Хищник

Эрих победно улыбнулся. Убрав ноги со стола, он сел ровно, а затем и вовсе наклонился к девушке. Аня вздрогнула и зажмурилась, ожидая чего угодно, однако ни удара, ни крика, ни угроз не последовало, только тихое: — Du brauchst keine angst vor mir zu haben. Ich werde nicht zulassen Yager sogar Ihre Tanker berühren, wie Sie. Erzähl mir einfach alles sehr detailliert. (Не бойся меня. Я не позволю Ягеру даже коснуться твоего танкиста, как и тебя. Только расскажи мне всё в мельчайших подробностях.) Мужчина говорил убедительно, сочувственно, используя все свои актерские таланты. Казалось, ему действительно небезразлична судьба Коли и самой Ани, и он реально может и хочет помочь. И Аня поверила, рассказывая всё в таких подробностях, что даже сама была удивлена тому, что сумела запомнить всё так точно. Слово в слово. Она повторяла то, что происходило в камере, а Эрих лишь молча курил свою сигарету, делая какие-то умозаключения. По его лицу не было понятно, как именно действуют на него слова девушки. Его лицо не выражало никаких эмоций, вот только, в отличие от Ягера, он не выглядел устрашающе. Совсем не потому, что не мог. Просто человек расскажет сам гораздо больше, если его слушать, а не запугивать. Анна, закончив свой монолог, внимательно и с надеждой посмотрела на оберфюрера, ожидая реакции. Рихтер молча потушил сигарету о стол, а затем бросил окурок в угол камеры. Подняв взгляд на девушку, он мягко улыбнулся. — Danke. (Спасибо.)– мужчина перевёл взгляд на стоящего у дверей солдата и обратился уже к нему: — Gunther, bring das Mädchen in der Zelle zum russischen Soldaten und gib ihnen 30 Minuten. (Гюнтер, отведи девушку в камеру к русскому солдату и дай им 30 минут.) — Das stimmt, Herr Richter. (Так точно, герр Рихтер.) — Anna, ich gebe dir dreißig Minuten. Sprich mit deinem Soldaten. (Анна, я даю вам тридцать минут. Поговорите со своим солдатом.) Эрих встал и решительно направился к выходу.

***

Ягер молча прожигал взглядом бутылку. Воспоминания давили на больную психику, заставляя задыхаться от переполняющих эмоций. Ведь так бывает, когда ты держишь все эмоции в себе, а затем они вырываются наружу, накрывая с головой. Он ждал. Не знал чего, но внутренний зверь подсказывал, что что-то будет. Он подсказывал, что бутылку надо убрать, что надо привести себя в порядок и ждать худшего. И Ягер сделал это. Он убрал бутылку обратно в бар, поднял собственную фуражку с пола и подошёл к окну, возвращаясь в стандартное положение. Дверь открылась так, что Ягеру показалось, что она вот-вот слетит с петель. Видимо, Эрих открыл её ногой. Он не видел вошедшего, но точно знал, что это Рихтер. И то, что он взбешён. Клаус словно слышал бурление крови в его венах, сбитое и яростное дыхание. Ягер ядовито улыбнулся и повернулся, холодно глядя в потемневшие от ярости глаза. — Ich hatte gehofft, dich in Form zu sehen, Erich. (Я надеялся увидеть тебя в форме, Эрих.) Мужчина в ответ схватил штандартенфюрера за горло и со всей силы ударил его о стену, а затем прижал к стене собственным телом, не позволяя упасть. Фуражка слетела на пол, однако это последнее, что интересовало голубоглазого. — Sie werden meine Form genießen, wenn ich Ihnen den Vorwurf vorlese, bevor ich Sie an diesen Galgen hänge. (Ты насладишься моей формой, когда я буду зачитывать тебе обвинение, перед тем, как повесить тебя на этой виселице,) — яростно выплюнул Эрих, указывая на виселицу, стоящую во дворе. — Du machst mich wütend, Klaus. (Ты злишь меня, Клаус.) — Oh Erich, wo ist deine fröhliche Stimmung, mit der du noch vor einer halben Stunde warst? (О, Эрих, где же твоё весёлое настроение, с которым ты был ещё полчаса назад?) — сплюнув кровь, саркастично поинтересовался Ягер. — Und wo ist deine Ehre, mein Junge? (А где же твоя честь, мальчик мой?) — жёстко обрубил штандартенфюрера Эрих. — Mit einem russischen Soldaten flirten? Es ist sehr originell. (Заигрывать с русским солдатом? Это очень оригинально.) — Рихтер внимательно посмотрел в глаза Клауса, медленно и чётко добавив: — Besonders wenn man bedenkt, dass sie ihn morgen aufhängen werden. (Особенно, если учесть, что завтра его повесят.) — Wie lustig Erich, (Как смешно, Эрих,) — стараясь сохранить невозмутимость, произнёс Ягер, хотя каждое слово гнилыми гвоздями врезалось в грудную клетку, заставляя сердце судорожно биться. — Haben Sie sich in Ihrer Gestapo verletzt? (Тебе в твоём гестапо повредили рассудок?) — Klaus, ich kann dein Herz schlagen hören und ich weiß sehr gut, dass du mit ihm geschlafen hast. Du machst dir Sorgen um ihn, aber in dir fühlst du: Wenn du ihm minimale Freiheit gibst, wird er weglaufen. (Клаус, я слышу, как бьётся твоё сердце, и прекрасно знаю, что ты спал с ним. Ты волнуешься за него, однако внутри ты чувствуешь: стоит дать ему минимальную свободу — он сбежит.) Штандартенфюрер не хотел признавать этого, однако внутри с самого начала сидела такая мысль. Эрих был прав. Коля сам сказал, что его место там. И он знал, что не останется здесь. Оберфюрер ждал ответа, глядя в голубые глаза Ягера, но тот молчал. — Also häng mich auf, Erich. (Ну так повесь меня, Эрих.) Слова штандартенфюрера режут по живому, но Эрих молчит. Он не может понять, что произошло с Клаусом, но чертов Ягер произносит эти слова слишком чётко, слишком уверенно, слишком осмысленно. Рихтер отпускает офицера и, сделав несколько шагов назад, садится на кровать штандартенфюрера, скрестив руки на груди. — Und um der vorübergehenden Liebe willen, bist du bereit, dein Leben zu verlieren? (И ради временной влюблённости ты готов лишиться жизни?) — Woher hast du das vorübergehend? (С чего ты взял, что временной?) — Du bist Deutscher, er ist Russe. Du bist anders. Du kannst niemals zusammen sein. Du verstehst das. (Ты немец, он — русский. Вы разные. Вы никогда не сможете быть вместе. Ты это понимаешь.) Ягер молчит, не отводя взгляда от глаз Рихтера. Ему больно, но он явно не собирается вешаться на шею этому человеку. Хватит. Он всё равно убьёт Колю, всё равно убьёт его. В гестапо убивают всю человечность, и Ягер сомневается, что его старый знакомый проявит благородство. Но раз это игра для него, то почему бы не сыграть в последний раз? — Was willst du, Erich? (Чего ты хочешь, Эрих?) — Ich will dich. (Тебя.) — Spielen und wieder beenden. (Поиграешь и снова бросишь.)– Ягер как-то криво улыбается, — Häng mich besser auf, Oberführer Richter. Ich bin ein Offizier, nicht… (Уж лучше повесьте меня, оберфюрер Рихтер. Я офицер, а не…) — Ich habe dir geschrieben, (Я писал тебе) — перебивает его оберфюрер. — Drei Buchstaben. Sie haben keinen einzigen beantwortet. Und ich habe dich immer noch verlassen?! Klaus, all diese verdammten zwanzig Jahre, ich habe dich geliebt und du hast dich nicht einmal an mich erinnert! Sie haben mich betrogen und wagen es, solche Anschuldigungen zu zerstreuen. (Три письма. Ты не ответил ни на одно. И я ещё тебя бросил?! Клаус, все эти чертовы двадцать лет, я любил тебя, а ты даже не вспомнил обо мне! Ты изменил мне, и смеешь разбрасываться такими обвинениями.) В комнате повисает гробовая тишина. Рихтер, не желая больше находиться здесь, встает с кровати и быстро шагает к выходу. В то время как сам Клаус просто оседает на пол. В голубых глазах плещется отчаяние и злость. Светло-синий разбитый лёд, а взгляд полон осколков этого льда. Рихтер останавливается, в последний раз заглядывая в синие омуты, из которых вот-вот польется вода. Холодная, кристально чистая, какая только и может быть подо льдом. А затем уходит, на ходу надевая собственную фуражку. — Erich! (Эрих!) Ягер выбегает в коридор с промедлением всего в минуту, однако Рихтер словно исчезает. Здесь всё ещё снуют солдаты, но Клаусу, видимо, всё равно. Он мечется, ищет, выглядывает Рихтера. Ведь оберфюрер не мог далеко уйти. — Erich! (Эрих!) Солдаты удивлённо косятся на офицера. Однако Тилике быстро разгоняет их, сочувственно глядя на Ягера, словно чувствуя что-то. Клаус бежит сломя голову к кабинету Рихтера, зная лишь направление, которое указал Тилике. Дверь заперта, но Ягер надеется, что брюнет там. Он садится у двери и, опершись головой о стену, тихо произносит: — Erich, ich habe keinen einzigen Brief erhalten. (Эрих, я не получил ни одного письма.) Ответа не следует. Ягер сидит под дверью до самого вечера, а после просто засыпает там же. Эрих приходит после полночи и, обнаружив Клауса у себя под дверью, на руках относит его к себе в кабинет. Он закрывает кабинет на ключ, оставляя его в двери, и укладывает Ягера на кровать. Сам же Рихтер засыпает в кресле.