***
Маринетт пристально обводила кругами комнату, не решаясь открыть дверь и заглянуть к друзьям. Как теперь только в глаза Адриану смотреть? Разревелась на его плече, жалась к нему, ещё и уснула, обнимая… Нет, это точно провал! А что, если Адриан что-то заподозрит? Хотя, он ведь друг не только Мари, но и пары, так что хоть как-то подставлять своих близких людей вовсе не логично с его стороны… Тем более не будет же он так некорректно говорить как он просто обнимал её и просто успокаивал? Он ведь просто успокаивал как мог. Но стыднее всего девушке на данный момент перед Нино. Парень выслушал все её жалобы на жизнь, успокоил и попытался донести чуть ли не на руках в самую квартиру, боясь довести подругу до грани нервного срыва и обморока. А сейчас она прямо-таки подставляет Ляифов… Точно, в который раз Дюпен строго соглашается со своими мыслями — этот ребёнок ей не нужен. Совсем, как бы не правильно это выглядело. Странно, но… Сейчас ей совсем плевать на мнение остальных. Блудным ходом она добралась к гостиной, где тихо сидели Алия с Нино и Дженни. Адриан что-то готовил на кухне, не громко стуча кухонным ножом о деревянную поверхность дощечки. В телевизоре шла очередная новостная телепрограмма, Надя Шамак оповещала о новом дебютном возвращении Джаггеда Стоуна и его нового необычного альбома с двумя песнями. После смерти его верной помощницы, а вместе с тем любимого человека, два года назад певец пропал без вести, блуждал по миру в поисках спокойствия и мира, пока не заскучал по родному городу и стране, в собственности по любимому человеку. «Вот это любовь, — без задней мысли и вполне обречённо вздохнула Маринетт, наблюдая, как разноцветные картинки одна за одной показали последние почти три года жизни любимого певца, то, как он изменился и как изменился сам его стиль. — Спустя сколько времени, даже несмотря на то, что человека не существует, он так крепко держится на ногах и всё равно любит всем своим сердцем. Или же… — девушка перевела взгляд на друзей, которые слегка касались пальцами рук друг друга, настороженно вздрагивая, когда Дженни обратится к ним. — Всё равно вместе, ни смотря на трудности. Всегда рядом друг с другом, поддерживают и искренне любят.» — Нино? — голос совсем осел, прозвучал словно твёрдый мел по доске. Сиплый, дрогнувший, жалостливый, совсем не её. На кухне послышался грохот и писк Адриана, затем шум воды и быстрые шаги. — Я хочу кое-что тебе сказать… Маринетт не понаслышке знает, что врать не хорошо. Родители привили к доброму характеру девочки необыкновенную мудрость и честность. Чтобы не случилось, Мари всегда расскажет родителям правду, хотя со временем правды в её словах было всё меньше и меньше. Пока её совсем не стало. «Я вру не только ради собственной выгоды — ради блага других» И даже сейчас. Она хочет рассказать всё — от начала до конца, не забывая важных деталей и обоснований тех или других действий. Всё выложить начистоту, как на чистый белый лист бумаги. Расписать всю боль и ненависть к окружающему миру. Просто рассказать как ей было больно, как было пусто и необычно одиноко, как она хотела тогда оказаться дома в объятиях матери. И теперь, смотря прямо в глаза замученного друга и на такую же подругу, Мари безошибочно понимает — а зачем? Она запинается на полузвуке и быстро находит что сказать, поспешив обернуться и покинуть эти хоромы. Покинуть полные ненависти и злобы взгляды — ей казалось, как будто на неё смотрят все её страхи и воображения в виде оболочек Ляифов. — Я на неопределенный срок уеду к родителям. Мне кажется, или на меня тут что-то давит и заставляет сделать непоправимое. До свидания. И она до боли сжимает руку. Боится посмотреть в сторону Адриана, боится взглянуть на его зелёные глаза и бледную кожу. Боится увидеть осуждения в его взгляде, боится увидеть его в Адриане. Не выдерживает и секунды, бежит прочь из комнаты. Мари в спешке надевает лодочки и хватает бумажник с телефоном. Молится поймать попутку и быстрее оказаться дома, в тёплой кроватке с большим плюшевым зайцем в обнимку. Выскакивает из дома и спешит добраться к улице, на перекрёсток к остановке, едва успевая проскочить из-под мотоцикла. Спустя немного времени девушка вышла с маршрутки за несколько метров от кондитерской Дюпен-Чэн. Дочь с тёплой улыбкой встретил мсье Дюпен, но сразу же обеспокоенно принялся расспрашивать о её состоянии здоровья и позвал жену. «Сейчас мне тоже нужно врать? Врать, что всё хорошо, просто соскучилась по родителям? Врать почему я решила бросить фехтования и ради чего? Врать почему моё здоровье ухудшилось и почему я сейчас тут стою перед ними вся в слезах? Как же я устала от всего» — Мам, пап… Не переживайте, всё хорошо. Я п-просто… Устала, и соскучилась по вам. А ещё я взяла отпуск от фехтования, так что мы больше сможем быть вместе. Ха-ха… — ощущение, словно тысячи пчёл навострили свои жала и готовы вот-вот налететь на брюнетку, всадить эти иглы в кожу, не жалея своих сил и жизни. Странное тревожное чувство, непередаваемое простыми словами. — Не ври. — а вот и тот самый рой пчёл. Девушка всем телом дрогнула от тревожного и в то же время серьёзного взгляда родителя, словно дыру прожигал в теле своим взглядом. — Маринетт, мы — твои родители, ты должна уметь доверять нам и положиться. И всегда говорить правду, какая бы она не была. Мы ведь поможем и поддержим тебя. Иди пока отдохни, мама принесёт тебе сменную одежду. Когда будешь готова говорить, мы спокойно тебя выслушаем и поддержим. Том всегда отличался своей харизмой и умением стойко держатся на ногах в тяжёлых случаях. Решимость в его глазах считалась самой выносливой и наиболее могучей в семьи Дюпен. Что касается своей собственной семьи, Том готов горой стоять ради любящей жены и дочери, защищать и оберегать родной дом. Сабин тяжело потёрла виски самыми кончиками пальцев и измученно попыталась улыбнуться дочери. Видеть испуг и страх в перемешку с растерянностью в глазах собственного ребёнка больно хлещет по хрупкому материнскому сердцу. Сколько ещё бедная девочка должна нести ответственность за чью-то жизнь, за спасение города, за спокойствие граждан? Почему именно её дитя, почему именно Маринетт должна спасать и помогать другим, не прося ничего взамен? Почему девочка каждый раз подвергается опасности ради чьи-то жизни? И почему каждая причастная влиянию акумы человеческая смерть, а их было немало, ложится тяжёлым грузом на маленькие хрупкие плечи её ребёнка? И даже сейчас, после нескольких лет жизни без Бражника и безумных бабочек её маленькая девочка страдает. Разве она не заслуживает спокойствия и тишины? Вопросов очень много, но ответов — почти нет.***
«Мам, пап, я — Леди Баг…» С самого начала Маринетт была категорична с мыслью, что она является спасительницей Парижа и всей Франции в том числе. Просто помогает людям, ничего сверхъестественного. И Дюпен отлично понимала, что, соглашаясь с предложением мастера Фу быть пятнистой героиней, девушка автоматически приписывает выговор тяжёлой и непредсказуемой жизни. Хэх, смешно… Она держала личность таинственной героини до конца, считая, что таким образом держит обещание мастера Фу и сохранит спокойствие и безопасность своей семьи. Но какая же она глупая… Она ведь сама доверила другие камни чудес сначала Алии, Нино, и даже Хлое, (хотя это и случайно), не считая и других друзей. И это называется забота? Не раз подвергала их опасности, доводила этими боями до изнеможения и бездумно забирала камни назад. Словно кукловод… С самого начала девушка понемногу понимала, что бесполезно навзрыд винить себя во всех случившихся бедах. Кончина Пенни сделала первый и уже фатальный удар в крепость Дюпен. И эти удары всё не прекращались. Она знала всех — всех героев под масками без остатка. И даже Бражника с Маюрой. И Кота… Маринетт подвергала всех опасности. Своих близких, друзей, учителей, да даже мирных парижан. Но всё равно смогла раскрыть свою серьёзную тайну только родителям, выплакав все слёзы и высказавшись до конца, проклиная треклятую жизнь и всё, что с ней связано. В ту ночь она так и не смогла заснуть, вспоминая былые патрули вместе с Котом, вместе с Адрианом. Что на счёт друзей, они до сих пор не знают личность Леди. Кот на коленях умолял хотя бы намекнуть кто скрывается под латексом, потому что мирно жить он никак не сможет. А вот, жив-здоров, так что за трагедию он тогда устроил? Видимо, и у него прошла такая же ярая влюбленность, как и у Маринетт. Повзрослел, возмужал, стих… А что самое забавное, так это то, как она с Адрианом бегали за тенями своих идеалов. Маринетт не отвергала тот факт, что Леди Баг — только её маска, отважная девушка в латексном костюме, и тем более понимала, что настоящий Адриан — это только тот сумасшедший парень в костюме кота с бубенчиком на шее, а не смазливая модель с обложек модных журналов. В день фатальной битвы всем супергеройским складом против Бражника и его приспешника Маюры, Маринетт чувствовала себя как никогда решительной и даже более отважной, чем обычно. Бабочки, перья… Сколько боли было в глазах Кота, увидев истерзанное тело Бражника после детрансформации. Габриэль бездвижно лежал на земле, пока Маюра отважно защищала своим телом босса, не щадя последних сил. Кажется, в тот момент внутри Адриана что-то сломалось… После тяжёлого боя весь Париж исцелился чудесной силой Леди, как и другие герои и акуманизированные злодеи-приспешники Бражника. Тот день стал концом страшной истории и началом новой жизни. Особенно для семьи Агрест. На некоторое время камни ещё пребывали в героев, пока мастер Фу приглядывал и лечил Нууру, тем более мужчина дал время для прощания (или же раскрытия, кто знает?), выяснения всех обстоятельств и, в конце концов, поддержки. Спустя три недели квами попрощались со своими хозяевами, отправляясь в свой мир. Было горько и тяжело отпускать дорогого друга и верного помощника, но это должно было когда-то закончится, рано или поздно, но должно. Лучше уж как раньше: прыгать по крышам, защищать город от злодеев и бороться плечом к плечу с Котом и другими, чем жить такой дерьмовой жизнью как сейчас, не зная что делать и как жить дальше. — Доченька, пошли перекусим печеньем перед ужином, пока папа готовит? Ты, пока доехала к нам точно проголодалась, идём? Поговорим заодно о нашем. Хотя, возможно, ещё ничего страшного не случилось, не включая… — Хорошо. Спустившись по лестнице вниз и направившись на кухню, Мари села за своё место и слегка вдохнула запах приготовленного соуса для спагетти. Вмиг в животе неприятно кольнуло, а неприятный комок подкатил к горлу. Вскочив с места, девушка быстро направилась в ванную, громко захлопнув за собой дверью. — Что это с ней? — забеспокоился Том, выключая плиту. — Без понятия…***
«Нет, чёрт, нет-нет-нет! Только не сейчас, пожалуйста, только не сейчас!» Почему-то, вместе с рвотой до одури кружилось в голове. Руки уже дрожали от напряжения, а всю выворачивало наизнанку. Чёртов токсикоз, почему только сейчас появился? «Ахх… Плохо…» Выйдя из ванной, в нос ударил запах свежеприготовленных спагетти и нарезанной зелени. Голову опять вскружило, но Мари твёрдо уселась на своё место и без особого интереса смотрела на свою порцию. — Маринетт, и давно тебе так плохо? Бледная вся, щёчки пропали с румянцем, ходишь словно зомби… — Сабина погладила дочку по макушке и присела возле неё. — Давно… — пробубнила Мари, ещё сильнее утыкаясь взглядом в тарелку. — Давно? У врача была? Тебя только тошнит? — Давно. Нет, и да — только тошнит, разве что голова побаливает иногда. — ответила, особо не задумываясь брюнетка и потянулась за стаканом воды. Вздох вырвался одновременно со смешком Тома. Мужчина тоже занял свое место за столом и строго посмотрел на дочь. — Ты беременна? — без толики эмоций, прямо в глаза и не шевелясь. Маринетт даже немного вспугнул такой резкий вопрос… «Что?!» — Как?.. — съежившись, Мари от неожиданности уронила стакан на стол, из которого тут же вытекла жидкость. — Маринетт? — Сабин переводила взгляд из мужа на дочь, не понимая шутка ли это, или же… — Что, чёрт возьми, происходит? Том, ты шутишь? Вы двое надо мной так шутите? Маринетт, скажи что-то, прошу. «Нет, только не это… Отец догадался о ребёнке, но откуда? И что мне теперь сказать? Правду? Или опять лгать, лгать до конца… Что мне делать, Господи?» — Папа, ты ошиба… — Маринетт, не ври! — громко стукнув кулаком об стол, Том подскочил с места. Нахмуренные брови, губы крепко сжаты и дыхание неровное. — Я уже достаточно натерпелся твоей лжи и опасных выходок в подростковом возрасте, мне теперь слушать твои лживые оправдания в двадцать пять?! Немедленно объясняйся и говори кто отец ребёнка. Даже не думай оправдываться, я слышал как ты говорила в ванной о токсикозе, слышал, как ты там же говорила, что это чёртов ребёнок и пусть пропадом будет тот день знакомства с каким-то парнем! Объяснись, будь добра. Сколько слёз снова было пролито, рассказывая всё, открывая начисто душу и просто с каждым словом срываясь на крик. Как и в тот вечер, грубо больно и безумно неприятно. Маринетт срывала голос, кричала, умоляла отпустить и не трогать, не трогать… Умоляла родителей стереть ту боль, тот страх, ту неизвестность. Первое, что она почувствовала, проснувшись в отеле — страшно, до чёртиков страшно. Неприятно смотреть на тело, хотелось разорвать всю кожу, разорвать те участки, где трогал он, содрать до мяса, до мышц и связок. Изуродовать себя до такой степени, чтобы не смогла подойти к зеркалу и посмотреть на себя. Но Мари сильная, она находит в себе силы пойти к психотерапевту и «оголить» себя ещё раз, рассказать всё начистоту, морально выговориться и хоть чуть-чуть вздохнуть спокойно. И скрывать от каждого, никто не должен знать эту историю, никто… Улыбка на лице, а в душе кошки скребут. Сабин нервозно пила воду, пока Том шокировано сидел возле неё, подпирая рукой голову. Маринетт удалось успокоить только мятным чаем вперемежку со снотворным. И после услышанного не хотелось верить, что такое могли сделать с их девочкой. А она всё это терпела и держала в себе, боясь открыться даже родным. И как после такого они могут считаться родителями? Спустя четыре дня Маринетт вернулась обратно к Нино. Нервозная, сонная, уставшая. Без лишних слов парень просто обнял подругу и уложил на кровать, не думая тревожить пока расспросами. Маринетт спустя несколько минут уснула тревожным сном.***
Как она только смогла решиться на такой шаг Маринетт до сих пор не может понять. Дюпен без преград смогла сбежать из дома Ляифов и заявится на приём к гинекологу. Спокойно поговорив (а без уговоров о том, что аборт — большой риск и убивать маленького человека внутри себя — грех, не обошлось), Мари назначили следующий визит. Выйдя из больницы, Маринетт не спеша пошла к перекрёстку, ныряя в свои мысли. Возможные варианты исхода терзали душу, представляя саму операцию болело сердце и в висках шумело, не говоря уже о том, что просто тошно. Так девушка и шла, пока не натолкнулась на кого-то. Подняв глаза, она встретилась взглядом с высоким брюнетом в чёрном костюме и в тёмных очках. Мужчина окинул взглядом Мари и кратко взглянул в телефон. Маринетт тут же начала извиняться за неуклюжесть и поспешила ретироваться с места происшествия, но крепкая мужская рука несильно стиснула плечо, останавливая брюнетку. — Маринетт Дюпен-Чэн? — слышать своё имя в такой ситуации от мужчины в таком виде становится не очень по себе. Маринетт слегка кивнула и проглотила вязкий комок в горле, думая что делать и кто это вообще. — Не бойтесь, мадам, я вас не трогаю и ничем не наврежу. Прошу пройти за мной, вас ждут в машине. Какой человек в здравом уме пойдёт за незнакомцем в его машину? Ещё к такому незнакомцу… Маринетт тут же настороженно отступила назад. — Могу ли я спросить кто именно меня ждёт? — Дюпен взглянула в окно остановленной возле них машины и увидела знакомый женский силуэт. — Мисс Ляиф. Дженнифер Ляиф. Теперь прошу зайти в машину, — открыв перед Мари дверцу автомобиля, на девушку слегка презрительно и невыносимо стальным взглядом посмотрела мадам. Её взгляд долго не задержался, она тут же отстранилась и посмотрела в лобовое стекло. Маринетт решила, что хуже уже не будет и лучше послушаться команды. Дверцы сразу же заблокировались, стоило сесть охраннику на своё место и завести авто. Мари настороженно оглянулась по сторонам — зачем нужно блокировать? — Tickets purchased? (Билеты куплены?) — голос мадам хриплый, видна усталость и даже небольшие мешки под глазами. Насторожило, что именно на английском было сказано предложения, но вспомнив, что именно в Америке женщина руководствуется мафией, стало более легче. Жалко, что английским Маринетт особо не обладает, но с элементарными навыками она знакома. — Yes, everything is ready. (Да, всё готово.) Женщина спокойно выдохнула и продолжила читать новости по телефону. Под настырным немым прицелом Маринетт, мисс сдалась и, тяжело вздохнув, вопросительно кивнула. — На что готовы? Что за билеты? И зачем так пугать, Дженни? В моём положении мне трудно сохранять спокойствие. — хмыкнула Дюпен, набрасывая один за другим вопросы. Кажется, от них Дженни не была в яром восторге. — Готово ли всё к перелёту. Билеты в Калифорнию, а точнее говоря в Санту-Монику… Хах, милочка, не смеши меня, ты ещё переживаешь о «своём положении»? — в упор, прямо в глаза. Измученная улыбка растворилась на лице, превращаясь в черствую полу ухмылку. — Я займусь тобой, не переживай. Ребёнок будет жить, несмотря на твой выбор.