Нас бьют — мы летаем от боли всё выше, Крыло расправляя над собственной крышей. Нас бьют — мы летаем, смеемся и плачем, Внизу оставляя свои неудачи.
(А. Пугачева)
Застать все семейство вместе удалось лишь за ужином. Изабель держалась непривычно тихо и демонстративно не смотрела в мою сторону. Мне кусок в горло не лез после пережитых треволнений, и холодность свекрови настроения не улучшала. Вместо того чтобы воздавать должное изумительному мясному суфле на подушке из свежей зелени, я кусала губы и не знала, как начать разговор. Первым не выдержал Диего. — Почему все такие мрачные? Я покосилась в его сторону. После приезда с Арены он ушел к себе в раздражении, теперь же, хоть и не излучал безмятежное счастье, выглядел вполне умиротворенным. Отчаянно не хотелось думать о том, что умиротворила его компания Кима. — Я сегодня искала Хорхе и не нашла, — сосредоточенно измельчая в пыль кусочки суфле в своей тарелке, отважилась сказать я. Даже не глядя в сторону Изабель, почувствовала, как воинственно она подобралась. — Зачем тебе Хорхе? — удивился Диего. — Хотела сказать ему, чтобы не вздумал клеймить Аро. — Аро? — непонимающе переспросил он. — Кто это? — Юноша, которого Вильхельмо продал мне после победы Джая, — ответила я, благоразумно решив умолчать об уплаченной за Аро цене. — Он больше не раб, а свободный человек: я подписала ему вольную. Муж недовольно изогнул красивые губы, свекровь с другой стороны стола возмущенно выдохнула. — Вельдана, я отказываюсь понимать смысл твоих поступков. Сначала ты рискуешь своим самым сильным бойцом, чтобы получить у Вильхельмо — о нет, не деньги! — какого-то раба, а теперь отпускаешь его на свободу? И это сейчас, когда нам нужны руки для сбора урожая! Объясни мне, зачем? Смысла юлить и отпираться я не видела: если руководствоваться логикой, Диего был абсолютно прав. — С ним обходились жестоко. Джай хотел помочь ему, потому и пошел на такой риск. На кону сегодняшней битвы была не только жизнь Джая, но и жизнь Аро. — Значит, Джай, — угрожающе низкий тон Диего заставил меня поежиться. — Он продолжает командовать тобой. Что взбредет ему в голову в следующий раз? А тебе? Ты продолжишь выпускать рабов на свободу и множить армию воришек в припортовых кварталах? Я отложила бесполезную вилку и глубоко вздохнула. — Вы меня никогда не поймете. Я росла в другой стране, где нет рабства, и мне невыносимо видеть то, как одни люди издеваются над другими. Я не скрываю, что предпочла бы видеть всех людей Саллиды свободными. Изабель фыркнула почти одновременно с возмущенным возгласом Диего. — Это переходит все границы, Вельдана. Похоже, я был к тебе слишком мягок. Начинаю понимать дона Гарриди, который называет северян блаженными, — ядовито процедил муж. — Не мешай Вельдане витать в облаках, дорогой, — елейным голоском протянула Изабель. — Тот раб не стоит того, чтобы из-за него ссориться. Смотреть не на что: в чем только душа держится. На плантациях от него было бы немного толку. Здесь нужны выносливые рабы, только где их взять? — Может, все-таки занять денег у Микеле? — мыслями Диего уже завладела другая забота. — Невыгодно, — сокрушенно ответила Изабель. — С учетом процентов по займу хлопок выйдет нам золотым. Вчера, пока вы с Вельданой были на Арене, мы с Хорхе прошлись по невольничьему рынку. Цены на рабов взлетели до небес, да и куда потом их девать? Отдавать задаром и кормить зря? Аренда, впрочем, выходит немногим дешевле, но самое плохое — сейчас всем нужны рабочие руки, никто не готов ссужать рабов даже за грабительскую плату. Мне вдруг вспомнились горькие слова Лей о том, почему она не хочет на волю. — Зачем вам рабы? — спросила я, пытаясь сохранять видимость спокойствия. — Наймите вольных. Тех нищих, армию которых, по вашим словам, должен пополнить Аро. Тишину, возникшую за столом, теперь не нарушал даже звон столовых приборов. Украдкой взглянув на мужа и свекровь, я заметила, как вытянулись их лица. — Вам это даже в голову не приходило? — грустно усмехнулась я. — Вы так привыкли помыкать рабами, что даже не думаете о нуждах горожан? Ведь им тоже надо на что-то жить! — Ты всерьез считаешь, что этот нищий сброд захочет работать? — презрительно фыркнул Диего. — Да они только и знают, что воровать… — А кто довел их до этого? Не вы ли, господа сенаторы, своим мудрым правлением? — начала закипать я. — Можете не препираться, — совладав с первой растерянностью, вставила Изабель. — Нам все равно нечем платить. — Есть чем. Победа Джая сегодня принесла мне большие деньги. Я вычту из них долг Монтеро и оставлю некоторую сумму себе на издержки, остальное можете тратить, как посчитаете нужным. Но если хотите знать мое мнение, то не вижу разницы между арендой рабов и наймом свободных людей. Кроме того, что в первом случае деньги положит себе в карман рабовладелец. — И того, что последние будут работать спустя рукава, — сквозь зубы процедил Диего. — Если ты не можешь применить кнут, это не значит, что нет других способов добиться прилежания, — парировала я, как никогда уверенная в своей правоте. — Назначь плату за каждую собранную меру хлопка и пообещай дополнительное вознаграждение тому, кто сделает работу быстрее или тому, кто соберет больше. И ты еще посмотришь, кто работает лучше — рабы из-под палки или бедняки, нуждающиеся в деньгах. Я видела, что Изабель прямо-таки подмывало съехидничать в ответ, но, судя по всему, упомянутые мною деньги связывали ей язык. — Если хотите, я возьму Хаб-Арифа и сама поеду в порт, поговорю с людьми, возможно, пообщаюсь с лавочниками… — Вот еще! — покрываясь красными пятнами от негодования, воскликнул Диего. — Не хватало еще, чтобы жена сенатора бегала за нищими, как какая-нибудь торговка! С этим разберется Хорхе. Несмотря на его возмущенный тон, атмосфера за столом ощутимо потеплела. То ли новость о внезапном пополнении семейного бюджета так сгладила напряженность, то ли мою идею о найме сочли не столь уж бредовой, но прежняя колючая неприязнь со стороны мужа и свекрови больше не вонзалась в меня острыми стрелами. — Как Вепрь? — закончив ужин и промокнув губы салфеткой, соизволил поинтересоваться Диего. Чудеса. Я и не думала, что он вспомнит о таком пустяке, как состояние Джая. — Жив, но надолго обездвижен. Доктор Гидо сказал, что серьезной опасности нет, но Джаю нужно время, чтобы оправиться от ран и переломов. — Значит, в следующую субботу боя не будет? Я в нерешительности покусала губы. — Хаб-Ариф досадовал, что его не выставили сегодня. Думаю, он будет рад выступить в следующую субботу. — Как знаешь, — вздохнул Диего. — Идешь на прогулку? Надо обсудить приглашение сенатора Эскудеро.***
После трудного дня приходит усталость. И теперь только нужно чуть-чуть отдохнуть. Нам от прошлых побед ничего не осталось. И ушедших обратно уже не вернуть.
Мой друг (Би-2)
Этот день кажется странно бесконечным. Каждый раз, когда открываю глаза после очередного забытья, все еще длится суббота. Снова вижу перед собой Аро, безотрывно вглядывающегося в мое лицо. Похоже, они сговорились не дать мне ни мгновения одиночества. Но мальчишечьей рожице Аро я безмерно рад. Только что в кошмаре я видел, как Вильхельмо убивает его у меня на глазах, но в реальности он все еще жив. С трудом двигая челюстями, пытаюсь более-менее внятно промычать, что Аро может идти отдыхать, и нечего прожигать во мне дыры взглядом, но он никак не может разобрать моих слов. Или делает вид, что не может. И я просто сдаюсь, с удовольствием разглядывая его с ног до головы. Теперь он чисто вымыт, одет в свежую одежду с чужого плеча, густые непослушные волосы тщательно расчесаны и еще хранят влагу после недавнего мытья. — Ты ел? — спрашиваю, наткнувшись взглядом на острые ключицы в раскрытом вороте рубахи. — Ел, — кивает он. — Сходил бы погулял в саду, — бубню я, словно ворчливый старик-папаша. — Там, в подземельях, ты света белого не видел, что теперь сидеть взаперти. Едва ли Аро понимает всю мою длинную фразу, но суть все же улавливает и упрямо трясет головой. — Не хочу. — Боишься? Он замыкается, поджимает губы и опускает взгляд. — Не бойся. Здесь тебя не обидят — донна Вельдана не позволит. Помни, что теперь ты свободный человек. И можешь гулять, где вздумается. — Я ничего не хочу. — Совсем ничего? Так не бывает. Разве ты не мечтал оказаться вдали от Вильхельмо? Подумай, чего тебе больше всего хотелось тогда? Аро бросает на меня быстрый виноватый взгляд и вновь отводит его в сторону. — Ну, может… увидеть море. Бедняга. Родиться на полуострове и ни разу толком не видеть моря — совершеннейшая нелепость. Если бы все сложилось иначе, если бы Аро появился на свет в семье свободных людей, пусть даже бедных, он бы все детство провел вместе с другими мальчишками, забавляясь на морском берегу, выуживая из прибрежных вод морских звезд, ежей и сытных моллюсков. Загорая дочерна и просаливаясь насквозь в теплых изумрудных волнах. Бывало, вечерами, когда нам удавалось отгородиться от других, я рассказывал ему о долгом морском путешествии, приведшем меня из Аверленда в Саллиду. О штормах, едва не потопивших огромный корабль. О медузах величиной с добрую шлюпку. О прыгучих дельфинах, что веселой стайкой увязываются за кормой судна, идущего на всех парусах. — Госпожа Лей обещала завтра утром отпроситься у хозяйки и отвести меня на берег, — задумчиво добавляет Аро. Давлюсь смехом, но боль в зашитых губах отрезвляет быстро. — Какая она тебе госпожа? Она — рабыня. Это ты теперь вроде как господин для нее. Он молчит, глядя себе под ноги. — Впрочем, неважно. Обязательно сходи. Радуюсь за него, будто сам завтра увижу море. Ведь он впервые выйдет за ворота без рабского ошейника. Надо бы купить для него приличную одежду. Жаль, у меня нет за душой ни монеты… надо будет поговорить с Вель, надеюсь, она не откажет. Мои размышления прерывает короткий стук в дверь. Мне не видно, кто входит, но кто-то определенно уверенный в себе: скрип петель звучит прежде, чем кто-то из нас успевает издать хоть звук. В глазах Аро вспыхивает животный ужас, он вжимается в стул и бледнеет как полотно. Внезапная тревога заставляет меня повернуть раскалывающуюся голову, но безуспешно. Впрочем, по размашистым, уверенным шагам узнаю Зверя еще до того, как он появляется в поле зрения. В мгновение ока Аро словно сдувает со стула порывом океанского ветра. Забившись в угол, он прячет лицо в поджатых коленях, закрывает руками голову и тихо скулит. Я буквально немею от волны страха, исходящей от него, а растерянный Зверь недоуменно разводит руками. — Ты чего, парень? — Аро, — мычу я, пытаясь приподняться на локте. — Не бойся. Это друг. Тщедушную фигурку в углу трясет крупной дрожью. — Аро, — выдыхаю. — Иди к себе. Хаб-Ариф побудет со мной. Он здесь, далеко от тебя, и не сдвинется с места. Иди. — Погоди, — останавливает меня Зверь и выходит прочь. Через некоторое время в комнату проскальзывает Лей, присаживается рядом с мальчишкой, обнимает его за плечи и о чем-то чуть слышно воркует. Тихий, мягкий женский голос действует и на меня успокаивающе. Прикрываю глаза — всего на мгновение, — а когда открываю их снова, комната уже погружена в сумерки. Зверь сидит на стуле напротив, как изваяние, и скалит обе свои жуткие пасти. — Ну и горазд же ты дрыхнуть, Вепрь. — Дрыхнуть? — мне кажется, что речь становится более внятной, хотя спеленутая челюсть по-прежнему двигается с трудом. — Попробуй тут выспись, когда такие, как ты, в кошмарах снятся. — На себя бы посмотрел — вот кто сущий кошмар. Я невольно хмыкаю, и Зверь язвительно добавляет: — Вот сейчас что это было? Смех или предсмертная конвульсия? — Тебе бы только зубоскалить, умник. Где Аро? — У себя. Спит. Лей заварила ему успокоительных трав. Что вообще такое с этим мальчонкой? Страшные воспоминания заставляют меня помрачнеть. А думать о том, что могли творить с Аро за то время, пока я находился в поместье Адальяро, не хочется совсем. — Ничего. Пройдет. Ты-то зачем тут торчишь? Налюбоваться на меня не можешь? — Сдалась мне твоя побитая рожа. Но все боятся, как бы ты не окочурился, вот и я хотел убедиться… — Не дождетесь. Я еще не все успел на этом свете. Зверю, похоже, надоедает обмениваться издевками, и он крепко обхватывает мое левое предплечье. — Я видел бой. Ты сотворил невозможное. Вепрь и вправду непобедим. Не могу удержаться от ухмылки. — Я живой человек, как видишь, а вовсе не бессмертный бог. Зверь, похоже, со мной не согласен, поскольку смотрит на меня как-то странно. — Можешь кривляться сколько душа пожелает, а боги явно на твоей стороне. Что бы ты ни задумал, я буду с тобой до конца. Верю, что у тебя все получится. — Теперь должно получаться у тебя, — морщусь я и повожу плечом, разнося при этом по телу волны боли. — Я на Арену попаду еще нескоро. — На этот счет не беспокойся, — Зверь сильнее сжимает пальцы на моем предплечье. — Я добуду нам бойцов. Для тебя сделаю все что угодно. — Тогда помоги-ка подняться. — Подняться? — недоумевает Зверь. — Сейчас? Но зачем? — Отлить надо, не могу больше терпеть. — Ну и дурень. Есть же вот посудина… — Огреть бы тебя этой посудиной. Я не калека. Просто помоги встать. Скорчив недовольную гримасу, Зверь подчиняется. Вся боль мироздания вонзается мне в голову и тело, стоит лишь слегка изменить положение. В глазах темнеет, дышать становится тяжело, и мне требуется несколько долгих мгновений, чтобы переждать, сидя на кровати, предательскую слабость. — Уверен, что хочешь подняться? — Давай, — с трудом выплевываю я. И мне удается! Прихрамывая на правую ногу и почти повиснув на Звере, преодолеваю расстояние до двери, а затем и до общей уборной в тупике коридора. Справив нужду самостоятельно, чувствую себя больше победителем, чем после поединка с Несущим Смерть. В затылок вонзаются раскаленные иглы, ребра превращаются в шипастые жернова, правую ногу жжет огнем, но я совершенно счастлив. Я жив. И умирать пока что не собираюсь.***
Все отнято: и сила, и любовь. В немилый город брошенное тело Не радо солнцу. Чувствую, что кровь Во мне уже совсем похолодела.
(А. Ахматова)
Сегодняшний день определенно сделал меня знаменитостью. Пожалуй, не было на набережной ни одной прогуливающейся пары, которая не поздравила бы меня с победой в играх. Я украдкой поглядывала на Диего, опасаясь ревнивого раздражения, но он, казалось, был совершенно спокоен. Вечерняя прогулка по набережной и впрямь подействовала на меня благотворно и заставила немного отвлечься от тревог. — Ты говорил о каком-то приглашении, — напомнила я, улучив момент, когда мы остались посреди аллеи одни. — Ах да. В будущую пятницу мы приглашены на ужин к сенатору Эскудеро. Я напрягла память. Кажется, среди гостей на нашей свадьбе был человек с таким именем. — Еще один почтенный дон, который считает северян слабоумными и при этом ожидает от них военной поддержки? — поморщилась я. Диего покосился на меня неодобрительно. — Нет, это мой друг. Он мыслит прогрессивно. Этот ужин — просто ужин, ничего политического. Мы ведь должны бывать в свете. Да и тебе не мешало бы завести приятельницу, а жена Пауля почти твоя ровесница. — Хорошо, — выдохнула я облегченно. — Как скажешь. Помолчав, Диего вновь обратился ко мне: — Так что же ты намерена делать с этим освобожденным рабом? — Пока не знаю, — честно призналась я. — Он слишком напуган. Пусть поживет некоторое время у нас, свыкнется со своим новым положением, а дальше… посмотрим. Диего тяжело вздохнул, снял мою руку со своего предплечья и переплел свои пальцы с моими. — Вельдана, я должен знать… Чтобы в дальнейшем избежать недоразумений. Ты намерена освобождать всех выигранных рабов? В животе от его слов тоскливо заскребли крохотные коготки. Ох, Диего… как жаль, что я не могу признаться ему в том, что задумала на самом деле. Уж в этом он точно не поддержал бы меня, сколь бы прогрессивно ни мыслил. — Нет, — с трудом ответила я полуправду. — Всех отпускать я не буду. Согласись, что игры на Арене могут приносить неплохой доход. — Ты так и не сказала, сколько выиграла, — выпятил нижнюю губу муж. — Много. Думаю, достаточно, чтобы в ближайшее время мы могли не думать о деньгах. А ведь ты считал мою идею глупой. — Признаю, что судил поспешно. Но что с тобой? Тебе нехорошо? Только теперь я осознала, что болезненно морщусь, а свободная ладонь сама собой легла на живот. Неужели это… — Нет, все в порядке. Желудок прихватило. Но через несколько шагов, словно в подтверждение неприятной догадки, я ощутила предательскую влагу между ног. — Думаю, нам надо вернуться домой. Уже совсем стемнело. — Вельдана, не пугай меня. Может, послать за доктором Сальвадоре? — Да нет же, все хорошо, — поторопилась заверить я. — Обычное недомогание. Диего, словно почувствовав неладное, взял меня за плечи и развернул лицом к себе. — Что с тобой, Вельдана? Я закусила губу и отвела глаза. Высыпавшие над спокойной гладью моря звезды внезапно начали расплываться. — Ничего. Просто устала за день. Пойдем? Лей встретила меня у порога покоев. Едва она закрыла дверь, я повисла у нее на шее и наконец-то дала волю слезам. — Госпожа… — Лей успокаивающе гладила меня по волосам и незаметно одну за другой вынимала шпильки из прически. — Что стряслось? — Ничего не получилось… Ничего… — всхлипывала я, захлебываясь словами. — Да что? Что же не получилось? Ваш Вепрь жив, парнишка Аро здоров и свободен, вы выиграли кучу денег… — Я не беременна, — горько выдохнула я ей в плечо. — У нас с Джаем ничего не получилось. — И что же? — Лей исподволь увлекла меня к кровати и усадила рядом с собой, позволив мне спрятать лицо у нее на груди. — Не всегда получается с первого раза. — А если со мной что-то не так? — я в страхе приподняла лицо, и Лей нежно провела по нему пальцами, убирая прилипшие к мокрым щекам волосы. — Если я не способна зачать? — Глупости, госпожа. С чего бы вам быть пустоцветом? Вы же не… — она запнулась, но вскоре продолжила: — Скорее уж, с ним может быть что-то не так. Ведь он был в рабстве, кто знает, через что ему довелось пройти. Я в ужасе отпрянула, беспомощно раскрыв рот, но Лей тут же заговорила снова: — Впрочем, не надо думать о плохом. У вас ведь еще есть время, может быть, все и получится. — Джай поправится еще нескоро, — качнула я головой. — А значит, придется ждать месяц, а может, и не один… Лей, я боюсь. — Чего же, госпожа? — ее легкие пальцы прошлись по моим волосам, спустились на затылок. — Боюсь, что Диего заставит меня… заставит… О, Лей! — я снова зарыдала, уткнувшись лицом ей в колени. Ласковые, но сильные пальцы мягко массировали мне шею, распускали завязки платья на спине, ощупывали позвонок за позвонком. — Вы свободная женщина. Не позволяйте делать с собой то, что вам неприятно, — тихо сказала она. — Но Диего никогда не слушает меня! — Будьте мудрее. Женщина всегда может получить от мужчины желаемое, но надо расположить его к себе. Если все время пинать кота, он обозлится и станет гадить хозяину в обувь, а если приласкать его, то станет урчать, греть ночью постель и ловить мышей. — Приласкать? Но как я могу, Лей? Ведь он же… он же… — Ох, госпожа, — вздохнула Лей совсем близко, всколыхнув волосы у меня на затылке. — Вы еще сущий ребенок, а вам пора бы уж повзрослеть. Вы хотите отстаивать свою правоту? Но чего вы этим добьетесь? Превратите свой дом в поле боя? — Что?.. — Так не проще ли усмирить свою гордыню и дать мужу то, чего он ждет от вас, чтобы он вознаградил вас сторицей? — Лей, о чем ты говоришь? — я поднялась и утерла слезы, повисшие на ресницах. — Он хочет любви, а разве можно любить двух мужчин одновременно? Лей невозмутимо пожала плечами. — Вы спрашиваете у меня? Вам стоит знать, что я была постельной рабыней в борделе. Мне приходилось любить даже не двоих, а сотни мужчин — и большинство из них были мерзкими ублюдками. — Но разве это любовь? — теперь мои слезы высохли, а сердце сжалось от услышанного. — Я говорю о настоящей любви… Разве ты никогда никого не любила? — Любила, — она смотрела на меня, не отводя темных, блестящих глаз. — Но кому было дело до чувств рабыни? Если бы я проявляла строптивость, то не выжила бы. Я молча глядела на нее, не в силах вообразить, через что довелось пройти этой сильной, несгибаемой девушке. — Успокойтесь, госпожа, — она еще раз погладила меня по плечу. — Ничего страшного. Поправится ваш Джай, и вы попробуете заново. — Диего его не любит, — зачем-то призналась я. Лей едва заметно усмехнулась. — Какому же мужчине понравится, если его женщина влюблена в другого? Ну, полно. Пойду приготовлю для вас ванну с травами. Уже в купальне, отрешившись от тревог и отдавая себя ласковым рукам Лей, я спросила: — Кто сейчас с Джаем? — Хаб-Ариф. — Как Аро? — Спит. Похоже, парень немало натерпелся у господина Вильхельмо — пугливый, как олененок. Если позволите, я хотела бы завтра проводить его за ворота, посмотреть на море. — Спасибо, Лей, — я закрыла глаза. — Ты очень добра. Да, и распорядись, пожалуйста, чтобы из сада принесли плетеное кресло в комнату Джая — в нем я могла бы вздремнуть ночью. — Вы хотите просидеть у него до рассвета? Но зачем? Вам надо отдохнуть. Я бы могла… — Лучше проведи эту ночь в объятиях любимого. Ты заслужила, — вздохнула я. Лей стыдливо опустила глаза. — Вы не сердитесь, госпожа? — На что мне сердиться? Была бы моя воля — вы оба были бы свободны и могли бы делать, что захотите. Я уже предлагала тебе это не раз, и мое предложение все еще в силе. Что до Хаб-Арифа… Лей напряглась, глядя куда-то в пенистую воду. — Что до Хаб-Арифа, я пока не могу этого сделать. Но придет время, и… — Ничего не обещайте, госпожа, — тихим шепотом перебила меня Лей. — Без глупых надежд жить куда легче. Учишься наслаждаться каждым прожитым днем. Я легонько сжала под водой ее пальцы. — Ах, если бы я могла забрать тебя, Хаб-Арифа, Аро, Сай и Джая и уехать домой, на север… — А как же ваш муж, госпожа? Смолчав, я виновато потупилась. Диего. Мне следовало бы помнить. Я уже не девица, а мужняя жена, и Лей права: если я буду без конца враждовать с супругом, моя жизнь в поместье станет бесконечным адом.***
Когда я думал, что сражаюсь в этой войне один, Ты оказывалась рядом со мной, в первых рядах. Когда я думал, что сражаюсь бесцельно, Ты давала мне причины пытаться…
War (Poets of the Fall)
Приступ резкой боли вырывает меня из очередного кошмара. Ошалевший, не сразу понимаю, что всего лишь попытался повернуться во сне. — Джай, — слышу тихий встревоженный шепот. — Тебе плохо? — Нет, — цежу сквозь зубы, стараясь разглядеть в отблесках масляной лампы знакомый силуэт. — Все хорошо. Кривлю душой, поскольку сейчас я чувствую себя едва ли не хуже, чем после первого пробуждения. Нещадная боль вгрызается почти в каждый участок тела; раздражающая, болезненная пульсация в голове не дает связно мыслить. Глаза выхватывают в полутьме перемены: теперь рядом с кроватью не стул, а удобное плетеное кресло, в котором, подобрав под себя ноги, устроилась Вель. Приглядываюсь внимательней: то ли мне мерещится, то ли на бледных щеках поблескивают мокрые дорожки. — Почему ты не спишь? Ступай к себе: за ночь со мной ничего не случится, клянусь. — Здесь удобно. Просто не могу уснуть. Ловлю мимолетное движение — нет, мне не показалось: тыльной стороной ладони она смахивает с ресниц слезы. — Ты плачешь? Почему? Что-нибудь случилось? — Нет, нет… — поспешно заверяет она, и я чую ложь в ее дрожащем голосе. — Ты хочешь пить? Облизываю сухие губы: она угадывает мое желание прежде, чем я сам успеваю осознать его. Не дожидаясь ответа, встает с кресла, присаживается на край кровати рядом со мной, приподнимает мне голову и подносит к губам глиняную чашу. Это не вода: питье терпкое и горьковатое, но я не привередничаю, допиваю до дна. — Молодец, — хвалит она, убирая чашу. — Это облегчит тебе боль и поможет уснуть. — Вель, — перехватываю тонкое запястье здоровой рукой. — Скажи мне, что случилось. Почему ты плачешь? Тебя обидел муж? — Нет, нет… — снова качает головой, и распущенные ко сну волосы мягко укрывают плечи. — Все в порядке. Ты спи. — Вель… — подношу ее ладонь к саднящим губам, не позволяя отстраниться. — Ты не стала бы плакать просто так. — Все глупости, — ее рука все-таки выскальзывает из моей, мягко прикасается к скуле, гладит мое взмокшее плечо. — Ох. У тебя лихорадка. — Не увиливай, — вновь ловлю ее запястье. — Скажи мне. Не скрывай от меня свою боль. — Но ведь в самом деле ничего не случилось. Просто… просто сегодня оказалось, что я не зачала дитя. Все было напрасно, Джай. Ее слова почему-то неприятно задевают — я предпочел бы услышать более радостную новость. Еще только начало пути, а уже столько непредвиденных задержек, отдаляющих исполнение моего плана… Что ж. Ведь это еще не конец, мы всего лишь вернулись в начало. — И правда, глупости, — успокаиваю я. Сцепив зубы, чтобы не застонать, отодвигаюсь в сторону и тяну ее за руку, побуждая лечь рядом. — Мы попробуем снова. А теперь ложись, выбрось из головы дурные мысли и отдохни. — Джай, зачем ты?.. — слабо сопротивляется. — Тебе больно, я не хочу тревожить твоих ран. — Вель… побудь со мной. Мне это нужно. Она послушно ложится на край узкой постели, и я обнимаю ее левой рукой, притягивая к себе. На плечо падают теплые капли. — Не плачь, прошу тебя. Мы все исправим, дай лишь немного времени. Осторожно поворачиваю голову, вдыхая желанный запах ее волос. Прохладные тонкие пальцы сплетаются с моими. «Я люблю тебя, Джай», — проносится в голове тихий голос, убаюкивая и расслабляя. Было ли то наяву?