Амбивалентность

Ирина проснулась поздно. Ткачева в квартире не было — и полковник вздохнула с облегчением: не могла представить, как находилась бы с ним в замкнутом пространстве, как смотрела бы ему в глаза после всего, что случилось вчера между ними. Сейчас, вне стен отдела, без своей должности, без авторитета, без погон она чувствовала себя до ужаса неуютно, даже беззащитно — и это невероятно раздражало. После стольких лет при погонах ощущение беспомощности пугало — меньше всего хотелось быть слабой, уязвимой, не способной отразить нанесенный удар… Надо же — за такое короткое время она превратилась из хозяйки своей земли в опального полковника, которого вот-вот могут уволить совсем; в беглую преступницу; в несостоявшуюся жертву съехавшего с катушек психа… Она ничего не могла теперь сделать, ни на что не могла повлиять — могла только ждать новостей и рассчитывать на своих друзей, которые еще совсем недавно готовы были от нее отвернуться… Не отвернутся ли сейчас? Тесная неухоженная квартирка — одна из «гостиниц» Фомина — стала ее пристанищем на неопределенное время. Как бы Ирине ни хотелось вернуться домой, она понимала: нельзя светиться, нельзя действовать самой, нельзя никак себя проявить… Очухавшийся Пожарский сразу же ринется на ее поиски, и после того, что случилось, попытается достать ее из-под земли… Там, на загородном шоссе, грохнуть эфэсбэшника прямо на месте взбешенному Ткачеву помешало только одно: проезжавший мимо патруль ДПС. А если бы тогда он сделал то, что хотел, никакой угрозы больше бы не существовало… Кто знает, на что теперь пойдет Пожарский, желая добраться до нее любыми способами? Сашка… Паника накрыла холодной волной, на мгновение затопила сознание до такой степени, что отключилась способность соображать. Срочно позвонить, предупредить, предотвратить… Ирина бросилась на поиски телефона — и только потом вспомнила, что мобильного у нее с собой нет, и это к счастью — иначе ее уже давно бы вычислили и нашли. Но ждать… сколько? Стационарного телефона в квартире не имелось, а когда еще вернется Ткачев… Ирина до боли прикусила губу. Твою же мать, когда это все закончится!.. И в этот момент в замочной скважине заворочался ключ.

***

Такого взгляда Ткачев не замечал у Зиминой никогда. Ни тогда, в ресторане, за мгновение до неизбежного; ни в тот кошмарный вечер после взрыва; ни вчера, ослабевшая и почти бессознательная, полковник так на него не смотрела — потерянным, раненым, загнанным в угол зверем. А ведь еще ночью… Он едва переступил порог кухни — а Ирина Сергеевна уже рванулась к нему. Мертвой хваткой вцепилась в плечи — дрожащая, совершенно белая, с искусанными губами.       — Паша… Помоги мне… Пожалуйста… Я сделаю все, что попросишь, все… Только пообещай… Я больше никому не могу доверять… Помоги, — бормотала горячо, жалобно, сбивчиво, словно безумная.       — Ирин Сергевна, да чего случилось-то? — Ткачеву не сразу удалось немного отстранить ее руки, наклониться, заглядывая в лицо. — Помочь чем? Вы скажите толком… Зимина судорожно облизнула пересохшие губы.       — Сашка… Спрячь его, увези куда-нибудь, хоть куда, далеко… Ты не думай, я… Я в долгу не останусь… В лице Паши что-то дрогнуло.       — Конечно, я все сделаю, — отозвался спокойно. Но все-таки не сдержался, добавив резко, если не сказать зло: — И перестаньте вы уже!.. Ничего мне от вас не нужно! Полковник хотела что-то ответить — но вдруг пошатнулась. Отступила назад, привалившись к стене — лицо стало еще бледнее, губы задрожали, на висках выступила испарина.       — Сволочь, — пробормотала почти беззвучно, — сволочь, он меня обманул… Это был не антидот…