Азбука

Безымянный посмотрел на солнце распахнутым взглядом. В глазу сверкнуло, и слезы брызнули из ока, некрасивые, кривые, застигнутые врасплох. Они упали на дно телеги, и Безымянный согнулся за ними вслед, обиженно застонав. Все-таки бьет! Снова бьет его свет. Стон его, сначала тихий и нудный, капризный, как насекомое, гудел все громче и громче, пока не взревел и не сложился в слово: - Нет лебедя! И смолк. - Он в дальнем небе, - скрипнул странник. Телега подпевала ему, подскакивая на камнях. Где-то там впереди был зверь, который нес ее по узкой дороге, но Безымянный не видел его и не знал. Нет, телега неслась сама, это было ясно, и ясно еще, что важен был только цокот ее колес. Безымянный захотел видеть ее ближе, волшебную. Он опустил взгляд на нее, но увидел только своего спутника. Огромный, он прятал телегу собою, а что не прятал, то скрывали горшки и кувшины, его тайные сокровища. Телега пропадала под тяжелым кладом, и тогда Безымянный поджал ноги, такие же, как у великана-близнеца, чтобы увидеть наконец долгожданное дно. Как дно сундука оно открылось ему - дощатое, голое. Но тут же на него вскочили юркие лучи и завертелись в золотом вихре, заполняя пустоту. Безымянный смотрел на них, пока не заболели глаза. Ослепленные, они бросили дно, ища покоя. Покой никак не давался, убегал и смеялся, но вдруг попался - и нашелся в близнице. Смуглый, он казался тихой тенью, прибежищем взора. Как мираж он восседал, оперев о колени огромные руки в волнах одежд. Бродяжья борода закрывала его широкую грудь, плечи высились, а лицо омрачалось думой. И только глаза не чернели пустынно, как чудилось раньше. Нет, как белые звезды они горели, холодные и слепые. А старец, почуяв на себе взгляд, упоенно заговорил. Давно никто не смотрел на него, давно не слушал, и история его бежала еще скорее, еще живее, боясь остаться оборванной. Звезды спотыкались, ветра сбивались, и Безымянный тоже не мог поспеть за ними как прежде - в незнании быстро гасли знакомые слова. - ...Небо держит в себе влагу, - торопливо и торжественно говорил близнец, - Ты видел как глубок океан? - он важно повертел в пальцах клочок бороды, - Так глубоки и небесные воды. Воды? - Не знаешь воды, - неуверенно пробормотал Безымянный. Звуки шли к нему туго и медленно, а мысли говорили все об одном, не роняя нужных словечек. Все-таки не знать тяжело. Слепец удивился. - Как не знаю? Вот она, в моих кувшинах. - Не знаю воды, - жалобно повторил Безымянный, ухватившись за новое слово. Старец проворчал: - А как так вышло? А? - А не видел воду! - взмахнул неуклюже руками Безымянный. Высокий кувшин звякнул о недовольстве своем и разбился. Запахло кисло и виноградно. Слепец горестно всплеснул руками. Он не успел договорить с этим кувшином о далеком звездном столпе. К нему всегда ходила кормиться огромная небесная медведица. - Эх растяпа, гляди, - близнец махнул рукой, - Ты разлил вино. Старец немного помолчал, но скоро отозвался снова, будто исполняя приказ: - Вино подобно воде, но хмельно и сладко. А вода всегда чиста. Вон, - указал он наверх. Безымянный задрал голову. Слушаться по своему хотению ему нравилось гораздо больше. - Вода плывет над небом, - поучал голос, - Оттого оно голубое. - Голубое, - нетвердо сказал Безымянный. Глаза его жадно глядели, и различая знакомое что-то в огромном цвете. А пока он глядел, слепец подобрал со дна большой осколок кувшина и с грустью погладил разбитый узор зазубрин. - Что же с тобой делать? - пробормотал он печально. - Делать? - отозвался эхом Безымянный. Никто не ответил ему. Он нахмурился, раздраженный, и бросил тогда смотреть на небо, и гневно взглянул на старца. Безымянный смотрел долго, но слепец будто не замечал его. Каким-то далеким казался он, недосягаемым. Безымянный нахмурился еще сильнее и склонил низко голову, уставившись на солнечные пятна на дне телеги. Они дрались друг с другом, как крошечные змеи, и в глубокой думе Безымянный следил за их борьбой. - Сложи обратно, - наконец выпалил он. Слепец не ответил сначала, будто не заметив умных слов. Ему было жаль кувшина, и он горевал. Безымянный поджал губы. Он так долго вспоминал их, эти слова, так тяжко собирал воедино речь, а он! - Нет, - вдруг вздохнул старец, - Глина нужна. Он с тоской посмотрел вдаль. Веселого цокота давно уже не было слышно. Только песок щекотал уши, шелестя под колесами. Безымянный накрыл солнечное пятно рукою. Оно вырвалось и вскочило на гребень его ладони. - А где глина? - Где вода. Безымянный поднял руку, со странной храбростью пробуя незнакомый жест. Он ткнул пальцем в небо. - Возьми там. Старец нахмурился. В Безымянном, будто вторя, тоже поднялась волна недовольства (что тут неясного?), и он буркнул неуверенно: - С неба. Близнец заскрипел в такт с телегой. Так он смеялся. - Это подвластно только богам. Небесная глина питает их дома. - Что!! - грудь Безымянного взмыла, толкая воздух возмущенно, - А мы? Как ребенок горит от лжи, так пылал и он. Жаль он не умел хорошо говорить! Он бы спросил откуда тогда берут глину, если вся вода на небе, а туда хода нет? Но Безымянный не мог обуздать своей головы, не мог поймать нужных слов. К счастью, близнец понял все и так: - Вода течет и на земле, - он сдвинул горшки и провел пальцем по дну телеги, - И под землей. Здесь ее нет, но она покажется потом, когда птица долетит до возлюбленной змеицы. Я покажу тебе. А пока она не долетела, у нас есть время и мое вино. Безымянный замолк. Ему нужно было подумать. Путник тоже молчал, не зная, как подхватить разговор. Ему хотелось потешиться еще. Когда еще выпадет возможность наговориться! Наконец слепец придумал. Он положил ладонь на согретое солнцем дно телеги и спрятал ее под сколотый бок кувшина. Полукруглый осколок накрыл руку тенью, не раня и только холодя пальцы. - Достань через него до моей руки. - попросил близнец Безымянного, - Представь, что ты - вода. Безымянный помялся, неуверенный. Если вода подобна вину, то как она сможет пробить хоть что-то? Но путник ждал его, и Безымянный нехотя принялся за дело. Руки его были неуклюжи и колотили слабо, но все равно очень скоро - о радость! - свод не выдержал и Безымянный ухватил руку близнеца. Тот захохотал, довольный. - Давай-ка еще! Близнец тут же выхватил откуда-то три некрасивых порожних плошки, которые всегда молчали угрюмо и тяжело, и уложил их друг на друга. Рука его снова скрылась под их телами. - Это - много тонких небес, - пояснил близнец, - А все они вместе - небо. Оно держит воду и спасает мир от потопа. Пробей их. Глаза его блеснули на мгновенье, торжествующие. Теперь-то вы сойдете вниз, могучие боги! Теперь вы не сможете бегать от бедного странника, не принимать его жертв и хулить его дары! Но только миг длилось его злорадство. А Безымянный, воодушевленный победой, ударил громко по плошкам и ахнул от боли. Крепкие своды ушибли его, не поддались. Обиженный, Безымянный принялся сильнее колотить по донцу, и пальцы его скоро спутались, ушиблись, а он сам ужасно устал. Безымянный хотел было бросить, но слепец смотрел на него как прежде, пристально и пытливо. Ясными звездами он наблюдал, и Безымянный боялся отступить. Целую вечность он бился, не умея ударить сильно. Так пробил он два дна, а последнее не сумел. Безымянный повесил голову и громко вздохнул. Ох-ох-ох. - Видишь, - ласково сказал слепец. В его голос Безымянный окунулся, ища тепла - Тонкий свод не удержит океана, но он огромен - много толще. Только через трещины его сочится иногда дождь. Безымянный посмотрел на расколотый кувшин. Осколки щерились на него, и он подумал, что вино вправду пролилось через все эти зубья. А среди них медленно сохла последняя винная лужица. Она все не желала обнимать жесткое дерево телеги. Небо отражалось в ней - темное, темное. Звездное. Вдруг своя, слабая мысль, узелок на роскошных нитях, явилась Безымянному. - Не лопнет? - с ужасным волнением указал он на небо. Оно так потемнело, посинело - неужели скоро хлынут вниз все звезды и змеи? - Не лопнет, - снова заскрипел путник, - Месяц и солнце сторожат его. - Месяц? - Он, - приподнял безымянный подбородок путник. Изогнутая бледная луна медленно проступала на вечереющем небе. - Лебедь. Слепые глаза его смотрели влюбленно, с тихим восторгом на эту птицу, и Безымянный чувствовал, как в нем тоже встает небывалое что-то и щекочет нутро. Так долго молчали они, таинственно и нежно. Слепец мог глядеть так бесконечно, не думая и только чувствуя, и сейчас он тоже спустил все мысли с поводов. Вольный Безымянный мог копошиться во всем сам, не видя надзора. И как ребенок ловит жуков, так он ловил резвые нити, бегущие в его голове. Вдруг он выхватил из них одну, золотую. - А солнце кто? Близнец взглянул на него, словно не выскочив из мечтаний. Солнце мало шло ему на ум. Он любил всегда только россыпь света и звезд, и редкое солнце в черном небе было ему скучно. - А солнце это золотой гад, - широко пронесся голос старца. Ночь изменила его, обдала серебряным паром, и он стал яснее света. Безымянный теперь легко понимал его. - Солнце съело своих детей, а луна нет. Поэтому ночью всегда светло. И слепец вздохнул, звонко и печально. - А где оно? - нетерпеливо спросил Безымянный, потянувшись к близнецу всем телом, - Солнце? - Умерло. Безымянный хлопнул ресницами. Что-то значило это слово, что-то огромное. Но что?... Он не знал. - А оно вернется? - осторожно спросил он. Странник медленно кивнул. Тугая борода его тоже рассыпалась по груди, ошелковевшая: - Всегда возвращается. Безымянный примолк. Близнец вдруг встрепенулся и сбросил лунную ласку - он вспомнил о погибшем друге своем. Он бережно завернул осколки кувшина в синюю ткань и спрятал за пазухой. - Не бойся, - погладил слепец острый бок. Потом взглянул на Безымянного, будто зрячий, и повторил: - Не бойся. Я починю кувшин, - он вскинул голову, - А солнце оживет само. И смолк. Нежное небо рассветилось звездами, холодный ветер подхватил телегу и близнец улегся, качаемый дорогой. Так засыпал он всю жизнь. Тропа качала его, а небо ласкало тайно, и ему не нужен был больше никто подле. И пока близнец витал в чуткой дреме, Безымянный жил и ждал трепетно появления богов и их чудесных луков, ждал зверей, о которых помнил еще немного, но которые начали тихо уходить из его памяти, когда прояснились глаза. Океан над небом… Но слепец заснул, и Безымянный провалился в ничто. Бледный лебедь выскользнул из его рук.