Эпилог

– Вот дьявол… – воскликнула Грейнджер, спешно утирая тыльной стороной ладоней уцелевшие дорожки слез. Драко между тем не сводил взгляд с Крестража, змейкой свернувшегося на столе, ощущая, как всего его бросает в неприятный липкий пот; сердце до одури стучало в груди. Потому что – Мерлин! Он не понимал. Как это было возможно? Каким образом у Забини оказался медальон Слизерина? Нет, разумеется, он был в доме – где еще им с Грейнджер было его хранить?! – но где он откопал его? Даже Драко это не удалось – впрочем, он не очень-то и пытался. Да даже если бы и пытался… Забини был тут всего несколько недель – так когда он успел обшарить весь дом? Как много он знает? Но, что самое главное, что такого он ощутил в этой побрякушке?.. Драко бросил на Блейза осторожный взгляд. Забини по-прежнему выглядел взъерошенным, возбужденным. Больше того – судя по всему, он желал оказаться от Крестража как можно дальше – жгучее отвращение так и пылало у него на лице, а вместе с ним и недоумение. По его выражению можно было понять, что, по крайней мере, даже если Забини и откопал Крестраж, что это такое, понятия он не имел. Это вызывало облегчение, однако, увы, даже несмотря на это ситуация складывалась наихудшим образом. Разумеется, и Малфой, и Грейнджер знали о том, что рано или поздно буря разразится. Но – да простит его пресвятой Салазар – он надеялся, что это будет не так, что это будет… Он почти закатил глаза, мысленно произнося «по-нормальному». Каким же нужно быть идиотом, чтобы продолжать думать так. Пора бы уже смириться с тем фактом, что в их с Грейнджер существовании нет ничего нормального и все, что может пойти не по плану, идет не по плану. Пора бы, да, – говорит он себе каждый чертов раз. И каждый чертов раз… От мрачных дум его снова отвлек Забини, который внезапно прижал руку ко рту и метнулся в ванную. Малфой и Грейнджер удивленно переглянулись. Драко припомнил свои ощущения от первого контакта с медальоном Слизерина. Он не успел тогда подержать его в руках, верно, – Грейнджер тут же затолкала его от него подальше – но все же кое-что ощутить он успел, и, если честно, ничего необычного в этом не было – разве только то, что от Крестража веяло почти что могильным холодом, и то, что трогать его совсем не хотелось. Тогда Драко показалось, что все дело в том, что он просто знает, что медальон – совсем не обычная побрякушка, что в нем заключена частица души того, кого он ненавидит больше всего на свете. Реакция Забини, однако же, показывала, что, по всей видимости, медальон обладает несколько иными свойствами и способен влиять даже на тех, кто понятия не имеет о том, что это такое, больше того – на тех, кто понятия о его существовании не имеет вообще. – Как? – только и спросил Драко, пока Забини шумно выворачивало наизнанку где-то на другом конце коридора, и они с Грейнджер снова остались в гостиной одни. К удивлению их обоих, голос его прозвучал беззлобно. Гермиона устало вздохнула и плюхнулась на диван. – Я перепрятала его в комнату, где сейчас живет Блейз, и совершенно забыла об этом, – она опустила лицо в ладони и зарылась пальцами в волосы. Драко приподнял бровь: – Перепрятала? И где же он хранился до этого? Гермиона убрала от лица одну руку и взглянула на него одним глазом: – У тебя, – произнесла она бесцветным тоном. Драко вновь метнул взгляд на медальон. Сначала он ощутил инстинктивный болезненный укол и едва не разозлился на Грейнджер, но потом понял, что медальон она перепрятала совсем по другой причине. – И когда ты это сделала? – поинтересовался он, прекрасно зная, какой получит ответ. Гермиона убрала вторую руку. – За пару дней до Рождества. Драко кивнул. В голове у него проскочила какая-то мысль, что-то очень-очень важное и в то же время интересное. Рот его приоткрылся, чтобы задать Грейнджер очередной вопрос по поводу Крестража, но уже через секунду Драко дернул головой, обрывая внезапный порыв. Об этом он спросит позднее. Что важно сейчас, так это: – Что мы скажем ему? Уже произнося это, он понял, что ответа не получит – в коридоре зазвучали тяжелые и быстрые шаги Забини. Гермиона едва успела бросить на него полуизвиняющийся-полузатравленный-полувиноватый взгляд, как Забини вновь возник на пороге гостиной. Бледный, с мокрым лицом, он с усилием вытирал кулаком рот. Сначала он хотел было войти в гостиную, но вид медальона, по-прежнему валяющегося на столе, заставил его задержаться в дверях. – Уберите его, – попросил он, трясущейся рукой указывая в сторону украшения. – Ради всего святого, уберите от меня эту штуку как можно дальше!.. Казалось, еще секунда – и Забини упадет в обморок. Крайне встревоженная Гермиона подошла к столу и протянула руку к Крестражу. – Нет! Вскрик с уст Драко сорвался совершенно неожиданно, он и сам не понял, как это произошло. Все трое замерли, как герои пантомимы. – Блейз прав, его нужно убрать отсюда, – нахмурившись, ответила Грейнджер и вновь попыталась взять медальон. Бросив очередной быстрый взгляд на Забини, Драко уже тверже произнес: – Я не хочу, чтобы ты прикасалась к нему. Ее рука вновь замерла на полпути, а морщинка между бровями стала глубже. – И что ты предлагаешь? С помощью магии убрать его мы не сумеем, и… – Я сам отнесу его, – отрезал Драко, пересекая гостиную и приближаясь к кофейному столику. – Ты к нему не прикоснешься. Когда пальцы Драко оказались в нескольких сантиметрах от медальона, он заколебался, но уже через мгновение, плотно сжав губы, крепко сжал медальон в кулаке. – Куда отнести его? – спросил он, ощущая холод металла, обжигающий кожу. Ему вдруг показалось, что от медальона исходит странная вибрация – будто бы там, между двумя его половинками, бьется пульс. Его чуть не передернуло. – Пока что отнеси его ко мне, – неуверенно сказала Гермиона. – Потом решим, что делать с ним дальше. Драко вновь заколебался. Да, он не хотел, чтобы Грейнджер прикасалась к Крестражу – реакция Блейза не на шутку встревожила его и испугала. С другой стороны, уйти из гостиной и оставить Гермиону один на один с полубезумным Забини он тоже не мог – правда, нужно признать, боялся он вовсе не того, что Забини причинит ей какой-то вред. Видит Салазар, больше всего его волновало, как навредит им обоим ее язык. Зная ее, он прекрасно понимал, что даже пара секунд его отсутствия может привести к катастрофическим последствиям. И хотя решить, какое из двух зол меньшее, он все же не мог, выбора у него все равно не было. – Почему вы не можете просто избавиться от этой дряни?! – ошарашено переспросил Блейз, отскакивая от Драко, приближающегося к двери, как от прокаженного. Драко остановился. Обернувшись, он бросил на Грейнджер стальной взгляд и проскрежетал: – Ни слова ему, пока я не вернусь. Это ясно? Голос его был так тверд, что Гермиона не посмела ослушаться. Тяжело сглотнув, она слабо кивнула и взглядом проводила его из комнаты. Ему оставалось лишь надеяться на ее благоразумие. Положив медальон на крышку комода, Драко пулей примчался вниз. У него отлегло от сердца, когда по их лицам он понял, что Грейнджер сдержала свое слово и в его тридцатисекундное отсутствие держала рот на замке. Единственная перемена, которая произошла в комнате, состояла в том, что Забини решился, наконец, войти и, измученный, упал в кресло, а по-прежнему встревоженная Грейнджер присела рядом с ним и положила руку на его трясущееся плечо. Мысленно хмыкнув, Драко примостился подле нее и, разведя руки и опустив веки, откинулся на подушки. Они молчали – тишину в комнате нарушало только упорное и ко всему равнодушное тиканье старых часов на стене. Драко знал, что кому-то из них наверняка придется заговорить первым, и инстинктивно понимал, что лучше бы этим первым оказаться ему, но он понятия не имел, что сказать – все слова словно скукожились, высохли. Так, наверное, чувствует себя целитель, которому нужно сообщить улыбающемуся пациенту о том, что у него рак. В ситуации, подобно этой, нет, наверное, слов, которые могли бы сгладить остроту и неправильность всего происходящего. В такие моменты, как сейчас, нужно стрелять на поражение. К удивлению Драко, неожиданно нашлась Грейнджер: – Как… как ты нашел медальон? – тихо спросила она, поглаживая Забини между лопаток. Блейз содрогнулся, и по его телу прошла очередная волна дрожи: – Благодаря тебе – не так легко, как хотелось бы… – ядовито произнес он. Малфой с Гермионой переглянулись. Драко хотел что-то сказать, чтобы удержать ее быстрый язык, но, конечно, же опоздал, потому что она уже делала новый заход: – Но что вынудило тебя искать его? – осторожно поинтересовалась она, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно мягче. Забини вскинул голову и злобно и устало уставился на нее: – Ты не знаешь? – глухо спросил он, и Драко так и не сумел понять, что скрывается за этой странной интонацией его голоса – издевка или искреннее непонимание. Гермиона покачала головой. Забини усмехнулся краешком рта и, мазнув взглядом по лицу Драко, снова опустил голову. – Мне казалось, что за мной следят, – просто ответил он, слегка пожав плечами. – Сначала я подумал, что дело в каких-то чарах, установленных вами, чтобы я не натворил бед, но потом я понял, что дело не в этом. Я чувствовал это только в своей комнате, и с каждым днем становилось все хуже – казалось, что кто-то не просто неусыпно присматривает за мной, но и говорит, словно шепчет на ухо, словно чего-то хочет, что-то требует, а потом… потом начались эти сны. При этих словах Драко выпрямился на диване и навострил уши, как вдруг Блейз неожиданно замолчал и как будто съежился. Драко не в силах был выносить эту тишину – ему были нужны подробности: – Какие сны? – рявкнул он, ощущая, как невидимая рука снова сдавливает ему глотку, а по спине лавиной катится ледяной пот. Блейз посмотрел на него в упор: – Я не буду говорить об этом, – убийственно тихо сказал он. Будь они в другой ситуации, у Драко бы появилась гусиная кожа от мертвенности и вызова, исходящих от его тона, но в этот раз он слишком сильно хотел знать ответ. Он готов был додавить Забини, но ему вновь помешали – к раздражению и разочарованию Драко на сторону Блейза встала его извечная защитница – Грейнджер – которая, посмотрев на Малфоя с неприкрытым укором, попыталась разрядить напряжение и произнесла: – Мы не настаиваем. Конечно, если ты не хочешь говорить об этом, ты не должен делать этого. Все, чего мы хотим, это понять, что произошло… Внезапно Забини, терпевший до этого ее поглаживания и медовый тон, с ненавистью скинул с себя ее руку и вскочил на ноги: – Нет! – взревел он. – Это я хочу знать, что, мать твою, произошло! Что за дрянь вы мне подсунули? Тот-Кого-Нельзя-Называть не сумел до меня добраться, так теперь вы решили постараться?! – Эй! – выкрикнул Драко, тоже вскочивший. Ярость поднялась в нем стеной. – Не забывай, с кем ты говоришь! Мы оба тебе жизнь спасли… – Только чтобы потом расправиться со мной как-то поинтереснее?! Драко скривил рот от отвращения и сатанинского веселья – слова Забини задели в нем больную струну, ту самую, после которой его уже было не остановить. – Да кому ты нужен? – выплюнул он с таким пренебрежением, что от него стало горько во рту. – Снизь самооценку, Забини – единственный человек, которого ты интересуешь, это твоя ма… – ХВАТИТ! Тень Грейнджер возникла между ними, останавливая эту внезапно разразившуюся перепалку. Драко закатил глаза – конечно же, она не могла остаться в стороне и просто промолчать, конечно же… ведь в самый первый раз она поступила точно так же… Мерлин, нужно было вытолкать ее из комнаты, причем еще до того, как… Но Забини, казалось, ее не слышал. Вместо того, чтобы заткнуться, он подошел вплотную к разделявшей их Грейнджер и, тыча пальцем у нее из-за спины, ревностно произнес: – Раз так, так какого же Мерлина они не дали мне уйти? Рот Драко захлопнулся. Против воли Малфой вынужден был прикусить язык – он в очередной раз вспомнил о том, что Забини не был и в общем-то, судя по всему, никогда и не стремился становиться Пожирателем смерти – и это было одним из многих и многих несоответствий, которые обнаружились между представлением Драко о Забини и тем, кем он был, наверное, на самом деле. – Давайте… давайте просто сядем и спокойно поговорим, – тяжело дыша, предложила Грейнджер, на что Забини лишь покачал головой: – Этого дерьма с меня хватит. Я ни слова больше не скажу – ни слова, поняли?! – хоть пытайте меня – пока вы не расскажите мне, какого дьявола вы тут делаете! Забини стоял в центре комнаты – дикий, безумный и злой. Плечи его опадали и вздымались с бешеной скоростью, пот градом катился по лицу, а глаза сверкали решимостью. Драко это совсем не понравилось – так выглядело отчаяние. А по своему опыту Драко знал, что отчаявшийся способен на что угодно, в частности и на то, о чем впоследствии горько будет жалеть. – Ну и что же конкретно ты хочешь знать? – неуверенно спросила Гермиона и тут же вздрогнула – Малфой у нее за спиной до мяса впился в ее запястье. – Что бы он ни хотел знать, – проскрежетал он, глядя Забини в глаза, – в первую очередь ему нужно успокоиться. Он в состоянии аффекта, и я не уверен, что говорить с ним сейчас – хорошая идея. Забини развел руками в стороны: – Я безоружен, – обессилено сказал он. – Больше того: за все то время, что я здесь, я вел себя, как самый настоящий пай-мальчик. Я лез в ваши дела? Мучил вас расспросами? Или, может быть, просил вас вернуть мне мою волшебную палочку, хотя имею на это полное право? Нет и нет! Так разве после этого… – О, только не прикидывайся святошей, – фыркнул Драко. – То, что ты придерживал свой язык все это время, совсем не значит, что ты ничего не понял и ничего не знаешь. Я больше чем уверен, что даже если мы и откроем рот и заговорим с тобой, не найдется ничего такого, до чего ты сам еще не успел дойти своим умом! Это было преувеличением, конечно, но не чрезмерным. Драко знал – считая Грейнджер слабым звеном, которое будет проще расколоть при случае, Блейз старался вести себя в угоду ей. Он думал, что, если будет покладистым, незаметным и вежливым, если будет давить на жалость, рано или поздно он сумеет оказаться, в обход Драко, в курсе всех дел, творящихся в этом доме. Грейнджер, хоть и считывала это разумом, подсознательно все же велась на его уловки. Она начинала доверять ему, несмотря на то, что соглашалась с Драко в том, что делать этого никак нельзя – например, пару раз он замечал, что она забыла заколдовать книги так, чтобы Забини не смог распознать в них ничего необычного. Этого, как и украдкой подслушанных разговоров, случайно оброненных фраз, должно было быть достаточно, чтобы Забини сделал определенные выводы – вопрос лишь в том, насколько далекоидущие. Драко мог бы воспрепятствовать всему этому – поначалу он изо всех сил и пытался, но потом махнул рукой. Против воли, он тоже включился в эту игру: то ли мысленно решив, что Грейнджер хоть раз должна сама чему-то научиться на своих ошибках и понять, что он все же бывает прав, то ли рассудив, что подтирать и подчищать те бесконечные мелочи и потенциальные зацепки, которые, что только на руку Забини, вылезают то там, то тут, он при всем желании был не способен. К удовлетворению Драко, Блейз коварно улыбнулся: – Чтобы не видеть всего того чем вы тут занимаетесь, нужно быть либо слепо-глухо-немым, либо просто самым последним идиотом. Если сначала я думал, что вы просто сидите здесь, скрываясь, поджав хвост, то потом я понял, что вы что-то замышляете – что вы что-то ищите. Книжки по черной магии на каждом углу, разговоры шепотом про меч Гриффиндора, схемы, планы, министерские мантии в кладовке – только дурак не мог сложить два и два… – Ну, раз ты не тот и не другой, тогда не понимаю, к чему все это представление, – настал черед Драко обводить руками комнату. – Если ты что-то знаешь, нечего корчить из себя обойденного или обиженного. Тебе дали еду, воду и пристанище, тебе, мать твою, жизнь спасли, – Драко ударил кулаком по ладони, – и это уже куда больше, чем то, на что ты мог рассчитывать еще пару месяцев назад! Так что не советую качать права и… – Но ведь я не просил об этом! – яростно выкрикнул Забини, снова распаляясь. – Я не просил подбирать меня с улицы и тащить в этот проклятый дом, ставший мне тюрьмой, а не спасением!.. Я… – Твоя жизнь никого не интересует, – мрачно отчеканил Драко, ощущая металлический привкус на языке. – Ты, я, Грейнджер, мы все – расходный материал. Никому нет никакого дела до того, останемся ли мы в живых или сдохнем в ближайшей подворотне. Вопрос лишь в том, кто окажется сильнее. В тот раз сильнее оказался я. Не обольщайся – тебя спасли вовсе не от обуявшей душу жалости и уж точно – не по вине благородного порыва. Ты был нужен только для того, чтобы проверить, есть ли в твоей паршивой голове хоть какая-то ценная информация, выудив которую мы, подчистив тебе мозг, могли снова выкинуть тебя на улицу… Драко откровенно лгал, видя, как все больше бледнеет лицо Забини и как все ниже отвисает челюсть Грейнджер, не верившей в то, что он в самом деле говорит это. Но не говорить этого он не мог – с Забини требовалось сбить спесь, его вновь нужно было вернуть на привязь – он не мог помыкать ими, диктовать свои условия, что-то требовать. Впервые в жизни Драко ощущал мрачное удовлетворение от чувства собственного превосходства. И, видит Мерлин, каким-то отдаленным, темным-темным краешком своей души он понимал Волан-де-Морта, пользовавшегося роскошью подчинять, а не подчиняться. – Но если все это так… почему ты не сделал этого сразу? К чему было все это? Голос Забини дрожал. Драко дьявольски улыбнулся: – Зачем марать руки, если ты, разомлев, все можешь выдать и сам? Гермиона, уже давно переставшая стоять между ними и отошедшая к стене, чтобы видеть его лицо, смотрела на него во все глаза. Тяжело вздохнув, Драко повернул голову и посмотрел прямо на нее, лишь перед ней одной обнажая свою душу, лишь ей давая понять, что он делает это просто потому, что должен. И, к его невероятному облегчению, вскоре ужас и неверие, проступившие на ее лице от его чудовищной жестокости, сменились горьким пониманием. Потому что она – она как никто другой – знала, что иногда требуется быть жестоким для того, чтобы уцелеть. Разумеется, Драко был не настолько наивным, чтобы всерьез полагать, что слов его окажется достаточно для того, чтобы скрыть их с Грейнджер правду от Блейза. Но, по крайней мере, ему удалось добиться хотя бы того, что количество вещей, которые им придется раскрыть этим вечером, значительно уменьшилось. Хотя, может, в этом не было никакого смысла. Может, действительно стоит плюнуть на все и рассказать Забини, чем они заняты на самом деле. В конце концов, что они теряли? Забини был в их руках, и каждый его чих не оставался без их внимания. Они стали для него тем самым богом, без ведома которого ни один проклятый волосок не мог свалиться с его насквозь слизеринской головы. И он знал, что рано или поздно скрывать что-то больше будет невозможно или бессмысленно. Но черт, пока он мог молчать, он будет молчать. Многочисленные годы взаимной неприязни и озлобленности делали свое дело, как и параноидальный страх того, что Забини каким-то чудом все же сбежит, и тайна их станет известна всему миру, а значит, Волан-де-Морт станет неуязвимым уже навсегда. Драко снова перевел взгляд на Блейза. Лицо его бывшего однокурсника оставалось непроницаемым. – Вы не отпустите меня, – наконец, произнес Блейз, словно забывший обо всем том, что говорил Драко еще несколько мгновений назад. От его слов веяло беспросветной безнадежностью, и Драко понял, что впервые за все эти недели Блейз не просто подумал об этом, но полностью в это поверил. «Он рад находиться здесь», – зазвучали в его мозгу слова Грейнджер, и он мрачно усмехнулся. Что ж, может быть, поначалу это и впрямь было так – кому не понравится сладко есть и тепло спать после неделей и месяцев скитаний? Но чем дольше длилось его затворничество, тем яснее Забини понимал, что его пребывание здесь становится каторгой. Да, идти ему и впрямь было некуда. Но всегда лучше ощущать, что ты при этом все же можешь оказаться где угодно, стоит только пожелать, чем против воли находиться взаперти там, куда тебя привели, фактически, силой. У Драко на языке уже готов был новый ответ для Блейза, как неожиданно голос подала Грейнджер. – Мы бы очень хотели, чтобы это было возможно. Но, к сожалению, ты знаешь слишком много, чтобы мы позволили тебе уйти. Тебе… тебе придется остаться здесь. В каком-то смысле для Драко это заявление тоже стало своего рода откровением. Потому что, подобно Блейзу, он думал о том, что Забини придется остаться здесь, как о чем-то иллюзорном, о чем-то, что не имеет отношения к реальности. Однако теперь он понял окончательно, со всей ясностью – они повязаны. И один только Мерлин знал, что из всего этого может выйти. – Лучше бы они убили меня. Лучше бы я сдох в том вонючем переулке, – тихо, но уверенно пробормотал Блейз. Услышав это, Грейнджер упрямо покачала головой: – Совсем не лучше. То, что тебе приходится терпеть сейчас, – временно. Так… – перед тем, как продолжить, она набрала полные легкие воздуха, а затем на выдохе скороговоркой произнесла: – мы не можем обещать, но так будет не навсегда. Ты выберешься отсюда – мы все выберемся отсюда. Когда-нибудь. «Остается только понять, каким образом – вперед ногами или все-таки на своих двоих», – мрачно подумал Драко, однако вслух ничего не сказал. Инстинктивно чувствуя, что настало время передать эстафету Грейнджер, он постарался стать как можно более незаметным. – Как? – только и сумел спросить Забини. В его глазах, в его голосе, в трясущихся пальцах рук не было ни малейшей уверенности, и Драко в очередной раз убедился в том, что тот Забини, которого он знал в Хогвартсе, и тот, которого видел теперь, – совершенно разные люди. Забини из прошлого бы не сломался. Забини из прошлого бы ни за что не поверил в весь тот бред, который Малфой нагородил только что – он скорее бы прижал лезвие к шее – к своей или к его в зависимости от ситуации. Но теперь… все совсем по-другому было теперь. Гермиона подошла к Драко и аккуратно взяла его за руку. От ее прикосновения он вздрогнул и смущенно посмотрел на нее – это противоречило не только его внутреннему намерению, но и ее некогда осязаемому желанию держать дистанцию между ним и собой в присутствии Забини. – Мы знаем, как сделать так, чтобы все это закончилось, – тихо сказала Грейнджер, сжимая его ладонь. – Мы знаем, как остановить его. Лицо Блейза заиграло новыми красками. Из безнадежного, выражение его лица вдруг стало веселым. Он вдруг рассмеялся, запрокинув голову: – Невозможно! – выкрикнул он, содрогаясь всем телом от дичайшего хохота. – Невозможно, Грейнджер! Разве вы не понимаете – все уже закончилось! Он победил! Ничто и никто уже не остановит его – ничто и никто!.. Забини продолжал хохотать. Драко смотрел на него, ощущая, как сам трескается изнутри, как непробиваемая уверенность – нет, не уверенность, вера – Забини в то, что все уже решено, разрушает, ломает его. Он съеживался, он таял, он исчезал – в то время как Грейнджер справа от него не дрогнула. Ее сухая рука по-прежнему уверенно и крепко сжимала его ладонь, и хохот Забини, казалось, не корежил, но подпитывал ее. – Да, он непобедим, – спокойно согласилась она, ничуть не задетая его словами, – никто не в силах одолеть его... пока. Хохот Забини резко оборвался, однако безумная улыбка все еще играла у него на губах. С высоты своего роста и своей уверенности он смотрел на маленькую, хрупкую, гордую Грейнджер, словно проверяя ее на прочность, словно заявляя ей, что она ошибается, как ошибаются все, кто недооценивает чужую силу и не умеет проигрывать, – все это не оказывало на нее, однако, никакого влияния. – Ты был прав – мы действительно ищем кое-что, – продолжила она, выждав необходимую паузу. – Что-то, что поможет в борьбе с ним, что сделает его уязвимым – таким же, как все мы. – И что же это? – вновь хохотнув, поинтересовался Забини. – Тот самый злополучный меч Гриффиндора, о котором вы все время толкуете? Хотите разрубить им его пополам? Гермиона, нисколько не задетая, покачала головой: – Меч лишь средство, но не цель. Нет, речь идет о том, что дает ему силы. И одну из таких вещей ты держал в руках полчаса назад. Глаза Блейза округлились и расширились в недоверии: – Ты говоришь о… – Все верно. Речь идет о медальоне. – Но что… как?.. – только и сумел выдавить Забини. Если он и мог быть шокирован еще больше, чем был уже, то только прямо сейчас. – Это не имеет значения. Вопрос лишь в том, когда все это закончится. Мы с Драко не можем сказать наверняка, сколько времени уйдет на то, чтобы уничтожить его, – может быть, месяцы, а может быть, годы. Но все будет напрасно, если он узнает о том, что мы живы, и о том, что мы знаем. Все будет зря. Именно поэтому мы не можем отпустить тебя – ты станешь той ниточкой, благодаря которой они смогут поймать нас. – Даже… даже если мы заключим Непреложный обет? – неуверенно, с огромной долей сомнения в голосе предложил Забини. – Даже если так, – подтвердила Грейнджер. – Потому что, на твою беду, они охотятся на тебя. И неизвестно, что они с тобой сделают, если удастся тебя поймать. Мы не можем так рисковать. Ты понимаешь? Казалось, между Блейзом и Гермионой установился особый контакт – та особенная связь, которую Драко ощутил еще в первый раз, когда они только-только оказались вместе в одной комнате. Это задевало его, потому что для него там, казалось, не было места – он был неправильным, лишним, чужим. Но сейчас ее рука сжимала его руку, и несмотря на то, что Блейз смотрел в глаза только Грейнджер, ему вдруг показалось, что он и она неразделимы, что, глядя на нее, Забини в то же время видит и его тоже. – Он разрушил мою жизнь, – прошептал Забини, смотря на них, не отрываясь. – Мы все пострадали от него, – заметила Гермиона, чуть склонив голову. Забини провел языком по пересохшим губам, что-то напряженно соображая. – Но если… если я не хочу – не могу бороться с ним? Если я не могу?.. Он смотрел на Гермиону с надеждой и как будто – с ожиданием прощения. – Мы не можем принудить тебя делать то, что делаем мы. Ты можешь оставаться в стороне от наших поисков. Единственное, о чем мы просим тебя, – не мешай. Не позволяй всему тому, что мы делаем, пойти прахом. Драко бросал взгляд то на него, то на Грейнджер. В какой-то момент сомнение вновь исказило черты Блейза, и Драко показалось, что он не сможет – что он откажется, закатив очередную истерику. Но вместо этого он просто кивнул. – Все равно идти мне некуда, – пробормотал он, впервые за все это время отводя взор от Грейнджер и заглядывая Драко в глаза. Драко кивнул в ответ. По-прежнему колеблясь, Блейз протянул вперед руку с чуть согнутыми пальцами, и он пожал ее, решительно сжав его ладонь. На этом все было кончено. – Это было блестяще – рассказать Блейзу о том, чем мы занимаемся, не сказав ему, фактически, ничего, не выдав ему при этом ни одной подробности – ни о том, что такое Крестражи, ни о том, сколько их – Мерлин, ни о чем вообще!.. Драко бархатно рассмеялся, проводя рукой по губам. Гермиона устало улыбнулась: – Ну, нужно отметить, что и от него мы, в общем-то, ничего нового и не услышали. То, что Забини был в бегах, мы знали и так. – Что верно, то верно… что ж, значит, счет по-прежнему ноль-ноль. Гермиона поморщилась: – Я бы так не сказала, – сухо произнесла она, потягиваясь. – Рано или поздно он, конечно же, захочет узнать, что именно мы ищем, что не так с медальоном… – Драко бросил взгляд на украшение, по-прежнему лежащее на комоде, где он оставил его несколько часов назад. Он припомнил, как Блейз, слегка успокоившийся, с опаской входил в свою спальню, словно переживая, что следы черной магии впитались в стены и в простыни и будут мучить его даже теперь. – …но, по крайней мере, – подхватила Гермиона, – пока Забини напуган и измучен достаточно, чтобы ему всерьез хотелось заниматься этими вопросами. Думаю, что какое-то время он будет намеренно игнорировать все то, что мы делаем… это и к лучшему, наверное. Пока что я не планирую делать его нашим союзником – хотя не скрою, что еще одна голова нам бы не помешала. Мне и впрямь интересно узнать, как на все то, что у нас есть, посмотрит человек незаинтересованный, со свежим взглядом… – говоря это, она как раз стала тереть уставшие, покрасневшие глаза. Драко усмехнулся: – Не думаю, что он окажется полезным. – То же самое я могла сказать и о тебе, когда ты впервые очутился на моем пороге. И говорила, – едко произнесла Грейнджер. – Но, нужно сказать, впоследствии я очень об этом жалела. Ты сумел сделать то, на что у меня одной ушли бы годы. – «Ты», «ты», «ты»… – промурчал Драко, чувствуя, как сладко деревенеют конечности в навевающем дрему кресле, – в последнее время ты меня перехваливаешь и слишком высоко оцениваешь мои заслуги… не скажу, что мне это неприятно и что все эти похвалы я получаю незаслуженно, – тут же добавил он. – Просто это… странно. Гермиона вновь улыбнулась: – Как и все то, что с нами происходит. Драко фыркнул, но ничего не сказал. Другая мысль занимала его, но он все никак не решался к ней приблизиться. Видя его задумчивость, Гермиона приподнялась на кровати и произнесла: – Тебя что-то тревожит? Драко вновь посмотрел на медальон, лежащий прямо перед ним. Сказать или не сказать?.. – Что… что чувствовала Джинни Уизли, когда была под властью дневника? – наконец решился он, прикусывая кончик языка. Наверное, спрашивать об этом не стоило, особенно с учетом того, как однажды она бросила ему в лицо обвинение в том, что отец его ко всему этому причастен, но ему – черт! – ему нужно было знать это. Не просто потому, что он чувствовал свою вину перед Грейнджер – хотя, конечно же, это было так, – но и потому, что он боялся, что более восприимчив к чарам Крестража, чем остальные. Блейз находился в непосредственном контакте с медальоном в разы больше него, но все, на что он оказался способен, это на истерику, которая в результате окончилась ничем. Он же… опуская глаза, он был вынужден признать, что, видимо, по вине медальона чуть было не стал убийцей во второй раз, и лишь одному Мерлину известно, как ему удалось остановиться тогда – в самый последний момент. Гермиона тяжело вздохнула: – Джинни не любила говорить об этом. – Я понимаю… – Драко опустил голову, признавая неуместность собственного вопроса, соглашаясь на поражение. – Но она все же рассказала мне кое-что, – мягко добавила Гермиона. – Она говорила, что ей казалось, будто она всецело находится в чужой власти – будто не принадлежит самой себе. Иногда у нее были провалы в памяти – когда она оставила то послание на стене, например, она не помнила, что она делала. Ей казалось, что дневник каким-то образом причастен к этому, и в то же время она думала, что только ему, этому незнакомцу, говорящему с ней с пустых страниц, она может доверить свои переживания… Гермиона откинула краешек одеяла и опустила ноги на пол, словно желая встать и подойти к нему, но затем так и осталась сидеть вот так, словно бы в последний момент передумав. – В этом проявляется двойственность Крестража, – продолжила она спустя какое-то время, – он одновременно и притягивает, и отталкивает тебя. Ты знаешь, что перед тобой, что у тебя в руках, и при этом он все равно может поработить твою душу, потому что главная цель Крестража – сохранить жизнь своего создателя… думаю, если бы Забини не нашел его, он бы просто сошел с ума, и неизвестно, что бы было тогда… Гермиона поежилась, однако в кровать так и не вернулась. Драко взглянул на нее исподлобья и осторожно спросил: – А на тебя? Как влияет Крестраж на тебя?.. Гермиона задумалась. – Сложно сказать, – ответила она. – Думаю, я становлюсь раздражительной – я имею в виду, еще больше, чем обычно, – краснея, добавила она, видя кривую ухмылку Драко. – Мне хочется находиться от него как можно дальше, и я… – она прикусила губу, и взгляд ее странно забегал, словно не находя, на чем сфокусироваться, – это глупо и совершенно недопустимо, но иногда мне кажется, что именно он подтолкнул меня к тому, чтобы я стала воровать твои воспоминания. При напоминании о том эпизоде у Драко под ребрами тут же разлилась боль, и он впервые за много дней отвел от нее взгляд не потому, что признавал свою или ее неправоту, или злился, или был смущен, но потому, что ему было больно. Он говорил – и себе, и ей – что простил ее. И это, наверное, было так. Но забыть – забыть он об этом вряд ли когда-нибудь сможет. – Я тут же постаралась перепрятать Крестраж как можно дальше – я имею в виду, как только мне показалось, что что-то идет не так, – спешно продолжила Грейнджер, отчаянно пытаясь сгладить неловкость и заполнить мучительную паузу. – И положила его в одну из свободных комнат. Тогда… тогда я не предполагала, что со временем в ней поселишься ты, – виновато добавила она. – Я и думать забыла о том, что спрятала его там, пока не начались… странности. Сначала я списывала все на то, как сильно пошатнулась твоя психика, но потом меня как обухом по голове ударило – я вспомнила, что Крестраж-то лежит у тебя! Тогда я снова перепрятала его – ну, чем закончилось это, ты уже знаешь… – Просто интересно – куда все это время ты его клала, Грейнджер?.. Ее щеки из красных стали багровыми. – Под матрас, – призналась она, начиная вертеть и закручивать в пальцах уголок одеяла. Драко не сумел подавить смешок. – Выходит, Крестраж так или иначе повлиял на всех нас, – подытожил он, рассматривая россыпь изумрудов на изящной букве «S». – Вопрос в том, что мы будем делать с ним теперь. Куда положить его, чтобы он не причинял нам неудобств?.. – Думаю, такого места нет. Но, наверное, зная, как он способен влиять на всех нас, мы сможем лучше контролировать себя и будем держаться от него как можно дальше. Нам остается только надеяться на то, что он не принесет еще больше бед… Драко подумал о том, как было бы здорово, наверное, будь у них возможность открыть сейф в Гринготтсе и замуровать медальон там, пока они занимаются поисками всех остальных Крестражей. Тогда бы не пришлось думать о том, как обезопасить себя от него, как сделать так, чтобы им всем не сойти с ума… Внезапно проблеск какой-то мысли – не то подхваченной блеском изумрудов, не то навеянный словами Грейнджер, забрезжил у него в мозгу. Мысль была неоформленной, бессвязной, растекающейся, но настолько важной, что Драко инстинктивно выпрямился в кресле. – Что? Что такое? – встревожилась Грейнджер, но было уже поздно – так и не успев сформироваться у него в мозгу, призрак мысли ускользнул от него, оставив Драко в полном замешательстве. – Нет… нет, ничего, – он зажмурился и устало потер переносицу. – Мне показалось, что я как будто кое-что вспомнил, но потом… – он неопределенно махнул рукой. Гермиона вздохнула и пробормотала что-то неразборчивое – слова ее походили на шелест. Шелест. Шелест, шелест… Внезапно Драко открыл глаза, и лицо его стало таким мрачным, что Грейнджер, едва успевшая успокоиться, заволновалась вновь. Новая мысль, только что пришедшая на ум, была отчетливой и резкой, как удар ножа, и по значимости не уступала предыдущей. – Ты не представляешь, Грейнджер, какая перед нами стоит проблема, – механическим, неживым голосом произнес он, вперившись взглядом в злополучный медальон. – О чем ты? Драко ткнул пальцем в безделушку: – Он ведь состоит из двух половинок, правильно? Гермиона нахмурилась и кивнула: – Да. Но что ты… – А то, Грейнджер, – сухо дополнил Драко. – Что, по всей видимости, чтобы уничтожить Крестраж, нам придется открыть его. Гермиона затрясла головой: – Невозможно. Я пробовала сделать это – еще тогда, когда мы только-только принесли его от Горбина… – …и у тебя ничего не получилось. Потому что голыми руками и обычными средствами этого не сделать – иначе уничтожить Крестраж было бы слишком просто. Нет, тут есть что-то другое… что-то, – голос его зазвучал замогильно, и он ощутил, как в кишках зарождается тошнота – о чем я даже говорить не хочу. Вернее – на чем я говорить не могу. Их взгляды встретились. Его – уверенный и твердый. Ее – сомневающийся и испуганный. Драко очень хотел, чтобы его предположение было ошибочным. Однако он изнанкой желудка чувствовал – ошибки быть не могло. А раз так – затянувшиеся поиски Меча Гриффиндора – просто детский лепет. Раз так – больше не имело значения, найдут они его завтра или через пять лет. Не имело значения, найдут ли они его вообще. И, видимо, Грейнджер все же соврала Забини. Все будет зря не в том случае, если его поймают и выведают у него то, чем они тут занимаются. Все уже было зря.