Mad about You

— Мне не хочется обманывать тебя, Алекс, — сказал Адам, сидя в гостиной в доме Алекса. Он приехал перед занятиями в Институте поговорить. — Мне не приходилось никогда делать этого раньше, не стану начинать это и сейчас. — Вот как? — Алекс стоял возле окна. — Мне кажется, что ты все это делаешь просто из ревности, чтобы наказать меня за все эти мои безобидные и ничего не значащие интрижки… — Интрижки? — задумчиво протянул Адам. — Иногда я готов поверить в то, что все, что у нас с тобой было тоже — одна затянувшаяся интрижка… — Я знал, что у тебя кто-то есть! — внезапно сказал Купер. — Я понял это в ту ночь, когда я был в отеле на Шестнадцатой и ты мне позвонил. Я подумал, что ты позвонил специально, чтобы удостовериться, что меня точно не будет дома в эту ночь и я не приеду внезапно. Ламберт норовисто вскинул голову. — Почему же ты сразу мне не сказал о своих подозрениях? Алекс пожал плечами. — Я думал, что у этого не будет продолжения. Именно такого продолжения, ради которого ты оставишь всю свою прежнюю сытую и спокойную жизнь и уйдешь. К кому? — Почему это сразу к кому? — Адам поднялся. — Это раньше я был у тебя. А сейчас я хочу быть самим собой, независимым, и жить с тем, кого я люблю на равных условиях, доверяя друг другу. — Посмотрим, насколько времени тебя хватит, — покачал головой Купер. — Страсть пройдет, начнутся будни, потом ты начнешь хвататься за такие же интрижки, чтобы воскресить в себе хотя бы отблески прежней так ярко пылающей страсти. У всех все одинаково. — Посмотрим, — согласился Адам. — Теперь я свободный безработный, без диплома и образования. Посмотрим. — Ну, — Алекс подошел к нему и посмотрел ему прямо в глаза. — Работу у тебя я не отбираю, с какой стати? Ты прекрасный специалист, так что… А все остальное… Теперь ты заботишься о себе сам, раз моя забота была для тебя так… неприятна. — Я не говорил этого, Алекс. И я всегда буду тебе за все благодарен. Но, раз уж так получилось… — Он подавленно умолк. Адам действительно испытывал к Куперу благодарность. И за те слова любви, которые он вообще услышал от другого мужчины впервые. Тогда он был в таком подвешенном состоянии, что сейчас ему казалось, он был готов влюбиться в любого за один лишь неприкрыто восхищенный и нежный взгляд. — Мне повезло, что тогда три года назад, когда я был совсем еще неопытным и не имеющий за душой ничего, кроме письма из деканата Института, о том, что они с радостью увидят меня в рядах своих студентов, ты действительно дал мне многое. — Мне не удалось пробудить в тебе любовь, — грустно сказал Алекс. — Если вдруг тебе захочется вернуться назад, знаешь, в моем возрасте тяжело привыкать к чему-то новому, или к кому-то. Я уже не смогу жить с кем-то, кроме тебя. Адам поднял с пола сумку со своими вещами. После пар он позвонил Томми на телефон. — Я сегодня поздно, — сказал Рэтлифф. — У меня клиент-буржуй. Днем он занят, а качаться приезжает около восьми вечера, я с ним часа два прозанимаюсь. — Тебе нужно купить машину, милый, — сказал Адам, — метро съедает нервные клетки, а на такси тебе придется разориться. — Мне пора бежать, Адам. — с сожалением в голосе сказал Томми. — Приеду и поговорим, хорошо? С этим клиентом Томми честно отработал оба положенных часа. По правде говоря, мужик этот клиент был не вредный, не заносчивый, безропотно выполнял все требования своего личного тренера, то есть Томми, так что, и результаты их вот уже трехмесячных тренировок не замедлили сказаться на фигуре клиента. Томми любил свою работу за то, что можно было добиваться видимого результата путем систематических занятий, которые проводились по строго определенному графику. Он привык сам так тренироваться, еще с детства, и это всегда вносило ясность в его образ жизни и помогало справиться с разного рода жизненными неурядицами и катастрофами. Однако, сейчас, Томми чувствовал себя не в катаклизме, а в эйфории. Ему не хотелось отрабатывать рутинные жимы и тяги, ему хотелось скорее доехать до дома и увидеть глаза Адама и почувствовать его запах. Ну и потом, уже ночью увидеть и почувствовать и все остальное. Так что, несмотря на дороговизну таксистов-монополистов, Рэтлифф снова совершенно по-пижонски проигнорировал общественный транспорт и приехал домой на такси. А дома… Ярко пылало пламя в очаге камина, было тепло, уютно и как-то особенно, по-домашнему уютно, что Томми даже растерялся от нахлынувших на него эмоций. Справившись с ними он увидел, что прямо на полу возле камина расстелена скатерть-коврик, и она вся уставлена разными тарелочками, вазочками, разложены ножи и вилки и сверкают высокие прозрачные фужеры. И даже ваза с розами неподалеку! — Праздник? — спросил он немного растерянно у вынырнувшего из кухни Адама. Ведь если праздник, а он закрутился и забыл, поздравления или еще какой-нибудь приятный пустяк, знак внимания, да вон, хотя бы цветы! — Праздник, — подтвердил Адам, целуя его в губы. — Я дома. Томми тут же воспользовался возможностью сначала вернуть поцелуй, а потом, отломить кусочек того, потом добавить еще ломтик вот этого, все же не каждый раз удается отведать праздничного ужина, приготовленного высококвалифицированным шеф-поваром! Об этом он не преминул сообщить, удобно устраиваясь у огня и утягивая к себе Ламберта. — Ты окончательно все решил, Адам? — отпив белого терпкого вина, спросил Томми, задумчиво пропуская пряди его волос через свои пальцы. Адам, лежа головой на его бедре, закинув лицо вверх, чтобы видеть томмино лицо, сжал его запястье. — Если ты думаешь, что нам слишком рано жить вместе, или, вдруг, тебе нужна твоя гостевая спальня наверху… — Глупый, я совершенно не об этом, — остановил его Рэтлифф. — Зачем мне еще и спальни какие-то? Я буду счастлив, если ты будешь жить здесь, дело не в этом. Дело в том, что ты, будешь ли ты чувствовать себя свободным и независимым, если мы … начнем наши отношения так быстро? Ведь любые отношения — это и правила, и компромиссы, и принятие решений… — Да, — прижал Адам его ладонь к своей щеке. — Это все будет и у нас, обоюдные решения, общие правила, обсуждаемые компромиссы. Я доверяю тебе, а ты… — А я — тебе. — закончил Томми. — Теперь у нас будет игра. — Уже? — вдохновился Ламберт. — Я в предвкушении. — Называется «Определи на вкус»! Адам неприлично заржал. — Профи не ошибаются никогда! Что бы ты не засунул в мой рот, я тут же назову тебе, что это с точностью до последнего ингридиента! — Все ингридиенты мне не надо определять, а то тебя до утра не остановишь. Пошляк! Пошлый и с претензией на остроумие! — Да, я такой, такой порочный… — Адам притянул его к себе. — Подожди. — Томми выдернул из кучки одежды в кресле длинный шелковый шарф и ловко завязал Адаму глаза. — Хотя, ты по запаху быстро допрешь, ловкач, — пробормотал он сам себе. — А может, еще и нос тебе чем-нибудь заткнуть? Нежно? Адам шутливо взбрыкнул своими длиннющими ногами. — Нет, сжальтесь, ваше высочество! Я хочу дышать! — Ну, ладно, посмотрим, уговорил… так, — Томми расстегнул на Адаме пуговицу рубашки и поднес ложку к его рту. — Что это такое? — Очень смешно, дорогой. — Адам облизнулся. — Миндальный соус. У многих людей бывает сильнейшая аллергия на миндаль, поэтому его всегда нужно применять с осторожностью, потому что… — Все, все, стоп! — Томми стащил с него рубашку и снова новая загадка. — Ммм, джем из дыни с грушей. Рай для сладкоежек, груша оттеняет вкус, а низкое количество сахара… Томми положил руку на его ремень. — А сейчас? Адам прижал его руку к молнии своих джинсов. — Погоди, — дыхание его потяжелело, но любопытство к тому, что оказалось у него во рту, пока еще не побороло желание. — Что ты мне подсунул? — Распробуй хорошенько, милый! — коварно проворковал Томми. — Надеюсь, ты не выдавил мне в рот половину тюбика еще какой аювердической смазки, которую ты прикупил по дороге из клуба? — Нет, — ответил Рэтлифф, — ее я приберег для другого места, а не для твоего рта. Адам потянулся за ложкой и попал еще и в руку Томми, которой он уже расстегнул ремень, молнию и протиснул ее в адамовы джинсы, нагло и по-хозяйски. — Да, — с эротичным выдохом протянул Адам. — Да, еще, конечно… — Да, еще, что? — невозмутимо подогрел ситуацию в его штанах чемпион по всем в мире поединкам без правил и ограничений. — Все, — безапелляционно закончил Ламберт, — I'm mad about you… — Долго же ты распробовал свой фирменный десерт! — Я пролонгировал послевкусие, выжидал последний шлейфовый аромат от мороженого и ванили… — Адам прервал сам себя протяжным стоном. Не развязывая на нем шелкового шарфа, Томми снял с него уже только мешающие всему джинсы, разделся сам и провел рукой по его обнаженной груди, с отблесками огня на гладкой коже. Адам выгнулся под ним. — Теперь мое желание в этой игре, — прошептал он, не делая никаких попыток освободиться ни от шарфа, ни от Томми. — Теперь ты будешь во мне… Томми отключился от реальности полностью и от этих слов, и от запрокинутой головы Адама, который лишенный зрения шелковым шарфом, пользовался вовсю своими остальными органами чувств, он словно дышал Томом, оплетая его своими руками и ногами и словно впитывая его всего внутрь себя. Адам и сам был похож на свой коронный десерт, теплота и мягкость нежного ванильного бисквита и неожиданный лед и холод мороженого, которое казалось обжигающим в столь изысканном контрасте. Они оба, и Адам, и его десерт, действительно валили с ног, выбивали воздух из легких и выносили остатки разума за пределы черепной коробки. Оставалось только то самое чувство, — mad about you…. Адам сам подался навстречу возбужденному органу Тома, безошибочно определив свою траекторию движения. Томми вошел в свой изысканный, растаявший, но лишь увеличив этим свою желанность для него, десерт. Они одинаково рвано выдохнули, а потом задержали дыхание, собираясь для первого толчка. Начиная с небольших амплитуд, Томми наращивал темп, постепенно, подстегиваемый стонами Адама и его страстным нетерпением. Чередуя проникновения сильные и глубокие с более легкими и медленными, Томми все быстрее и быстрее приближал момент, когда, наконец, он вышел из Адама и из его надувшегося до болезненности, с блестящей покрасневшей головкой, раздраженной его сильнейшими последними движениями, члена, брызнула на живот Адама вязкая белесая сперма. Он тут же, ухватил такой же напряженный, плотно прижатый к животу, член Адама и так же сильно, как и мгновением раньше пропустил его несколько раз через свой кулак. Адам выдохнул и прибавил на своем животе белых капель. — Как я люблю такие десерты… Как они тебе роскошно удаются, Адам, — Томми обмакнул палец и облизнул его. Адам, восстанавливая дыхание, сдернул с лица шарф. — Эй, оставь мне тоже! — и облизав палец Тома тихо засмеялся. — Какое говорящее название я тогда придумал этим маленьким пирожным! — Откуда оно взялось? — спросил Томми. — Ты думал о ком-то тогда? — Нет, — продолжил свой беззаботный смех Адам. — Песня вспомнилась, прицепилась в машине, слушал радио, пока в ресторан ехал, так и напевал потом весь день… Поцелуи и их объятия не остановила даже горячая вода в душе. Потом Адам налил в фужеры еще немного вина. — За нас? И в это время загудел вызов его телефона. — Мартин? — Томми тут же тревожно поднял голову. Глухая ночь, что произошло с Мартом? — Что случилось? — спросил он, увидев побледневшее лицо Адама, после того, как он выслушал быструю фразу Марта в своем телефоне. — Он … Март в полиции. Это было его право на телефонный звонок.