Нет Бога, которому можно было бы молиться, и звёзд тоже нет, Но я всё ещё не перестал возносить молитвы.
***
— Нет, так не годится, — вынес вердикт Асахи. Шио обессиленно упала на колени и тяжело задышала. Они находились в полупустой комнате брата. Из мебели здесь располагались разве что кровать с каменным матрасом, исцарапанный письменный стол и тёмный комод. В углу покоилась бейсбольная бита, используемая явно не по назначению — слишком потрепанная. Рядом с ней опёрся к стене свёрнутый в рулон ковёр. Помещение совсем не походило на обиталище подростка: ни игровой приставкой, ни комиксами здесь и не пахло, а об учебных принадлежностях речи быть не могло. Асахи и учебники — вещи несовместимые. Лампа у потолка заливает стены желчным свечением. За окном скалится непроглядная тьма. Лишь изредка острая ветвь стучит в окно, точно высушенная до костей рука. Асахи поднял с пола складной нож, которым безрезультатно размахивала Шио в недавнем бою и который оказался в тысячный раз выбит из руки. Он был небольшой и с удобством ложился в детскую ладонь, а главный плюс — его легко можно спрятать за пазухой или в задних карманах брюк. Но Шио, естественно, пренебрежет этим. Когда-нибудь. Поэтому вместо того, что встать, она осела на голом полу в попытках совладать с нахлынувшим изнурением. — Братик, я не могу больше… Глаза старшего брата казались Шио льдинками. Волчьими, хладнокровными. Но она всегда помнила правило трёх «Н»: Никогда, Никому и Ни за что Асахи не даст её в обиду. Он с детства был серьёзнее, умнее и хитрее других детей в детском саду. Пока все учились считать по пальцам, он, со слов матери, мог сложить два двухзначных числа, а в школе воспринял учёбу как способ подзаработать, а не возможность расширить кругозор (а это Шио поняла уже сама). В последующем такое отношение переросло в хулиганства исподтишка — бунтарство и все признаки трудного подростка налицо. Конечно, такую яркую личность не могли не заметить, оттого к нему начали липнуть всякие. А Асахи как раз имел способность руководить, если быть точнее властвовать. Скалой он нависал над ровесниками, отважно стоял против детей постарше и знатно огребал от нетрезвых завсегдатаев, околачивающихся у местных баров. Впрочем, он не любил проигрывать и часто возвращался, а уходил избитый, но с триумфальной победой. Он не терпел предательств, лжи и лицемерия, оттого узкий круг его друзей был крепче стали. Таковым был Асахи Кобэ. Брат, который ни с того ни с сего решил обучить свою младшую сестру самообороне, стоило ему услышать от матери про «выросший хвост» Шио. Но она знала: если Асахи счёл нужным показать сестренке, как обращаться с ножом, значит, так надо. Возможно, это пригодится ей. Когда-нибудь. Её брат дальновиден («Параноидален», — как-то раз выговорила сложное слово мама, но Шио не поняла его значения) и ему можно верить. Параноидальный приобнял сестру за хрупкие плечи. Она затылком ощутила, как широко он улыбнулся. — Шио, ты должна понять одно, — сказал он. — Пока все думают, что ты беззащитное создание, у тебя всегда будет преимущество. Всегда. Давай попробуем ещё раз. Шио кивнула, пересилив себя, и встала на ноги. Тело отозвалось тупой болью — она успела упасть несколько раз. Асахи ловко заламывал руки, казалось, совсем не щадил, ибо находился в своей стихии. Но она ведь тоже не лыком шита! «Режь, а не протыкай. Целься в лоб. Глаза противника застелет кровь, и он потеряет видимость. Если хочешь убить, — полосни по шее. Скорее всего, твой нож под приливом адреналина потянется к груди врага, но это не всегда срабатывает: одежда препятствует прямому попаданию, так что советую тебе метить в открытые участки кожи. В общем, дерзай, — попробуй убить меня, сестренка». — Нападай, — дал старт Асахи, когда они оба встали на достаточном расстоянии друг от друга. Это был её брат — но он не был её братом, когда дело доходило до насилия. Он не был её братом, когда его кулак врезался в скулы противников. Он не был её братом, когда беспощадно избивал павших до потери сознания. Он не был её братом, когда утирал из-под разбитого носа густую кровь. Он не был её братом, когда втаптывал проигравших в грязь, звеня раскатистым смехом. Он не был её братом и сейчас. Раз-два — марш вперёд! Шио сорвалась с места и рассекла лезвием душный воздух. Острие промелькнуло в считанных миллиметрах ото лба соперника, и тот резко дёрнулся назад, а после пригнулся и избежал ещё одного удара, который просвистел над самой макушкой. Асахи проворно перехватил руку сестры с уже явным намерением выбить орудие, когда та предприняла очередную попытку рассечь лицо. Тот же самый трюк, братишка. Не прокатит! Шио, вовремя смекнув, резко присела с всё ещё схваченной братом рукой, в которой был зажат заблокированный нож. Асахи норовил вывернуть запястье, но не успел — удар под ноги, потеря равновесия, грохот падения, — и Шио сидит на нём, нож откатился в сторону, а в шею впились тонкие пальцы. Асахи в полулежачей позе крепко схвачен за горло и не может пошевелиться. Шио выглядит запыхавшейся, её глаза и щёки пылают огнём. По детскому лицу расползается горделивая улыбка. Победа? — Не-а, — будто прочитав её мысли, Асахи коварно усмехается. Шио перевела взгляд и обнаружила, что в его руке зажат перочинный нож с алой рукоятью, и его острию мешает лишь тонкий слой пижамы. Секунду другую они застыли каменным изваянием, пока не залились усталым, но счастливым смехом. — Молодчинка, — наконец похвалил Асахи, но по его хитрому прищуру стало понятно — поражения всё равно не признал. — Теряешь форму, — подразнила Шио, получив в ответ шутливый толчок в плечо. Асахи встал на ноги и подал ей руку не без улыбки. — Не зазнавайся, выскочка, — мягко приструнил он сестру. — Идём, награжу нашего новоиспеченного бойца мороженым. Его слова были пропитаны едким сарказмом, но где-то за занавесом проскальзывала гордость, и Шио это польстило. Асахи редко когда увидишь довольным. — У нас оно есть? — неподдельно удивилась она. — Сегодня появилось, — мимоходом бросил Кобэ старший. Шио даже не попытается разузнать, откуда, — всё равно ответа не получит. Асахи в своей мешковатой толстовке безрезультатно приглаживает всклокоченные волосы и давит фирменную клыкастую лыбу. От былого льда осталась лишь холодная дымка. Пар на стекле, мгновенно исчезающий. Может, её брат и занимается нехорошими делами, но Шио давно убедилась: он её спасёт, что бы ни случилось. А между тем что-то ей и правда стало плохо… Комната поплыла, распадаясь и исчезая на мнимом ветру. Асахи, казавшийся таким реальным и близким, внезапно стал маленьким и далёким. Видение начинает тухнуть и сбиваться, как помехи телевизора, пока не наступил тревожный, поверхностный сон.***
Шио открыла глаза. Она не сразу поняла, что видит перед собой. В рассеянном свете блекли контуры предметов и плавали невесомые частицы пыли. Она качалась на приливах волн; сладкая дрёма обволокла тонкой, но липкой паутиной. Шио опустила голову на грудь и сквозь ткань стёганого одеяла разглядела очертания собственного телосложения, почувствовала, как проваливается в пуховую подушку. Как только взгляд сфокусировался, а сонная дымка окончательно улетучилась, она неосознанно огляделась. Это была не её комната. Простор создавал атмосферу опустелости и неприютности. По правую сторону от кровати примыкал к стене высокий шкаф с зеркальными дверцами, и Шио увидела собственное отражение — белое, как полотно. Молочные дорожки на мятных обоях перетекали в цветы, незамысловатым узором сплетающиеся спиралями. У потолка понуро свисала люстра. Её стеклянные серьги преломляли свет и изливали целый разноцветный калейдоскоп. Осознание реальности происходящего пришло с опозданием. Воспоминания прошлого вечера громом поразили всё её существо, и тело забилось мелкой дрожью. Как кинолента, перед её глазами мелькали всего несколько слов: «Зоопарк. Пустынная улица. Банки. Девушка. Зефир. Зефир разбился. Нет, не зефир, банка. Стекло поранило мне руку». И как в подтверждение этому Шио вытащила правую руку из-под одеяла. Саднящее ощущение оправдалось — её ладонь была крепко перевязана бинтом. «Кто это сделал?» «Помнишь, Шио, что я тебе говорила насчёт незнакомых людей и машин, которые могут не только сбить, но и забрать? А чему учил тебя Асахи, я что-то подзабыла, можешь напомнить? Кажется, он предупреждал тебя о чём-то… Что-то под названием НОЖ. Не помнишь случаем? Ты просто глупый ребёнок. Глупый, глупый, глупый…» «Спокойствие, Шио», — попыталась она унять вопящую сирену. Подступающий к горлу комок и пульсирующая головная боль говорили ей срочно лечь обратно в кровать. «Но это всего лишь комната. Просто встань и выйди». Шио благосклонно послушалась своего внутреннего голоса и приподнялась с кровати, как вдруг в тишине громко звякнул металл. Она с нарастающим отчаянием откинула одеяло и обнаружила, что пристегнута наручником к изголовью кровати. И теперь всерьёз подумала: а не сошла ли она с ума? «Это какая-то ошибка. Точно ошибка». Хоть кольцевые пластины и были не в размер детскому запястью, однако ладонь всё равно не протискивалась, под каким бы углом Шио ни выворачивала кулак и расслабленную ладонь. Костяшки пальцев просто не хотели просовываться. На тыльной стороне образовались покраснения от трения металла о кожу. Рядом на тумбе одиноко мерцала самодельная свеча из масла и фитиля. Язык пламени подрагивал едва-едва, а это плохо — значит, сквозняков в комнате почти нет. Раз уж в окне, расположенном позади кровати, она видит неподвижные макушки сосен и кусочек черепичной крыши, в лучшем случае комната находится на высоте второго этажа. «Сколько я сюда ехала?» «Я не знаю» «Почему? Потому что ты выключилась. Перегорела, как лампочка от сильного напряжения. Если бы ты потерпела ещё чуть-чуть, имела бы более обширное представление о своём местонахождении, нежели бесполезный пейзаж за окном и своего собственного жалкого отражения в зеркале. Что ж, поздравляю, Шио, — жить тебе осталось недолго». Последняя мысль въелась в мозг и копошилась, точно червь в черепной коробке. Совсем немного, и она сорвётся. А истерика и слёзы сейчас — последнее, чему стоит поддаться. Нужно сохранять спокойствие. А потом она услышала шаги. (Не корчи такое лицо, Шио) Шио надеялась на самовнушение, но, когда отчётливо скрипнула за дверью половица, видимо, ступеньки, Кобэ мысленно распрощалась со всеми, кого когда-либо знала. Ей захотелось бежать. Прыгнуть в окно, отсечь руку, провалиться под землю или просто спрятаться под одеяло — что угодно, только не то, что идёт к ней. Ею овладел животный страх, который она испытывала лишь единожды в своей жизни — когда отец замахнулся на неё стеклянной бутылкой. (…Шио-о-о-о, — возвышался до визгливой ноты папин голос, теряя всяческие точки соприкосновения с человеческим, — выходи, поиграем…) Шаги неумолимо приближались. Шио отогнала мельтешащие мысли, которые заволокли её, как облако гудящих комаров, кое-как взяла себя в руки и огляделась ещё раз. Окно. Оно находится на расстоянии вытянутой руки, но до ручки не дотянуться. Даже если бы она смогла его открыть — наручники прочно связали её с кроватью, да и далеко со сломанной ногой не убежать. Поблизости нет ничего, чем можно было бы распилить металлические скобы. А что в тумбе? Она не успела проверить. Дверь тихо приоткрылась. В комнату с подносом в руках едва слышно зашла девушка, а вместе с ней пьянящий запах свежеиспеченных блинов и свежего молока. Шио понадобилось меньше доли секунды, чтобы узнать её. (…Не бойся, выходи. Папочка тебя не обидит…) — Доброе утро, Шио! Уже проснулась? — сверкающе улыбнулась вошедшая, и аккуратное лицо озарилось белыми лучами солнца. На дне глубоких глаз точно вспыхнула первая рассветная звезда. Светлые волосы убраны в пучки и перевязаны лентами. Белая рубашка и зелёная юбка в клетку свидетельствовали о статусе ученицы; теперь её фигуру не прятала толстовка, что позволяло разглядеть детали лучше. Шио на миг забыла весь свой страх, который рос в ней снежным комом с момента пробуждения, — его место сменило будоражащее любопытство. Но потом воспоминания о багажнике нагрянули из ниоткуда, точно зашуршавший в пустой тьме рой летучих мышей. И ей стало невыносимо тяжело сдерживать слёзы. Девушка тем временем прошла на середину комнаты и внезапно остановилась. Её взгляд скользнул по одеялу и вжавшиеся в его подолы детские пальцы. Шио выдавала свой неподдельный ужас с головой: рваное дыхание, покрытое нездоровой испариной лицо, сжатые челюсти. Девушка некоторое время пронизывала её оценивающим взглядом, а после тяжко вздохнула (Вспомнила, что она не совсем желанный гость) и положила поднос на пол в зоне досягаемости, так и не подойдя к кровати. Шио затаила дыхание. (…Раз-два-три-четыре-пять — папочка идёт искать. Шио-о, куда мама спрятала…) Было заметно, что девушке крайне трудно подобрать нужные слова. Она, всё ещё сидя на коленях в своих белых гольфах, поджала губы и не сводила глаз с завтрака в постель. Наконец, с робеющей неуверенностью вымолвила: — Я тебя испугала. Шио изумилась и даже перестала дрожать. В приятном на слух голосе не было ничего, кроме заботы и раскаяния. — Кто вы?.. — тихо спросила она, удивившись собственной хрипоте. Зубы стучали, язык немел. Девушка уставилась на неё в молчании, как будто поразилась сущей несуразицей, а после глупо стукнула себя по лбу. — Вот я дурочка! — расплылась она в виноватой улыбке и встала с колен. — Я ведь забыла тебе представиться. И точно, ты меня не помнишь. — Не помню?.. — сомнительно переспросила Шио. Она видит эту девушку впервые. Или ей так кажется? — Меня зовут Мацудзака Сато. Год назад я посетила выставку в музее космонавтики и познакомилась с тобой. Шио попыталась откопать в своей голове воспоминания столетней давности. Действительно, она ходила на выставку космонавтики примерно в прошлом году — всё-таки, когда ты выходишь в люди раз в несколько месяцев, запоминаешь каждый свой шаг, — и она вспомнила. — Девочка-плутон! — воскликнула она. Губы Сато дрогнули в трогательной улыбке, как будто слова Шио врезались ей в самое сердце. — Я не Плутон, — смеясь заметила она. Но Шио было не смешно. Она тряслась от ужаса. («От Сато-чан. Если ты наденешь это на прогулку, я буду очень рада, Шио!») («Я приготовила тамагояки. Надеюсь, тебе понравится») («С днём Святого Валентина, Шио! Мучилась с этим шоколадом как мать с ребенком, под конец чуть сама не съела — в общем, наслаждайся. Люблю тебя») («От Сато-чан. Хорошего дня, Шио!») Так вот от кого были эти подарки!.. «Но сейчас твоя Сато — это не тот человек, что делал каждый день, как верующий преподносит дары своему божеству, приятные сюрпризы. Перед тобой девушка по фамилии Мацудзака — и, кажется, она немного не в себе. Или похищение маленьких девочек нынче в моде?» Шио чуть не поперхнулась подобными рассуждениями. Усталый и перепуганный мозг не справлялся с навалившимися на его долю трудностями, бурлил, и вот-вот, казалось, крыша взлетит на воздух. — Я не понимаю, — заскулила она, — совсем ничего не понимаю! Это всего лишь какая-то ошибка, верно? Вы спутали меня с кем-то. Сато снисходительно улыбнулась и отрицательно помотала головой. — Ты действительно запуталась. Но не волнуйся, я всё тебе объясню и ты перестанешь трястись, хорошо? Я не причиню тебе вреда. Шио тщетно пыталась выровнять дыхание, но напрасно. Становилось только хуже. — Как я могу вам доверять? — внезапно в её голосе проскользнул упрек. Она не узнала саму себя. — Вы заковали меня в наручники и пристегнули к кровати, а до этого засунули в багажник… Я даже хотела ранить вас!.. — Шио взмахнула перебинтованной рукой. — И я знаю, что должна попросить прощения, но я не буду его просить. Потому что вы и только вы… — Я знаю, что ты хочешь сказать, — перебила Мацудзака, — однако ты не права. Я не вынуждала тебя брать осколок в руки. Её тон покрылся ледяной коркой — от былой цветущей теплоты не осталось и следа. Шио показалось, что комнатная температура понизилась. Или это её холодный пот и лихорадка возобновили мутное головокружение? Теперь она пожалела о своей безрассудности и бестактном упреке. Мацудзака совершенно незнакомый ей человек: кто знает, какие тараканы роятся у неё в голове? Может, Шио даже не первая (и не последняя) похищенная ею девочка. Сейчас меньше всего Шио нужно вывести Мацудзаку из себя. — Я не вынуждала тебя рвать мне волосы, — продолжала она, — не вынуждала брыкаться и выть. Я лишь хотела помочь, — по слогам выговорила она. Её пронзительные глаза залились чернилами. Вода в них взбаламутилась и песок поднялся со дна, — а тебе надо было просто выслушать меня. Понимаешь? Твоя нервозность, которой одарил тебя старший брат, сыграла тебе на руку. Ну а мне… Мацудзака зашуршала пуговицами белой рубашки и открыла вид на свои белые ключицы. Шио пробило током: запекшийся порез рассекал девственную кожу. («Если хочешь убить, — полосни по шее») — И-извините меня… — обомлела Шио. Неужели это сделала она? Этими руками, что сейчас трясутся? «Я совсем не такая. Я бы не ранила человека… Господи, братик, зачем ты научил меня?» — А недавно утверждала, что не будешь извиняться, — вдруг повеселела пострадавшая, застегивая пуговицы обратно. — Но я не ожидала такого удара. Кто научил тебя драться? — Мой брат, — не думая ответила Шио. — Он… — Специализируется на этом, — мрачно закончила за ней Сато. — Я видела его в деле и не думала, что он настолько безрассуден. Но что более важно… — Сато замкнулась на мгновение. — Теперь я обязана вымолить у тебя прощения. Шио проморгала, пытаясь сдержать слезы в уголках глаз, и недоуменно уставилась на Мацудзаку, не сразу поняв её внезапного сострадания в лице и в голосе. — За что? — Я правда не хотела действовать так… грубо, — подбирая нужные слова, Мацудзака тревожно кусала губы и отводила взгляд на стены. — Одно неверное слово — и весь план рухнул. — Вы назвали моё имя, — вспомнила Шио. Если бы она не заметила столь незначительной детали, кто знает, как всё обернулось бы? Впрочем события не изменили бы свой ход. Шио залезла бы в машину Мацудзаки, разве что добровольно, а Мацудзака всё равно заперла её здесь. (…— Я чувствую, как ты дрожишь, Шио. Я чую твой страх, — прошептал до безумия змеиный голос отца, — ты где-то рядом…) — Верно. Это потому что я знаю тебя уже год. Звучит безумно, но я не могла не думать о тебе с того дня. — Вы серьезно? — уже с несвойственным ей скептицизмом переспросила Шио. — Неужели я вас чем-то обидела? На секунду в комнате повисла тишина, пока вдруг Мацудзака не разразилась искренним, чистосердечным смехом. Проступили слёзы, которые она поспешила утереть тыльной стороной ладони. Шио смутилась такой непредсказуемой реакции и вжалась в подушку. — С чего ты это взяла? — сквозь смех задала вопрос Мацудзака. — Вы похитили меня! — как что-то и ежу понятное заявила Шио. — Мама однажды рассказала мне, что бывают злопамятные люди. Они хранят обиды у себя вот здесь, — она приложила ладонь к груди, — и копят всё плохое, пока не взрываются. Я вас чем-то обидела и вы решили отомстить мне? — более настойчиво вопросила Шио с широко распахнутыми, серьёзными глазами. Сато, видно, не понравилось такое подозрение, потому что смешливая улыбка испарилась с её лица и отзеркалило такое же серьезное выражение, как у Шио. — Нет, — просто ответила она. Физиономия похищенной сменилась по-детски наивным, непонимающим выражением, которое обычно возникает, когда внезапно ошибаешься в доводах, в которые ты свято верил. — Но что тогда?.. — едва шевеля губами, вымолвила она. — Я предлагала тебе меня выслушать, Шио. Помнишь? — по-матерински и мягко напомнила Мацудзака. — Однако я не смогу этого сделать, пока ты не поймёшь кое-что для себя. — Не пойму что? — с нарастающей тревогой взмолилась Шио. Пауза. Она сама не понимает, что чувствует. С одной стороны, ей хочется верить в доброту этой девушки, с другой — она хочет очутиться в объятиях колючей кофты мамы, снова пережить эмоции поединка с братиком, увидеть лица своих одноклассников, в конце концов. Но что-то глубоко внутри подсказывало ей, что сейчас она находится на перепутье меж двух дорог. И пойти по одной из них означает сжечь все мосты. — Пока ты не поймешь, что находишься на тонущем корабле вместе со своей семьёй, и не оставишь надежд на ваше благословенное спасение с этой треклятой лодки, ты обречена на смерть. Знаешь, что такое смерть, Шио? Шио молчит. — Тебе уже всё равно на себя и на остальных. Тебя нет. Ты не существуешь. Ты мертва. — Моя семья не тянет меня на дно, — пламенно возразила Шио, пропустив мимо ушей слова о смерти. — Да? — тихо-тихо спросила Сато. — Почему же тогда у тебя на лице написано сомнение? Хотела ли ты после экскурсии идти домой, Шио? Шио раскрыла рот, но обнаружила, что лишилась слов. — Не ври самой себе, это может плохо кончиться. А знаешь… это место может стать для тебя домом, — с воодушевлением Сато обвела взглядом комнату, вероятно, охватывая всё здание целиком, мысленно видя каждый кирпичик и узорчик на стене. — Для тебя и для меня. Мы можем подать друг другу руку. Я знаю, что это звучит как бред умалишенного, но разве в глубине души ты считаешь, что твой отец действительно твой папа? А мама с её разбитым сердцем сможет тебе искренне улыбнуться? Ну а твой брат действительно ли так сильно печется о своей сестренке, раз уж появляется дома раз в неделю? Раз уж он не уберег тебя от того, что случилось? (— Я нашёл тебя, Шио) — Ты… не права, — Шио растерялась. Она смотрела сквозь Сато в пространство. Стеклянными глазами. — Я правда люблю тебя, Шио. Я берегла каждое твоё письмо, которое ты оставляла в дупле школьного дуба. Я знаю, между нами зародилось прекрасное, что-то, сравнимое с рождением звезды. Таких чувств я не испытывала никогда в своей жизни. Ты… воскресила меня, Шио. И я полюбила тебя всем сердцем. «Я полюбила тебя всем сердцем», — тонко-тонко зазвенело эхо, где-то за горизонтом того, где сейчас летала Шио. Она находилась на границе между реальностью и вымыслом. Это всё действительно происходит или она до сих пор не проснулась? (Действительно ли мой дом — это мой дом?) (Но что такое дом?) Вдруг Сато сдвинулась с места, и на Шио разом нахлынул весь тот ужас, который ненадолго утерялся в дымчатом подсознании. Она вжалась в спинку кровати и зажмурилась, ощущая, как прогнулся матрас под прибавившимся весом, как Мацудзака наклонилась к ней. А потом щеки нежно коснулась рука. Она трепетно провела кончиками пальцев по мягкой коже, а следом скользнула к подбородку и плавно подняла её опущенное лицо. Кобэ почувствовала опаляющее нос дыхание, совсем рядом, в сущих миллиметрах. Удар за ударом пропускает сжавшееся сердце, желудок скручивается в узел от вопиющего и обглодавшего все её кости ужаса. — Пожалуйста, посмотри на меня, — мягко попросила Сато. Её голос утонул в пучине бури внутри Шио. Развеялся тысячью песчинок. Каждый её зуб ноет от ударившей боли, воздух вокруг сворачивается, и она не может дышать. Она в сущих миллиметрах. И Шио ни за что не посмотрит на неё. Если посмотрю, обращусь в камень. Её глаза пусты и безжизненны. Они убьют меня. — Шио. Нет. Секунда тянулась, подобно тонко натянутой струне, которая вот-вот лопнет. В обострившихся чувствах Шио впервые услышала тиканье настенных часов. Но ничего не произошло. Матовые пальцы прощально, с горьким сожалением так же призрачно исчезли. Комната начала насыщаться кислородом. Шио вновь могла чувствовать собственное дыхание, сердцебиение, руки. Шио показалось, что она пережила смерть. Шаги таким же длинным путем тихо прошествовали от кровати до двери, после чего послышался скрип петель и щелчок в замке. Она ушла. Шио ещё долго вжималась в подушку, беззвучно рыдая. Этому она научилась у своей матери. «Это не может быть правдой», — думалось ей. — Ну так сбеги, — внезапно сказал кто-то. Шио вздрогнула и огляделась. Никого.