Но… Пары метров не доехал… Всего лишь… Неожиданно ударило в бок, и кто-то накинул на него что-то наподобие одеяла. Сколько бы он ни пытался высвободиться, его только сильнее прижимали к земле, а потом кто-то большой просто завернул его в это покрывало, как ребёнка в пелёнку, зажав руки и гусеницы, и куда-то понёс. — Ишь, резвый какой! Не, ну ты посмотри! Если б не Мотоцикл, точно сбежал бы! — тот, кто нёс его, говорил приятным басом. — Да я в шоке! Как он вырвался? Он только к утру должен был очухаться! — рядом ехал танк, явно поменьше и побыстрее. — Что это за танк вообще? Для тридцатьчетвёрки слишком быстрый… Легкач, вроде… А уровень какой?.. Ой, а он не задохнётся? Васька попытался вырваться, но не получилось — крепко же его держали. — Эй, тише… Тише, малютка, успокойся… «Малютка? Не, ну так меня ещё никто не обзывал…» - с некой обидой подумал он, но дёргаться перестал. Рядом скрипнула дверь, и он почувствовал, что его положили и отпустили. Наконец, выпутавшись из одеяла, он глотнул свежего воздуха и тут же прижался задом к стене. Перед ним стояли два танка — Защитник и Р.43 Ter в белом халате. — Не бойся, мы не кусаемся, — итальянец хотел приблизиться, но Васька только сильнее вжался в стену. — Ого, красивые глазки! — Защитник улыбнулся, рассматривая его большие разноцветные глаза, — мы тебя не обидим. — Ладно, оставим его пока… Пусть оклемается немного, — Р. 43 потащил приятеля за рукав, увидев состояние подростка, — Только капельницу тебе поставлю, и не вырывай её больше. Хорошо? Итальянец уехал, оставив тяжа и легкача наедине. Защитник робко подъехал ближе и протянул Ваське руку. — Я Стёпа. Не переживай ты так, мы ничего плохого не сделаем. Легкач неловко пожал протянутую руку и прошептал: — Вася. — Сколько тебе лет? — тяж был настроен очень даже дружелюбно, чего нельзя было сказать о подростке. — Что вам нужно от меня? — Оу, просто не убегай и раны не тревожь. Этого пока будет достаточно, — итальянец появился неожиданно, — Всё, не вертись. Этот долго не церемонился, просто прижал башню и лёгким движением вогнал иглу в вену на шее. — Отдыхай и никаких больше марафонов! Не поворачивай башню! — Р.43 выдернул у Васьки из рук одеяло и укрыл его. — Его зовут Иван, это наш доктор местный. Он всегда такой злой, не обращай внимания… — Ты до сих пор здесь, оболтус? Ну-ка марш отсюда! — Иван сердито нахмурил брови, а Стёпа по-прежнему улыбался, — А хотя… Можешь побыть с ним, чтобы не так одиноко было. Доктор уехал, вновь оставив их наедине. ЛТ лежал и молчал, хотя очень бы ему хотелось выдернуть иглу из шеи. — У тебя гусеница правая не сильно болит? — тяж прервал давящую тишину. — Не знаю, ничего не чувствую, — Васька ёрзал по кровати, но не мог найти удобной позы, - а с чего бы вдруг она должна болеть? — Ну… Когда тебя освобождали, я на неё случайно наехал… Вано сказал, что, возможно, будет трещина… Рентгена нет, и не проверишь… К чему это он вообще? Да и какая ему разница, что у него болит?.. Он говорил что-то ещё, но Васька не слушал. Что теперь с ним будет? Где он вообще? Что ж, он в относительной безопасности, ведь не будут же они сначала лечить его, а потом мучить. Лекарство — драгоценность в военное время... Интересно, как там отец? А Лютик? Если с ними что-то случится?.. Он не сможет без них… — А ты какой танк? — Стёпа оторвал его от мыслей, — я таких не видел раньше. — А-20. Лёгкий танк 4-го уровня, — Васька говорил тихо, его опять стало клонить в сон, а мысли путались и сбивались. — Не знал о таком, — тяж увидел, что подросток с трудом открывает глаза и стал говорить тише, поглаживая его по волосам, — Уверен, ты ещё удивишь нас, малютка...