Хищник

Николай опустил взгляд, а затем робко прошептал: — Почему ты интересуешься мной? Ивушкин заглянул в глаза немца, словно надеялся, что тот поймёт без переводчицы, словно тот ответит, однако штандартенфюрер мгновенно убрал с лица улыбку и вернул свой холодный вид. Снова этот взгляд… Ивушкину захотелось зарыдать от отчаяния. Вот, только что Ягер улыбался и казался чем-то родным, близким сердцу, своим… а сейчас лишь слегка склонил голову набок, совершенно незаинтересованно глядя на собеседника. Будто понял и не захотел развивать тему. — Warum sind Sie an mir interessiert? — перевела Анна, слегка удивлённо и укоризненно глядя на Николая. Она не могла поверить, что Ивушкин так произнёс эту фразу. А где же злость, где ненависть, где ярость? Неужели она ошиблась? Неужели он не ненавидит Ягера? Неужели он… — Warum wissen Sie das? — спросил штандартенфюрер, ненадолго задерживая дыхание и ожидая ответа. — А зачем тебе это знать? — перевела девушка, с неким презрением произнеся эти слова. Раздался звонкий звук удара и девушка схватилась за стремительно алеющую щёку, испуганно глядя на немца. Она тихо всхлипнула и сделала шаг назад, стараясь сдержать рвущиеся наружу слёзы. — Sie haben kein Recht auf Emotionen.* — безразлично отозвался Ягер и перевёл взгляд на Ивушкина, как бы намекая, что пора бы и ответить. — Потому, что мне важно это знать. — ответил Николай, даже не взглянув на девушку. Ему просто было неинтересно, что с ней. Ему стало плевать на её эмоции, чувства. Может потому, что она была против чего-то важного? — Weil ich wissen sollte, warum ich wie Sie benötigen.** — перевела девушка, твёрдо решив не позволить Николаю совершить ошибку. На лице Ягера вновь появилась улыбка: тёплая, добрая, родная… Он медленно завёл руку за спину и ловко извлёк из кобуры пистолет. Мгновение, и раздался оглушительный звук выстрела. Ещё мгновение и Анна упала на пол, громко закричав от боли. Девушка схватилась за простреленную ногу, сжимая раненное место, пачкая подол платья и руки кровью. Николай лишь вздрогнул и опустил взгляд. — Weil ich wissen sollte, warum ich wie Sie benötigen.*** — сурово оповестил штандартенфюрер и убрал пистолет обратно, прекрасно понимая, что девчонка больше не станет лгать. — Weil es wichtig für mich, dies zu wissen. — срывающимся от слёз голосом ответила Анна и зарыдала. Ивушкин поднял взгляд и посмотрел в глаза Клауса. В этом взгляде не было холода, ненависти, отстранённости, лишь что-то непонятное, неизведанное, доброе. Младшему лейтенанту захотелось сделать шаг навстречу штандартенфюреру, протянуть руку и провести пальцами по шрамам, нежно, не причиняя боли. Отчего-то для него перестал существовать весь мир: камера, плачущая Анна, надзиратели за дверью. Ягер сейчас был другим и это единственное, что интересовало младшего лейтенанта. Не сумев побороть себя, он сделал шаг навстречу немцу. Клаус должен был прервать этот зрительный контакт, но он не мог. Немец готов был молиться всем богам, лишь бы этот момент не прерывался никогда, но в то же время мужчина готов был продать душу Дьяволу, лишь бы он закончился и больше не повторился. Мужчина старался остановить себя всеми возможными способами. Штандартенфюрер пытался убедить себя в том, что здесь лишние глаза, что это неправильно, что они — враги, что Николай — мальчишка. Но отчего-то ему было плевать и любые «против» становились неважными. Анна? Не проблема: застрелить — и всё. Неправильно? Для кого? Для других? Клаусу Ягеру всегда было плевать на чужое мнение. Да и зачем о чём-то думать, когда Николай сам сделал шаг навстречу? Взгляд мальчишки гипнотизировал, манил и Ягер невольно сделал шаг вперёд. А может быть сознательно? Это не имело значения. Он проиграл, а они оказались близко, непозволительно близко. Николай, почувствовав горячее дыхание немца на своих губах, шумно выдохнул и, не разрывая зрительного контакта, приподнял руку. Он плавно, словно боясь спугнуть, поднёс правую руку к лицу Ягера и осторожно провёл пальцами по шрамам, оставленным им самим же. Штандартенфюрер вздрогнул от этих действий, но не отстранился. Странное чувство, расползшееся по всему телу, не давало покоя, и немец шумно выдохнул, глядя в глаза младшего лейтенанта. — Vaughn ging.**** — произнёс Ягер и накрыл губы Николая своими. И весь мир для них исчез.