***
— Мышовур, миленький, помоги… я заплачу сколько нужно, вот, держи, — Цирилла без доли смущения протянула друиду нагло украденный из поклажи короля Дикой Охоты мешочек с золотыми монетами. — Раны серьёзные. Не уверен, что доживёт и до завтра, Цири. — Доживёт. Доживёт точно-точно! Ты только помоги! — Мышовур тяжело вздохнул, дал указания подручным. Ох и тяжёлый был эльф — чудом его подняли на носилки и дотащили до лечебницы. Работы предстояло очень много. Ранение затронуло желчный пузырь, почку, повредило и печень. Хорошо, что кишки оказались в целостности. — Работы много. Я не могу гарантировать благоприятный исход. Кто это, Цири? — Мой друг. Вернее, мой парень, — Цирилла специально преувеличивала, пусть друид лучше старается! Глас, уже под действием снотворных трав, тихо рассмеялся, буквально на мгновение вырываясь из забытья. Цири покраснела, как маков цвет. Как же он сильно её выводит из себя! Заставляет смущаться его недостойного поведения. Мог бы и подыграть! — Сделаю всё, что могу. — Когда я смогу его забрать? — Не раньше, чем через пару недель. Куда спешишь, дитя? Неизвестно, проснётся ли он завтра утром или погибнет. — Ястреб просто обязан выжить! — Понимаю. Отдохни, Цири. Уверен, Керис рада будет тебя увидеть, — Мышовур доставал с полок сушёные травы, флакончики с эликсирами, готовил хирургические инструменты. Цирилла резко развернулась на каблуках, покидая комнату. Эредин просто обязан выжить! Как только Ласточка узнает, что его жизни ничего не угрожает, заберёт эльфа к себе, куда-нибудь подальше от посторонних глаз. И уж там-то всё сделает, чтобы он её начал ценить и боготворить! Лишь бы выжил. А то если нет, то придётся Карантира или Кревана искать… не оставаться же ей без чистокровного эльфа! Ещё ведь и на трон народа Ольх надо сесть, наследника родить! Не, без помощи Гласа тут явно не обойтись. Не выживет — с того света достанет и оживит. Не зря же она — Госпожа Времени и Пространства, Дитя Старшей Крови, мстительница от рода Фальки, Владычица Озера, дочь самого императора Нильфгаарда, Право Неожиданности Геральта, гроза и надежда Ложи Чародеек, да и просто — красавица, умница и отличная воительница. Эредин просто пока не понял, как ему крупно повезло…***
Одни видения сменялись другими. Ему снился король Ауберон, что протягивал к нему бледные руки и шептал: «И ты пал жертвой хитрого Лиса. И ты…». Ему снилась грустная эльфская пророчица Итлина, женщина мягко улыбалась, касалась его длинных волос и напевала, словно своему дитя, колыбельную. Ему снился и Имлерих, весь в жутких ожогах, генерал Дикой Охоты виновато глядел на бывшего правителя, молчал, сжимая в широкой ладони его плечо. Ему снился печальный Нитраль, что призраком бродил по эльфским заброшенным руинам. Эредин хотел извиниться перед ними, перед всеми теми, кто ему когда-то был близок и дорог, перед теми, кого он в своё время не уберёг, но слова сожаления застревали в горле сухим комом. Он так и не смог произнести во снах ни слова. Но как же его влекло к ним: к погибшим друзьям. Лечебные прикосновения друида и врачебные манипуляции ощущались даже сквозь забытье. Он бы хотел отринуть их, сорвать с себя руки dhoine, швырнуть хирургические инструменты в лицо старику, вскрикнуть «Оставьте меня в покое. Дайте мне умереть!» Но тело не слушалось эльфа, оно лежало на хирургическом столе недвижимой ношей — грузной и тяжёлой, неподъёмной даже для него самого, для Ястреба. Во снах не было Карантира. Это радовало. Значит, он мог выжить, значит, есть шанс однажды свидеться. Сил на установление телепатической связи с чародеем у Гласа почти не было, но он всё же пытался, мысленно обращаясь к другу: «Карантир. Найди меня, Карантир. Я жив. Я в мире Seidhe». Попытки изматывали монарха, после каждой из них он надолго погружался во тьму, словно уходил на самое дно холодного океана. Сквозь бездну забытья было так сложно прорваться. В глотку Гласа постоянно кто-то вливал какие-то горькие снотворные отвары трав. Эльф силился противостоять власти чужих рук, но тело его не слушалось, даже руку поднять казалось непосильной задачей. Наконец он открыл единственный глаз. Казалось, ослепнет от яркого луча солнечного света, что лился сплошным золотистым потоком из-за занавесок. — Как себя чувствуешь? — раздался девичий звонкий голосок, столь раздражающий и мерзкий! — Нормально, — произнёс Эредин бесцветно, с болью разлепляя слипшиеся тонкие губы. Голос мужчины звучал хрипло, тягуче медленно, устало. — Значит, сегодня заберу тебя к себе, милый Ястреб. О, тебе очень понравится в моей скромной обители. Мы будем только вдвоём. Не одному же тебе брать пленников… ты должен был знать, что однажды добыча может сама стать охотником…