Зеркальная Республика

— Встать!.. — Свободная рука вперёд! — Ладони наружу! Оля послушно выполнила все команды тюремщиков. Когда с её головы, наконец, сняли мешок, она, подождав, пока в глазах перестанет рябить, разглядела камеру. Впрочем, типичный каменный мешок: два на два метра, окно высоко, и выглянуть в него можно лишь хорошенько подпрыгнув сперва. Но Оля не могла похвастать высокими прыжками, да и как отсюда сбежишь? Серая и сырая камера-одиночка наталкивала на мысль о самоубийстве, но Оля решила держаться и не киснуть. нельзя было показывать тюремщикам своей растерянности. Она знала, что Яло сидит на этаж выше и надеялась, что двойник проявит свой характер и не покажет своего страха. Так и случилось. Никто не издал ни звука за весь день. Генерал Ргит приходил тайком понаблюдать за узницами, но никто не демонстрировал и намёка на растерянность. Яло вертелась, как юла, но ни слова никому не говорила, а Оля и вовсе замерла, как истукан. Начертив ложкой на полу клетки, она сама с собой играла в крестики-нолики. «А девки не промах», — думал Ргит, почёсывая голову. Как раз такая показная смиренность его и смущала. Он прекрасно помнил, что из себя представляют эти пажи-самозванцы, оттого пока не мог твёрдо решить, что с ними делать. Если предложить им выступить на своей стороне, скорее всего, они скажут «да», но можно ли поручиться, что не сделают это с фигой в кармане? Вот такие-то и способны на неприятные сюрпризы? А может, приказать их повесить в назидание остальным? А не будет ли это слишком поспешным решением? Пожалуй, Ргит был прав, приказав арестовать этих подозрительных особ. — Что же, будем решать, что с вами делать, — сказал вслух Ргит. Поспешных решений он не любил, потому решил отложить вопрос до завтра.

***

Кутаясь ночью в ту рванину, которая по недоразумению именовалась одеялом, Оля тщетно пыталась заснуть. Она даже не сняла пальто и ботинок и лежала, съёжившись, на грязном тюфяке. Сырость, топот и писк крыс, шаги конвойных громким гулом отдавались в её ушах. Казалось, она даже слышит, как этажом выше ворочается во сне Яло. «Ну вот, допрыгалась, — обречённо думала девушка. — Вот кто меня за язык тянул, а? Не следовало спорить с ним. Спросила бы сперва Яло, она-то всяко больше моего знает». Оля завертелась ещё быстрее, ей казалось, что её сейчас стошнит. Тюремные харчи были редкостной гадостью, но она съела всё, что принесли, поскольку обед пропустила. Да уж, это тебе не с королевской кухни еду таскать, где выбирай — не хочу. Добрая тётушка Аксал подкармливала их сытной пищей, от которой, как казалось Оле, она даже немного поправилась. Кстати, где теперь Аксал? Жива ли? А Гурд? Неужели всех, кого Оля знала, уже нет в живых? «Голод, война, смерти… Это никогда не кончится», — обречённо думала Оля. Минут через пять она услышала истошный крик откуда-то сверху. Это кричала Яло. — Ой, мамочки! — услышала Оля. — Опять!.. Снова и снова коридоры тюрьмы оглашал душераздирающий крик. Яло билась в истерике, бросалась на дверь, решётки, в отчаянии билась руками и ногами, а потом, падая на пол, вновь начинала извиваться в страшных конвульсиях. Оля заткнула уши — ей невыносимо было это слышать. Что случилось с Яло? Почему она так громко кричит? Порывшись в карманах, она нашла свой сломанный браслет. Вроде бы и не слишком дорогая вещь, но может, надзирательница станет сговорчивее? — Что с ней такое? С той, что наверху? — спросила Оля, протнув такой своеобразный магарыч надзирательнице в маске. — Её пытают? Почему она кричит? — Пытают? Скажешь тоже! — изумилась надзирательница. — Ты её руки видела? — Ну… Она была в пальто и… Не видела. — Ну так потом увидишь: всё исколото. Ломка у неё. Видать, опиум отобрали, потому теперь твоя сестрица и мучается так. «Так вот, что это за дурман такой», — поняла Оля. — А это… Долго она будет так… Ну… Долго её мучения продлятся? — Пока не уколется снова, — ответила надзирательница. Там может и передоз случится, тогда уже всё — конец. Вот оно, что! Ну уж нет, Яло больше ни грамма опиума не попробует! Судороги со временем пройдут, а вот здоровье уже никак не восстановишь. Оно всяко дороже. Найдя у себя за пазухой заветный узелок, Оля сперва тщательно осмотрела его, затем, прицелившись, выкинула в зарешеченное окно. Теперь в её голове мелькнула совершенно иная мысль: а пусть их тут подержат подольше! Так хотя бы Яло не сможет раздобыть этот дурман. Да, её ещё несколько дней будут сотрясать конвульсии, но пусть лучше перенесёт ломку, чем потом загибается от передоза. Снова и снова Оля слышала истошные крики, как ни пыталась заткнуть уши. Поспать в эту ночь она точно не сможет.