Что тебе в ее спасении? Если на любовь ответить, Ты не можешь. В нетерпении, ожидая встречи, С тем, кто магии украл слова. Зачем терзаешь сердце, И душу ты пытаешь? Заветную ту дверцу, Ты приоткрыл, Но дальше делать, что, не знаешь.
***
Рейстлин злится, он раздражен сверх меры, и, видя это, Карамон не решается заговорить с ним. Ведь это он завел тот разговор, из-за которого они вот уже несколько часов подряд бегают по Шойкановой роще и ближайшим окрестностям в поисках Крисании. Светлая Жрица словно сквозь землю провалилась, хоть для нее это и было бы лучшим выходом. Еще неизвестно, кто дал приют Крисании и каковы были его намерения. В том, что девушка вольно или невольно подслушала разговор, сомнений быть не могло. Допрос присутствующего при этом призрака лишь подтвердил эти опасения. И теперь и без того не слишком румяное лицо брата, вновь обретшего свой прежний облик, было бледнее обычного. В который раз Карамон заподозрил, что девушка не так уж и безразлична магу, как тот хочет это показать. ― Карамон, остановись, ― голос Рейстлина сбился, ― мы ее так никогда не найдем, придется прибегнуть к магии, а значит, нужно вернуться. С этими словами маг сделал знак брату и побрел в том направлении, где должна была находиться Башня, освещая дорогу тусклым светом, исходящим от посоха. Маг выглядел подавленным, усталым и даже больным. От его лихорадочно восторженного возбуждения не осталось и следа. Рейстлин размышлял, он перебирал в памяти те скупые моменты, когда ему удавалось по-настоящему побыть самим собой, все они случались, когда рядом с ним находились Даламар, Карамон или Крисания. В остальное время его разумом владел Фистандантилиус, и сейчас маг больше всего на свете опасался, что одному его брату не под силу справиться с тлетворным влиянием черного чародея. Брат слишком любил его, и поэтому не смог разглядеть тень его присутствия тогда, после Испытания. В действительности Рейстлин пребывал в состоянии близком к панике. Он совсем не желал того, чтобы Крисания узнала о его чувствах к ученику именно так. Это рушило все планы, в том числе и те, о которых маг пока не помнил из-за наложенного на себя заклятия. Да, он не любил жрицу и лишь использовал ее влюбленность, но за проведенное рядом с ней время научился ценить ее любовь, которую та расточала сверх меры, не спрашивая, нуждается ли маг в ней или же нет. Она была ему нужна, сердце мага вновь взяло верх над разумом, что заставляло злиться. Возвращение в Башню было совсем не радостным. Карамон немедленно поставил на огонь котелок с водой для приготовления горячего чая. Рейстлин удалился в дальний конец лаборатории и с крайне трагическим выражением на лице принялся вычерчивать на полу какие-то символы. Когда маг закончил, было глубоко за полночь и предпринимать что-либо еще братья не решились. Карамон сделал чай, приготовленный Крисанией ужин остался нетронутым, лаборатория погрузилась в темноту, мрак и отчаяние.***
Карамон проснулся. Рейстлин исходил страшным кашлем, кожа его пылала огнем. Воин попытался разбудить брата, но тот не отреагировал ни на призывные возгласы, ни на откровенную встряску. Сердце мага билось едва слышно, в перерывах между кашлем он не дышал, а хрипел и бредил, призывая на помощь то Даламара, то Крисанию, а то и самого Карамона. Оглядев лабораторию и убедившись в том, что злобные глаза призраков никуда не делись, Карамон тяжело вздохнул, вновь разжег потухший было камин, согрел воду и попытался напоить брата тем лекарством, которое маг использовал для облегчения приступов кашля. Обычно после очередной порции питья магу сразу же становилось лучше. Но не сейчас. Тело Рейстлина содрогалось от озноба. Карамон укрыл брата остатками своего собственного одеяла, прижал к себе, как в детстве, и попытался уснуть. Если к утру магу не станет легче, придется отложить поиски Крисании и заняться его лечением.***
Утром Рейстлину становится еще хуже. К его раскаленному телу невозможно прикоснуться. Карамон мечется по башне, не зная, как ему поступить и куда бежать за помощью. В отчаянии, он вспоминает о Даламаре и Оке Дракона. Возможно ли, что Рейстлин не прервал связи, а лишь временно ее нарушил? Карамон бегом отправляется туда, где он последний раз видел Око. За ним по пятам следует призрак, но воина это больше не волнует. Какая разница? Без Рейстлина и ему самому жизни не будет, совсем неважно, умрет ли он от тоски или же найдет покой в цепких объятиях слуги Башни. ― Даламар, Даламар, ― призывает Карамон, вглядываясь в зыбкую пустоту Ока. Он помнит, что Рейстлин говорил об этом артефакте и помнит, что именно сотворило Око с Лораносом, эльфийским королем. Карамон боится, но еще больше он боится того, что Рейстлин умрет. ― Карамон? ― раздается удивленный возглас, ― отойди немедленно, для тебя Око опасно. ― Даламар, ― не слушая эльфа, продолжает воин, ― Рейстлин болен, Крисания пропала, и я не знаю, что мне делать. Он умирает, Даламар, ― голос Карамона дрогнул. ― Ничего не делай, жди меня. ― Но как? ― хотел было спросить воин, но Даламар уже исчез, а Око помутнело. Карамон поднимается с колен, и направляется в лабораторию: ― Я иду, Рейстлин, я позвал на помощь, ― хочет сказать он, но в глазах темнеет и воин падает. Единственным мыслящим и двигающимся существом в башне остается ее страж.***
― Оставьте меня в покое, что вы делаете, ― но криков Праведной дочери Паладайна никто не слышит. Покинув надежные, хоть и не самые гостеприимные стены Палантасской башни, она решает вернуться в город, чтобы там разыскать таких же, как и она жрецов. Катаклизм, конечно, уничтожил многих, но хоть кто-то же должен был остаться. К братьям Маджере она возвращаться не планирует, хоть ее сердце и сжимается от боли, а тело все еще хранит воспоминание о теплых руках, прижимающих ее к груди. Окружающей ее тьмы жрица не боится, ее все еще защищает поцелуй Рейстлина, хоть она и мечтала бы стереть его. Дорогу жрица освещает медальоном Паладайна. И вот, роща позади, можно передохнуть и не опасаться погони, которая, как она убеждена, незамедлительно последует, ведь жрица нарушила планы мага. Теперь ему совсем не просто будет открыть врата в Бездну (Крисания слышала лишь признание Рейстлина, разговор его с Даламаром она не застала). И вот она свободна от всего, вернуться в свое настоящее шансов нет, но ничего, она все уже решила. Никогда больше не даст она себя обмануть слащавыми речами о любви. Крисания была столь зла на саму себя, что не заметила подкравшихся к ней теней. С надетым на голову не слишком чистым мешком и связанными руками, она могла лишь кричать и молить о помощи. Но и этого ей было не дано сделать, почувствовав резкую боль в затылке, жрица потеряла сознание, медальон Паладайна выпал из ее ослабевших рук и погас.***
― Даламар, ― простонал Рейстлин, все еще не приходя в себя. ― Я здесь, шалафи, все хорошо, я рядом, все обязательно будет хорошо. Эльф сновал по лаборатории, ему предстояла непростая задача ― поставить Рейстлина на ноги. Увидев шалафи в таком плачевном состоянии, Даламар убедился, что Карамон не зря решился на столь опасный для него шаг, как использование Ока Дракона. Самого воина он нашел в коридоре, он спал глубоким сном и над ним с явным любопытством склонился страж Башни. Понимая, что он не в силах перенести брата шалафи в лабораторию и устроить его на более удобном ложе, Даламар просто притащил одеяло, укрыл им воина, разжег рядом с ним небольшой костер, чтобы тот не замерз, и оставил все как есть. Все внимание следовало уделить шалафи, судя по рассказам его, Карамон отличался крепким здоровьем, а значит, не заболеет. Приготовив необходимое питье и напоив им мага, Даламар присел на краешек импровизированного ложа, дав себе небольшую передышку, и залюбовавшись видом расслабленного Рейстлина. Маг спал, его кашель утих, а грудь вздымалась чаще, чем прежде. Даламару хотелось прижать шалафи к себе, поцеловать его узкие губы, проникнуть руками под одежду, избавиться от нее и в конечном итоге насладиться всем тем, о чем до неожиданного признания Рейстлина даже мечтать не приходилось. Почувствовав возбуждение, эльф устыдился своих мыслей, ведь его шалори болел, а он только и мог думать о том, чтобы расцеловать каждую клеточку, попробовать на вкус, оставить свои метки на этом совершенном для него теле. Желая отвлечься, Даламар осмотрелся. Тут он вспомнил о жрице Паладайна и заметил в углу комнаты начертанное Рейстлином, но не приведенное в исполнение заклинание поиска. Если бы шалафи удалось задуманное, то Темная Госпожа получила бы его куда быстрее. Даламар внимательно вглядывается в использованные Рейстлином руны и решает, что ничего не случится, если вместо шалафи заклинание произнесет он сам. Уже на последней из рун, эльф понимает, что перед ним не просто заклинание поиска, а видоизмененное заклинание переноса. С громким хлопком Даламар исчезает из башни.