Амбивалентность

Отец нашел Ярика где-то полгода назад. Тот, едва узнав, что перед ним новоприобретенный папаша, даже разговаривать с ним не захотел поначалу. Но отец оказался мужиком настырным и в конце концов умудрился найти подход к сыну, о котором столько лет даже не вспоминал. Ярик, поначалу дико обиженный на папашу — и за годы безотцовщины, и за мать, сутками вкалывавшую на работе, и за побои отчима — как-то очень быстро попал под влияние отца, то ли тот оказался хорошим психологом, то ли свою роль сыграли деньги, которые родитель то и дело подсовывал сыночку… Но началось все чуть позже — с того дня, когда взбудораженный Григорьев примчался к Никитосу и Жеке и сходу огорошил:       — Есть вариант неплохо поднять бабла. Колесов сразу же оживился. Его уже порядком достали нотации отчима, который, каждый раз отстегивая пасынку деньги, не упускал возможности прочитать целую лекцию о том, что в таком возрасте пора бы зарабатывать самому. И тут вдруг…       — Че надо делать? — деловито уточнил Кит. А услышав ответ, нисколько не испугался — напротив, поймал кураж. Ментов он ненавидел люто, а тут такая возможность совместить приятное с полезным… Вот так все и закрутилось. «Задания» поначалу были совсем пустяковыми — дернуть сумку у следачки, вскрыть машину какого-то опера, как следует отмудохать парочку пэпээсников… Первым стоящим «заказом», так сказать, боевым крещением, оказался расстрел патрульных — нужно было проявить себе в деле, а заодно раздобыть оружие для куда более серьезного дела…

***

      — Серьезное дело — это расстрел семьи Васильева? — деревянным голосом уточнила Зимина.       — Отвечай! — рявкнул Ткачев и, не сдержавшись, заехал скрючившемуся пленнику по ребрам.       — Ну да, да! — сплевывая кровь, закричал Горелов.       — Вот твари! — выругался Савицкий сквозь зубы. — Как таких только земля носит… Там же дети были!       — Это не я, это все Кит! — затрясся Горелов. — И пацана порезал, и девок замочил… Они с Яриком в тот день как раз закинулись, вот им крышу и сорвало… А заказчик так и сказал — в живых никого не оставлять, всех в расход… В ангаре повисла мертвая тишина. Слышно было только, как тяжело, с хрипом, дышит избитый Горелов — третий, последний оставшийся в живых участник шайки наглухо отбитых отморозков.       — Ирин Сергевна, что делать с ним будем? — Ткачев вышел вслед за начальницей на свежий воздух — его и самого изрядно замутило и от кровавых подробностей всех делишек, и от омерзительного запаха крови. Полковник, резко развернувшись, привычно вздернула бровь. Лицо у нее было совершенно бесстрастным, но очень и очень бледным.       — Я так понимаю, Ткачев, это риторический вопрос? — уточнила холодно. Паша молча кивнул. Все было ясно — дело нужно довести до конца. Последний дружок Колесова не должен был остаться безнаказанным.       — Плохо, что он не знает, кто такой этот папаша Григорьева, — задумчиво протянул Ткачев. — Мы, походу, так и не узнаем, кто всю эту кашу заварил… Надо же, — добавил, покачав головой, — а сначала-то все выглядело, как выходка отморозков…       — А они и есть отморозки, — равнодушно отозвалась Ирина Сергеевна. — Хотя это, наверное, еще слишком мягко сказано… Ткачев ничего не успел ответить. Оперская выучка сработала чисто на автомате — краем глаза заметив смутно мелькнувшую тень на стене ангара, Паша рванулся назад, оттолкнув Зимину себе за спину и молниеносно выхватывая пистолет. Гулко загрохотала железная обшивка ангара; от выхода бежал Савицкий, матерясь на все лады, — и, заглушая все остальные звуки, грохнул выстрел. Горелов рухнул как подкошенный — но Ткачев даже не дернулся в его сторону, чтобы проверить — жив или нет. Куда важнее сейчас было совершенно другое. Обернулся, ища взглядом Зимину — и показалось, будто в груди что-то надорвалось. Полковник, привалившись к проржавевшей стене, стала еще бледнее — хотя, казалось, бледнее уже некуда. Правая рука была прижата к плечу — и из-под неподвижных пальцев на серой толстовке медленно проступала кровь.