Пусть уйдет далеко кривоногая, злая беда. Пусть его на руках добрый ангел от горя уносит. Я прошу тебя, Бог: ты ему помогай иногда. Он хороший, поверь. Просто сильный — и сам не попросит.
Береги его, Боже (Анна Васильченко)
— Госпожа! — вырвал меня из грустных раздумий робкий голосок Сай. — Позволите войти? — Входи, — сказала я и захлопнула книгу. Все равно вместо того, чтобы осмысливать прочитанное, я напряженно гадала, позволит ли мне Диего сегодня выехать к оружейнику. Утром за завтраком мы вновь поссорились: когда я заикнулась о том, что Джаю надо купить достойное оружие для предстоящего поединка, он вспылил, упрекнув меня в неуместной расточительности. Мне пришлось сцепить зубы, чтобы не наговорить лишнего, ведь от его ответа могла зависеть жизнь Джая. После отъезда мужа я пыталась некоторое время наблюдать за тренировками на площадке, но в конце концов расстроилась еще больше, доведя себя до мигрени мрачными мыслями, и вернулась к себе. — Что там? Послание от дона Адальяро? — Нет, госпожа, — качнула головой Сай, сменяя вспыхнувшую во мне надежду разочарованием. — К вам гость. Просит вас принять его. — Гость? — удивилась я. — Ко мне? Ты уверена? — Он так сказал, госпожа. Попросил встречи с донной Адальяро. Вун сообщил ему, что донна Изабель вместе с доном Хорхе с утра уехали на плантации, но этот господин сказал, что хочет увидеться с супругой господина сенатора. Вот, — спохватившись, Сай протянула мне небольшую белую карточку. Я с любопытством взглянула на вензель. Имя доктора Гидо Зальяно тут же заставило меня позабыть о мигрени и горьких мыслях. — Проводи его в беседку у фонтана. И попроси подать нам фруктов и лимонной воды. Сай ушла выполнять распоряжения, а я поспешно заглянула в зеркало, поправила волосы и уложила сползающую накидку так, чтобы не было видно все еще заметных синяков на шее. Грудь вздымалась от волнения: что может означать визит доктора Зальяно? Одно из двух: либо он хочет попросить у меня разрешения увидеться с Джаем перед смертельным боем, либо… либо что-то случилось с рабом по имени Аро. Убедив себя, что оттягивать встречу бессмысленно, я в последний раз придирчиво оглядела отражение в зеркале, набрала в грудь побольше воздуха и направилась к назначенному месту. — Дон Зальяно! — приветливо улыбаясь, словно душу не отравляла въедливая тревога, поздоровалась я. — Как приятно, что вы решили воспользоваться приглашением и навестить нас! — Донна Адальяро, — сухонький немолодой господин поднялся с места и склонился передо мной в глубоком поклоне. Я отметила краем глаза, что при себе он имел небольшой лекарский саквояж. — Удовольствие лицезреть вас несравнимо ни с чем. Я безмерно благодарен вам за то, что согласились меня принять. — Оставим церемонии, — я подала ему руку для приветственного поцелуя и взглядом отослала Сай, принесшую фрукты. — Может быть, хотите чаю или кофе? — О нет, госпожа Адальяро, не стоит беспокоиться, я не задержу вас надолго. — Вы хотите увидеться с Джаем? — Да, — выдохнул лекарь, взглянув на меня с непривычной робостью и мольбой в темно-карих глазах. — Если позволите. — Разумеется. Позвать его сюда или провести вас на тренировочную площадку? — На площадку? — недоуменно моргнул седовласый дон. — По желанию Джая мы начали строительство тренировочной арены для бойцов. Это его детище. Хотите взглянуть? — О… это было бы чудесно. Но прежде, если позволите, я хотел бы задать вам вопрос. — Вы можете не стесняться и спрашивать о чем угодно, — ощущая к этому человеку необъяснимую симпатию, милостиво разрешила я. — Благодарю вас, донна. Скажите старику… это правда, что в ближайшую субботу Джай выйдет на поединок с этим горцем, Несущим Смерть? Дон Вильхельмо упомянул об этом вскользь, но мне трудно поверить… — Увы, — тема предстоящего боя всколыхнула в груди на время забытую боль, и на плечи вновь опустилась свинцовая плита. — Это правда. Дон Гидо изменился в лице, волнение завладело им настолько, что некоторое время он не мог произнести ни слова. А затем сделал то, чего я никак не могла ожидать: встал передо мной на колени и умоляюще сложил руки. — Прошу вас, добрая госпожа! Не посылайте его на смерть! Он… бывает строптив, я знаю, но он хороший человек и не заслуживает такой страшной смерти. Молю вас, позвольте мне выкупить его! Мне известно, что вы заплатили за него высокую цену, но я готов предложить вам за этого раба вдвое больше! Эмоции захлестнули меня настолько, что даже вздохнуть как следует не получалось. В горле застрял комок, на глаза навернулись слезы от искренней тревоги этого человека. — Дон Зальяно… — я протянула к нему руки и заставила подняться. — Прошу вас, успокойтесь. Все не так, как кажется на первый взгляд. Позвольте мне объяснить. Но сперва выпейте, пожалуйста, лимонной воды. Доктор Гидо послушался меня скорее для соблюдения приличий, через силу сделав глоток из запотевшего стакана. От моего взгляда не укрылось, как мелко дрожали его суховатые пальцы. — Не знаю, говорил ли вам Джай при вашей первой встрече, но я собиралась отпустить его на свободу. И даже сделала это — увы, еще не зная правил, — однако первое, что он предпринял, это пошел убивать дона Вильхельмо. Думаю, об этом вам известно. Потупив взгляд, доктор Зальяно кивнул. — Да, знаю… Этот безумный поступок его не красит, и я весьма благодарен вам за то, что вы оставили его в живых. — Я никогда не хотела убивать Джая или причинять ему боль. Я не собиралась держать его в рабстве. И будь я всего лишь его госпожой, я бы непременно согласилась на ваше щедрое предложение. Однако теперь все не так просто, как кажется. Джай находится здесь по собственной воле. Доктор Гидо посмотрел на меня недоверчиво. — Вы имеете в виду… — Его вольная выписана по всем правилам и находится при нем. В любое время, когда Джай захочет, он может воспользоваться ею. — Я запнулась, поскольку это была лишь часть истины, ведь купчая по-прежнему хранилась у Изабель. Кроме того, я отнюдь не была уверена, что этого доброго лекаря можно посвятить в подробности нашей опасной затеи, поэтому могла рассказать ему лишь кусочек правды. — Только теперь все сложнее. Мы решили, что здесь, в поместье Адальяро, ему и другим бойцовым рабам будет лучше, чем где бы то ни было. Их не станут наказывать без нужды, их будут кормить вдоволь и позволят выбирать себе битвы и соперников. Что до поединка с Несущим Смерть… Джай сам так решил. Уверяю вас, дон Гидо, моим самым горячим желанием было бы не допустить этого боя. Я вовсе не хочу отправлять людей на смерть, да вы и сами могли бы в этом убедиться. Но этого боя требует дон Вильхельмо. Взамен, если Джай победит, господин Верреро обещал продать мне раба по имени Аро. Это то, чего хочет Джай и ради чего он хочет сразиться. Дон Зальяно в изумлении приоткрыл рот. — Но… это ведь безумие! Ему не победить горца! — Это понимаем мы с вами, — я грустно качнула головой. — Но Джай думает иначе, и я уважаю его право решать свою судьбу. Доктор Гидо ошеломленно молчал, не в силах произнести ни слова. А меня внезапно осенило: ведь на поверхности лежит решение настолько простое, что удивительно, как оно сразу не пришло мне в голову! — А что, если вы попросите дона Верреро продать вам Аро, как только что просили меня продать Джая? Я согласна заплатить любую цену! Доктор досадливо махнул рукой, отведя глаза. — Не надейтесь, донна, пустое. Я уже пытался купить мальчишку, но Вильхельмо словно помешался на нем. Не соглашается ни на какие уговоры. Мое сердце упало. Ведь как хорош был бы план! Но Вильхельмо этот Аро определенно нужен, чтобы отомстить своему бывшему рабу, покусившемуся на жизнь господина. Признавая поражение, я вздохнула. — Тогда мне остается лишь просить вас о взаимной услуге: попробуйте переубедить Джая. Возможно, именно вас он послушает. — Что ж, — бесцветно произнес доктор Зальяно после короткой заминки. — Я попробую. Благодарю вас за все, госпожа Адальяро. Ваша доброта не знает границ. Не откладывая, я проводила лекаря к пустоши, лелея вновь зародившуюся надежду: а вдруг и в самом деле этому человеку удастся уговорить Джая отказаться от самоубийства? Когда мы поднялись к ограждению и остановились у недавно сооруженной насыпи над тренировочной площадкой, дон Гидо обвел растерянным взглядом кипевшее вокруг строительство. Джай заметил нас сразу, отбросил в корзину с оружием учебное копье, плеснул на себя воды из бочки, обтер тряпицей плечи и грудь, после чего подошел к нам. — Госпожа, — он припал на колено и склонил голову у моих ног. — Дон Гидо. Чему обязан? Глаза лекаря ощупали свежие шрамы на спине Джая и с укоризной метнулись в мою сторону. Я прикусила губу и вспыхнула, чувствуя себя до крайности неловко. Что добрый лекарь теперь подумает обо мне? Что я лгунья, мгновение назад клятвенно заверявшая его в добром отношении к Джаю, а на самом деле при каждом удобном случае полосующая своего раба хлыстом? И как теперь оправдаться и не выглядеть при этом глупо, отвечая на невысказанный вопрос? — Я вас оставлю, — только и смогла произнести я, сгорая от стыда, но не найдя слов для оправданий. — Если понадоблюсь, то буду здесь, неподалеку. Отойдя к своему привычному месту в тени парусинового навеса, я сделала вид, что заинтересована продолжением поединка между новенькими бойцами под руководством Хаб-Арифа. Сама же украдкой поглядывала в другую сторону в надежде, что неожиданный гость сумеет уберечь Джая от смерти.***
Никто не может спасти тебя сейчас. На короля возложена корона: Победи или умри! Никто не может спасти тебя сейчас, Единственное, что ты слышишь, — Это боевой клич
Battle Cry (Imagine Dragons)
Слепящее солнце мешает смотреть в лицо Гидо, и я увлекаю его в сторону, в скудную тень от высокого частокола. К чему скрывать от самого себя: я рад видеть старика. Рад, что он меня не забыл. Рад, что он, возможно, принес мне важные вести. — Что с Аро? — не теряю времени на любезные расшаркивания. — Жив, — скупо отвечает Гидо. За этим ответом может скрываться что угодно, но я не выпытываю дальше: к чему? Любые сантименты сейчас неуместны, а главное он сообщил. — Больше ничего не хочешь мне сказать? — О чем вы? И Гидо будто взрывается праведным гневом. — Зачем тебе нужно это безумие? Вильхельмо похвалился, что нашел способ тебя проучить. И я могу тебя заверить: весьма действенный способ! Несущий Смерть не зря получил свое имя, неужели ты не понимаешь? Это убийца, он был сотворен убийцей! Ты ничем не поможешь Аро и погибнешь сам. Кому ты сделаешь лучше? — Если вы пришли лишь за этим, не стоит попусту сотрясать воздух. — Глупый мальчишка! — Это она позвала вас? — Кто? — непонимающе переспрашивает старый лекарь. — Донна Вельдана, — бросаю взгляд в сторону расположившейся поодаль госпожи. — Она надоумила прийти и уговаривать меня? От гнева бледное лицо Гидо покрывается красными пятнами. — Ты думаешь, мне самому до тебя нет дела? Ты мне как сын! Мои губы презрительно кривятся. — Я сейчас расплачусь. И что вы собрались со мной делать по праву отца? Воспитывать? Слегка поздновато. Смазать разбитые коленки? Они уже давно не болят. Так лучше. Чем меньше жалости в слегка выцветших глазах старика, тем меньше в моем сердце остается чувства вины. Некоторое время сморщенные губы под седыми усиками раскрываются и закрываются, как у выброшенной на берег рыбы, но в конце концов он произносит: — Не болят? А как насчет шрамов на твоей спине? Неужели тебе нравится получать их ни за что? На мгновение теряюсь, не зная, что ответить. Понимаю, что он мог себе вообразить, но не знаю, как объяснить в двух словах, откуда шрамы. А Гидо тем временем расценивает мое молчание по-своему и произносит уже тише: — Донна Адальяро поначалу показалась мне порядочной и милосердной женщиной, но теперь очевидно, что это не так. Я хотел выкупить тебя и отпустить на свободу, сынок. Но твоя госпожа солгала, что ты сам этого не хочешь. — Она не лгала. — Ты пытаешься выгородить ее, но я вижу доказательства на твоей спине. — Это не она. Гидо смотрит на меня с болью, отступает на шаг назад, укоризненно качает головой. Во мне привычно вспыхивает злость, хватаю его сухое запястье — чуть сильнее нажмешь, и переломится — и склоняюсь к его лицу. — Это не она! Не смейте думать об этой женщине плохо. Она сказала правду: здесь я по своей воле. И я хочу вытащить Аро. Поэтому в субботу выйду на бой. Несколько долгих мгновений он буравит меня взглядом и в конце концов сдается. — Что ж. Тогда мне мало что остается. Вот, возьми, — Гидо высвобождает руку из моей хватки и суетливо раскрывает свой потрепанный саквояж. Долго роется среди коробочек и пузырьков, достает знакомую мне бутылочку. — Выпьешь утром накануне боя. Всю, до конца. — Это придаст мне сил? — усмехаюсь углом рта, чувствуя, как вместо злости в груди разливается тепло. — Именно, — вздыхает Гидо. — Постарайся победить, сынок. Я верю: ты можешь. Вместо ответа сгребаю тощую фигурку старика в объятия и на долю мгновения прижимаю к себе. И сразу жалею об этом дурацком порыве. Бросаю взгляд на Вель, рядом с которой невесть откуда взялась девчонка Сай, и закусываю губу, чувствуя себя еще глупее. — Я провожу вас к госпоже. Старик Гидо, понурив плечи, подбирает саквояж и бредет за мной. Вель напряженно вглядывается в наши лица. Кажется, Гидо слегка качнул головой, кажется, в ее взгляде проскользнуло разочарование. Вздохнув, она поднимается нам навстречу и произносит: — Собирайся, Джай. Дон Диего прислал карету — едем к оружейнику. Дон Зальяно, если желаете, можем вас подвезти.***
Научи меня бороться, И я покажу тебе, как побеждать. Ты мой смертный порок, И я твой судьбоносный грех. Дай мне почувствовать остроту Боль Огонь Под моей кожей
Warrior (Beth Crowley)
Как бы мне ни хотелось, чтобы время до субботы превратилось в вечность, но утро, которого я так боялась, настало. Я проснулась в одиночестве: накануне вечером мы слегка повздорили с Джаем, когда я выпроводила его из спальни. Мое сердце разрывалось, ведь это могла быть наша с ним последняя ночь, но я не могла рисковать и истощать его силы бессмысленной похотью перед смертельным боем. А утром, дождавшись, когда стражи принялись заковывать в цепи рабов — на этот раз в качестве зрителей, а не бойцов, — я взяла ошейник с цепью и ключ, попросила рабынь меня не беспокоить и зашла к Джаю. Он был готов. Одет, сыт, спокоен. И даже выдавил из себя улыбку, разгладив вечно насупленные брови. — Ты не злишься? — на всякий случай спросила я, шагнув ближе. Цепь противно звякнула в моих руках. — Нет, — его теплая ладонь мягко легла поверх моей, скользнула по предплечью и скрылась за спиной. Он обнял меня с неприсущей ему нежностью и легонько коснулся губами моих губ. — Пора ехать, — вздохнула я, когда он выпустил меня из объятий. — Решила заковать меня сама? — усмехнулся он, указывая взглядом на цепь. — Решила перед отъездом побыть с тобой наедине. Он послушно повернулся и завел руки за спину. Приподнявшись на цыпочки, я осторожно надела на него ошейник, застегнула ремешки на запястьях и пристегнула их к цепи. Щелкнула ключом и прижалась лбом к его плечу. — Эй, — он медленно повернулся, и я невольно спрятала лицо у него на груди. — Все будет хорошо. Мне хотелось, чтобы его ладонь легла мне на голову, погладила волосы. Но его руки, увы, теперь были скованы за спиной. Повинуясь внезапному порыву, я обвила руками его шею, притянула бритую голову к себе и поцеловала его в губы. — Я люблю тебя, Джай. Постарайся выжить. Он, казалось, опешил от моего неожиданного откровения. Его рот так и остался приоткрытым, а зрачки удивленно расширенными. Не говоря больше ни слова и не давая ему возможности ответить, я стремительно вышла из комнаты, на ходу смахивая слезы.***
Сражайся, словно никогда не умрешь, Сражайся, чтобы выжить, Сражайся, чтобы поднять корону, Сражайся, чтобы уничтожить их (…) Сражайся ради себя и меня Сражайся, борись Ради себя и меня
Fight (All Good Things)
Гул трибун привычно врывается в уши, распорядитель старается его перекричать зычным голосом, усиленным эхом от купола Арены. — А теперь, благородные доны и донны, на ваших глазах состоится поединок сезона! Непобедимый воин, Несущий Смерть, гроза всех континентов, способный одним только видом остановить сердце противника, сегодня вновь предстанет перед вами! С трибун раздается единый восторженный вопль благородных зрителей. Сегодня было много смертей, много крови, но алчущая толпа не насытилась как следует, справедливо ожидая, что к финалу ей выкинут самый вкусный кусок свежего мяса. Противник, которого я вижу второй раз в жизни, ступает в центр круга. Вблизи он выглядит еще крупнее и мощнее, чем издалека. Разглядываю его с интересом: есть в его облике что-то нечеловеческое. Он просто огромен. Его словно надули силой изнутри: стальные мышцы играют под кожей, натертой маслом, каждая рука в обхвате как полторы мои, бугристая грудь шириной с океан, живот на вид твердый, как надгробный камень. Бычья шея напоминает тренировочный столб на нашей площадке. В такой увязнет любая секира, даже ювелирно наточенная. Темно-синяя вязь татуировок покрывает весь торс, руки, ноги и даже гладко бритую голову. Особенно густой рисунок на спине, отчего та кажется облитой чернилами. — Кто же мог стать его соперником, как не счастливчик Вепрь, победивший в Битве за свободу? Перст судьбы указал на него и даровал ему жизнь вместо смерти! Ступаю в центр, толпа шумит уже не так восторженно, в разрозненных криках мне слышится жалость. Взгляд сам собой уплывает вправо, в сенаторскую ложу, выхватывает бледную как молоко Вельдану Адальяро. Голубые глаза издалека кажутся темными — игра света и тени? Или от страха расширены зрачки? Не сразу в поле зрения попадает ее красавчик-муж, сенатор Адальяро. Он тоже смотрит на меня, уголки мальчишечьего рта надменно приподняты. Перехватив мой взгляд, он властно и медленно кладет ладонь на голое плечо Вель. Слышу, как хрустят стиснутые в кулаки пальцы, и заставляю себя отвести глаза. Не на того сейчас должна быть направлена моя злость. Несущий Смерть — чудовище, спустившееся с гор, — вот на ком должно быть сосредоточено мое желание убить. — Сегодня жребий пал на мечи, и пусть судьба вновь определит своего баловня! Жизнь или смерть, вот какого ответа ждем мы от нынешнего поединка! И жизнь, смею вас заверить, получит в качестве награды только один! Рев толпы звенит в висках, голос распорядителя тонет в многозвучном океане воплей, топота и аплодисментов. Слов не слышно, но жесты читаются ясно: нам с противником предлагается пожать друг другу руки. Рядом с этой горой мышц ощущаю себя карликом, внезапный тошнотворный ужас подползает к желудку, давит на грудь, вытесняет уверенность в победе. Но наметанный глаз цепко вглядывается в движения соперника, привычно ищет слабые места. Несущий Смерть — левша. Наверняка он попытается использовать свою особенность и уменьшить мое преимущество. Едва ли он знает о том, что я одинаково ловко умею разить обеими руками. Огромная лапища Несущего Смерть на долгий миг обхватывает мое предплечье. Жилы на татуированной руке мгновенно вздуваются, переплетая огромный бицепс подобно корабельным веревкам. Каменные пальцы с силой впиваются в плоть, словно моя кожа мягче сдобного теста. Пытается устрашить перед боем. Внутренне усмехаюсь: неужели он тоже меня опасается? Заставляю себя поднять голову и взглянуть Смерти в глаза. Это оказывается тяжело, будто в лицо дует мощный штормовой ветер. Толстые мясистые губы кривятся в угрожающем оскале, в угольно-черных глазах нет ни тени страха. Весь страх мира теперь живет во мне. Раздается звук гонга: деваться некуда. Надо побеждать. На огромной круглой арене Несущего Смерть много. Слишком много. Он будто заполняет собою все пустое пространство, отнимая возможность увернуться от взмахов огромного меча. Сотни ног отбивают на трибунах устрашающий ритм, зрители кричат, разинутые рты меняют лица до неузнаваемости. Но мне не до них, для меня сейчас весь мир сузился до одного лица — широкого, плоского, с отвратительными толстыми губами. Стараюсь приноровиться к мощным броскам соперника, отбиваюсь то левым, то правым клинком, двигаюсь вдоль самого края арены, уводя его за собой. Что бы ни говорил Хаб-Ариф, с таким крупным противником атаковать и демонстрировать силу — провальный план. Я мельче, но быстрее и хитрее. Должен быть таким, иначе Аро никогда не увидит свободы. Лучшая тактика — изматывать врага, провоцируя его на мощные удары, в которые он будет вкладывать всю силу. А самому — вести себя подобно мангусту: вертеться, уклоняться, следить за опасностью. Ни в коем случае не пропустить удар. Дать возможность противнику показать свои слабости. Но слабостей нет: горец не только огромен и силен, но и быстр. Меч, с которого я не спускаю взгляда, неожиданно возникает прямо передо мной. Уклоняюсь, отбиваю резко, но наточенное острие успевает обжечь щеку и плечо, а внезапный удар щита в живот сбивает с ног. Как я умудрился не заметить его движений?! Меч свистит надо мной, целясь прямиком в сердце, но тело делает рывок, вихрем перекатывается по песку. Прыжком вскакиваю на ноги, едва не поранившись о собственный клинок; успеваю заметить, как огромный меч Несущего Смерть наполовину погружается в песок, еще хранящий отпечаток моей спины. Вот он, тот самый момент! Неужели все кончится так быстро? Не успеваю додумать, как мой клинок уже вонзается в незащищенный, густо покрытый татуировками бок, кромсает плоть, ломает кости… …в моем разгоряченном воображении. Вместо податливой плоти лезвие встречает щит противника. Удар такой силы, что в запястье будто вонзается тысяча игл, а в глазах искрит от боли. Вихрь песка, от которого успеваю увернуться, — и вот уже снова сверкает наставленный на меня меч. Тело ныряет вниз, левая рука направляет клинок в голый татуированный живот — победа близка как никогда… Но вместо того чтобы распороть страшилищу брюхо, сталь лишь вскользь задевает бедро, тело неуклюже ныряет вслед за замахом, а мой собственный бок взрывается огнем: щит гиганта с хрустом ломает мне ребра. В глазах темнеет, мозг теряет контроль над обездвиженным страшной болью телом, поверхность арены уходит из-под ног. Спасают от близкой смерти лишь брызги песка, поднятые ступней при падении: они попадают чудовищу в глаза, заставляя его издать яростный рев. Времени на передышку нет: судорожно пытаюсь вдохнуть и усилием воли заставляю себя не замечать боли. Пока гигант протирает глаза, тяжело поднимаюсь на ноги. Арена вибрирует от тысячеголосого крика, а я слышу лишь шум собственной крови в ушах. Взгляд выхватывает лысую голову с извилистыми линиями татуировок, клинок обрушивается на бычью шею. Несущий Смерть не зря завоевал себе титул непобедимого. Вместо разрубленных шейных позвонков и фонтана крови из артерии вижу искры, высеченные металлом: горец успевает извернуться с невероятной быстротой и отбить удар. Однако лезвие все же рассекло кожу на густо-синем плече, и — о чудо! — мой левый клинок вышибает огромный меч из руки исполина. Запястье дрожит от усилия, но мне удается удержать рукоять. А в следующий миг колено чудовища врезается мне в живот и перешибает дыхание. Я едва успеваю напрячь мышцы, чтобы защитить внутренности: от подобного удара они вполне могут превратиться в кровавую кашу. Тело сгибается, будто переломанное пополам, в глазах снова темнеет, а желудок пытается вылезти через глотку. Ноги будто кисель, отказываются держать тело. Силюсь не упасть, но на спину обрушивается удар такой чудовищной силы, что едва не ломает мне хребет: рычащий диким зверем гигант вновь бьет ребром щита. Мне удается вильнуть в сторону: тело, скованное болью, все еще помнит вдолбленные на тренировках навыки. Хватаю ртом воздух, мучительно откашливаюсь, слюна смешивается с кровью. Краем глаза замечаю, как горец склоняется за оброненным мечом, отползаю подальше и перекатываюсь волчком, когда вражеский клинок рассекает надо мной воздух. Противник не дает отдышаться и тут же разит с другой стороны, но следующий удар успеваю принять на основание меча. Рука гудит от силы удара и нечеловеческого напряжения; еще немного — и в ней лопнут вены. Изо всех оставшихся сил пинаю гиганта в живот. Как ни странно, мне удается пошатнуть исполина и даже подняться — быстрее, чем получается у него. Правый клинок входит сопернику в незащищенное бедро — увы, по касательной, поскольку горец успевает извернуться и отбить клинок огромным щитом. Меня внезапно охватывает ярость, рассудок отказывается трезво мыслить, и я начинаю со всей дури лупить двумя клинками по вражеским щиту и мечу. Мне кажется, это длится целую вечность, но на деле проходит всего нескольких мгновений, которых хватает гиганту, чтобы восстановить равновесие и вложить силу в новый мощный замах, призванный снести мне голову. Жажда жизни вопит во всю глотку: принимать удар на клинки бесполезно, и я вновь ныряю под тяжелую разукрашенную руку, чувствуя, как взрываются болью сломанные ребра. Мой ответный удар приходится горцу в спину, пока его несет инерцией прочь от меня. Подло, бесчестно, но сейчас мне не до благородства, сейчас у меня единственная цель: выжить. Увы, бросок громадного тела сделал мой удар не смертельным, но я еще относительно цел, а противник серьезно ранен как минимум в трех местах. Но так ли уж серьезно? Пока горец ревет от боли и медленно, словно нехотя, поднимается, я пользуюсь короткой заминкой, чтоб отдышаться и собрать силы воедино. Вспотевшие ладони крепче перехватывают клинки. Налитые кровью глаза противника обжигают чистой ненавистью, а я шаг за шагом отступаю назад, к бортику арены. Смерть уже надвигается, вертя здоровенный меч в руках так, будто это легкая деревянная трость. В этот раз увернуться не удается, и мой клинок, принявший вес тяжелого меча посередине, ломается надвое. Зато второй клинок, движения которого противник не уловил, выбивает меч из его ручищи вместе с фалангами пальцев. Оглушающий рев горца смешивается с воплем ужаса на ближайших трибунах: смертоносное оружие летит прямо в зрителей. Я на мгновение цепенею от страха: Вель? Ведь ее ложа в первом ряду… Кружу по арене, теряясь в пространстве — где она? Но меч горца, на счастье, падает на ступеньки между рядов, а светлое платье Вель мелькает гораздо левее. В груди зарождается торжествующий крик, но вдруг захлебывается; из глаз сыплются звезды, а Арена идет кувырком. Затылок вспыхивает огнем: что-то твердое едва не проломило мне голову. Падаю ничком, в рот и нос тут же забивается песок. Слепой как морская звезда, ошалевший от звенящей в затылке боли, пытаюсь ползти по песку и даже умудряюсь перевернуться на спину, когда тяжелая нога гиганта обрушивается мне на грудь, вышибая из легких остатки воздуха. Тошнота подкатывает к горлу, ребра трещат, словно мне на грудь повалили гору. А прямо в лицо несется убийственный край огромного щита. Из последних сил принимаю удар на обломок меча, который все еще зажат в руке. О чудо! — это сработало. Щит ломается надвое, одна из половинок летит в сторону, другая все еще болтается на исполинской руке. Левый клинок потерян при падении, поэтому приходится замахнуться обломком правого, но тщетно: оставшаяся часть щита вновь обрушивается на мою голову. Удар стал бы смертельным, но я успеваю увернуться. Движимый инстинктом, дергаю мускулистую татуированную ручищу на себя и впиваюсь в жилистое запястье зубами. Несущий Смерть рычит и кулаком свободной окровавленной руки без кончиков пальцев бьет меня по лицу — кулак тверже гранита. И все же ему приходится выпустить остаток щита, чтобы вырвать руку из моих зубов, оставляя у меня на языке вкус крови и сырого мяса. Удары беспалого кулака сыплются градом: в лицо, в грудь, в живот, в поломанные ребра. Ошалевший от боли, я способен лишь хрипеть и захлебываться кровью, слабовольно пропуская каждый второй замах. Если он не будет видеть меня, я сумею спастись, — мелькает на задворках сознания здравая мысль. Нахожу в себе силы выбросить слабеющую руку и впиться пальцами в налитые кровью глаза горца. Слышу, как он ревет от боли, чувствую, как пытается отодрать мою пятерню от своего круглого, как темная луна, лица. Я почти ощущаю, как лопаются под пальцами его глазные яблоки, но тут мою руку выворачивает так, что я сам ору от боли, когда трещит и ломается предплечье, будто хрупкая птичья кость. Левая рука, судорожно мечущаяся по песку в попытке ухватиться за что-нибудь, вдруг нащупывает твердость дерева. Обломок щита, брошенный горцем. Подтягиваю его ближе, перехватываю крепче и что есть силы всаживаю острый край в бритый висок. Чудовищная хватка на правой руке ослабевает. Несущий Смерть пытается схватиться за голову, пока я угрем выворачиваюсь из-под него, перекатываюсь и встаю на колени. Нещадная боль вгрызается в тело всюду: в ребра, в живот, в голову, в спину, в безвольно повисшую правую руку, но последним ударом левой я вколачиваю острую деревяшку глубже в окровавленный висок горца. Кровь и пот заливают глаза, но главное я успеваю увидеть: предсмертные конвульсии огромного тела, неестественно бьющегося на песке. В голове гудит и пылает, боль разрывает мозг, меня выворачивает кровью прямо на окровавленную тушу под ногами. Успеваю услышать голос распорядителя, который пытается поднять мою левую руку, но песок арены неумолимо несется к голове, и наступает спасительная темнота.***
Небо бывает и хмурым и ясным. Радость бывает. Бывает беда. Что б ни случилось, любви никогда не погаснуть. Если любить, так любить навсегда.
С полуслова (Александр Градский)
— Он умер?! — моя рука сама собой схватилась за руку Диего. — Несущий Смерть — определенно, — задумчиво ответил муж, не отрывая глаз от Арены. — А вот Вепрь… интересно, как распределятся ставки, если погибнут оба бойца? — Это все, что тебя заботит?! — я ошеломленно уставилась на него. Моим первым порывом было встать и бежать на арену, упасть на колени рядом с Джаем, приложить руку к его груди и убедиться, что его сердце все еще бьется. Но ноги, как назло, совсем не двигались, будто налились свинцом. — Ты ведь понимала, чем это может закончиться, — невозмутимо пожал плечами Диего, и, словно читая мои мысли, крепко придержал меня за руку. — Однако, должен признать, Вепрь сумел меня удивить. — Святой Творец… — я не могла отвести взгляда от помощников распорядителя, которые гурьбой столпились вокруг неподвижного тела Джая. — Похоже, жив, — с заметным удивлением произнес Диего, наблюдая вместе со мной за тем, как Джая перекладывают на носилки и уносят с Арены. Его правая рука была вывернута под неестественным углом, и ее так небрежно забросили ему на грудь, что у меня екнуло сердце. — И правда, его объявляют победителем. Невероятно. Распорядитель в самом деле что-то вещал из центра бойцового круга, стараясь перекричать толпу, но я ничего не слышала, кроме собственных мыслей: Джай жив! Это действительно невероятно. Вот только в каком он состоянии? Сумеет ли он выжить после того, как это чудовище изломало его? Неистовая пульсация в висках мешала думать и воспринимать происходящее. Пустыми глазами я смотрела на то, как несколько бритоголовых рабов выволакивают с арены огромное бездыханное тело Несущего Смерть. А Диего продолжал держать меня за руку и пытался добиться какого-то ответа. — Что? — я рассеянно повернулась к нему. — Ты ставила на Вепря? — Святые Угодники, Диего! О чем ты только думаешь! — О деньгах, разумеется, — с раздражающим спокойствием откликнулся он. — Выигрыш за этот поединок должен быть огромен. Ставки на смертельные поединки и без того десятикратно превышают обычные, но сегодня все наверняка ставили на победу горца. Если ты выбрала Вепря, то сорвешь невероятный куш. На глаза навернулись слезы бессильного отчаяния. Черствость Диего просто убивала: в то время как я сходила с ума от тревоги за жизнь Джая, он думал лишь о деньгах! С усилием высвободив руку, я поднялась с места, подобрала юбки и направилась к выходу из ложи, но Диего вновь удержал меня, поймав за локоть. — Куда ты? — Хочу увидеть Джая. — Успеешь. — Кто знает? Может, я уже не увижу его живым? — Так или иначе, ты ему не поможешь. Им займутся. — Откуда ты знаешь? — вспылила я не на шутку. — Ты даже не потрудился послать за лекарем! — У Вильхельмо есть свой лекарь, который обязан заботиться о рабах. — Ты так надеешься на Вильхельмо? — я уже почти кричала, пытаясь выдернуть руку из хватки Диего. — Но ведь ему нет никакой выгоды спасать нашего раба! — Ах да, я и забыл, — нахмурился он. — Ты ведь билась с ним об заклад. Надеюсь, не продешевила со ставкой? — Ох, Творец, дай мне сил! — выдохнула я. — На кону были не деньги. — Не деньги? А что же? — не унимался Диего. — Раб. — Раб? Еще один? Но зачем… Короткий миг его растерянности помог мне освободиться, я выскочила из ложи и опрометью бросилась к служебному входу, расположенному за открытой частью арены. Джай нашелся почти сразу же, в закутке без дверей напротив конторы дона Вильхельмо. Он лежал на низком топчане, над ним склонился дон Гидо — хоть здесь Диего оказался прав! — и колдовал над неподвижным окровавленным телом вместе с двумя помощниками. Растолкав толпу рабов и зевак, я приблизилась к ложу и заглянула через плечо доктора. Джай выглядел плохо. По правде говоря, очень плохо. Его лицо превратилось в неузнаваемую кровавую маску, разбитые губы распухли и чернели рваными ранами, веки заплыли, бок побагровел и сочился кровью, рука… ох, лучше бы мне этого не видеть. — Он жив? — с трудом собрав силы, отважилась спросить я. Дон Гидо бросил на меня быстрый взгляд и раздраженно ответил: — Пока жив. Прошу вас, донна Адальяро, отойдите подальше. Ему нужен воздух. Эй, там, я долго буду ждать воду и бинты?! Последний вопрос предназначался явно не мне. Отпрянув, я растерянно раскрыла рот, но не нашлась, что сказать. — Донна Вельдана, — раздался сзади вкрадчивый низкий голос. — Какая приятная встреча. Не составите мне компанию, совсем ненадолго? Обернувшись, я увидела Вильхельмо. Конечно, кто бы еще мог прийти полюбоваться чужим горем? Приподнимая юбки, чтобы не запутаться в подоле платья, я заметила, что мои руки мелко дрожат. — Надеюсь, господин сенатор не будет против, если я украду его драгоценную супругу на несколько слов, — продолжал упражняться в церемониях Вильхельмо. — Что вам нужно? — спросила я холодно, оказавшись наедине с ним в просторной конторе. — О, я всего лишь хотел поздравить вас с победой. Откровенно говоря, не ожидал, что Вепрю удастся одолеть Несущего Смерть. Я безутешен: вы меня разорили. — Вы сами предложили мне пари, — не желая потакать его лживой игре, возразила я. — Не ждите от меня утешения сейчас, когда Джаю грозит смерть. Кстати, вы должны мне раба. — Я помню, донна Вельдана, ведь я человек чести. Сегодня же Аро доставят к вам в поместье. Вот только… я должен его отдать не бесплатно, если вы помните. — Разумеется, — могла бы, заморозила бы алчного рабовладельца взглядом. — Сколько? — Двести золотых. — Сколько?! — воскликнула я, понимая, что у меня просто нет таких денег. — Двести золотых?! За одного раба?! Он что же, умеет превращать песок в золото?! — Увы, дорогая донна. Этого он не умеет. По правде сказать, парнишка тщедушен и ни на что не годен, разве что служить подстилкой для своих сородичей. Однако я должен как-то возместить убытки, понесенные за Несущего Смерть. — Но это бесчестно! — я едва не задыхалась от гнева. — Ни один раб не может стоить так дорого! — Позвольте напомнить, но цену во время сделки мы не оговаривали. Я мог бы назначить любую, хоть тысячу. Я назвал двести лишь из уважения к вам и вашему благородному супругу. Ваше дело — покупать раба или нет. Я сникла. — Но у меня сейчас нет таких денег. И Диего ни за что на свете не ссудит мне столько… — О, моя дорогая госпожа Адальяро. Вы напрасно печалитесь. Разве вы забыли, что сегодня стали сказочно богаты? Вильхельмо ленивым жестом снял со стола тяжелый бронзовый колокольчик и прозвенел им так громко, что у меня заложило уши. Через несколько мгновений в конторе появился слуга и, низко поклонившись, остановился у двери. — Звали, дон Верреро? — Вы подсчитали сегодняшний выигрыш по последнему поединку? — О да, дон Верреро, — слуга кашлянул и развернул свиток. — Семьсот шестьдесят восемь дукатов золотом, пятьсот двадцать три серебром и больше тысячи медью. Я на миг потеряла дар речи. — Отсчитайте причитающееся на налоги и выдайте оставшуюся сумму донне Адальяро, — меж тем спокойно распорядился дон Вильхельмо и обратился уже ко мне: — Так что же, покупаете моего раба или нет? Я лишь кивнула, облизав пересохшие губы. — Тогда отсчитайте еще двести монет золотом и подготовьте купчую на Аро. Низко поклонившись, слуга вышел из конторы. — Но… как? — ничего не понимая, наконец спросила я. — Как вы умудрились выиграть такие деньги? Все просто. Сегодня только вы поставили на Вепря. Такое случается совсем нечасто, поверьте, настроение зрителей редко отличается подобным единодушием. Что теперь скажете? Выгодно ли иметь со мной дело? — хохотнул Вильхельмо, подкручивая черный напомаженный ус. — Я бы очень хотела больше никогда не иметь с вами дел, — тихо ответила я и шагнула к двери. Но, задержавшись на пороге, бросила через плечо: — Распорядитесь прислать мой выигрыш вместе с моим рабом в наше поместье.