Амбивалентность

      — Куда вы меня везете? Что вообще происходит?! Голос по давней привычке прозвучал требовательно и властно, но внутри все неприятно сжалось — не от страха, скорее от нехорошего предчувствия. Ко всему прочему, снова заныло раненое плечо — Ирина стиснула зубы, борясь с болью и стараясь не шевелиться лишний раз. Машина тем временем на полной скорости пронеслась мимо очередного поста ГАИ; шоссе сменилось грунтовкой. Конвоир в безупречном костюме, сидевший справа от нее, даже не повернулся, а вот его напарник слева, не меняя скучающего выражения на каменном лице, только скупо уронил:       — Не нервничайте так, Ирина Сергеевна, вам на месте все объяснят.       — Но…       — Сидите спокойно, — бесстрастно приказал спутник и уставился прямо перед собой. Понимая, что ничего иного ей не добиться, Ира устало прикрыла глаза и откинулась на спинку сиденья, чувствуя, как от слабости тяжелеют веки. Она явственно ощущала: нужно готовиться к самому худшему.

***

      — Полковник Пожарский, ФСБ. Загорелый мужчина с неприятными холодно-свинцовыми светлыми глазами по-хозяйски уселся на стул возле забранного решеткой окна; впился в свою «гостью» изучающе-цепким взглядом. Ирина села на узкой больничной койке, выпрямилась, твердо встречая этот будто сканирующий взгляд. Вздернула бровь.       — И что вам угодно, полковник?       — А вы не догадываетесь? — скептически осведомился Пожарский. — Ну что ж… Если вам так хочется услышать это от меня, то извольте. Нам, — выразительно выделил голосом первое слово, — известно очень много про вас. И не только про вас. Про ваших, если можно так выразиться друзей — тоже. Или как правильнее будет сказать? Сподвижники? Единомышленники? Или сразу — «Белая стрела»? Ирина даже не пошевелилась.       — Я не понимаю, о чем вы, — отозвалась очень ровно.       — Да бросьте вы, — усмехнулся полковник. — Все вы понимаете. Но лично мне неинтересны ваши дела — крышевание бизнесменов, взятки, даже зачистки всяких уродов… Кто и чем занимается, мне неинтересно. Ни Щукин, который со своей подружкой грохнул судью, ни убийство Русаковой, ни конкретно вы с вашими темными делами… Мне нужен только один человек. Одна фамилия, — сделал многозначительную паузу, пристально всматриваясь в свою собеседницу. — Кто конкретно из ваших людей убил Ярослава Григорьева? Горло будто стиснула ледяная рука в железной перчатке. Вот оно… Предчувствие не обмануло…       — Я не понимаю, о чем вы, — уверенно повторила Ирина. Дернула плечом, изображая недоумение. — Какое убийство? Кто вообще такой этот Григорьев? Пожарский долго неотрывно смотрел на нее. Неприятные светлые глаза стали совсем ледяными.       — Значит, разговора у нас с вами не получается, — констатировал спокойно, поднявшись. — Жаль. А я ведь хотел договориться по-хорошему… Но ничего, рано или поздно у нас все начинают говорить. И вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь. Ирина в изнеможении прислонилась спиной к холодной бетонной стене. Внутри все дрожало; сердце оглушительно грохотало в груди; стало трудно дышать. Но даже в эту минуту слабости, жадно хватая ртом воздух, Ирина твердо знала одно: она ни за что не выдаст Ткачева. Даже под пытками.