Sing like a human

*** Пытаюсь вдохнуть, но не могу, глотка будто перегорожена чем-то. Я внезапно делаю тяжёлый вдох, в этот момент даже такое незначительное действие даётся с трудом. Первое что я чувствую - головная боль. Неутихающая и надоедливая. Тошнота подступает к горлу, но я терплю. Я не размыкаются глаза, но я чувствую свет. Мерзкий, ослепительно белый. Я чувствую запах чего-то пиздец стерильного. Стук колес о плитку, отдающийся эхом от стен коридора. Клиника. Всё-таки раскрываю глаза, но сразу же получаю смертельную дозу света. Молоденькая медсестра с таким перенебрежением берет в руки шприц, выливая оттуда львиную долю лёгкого наркотика. Его целого нихуя не хватает, а тут ещё это. *** Возможно, я непробиваемый. Я чуть не сдох от передозировки, но даже это меня не останавливает. Но это в любом случае лучше жизни а-ля "Белый заборчик". Чтобы потом умирать в собственной постели вокруг лицемерных родственников и детей? Нет, спасибо. Хотя и не хочу создать золотую середину между понятиями. *** Наблюдать за родительскими нотациями - зрелище ещё то. Отец пытается доказать, как это мерзко - быть наркоманом, но он им никогда им не был. Он не чувствовал того экстаза, который я получаю. Ангелы собираются вокруг тебя, пока ты под кайфом. Всё вокруг - это рай, а ты попал в него от того, каким хорошим человеком ты был при жизни. Ты вспоминаешь реальность как страшный сон. Поэтому пошел он нахуй. Глаза матери полны разочарования и слёз. Жаль мне её, что сын такой дрянью оказался. Выслушиваю их, стараясь сделать лицо, будто увидел истину, но я видел истину. Они - пиздаболы - вот суровая правда. Но последнее их заявление повергло меня в некоторый шок. Со слов моего дорогого папаши, если я продолжу заниматься этим, то получу пинок под зад и отправлюсь на все четыре стороны. Ухожу в комнату, чтобы насладиться винилом дядюшки Игги. Всё-таки он охуенен. Но меня надолго не хватает, сьёбываю из дома к Саймону. *** Небо наполняется розовыми красками, которые ближе к небу превращались в оранжевый. Облака обрамляли всю эту чудесную картину, расположившуюся в таком убогом месте. Отсвечивающие окна домов будто хранили в себе кусочки неба, не желая их отдавать назад, чтобы эти кусочки стали новым небом, ещё более прекрасным. Их бы было тысячи, а может и больше. Будто пожар на том конце неба, он растёт, он поглотит весь мир, окрасит его в розовый, оранжевый, желтый. Появится новый мир, в миллионы раз лучше этого. Слишком красиво. *** Но, вот так совпадение, я встречаю этого пидора вне дома. - Ну что, Рентбой, выбрал жизнь? - И ты блять туда же, предатель. Считай, что я уже бездомный. На что Сикбой лишь ухмыльнулся. - Почему бы тебе тогда не бросить? Я смотрел на него как на последнего долбоёба. Его героиновые глаза при этом выражали истинное спокойствие, будто он спросил о погоде. - Это тебе не дудки блять. Нельзя променять героин на белый заборчик. То, что действительно приносит тебе кайф вместо протирания жопы на работе и прочего дерьма. Тем более, что ты мне можешь предложить взамен? Снова чувствую, будто боль возвращается в месте с тошнотой. В этот раз всё хуже. В глазах темнеет. Уже не контролирую происходящее, делаю на автомате. Ищу близжайшую стену, чтобы окончательно не ебнуться. Со стороны это выглядело, будто я играю трагическую роль в дешёвом театре. Упираюсь спиной о стену, сжимаю голову от боли. Саймон, наблюдая за исходом трагедии, лишь заржал, как конь, не утруждаясь и спросить о моём состоянии. Хотя, почему это должно вызывать сочувствие? Сам от приличного гражданина докатился до ходящего куска дерьма. Я сам выбрал эту жизнь. Саймон, полностью сменив выражение сказал действительно неожиданную вещь. - Тебе и вправду стоит завязывать, Рентон. Ещё несколько раз и от тебя останется целое нихуя. В конце концов, кого же мне посвящать в фильмы Бонда? Выбери жизнь, Марк Рентон. Пускай и с белым заборчиком, но ты можешь покрасить его, тушить об него сигареты, обоссать, вообще-то, блять, это твой заборчик, Рент. Ты сам можешь его и построить и разрушить. Решай сам. При этом в его глазах была неподдельная доброта и даже, кажется, лёгкая теплая улыбка. Но она резко оборвалась и сменилась язвительной лыбой, запатентованной Саймоном. Как будто он понял, насколько это мило и несвойственно выглядело со стороны. Некого рода забота меня очень тронула. - Ну что же, куда идём, торчок недоделанный? - В паб. - Деньги? Я просунул руку в карман, где лежали несколько купюр. Которые должны были быть потрачены на дозу. Я посмотрел на Саймона и улыбнулся.