Эпилог

Гермиона предложила пройтись, и Драко не отказывался. Поглубже засунув руки в карманы, они медленно брели вдоль кромки воды под сенью деревьев, и галька уныло скрипела у них под ногами. Задул холодный ветер, заставивший их инстинктивно приблизиться друг к другу. Какое-то время они молчали, идя плечом к плечу. Ни один из них больше не испытывал потребности разговаривать. Казалось, Грейнджер проглотила свое любопытство, и больше вопроса о том, что же им делать, не касалась. Для нее все было уже решено. Но для Драко… Он ее не понимал. Что-то жгло его изнутри, глодало его кости. Он не имел права на ее доброту. Он отказывался принимать ее, потому что он не мог ее понять. Это было иррационально, совершенно нелогично, глупо, неправильно – и все эти эпитеты никак нельзя было приписать Грейнджер. Кусая губу, он то и дело искоса поглядывал на нее, но она этого не замечала – Гермиона с головой ушла в собственные мысли – или воспоминания, быть может; он не знал. Наконец он не выдержал. – Почему? – отрывисто спросил он, и это было единственным, что он смог ей сказать. Он надеялся, что она поймет, – он слишком много вложил в это слово. Но Гермиона не поняла или, по крайней мере, сделала вид. – Что почему? – ответила она вопросом на вопрос, не глядя в его сторону. Драко сжал губы и отвернулся. Горло его как будто поросло мхом, а язык покрылся ржавчиной, но он все же сумел проскрежетать: – Почему ты хочешь, чтобы я… остался? Он едва удержался от того, чтобы не сказать «остался с тобой». Грейнджер посмотрела на него круглыми глазами. Во взгляде ее он прочитал непонимание, удивление и, что странно, упрек. – Тебя что-то не устраивает? – спросила она после внушительной паузы. Драко потупился. – Да, – согласился он, – то есть нет... то есть… – То есть что? – давила она. Драко с шумом втянул ртом воздух и уставился себе под ноги. – После всего того, что ты… что ты рассказала сегодня… я… я думал… Он не знал, как продолжить свою мысль и стоит ли ее продолжать вообще. Все слова разбежались в стороны, как муравьи, – только их и видели. В голове было удушающе пусто. – Твоя логика просто поразительна, – негромко заметила она, и Драко с удивлением обнаружил в ее голосе иронические нотки. Он бросил на нее озадаченный взгляд, пытаясь понять, что же именно ее позабавило. – Неужели ты забыл о том, что все, о чем я рассказала тебе сегодня, произошло не вчера? Это случилось уже очень давно. И если тогда, еще несколько месяцев назад, я решилась впустить тебя и довериться тебе, а теперь и вовсе предложила остаться, то почему я должна забирать свои слова обратно и гнать тебя сейчас? Драко не нашелся, что ответить. В ее словах не было никакого противоречия. И все же они не устраивали его, он не мог им поверить – это было выше его понимания. – Но… – вновь попытался протестовать он. Грейнджер глубоко вздохнула. Жестом заставив его замолчать, она остановилась, а затем заговорила сама: – Это всегда было со мной, Драко. Не думай, что мое признание что-то меняет. Все остается по-прежнему. Я готова принять тебя – сейчас, пожалуй, я готова к этому больше, чем когда бы то ни было. И я… я была бы рада, если бы ты остался. И Драко не выдержал. Слова, которых не было еще минуту назад, вдруг вернулись к нему сами собой и так и посыпались из его уст. – Но почему, Грейнджер? Как ты можешь предлагать мне это, как ты можешь этому радоваться? Когда ты знаешь, что я сделал, что я… – он тяжело сглотнул. – Что я за существо. Я не понимаю, почему ты это делаешь, зачем, как… откуда это в тебе? Эта доброта, эта искренность, эта чудовищная радость – это все. – Ты сказал, что больше не Пожиратель смерти, – просто ответила она, будто бы это все объясняло. Но это, черт возьми, не объясняло совершенно ничего. Драко энергично затряс головой: – Но еще несколько недель назад я им был. И тогда… тогда ты тоже предлагала мне остаться. – Предлагала, – согласилась она. Драко несколько раз открыл и закрыл рот. – И? – вот и все, что он сумел выдавить. Неужели она действительно не понимала его?.. Казалось, несколько секунд она как будто бы оценивала его, пытаясь определить, готов ли он к тому, чтобы услышать то, что она хотела сказать. Очевидно, она решила, что все же готов, потому что вновь глубоко вздохнула, а затем произнесла: – Не буду врать – еще совсем недавно я с трудом могла терпеть твое присутствие и мечтала избавиться от тебя как можно скорее. Я не верила тебе ни секунды, я думала, что все это ложь, ловушка, игра. В общем-то, я и впустила тебя только потому, что надеялась отомстить, довести тебя до белого каления при любом удобном случае. Я хотела быть жестокой с тобой. Я хотела, чтобы ты сам попался в свою же ловушку. Но все пошло не по плану с самого начала. Ты оказался полезен. К тому же ты ни разу не подвел меня, не предал моего доверия. Более того, ты продолжал помогать мне несмотря ни на что. Что бы я ни делала, ты всегда был рядом; как бы я тебя ни провоцировала, ты всегда был тут как тут и никогда не переходил запретную черту, хотя я видела – много раз ты был готов сорваться и сам порывался уйти и меня бросить. В конце концов, знание, что ты обязательно придешь вечером и мы продолжим поиски, что я живу не напрасно, стало единственным, что помогало мне вставать по утрам. И я решила дать тебе шанс. Впервые в своей жизни я попыталась взглянуть на тебя и то, что ты сделал, под другим углом, и ты… – она на мгновение прервалась, щеки ее залил предательский румянец, но уже через секунду она продолжила, – я увидела в тебе то, чего увидеть никак не ожидала. Я увидела в тебе человека. Удивительно, правда? – тут она горько усмехнулась. – Это стало открытием для меня. Я поняла, что, быть может, ты не так уж и плох. Ну, знаешь, в глубине души. Где-то очень-очень глубоко. Не зря же говорят – не так страшен черт, как его малюют. И… в общем, увидев тебя таким, я решила, что для тебя еще не все потеряно. Что за тебя еще можно побороться. Что ты можешь… Она развела руками, словно пытаясь выразить этим жестом всю палитру своих чувств, а затем резко тряхнула головой. – Но все это пришло мне в голову лишь много позже. Сначала я думала совершенно о другом, и в таких обстоятельствах принять это решение было непросто. Я мало знала о тебе и твоей нынешней жизни. Я знала, что ты один из них, и это мучило меня. Несмотря на все это, я вынуждена была уступить и попробовать начать все сначала. И сделала это в первую очередь ради себя, а не ради тебя. Я не хотела думать о том, что позволяю тебе – тебе, понимаешь? – находиться рядом с собой, не после того, что ты сделал. Мне нужно было убедиться в том, что ты не чудовище, а сама я – не бездушный монстр, так легко способный обо всем забыть и... короче, я пошла на сделку с собственной совестью. А потом все так закрутилось... То, что мы стали разговаривать, то, что ты говорил… ты… это поражало меня, – очевидно, мысли ее приняли совсем не тот оборот, на который она рассчитывала, потому что она поджала губы, а после выдала уже более сухим тоном: – Мы оба совершали ошибки. Ты вдруг заставил меня задуматься о том, кто такая я сама. И это, видит Мерлин, мне совершенно не понравилось. Я много передумала за это время, и многое для себя поняла, и я… я не вправе судить тебя, раз сама не обладаю непогрешимостью, раз сама недостаточно чиста. А потому мы с тобой на равных. И я… я больше не держу на тебя зла. И я думала, что все это ты уже понял. Тогда, когда ты вернулся ко мне от Андромеды Тонкс. Ее исповедь подошла к концу так же внезапно, как и началась. Драко стоял перед ней, как громом пораженный. Судорожно хватаясь за смысл ее слов, он пытался расшифровать его, потому что ему казалось – был здесь какой-то подтекст, было что-то, что она не договаривала… что-то мучило его, никак не желало оставить его в покое, вот только что?.. Почему он так отчаянно не хотел верить ей сейчас, почему продолжал сражаться с ее правдой?.. Драко не знал, за что уцепиться. Так много признаний сегодня, так много искренности, так много слов… каждая ее фраза лишь порождала в его голове еще больше вопросов, и он не знал, в каком порядке их следует задавать, стоит ли ему вообще раскрывать рот. Он был в смятении. Неожиданно ее пальцы сжали его левое запястье, и он вздрогнул от этого прикосновения. С паническим, первобытным ужасом он всмотрелся в ее глаза, пытаясь понять, что она делает, чего хочет от него. Он был готов отшатнуться от нее, но она смотрела на него уверенно, со странной решимостью, полыхающей во взгляде. В эту секунду она была сильнее него, и ему пришлось заставить себя вспомнить, что она по-прежнему оставалась Гермионой Грейнджер, не способной на коварство, так что Драко позволил себе расслабиться и сдался ей на милость. Что бы она не задумала, вряд ли она собиралась причинить ему боль, поэтому он должен перестать так реагировать на нее. Она не была опасна. Когда Гермиона почувствовала, что он немного успокоился, она медленно приподняла рукав его пальто, а затем закатала рукав его рубашки, обнажая левое предплечье. Драко стало дурно, когда он взглянул на белые бинты, покрывающие его кожу. Его горло болезненно сжалось, и он отвернулся, не желая смотреть. Но одно движение ее палочки – и бинтов не стало. Его бросило в пот, он задышал чаще. Что она делает? Зачем?.. Ее пальцы прикоснулись к его предплечью, и в этот раз Драко не сумел подавить стон. Но он был вызван отнюдь не болью – впервые в жизни ему стало стыдно за то, что она видит перед собой. Его голова поникла, и лицо исказила гримаса. Он тяжело сглотнул, его тошнота усилилась, а ее пальцы все еще продолжали путешествовать по его коже. – Драко, – мягко прошептала она. Одной рукой она сжимала его запястье, а другой поддерживала за локоть. Он не осмелился взглянуть на нее – лишь зажмурился еще крепче. Тяжелые, хриплые выдохи срывались с его полуоткрытых губ. Это было выше его сил. – Драко, – вновь позвала она все тем же голосом. Неожиданно его подбородка коснулось что-то мягкое и холодное. Он замер. Подчиняясь неведомой силе, исходящей от ее пальцев, он вновь был вынужден повернуться к ней. С выражением невыразимой муки он заставил себя открыть глаза и встретился с ее взглядом. Она оказалась ближе, чем он предполагал, ее лоб почти касался его скул. От инстинктивного желания отпрянуть от нее его передернуло. – Не надо, Грейнджер, – прошептал он, и шепот его дрожал. – Не надо, прошу. Она чуть склонила голову на бок. – Но ты должен увидеть это. Ты должен увидеть себя. Она вновь ободряюще сжала его запястье. – Здесь нет меня. – Нет. Нет, есть. Взгляни, прошу тебя. Ты… ты должен понять. Должен. Да, может быть, и должен. Но он не хотел этого. Он… – Но я боюсь. Произнеся это признание, он вновь опустил голову. Он не мог смотреть ей в глаза – ни сейчас, никогда. Драко вновь попытался вырваться и вновь безуспешно. Ее пальцы крепче сжали его подбородок и вновь заставили его вскинуть голову. – Бояться естественно, – ее горячее прерывистое дыхание опалило его щеку. Он понял, что больше не может сопротивляться ей. Он сломался. Слова ее, как удары катапульты, разрушили его вновь, разнесли его в прах. Он заставляет себя распахнуть глаза и взглянуть на собственное предплечье. Он еще даже не видит того, на что она так просила его посмотреть, но уже чувствует это. Боль. Внезапная, резкая, она копьем пронзает его насквозь, когтями вцепляется в грудь и начинает раздирать его изнутри. Сотни ножей входят ему в легкие, мешая дышать, сердце тяжело бухает в груди, и в глазах начинают плясать темные мушки. Когда же они рассеиваются, он, наконец, видит его – огромный уродливый рубец, пересекающий его предплечье от запястья и до самого локтя. Несмотря на все старания и уход Грейнджер, он кажется воспаленным, розовым, плоть по его краям – как будто жженая, черная… черная… Драко щурится. Рубец настолько широкий и глубокий, что он не сразу замечает Черную метку, обрамляющую его по краям. Шрам его, удивительно прямой и ровный, рассек ее надвое по всей длине, прямо посередине. Драко поднимает взгляд на Гермиону. Губы его приоткрываются, но он не знает, что сказать. Эмоции переполняют его, бьют из него ключом. Их так много, что он не знает, что именно он чувствует, ни за одну из них он не может ухватиться, ни одну не может опознать. Он ощущает лишь, что нечто странное зародилось у него в желудке и теперь поднимает голову, будто бы просыпаясь от долгого-долгого сна, но как именовать это чудовище, он не имеет ни малейшего понятия. Может быть, это была радость. Необузданная, дикая, такая непривычная, почти что им позабытая. Но если это и впрямь радость, то почему от нее вдруг так тошно, почему она грызет его кишки, как крыса, точит, как термит? Почему он не может насладиться ею?.. Гермиона улыбается ему. – Вот видишь, – говорит она, и ее ладонь накрывает Черную метку. – Ее больше нет. Ты свободен. Но… Нет, не может быть. Он не мог быть свободен. Если он свободен, то откуда эта оглушающая, всепоглощающая боль, и что это за чудовище ожило у него под ребрами? Драко вымученно ухмыльнулся. – Ты ошибаешься. Я все тот же убийца, что и раньше. – Как и я, – Грейнджер печально ухмыляется в ответ. Ее слова переворачивают все с ног на голову. Ее слова взрывают его сознание. Ошибка. Ошибка, черт возьми! Дикое сравнение, невозможное, странное, не то... да, не то... – Нет, – Драко трясет головой, и в этот раз, наконец, ему хватает сил на то, чтобы сделать шаг назад. Он отходит от Гермионы и закрывает лицо; ее рука, теперь уже пустая, все еще протянута ему навстречу. – Нет, – вновь произносит Драко, уже громче. – Нет, нет, НЕТ! Он начал метаться из стороны в сторону, как волк. Одно-единственное слово все ярче, все сильнее продолжало пульсировать у него в голове: Нет. Нет. Нет. Оно было последним, что у него осталось. Молчаливый протест, бунт против самого себя, против нее. Он вцепился в это слово, как утопающий за спасательный круг. Потому что он внезапно понял, что мешало ему все это время, что не позволяло принять ее слова и поверить ей. Да, он готов был окончательно покориться ей – он был должен. За все, что он сделал, за всю ту боль, что он ей причинил и наверняка еще причинит. Это было самое малое из того, что он мог сделать для нее, а заодно и для себя, чтобы подавить эту душную, кровососущую ненависть. Но все его существо восставало против этого. Волна гнева с треском, с жаром поднималась и разрасталась у него в груди. В нем восставал титан – гордый, непокорный, непобежденный Колосс. Он восставал, чтобы пойти в свой последний бой, чтобы спасти его от нее. Он не хотел быть ее отражением, не хотел быть лицемером, не хотел быть лжецом. Продолжая наблюдать за его лихорадочными метаниями, Грейнджер произнесла: – Я не понимаю тебя. Драко резко остановился. Рассмеялся ей в лицо. – О, в самом деле? – выдал он, и голос его был пропитан желчью. – Ты не понимаешь меня? Какая жалость. Гермиона так и подпрыгнула на месте от неожиданности. Она ожидала реакции, но, видит Мерлин, совсем не такой. Лицо ее вытянулось от удивления, Драко видел, что во взгляде у нее застыли непонимание, осуждение и… страх? Чего ты боишься, Грейнджер? Того, что, возможно, совершила ошибку, поверив в него? Раз так, то знай, что это правда. Знай, что ты ошиблась. – Я не знаю, кто я такой, Грейнджер. Я больше не имею ни малейшего понятия, – резко произнес он, не пытаясь затушевать грубость. – Ты Драко Чертов Малфой, – отозвалась она, и в глазах ее полыхнули изумление и гнев. В ней снова проснулась прежняя решимость, и это довело раздражение Драко до точки кипения. Он вновь засмеялся, холодно и зло. – Разве ты не понимаешь? Я больше не имею права носить это имя, Грейнджер. Тот, кому оно принадлежало, мертв. Драко, говоришь? Ну же, ау, – он развел руки в стороны и осмотрелся, словно пытаясь разглядеть кого-то среди деревьев. – Никого нет, Грейнджер. Ни черта нет. – Но это ты, – возразила Грейнджер, не осознавая, что он имеет в виду. – Я вижу тебя. Драко цокнул языком: – Снова ошибка. Как же тебе удалось прослыть самой умной ведьмой своего поколения, если ты не можешь понять очевидных вещей? Ее задело. Сжав руки в кулаки, она подлетела к нему и слегка толкнула его в грудь: – Если Драко Малфоя нет, то кто тогда это? – прошипела она. Драко улыбнулся ей безумной улыбкой: – Рад, что ты спросила. Десять очков Гриффиндору, – убийственным голосом ответил он, а затем ткнул пальцем себе в грудь. – Это, видишь ли, весьма любопытный экземпляр, Грейнджер. У него нет названия. Хотя, впрочем, все зависит от тебя. Как бы ты назвала его, а? Ты ведь лучше знаешь, да? Видишь то, что другим не понять? Кого ты хочешь, чтобы я сыграл сегодня?.. – Что ты несешь?! – закричала Грейнджер, возмущенная, сбитая с толку его дерзостью. Драко вновь адресовал ей гадкую ухмылку: – Не ожидала, да? Думала, нашла себе еще одного хорошего мальчика? Думала, со мной не будет проблем? Пара как будто добрых слов на литр наивной чуши – и я твой, и можно делать со мной, что хочешь, выдрессировать, как послушного щенка? – он подошел к ней вплотную, и Грейнджер, испуганная его напором, вынуждена была отступить. – Вот оно где все у меня, Грейнджер, – он обхватил одной рукой ее горло, другой – свое собственное. Гермиона задохнулась от неожиданности. – Вот оно где! – Что… что ты делаешь? – просипела она, бледнея, продолжая сбивчиво пятиться спиной вперед. – О, ничего особенного, – дьявольски прошептал Драко. – Просто показываю тебе, с чем тебе на самом деле придется иметь дело. Это, – он убрал левую руку с собственной глотки и поднял ее предплечьем вверх, – это еще ничего не меняет, Грейнджер. Да, может быть, я больше не один из них. Может быть, я уже не тот Драко Малфой, которым когда-то был. Но и кто я сейчас, я тоже не знаю. Ей было больше некуда отступать. Лопатками она врезалась в широкий ствол раскидистого дуба и так и замерла, грудь ее тяжело вздымалась и опадала. Казалось, даже сквозь несколько слоев ткани было видно, как отчаянно стучит ее сердце. Драко, не разрывая прикосновения, разжал свою хватку у нее на шее, и рука его заскользила вниз, пока не остановилась там, где он отчетливо мог ощущать ее пульс. Его пальцы сжали ткань пальто у нее на груди, и Грейнджер задышала чаще, провела языком по пересохшим губам. – Я не знаю, кто я такой, – вновь прошептал он. – Я не знаю, что я за человек, когда ты рядом. В твоем присутствии я теряю себя. Именно это и было тем, что мучило его все это время, что мешало принять на веру ее слова и отдаться ей. Вдали от нее он ненавидел себя, он себя презирал, но когда она была рядом, он напрочь переставал понимать, кем он был. Окончательно покориться ей значило бы отправить самого себя в плавильню, в топку. Хотя, быть может, он уже был там. Ведь что тогда так жжет его, накаляя его дух докрасна?.. – Ты… ты можешь быть кем угодно, – сбивчиво пролепетала Грейнджер. Взгляд ее на мгновение остановился на его искривленных губах, а затем их глаза снова встретились. Ложь. Драко усмехнулся: – Быть кем угодно, Грейнджер, значит быть никем. Она ничего не ответила. Лишь вздрогнула от звуков его голоса и слегка запрокинула голову, чтобы создать иллюзию, будто говорит с ним на равных. – К тому же, – добавил он, – мы оба знаем, что это неправда. Ты хочешь видеть меня лишь в одной ипостаси. Ведь так? Взгляд ее, попав в плен его собственных глаз, остекленел. Он будто бы загипнотизировал ее, ввел ее в транс. Но Гермиона не желала сдаваться ему на милость – она, пусть и едва заметно, но упрямо покачала головой. Драко проигнорировал этот слабый протест. – А что, если я не человек, Грейнджер? Что, если я не хочу им быть? – Но в тебе есть свет, – скорее прочитал по ее губам Драко, нежели и впрямь это услышал. Его верхняя губа задрожала, обнажая клыки: – А если его недостаточно? Она вновь затрясла головой, в этот раз увереннее, но голос ее ослабел и сорвался: – Н-нет… Он между тем продолжал: – Может быть, Грейнджер, мне не стоит бороться. Может быть, я был создан для того, чтобы стать монстром. Я так долго противился этому, но тьме все равно удалось одержать надо мной верх. Она, видно, у меня в крови. А раз так, то почему я должен следовать за тобой? Почему я должен ломать себя ради тебя и твоих идеалов? – Но ты не ломаешь себя, – возразила она. – Я видела твое раскаяние, и оно искренне. А это значит... – Возможно, – согласился Драко. – Но оно причиняет мне боль. – Но и тьма причиняет тебе боль ничуть не меньшую. Драко замер. Несколько секунд он не говорил ничего, сосредоточившись на ударах ее сердца. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. – В таком случае у меня нет пути. Грейнджер подалась ему навстречу, и их лица замерли в нескольких миллиметрах друг от друга. – Он есть, Драко, пока ты жив. И пока ты жив, боль будет подстерегать тебя с обеих сторон. Какой путь бы ты ни выбрал, она будет здесь, и тебе придется терпеть ее, терпеть до конца. Но важно сделать этот выбор правильно – от него зависит, будешь ли ты страдать в конце концов или обретешь, наконец, покой. Возможность заново сделать выбор – самое большое сокровище, которое есть у тебя и от которого ты так упорно отказываешься. В свое время ты был вынужден подчиниться необходимости; это был выбор, но не твой – его сделали за тебя, а потому это был выбор неправильный. Так не позволь же себе еще раз ошибиться. Она прижалась лбом к его лбу и обхватила ладонями его лицо: – Ты уже знаешь, к чему привел путь, который предложил тебе Темный Лорд. Ради самого себя не вступай же на него вновь, – еле слышно прошептала она. Он тяжело сглотнул. Ее уверенность, ее решимость, ее пыл заставили его поколебаться. – А что, если слушая тебя, если я выберу то, что предлагаешь мне ты, я совершу еще одну ошибку? Что, если это тоже обман? Как… как мне верить? Его путь хотя бы мне известен. Но здесь… здесь я не знаю, что ждет меня впереди. Ее ногти до боли впились в его кожу. Грейнджер зажмурилась. – Я тоже не знаю, что будет. Я не знаю, к чему это приведет, и потому я ничего не обещаю тебе. Это не в моей власти. Но в тебе есть свет. И, быть может, все это время ты страдал только потому, что боролся с ним и с самим собой. Я… я просто хочу, чтобы ты понял, что в тебе есть другая сторона. Не бывает абсолютного добра, как не бывает абсолютного зла. В каждом из нас есть и хорошее, и плохое. И только ты можешь определить, какая часть тебя сильнее. Я не прошу, чтобы ты отрекался от себя. Нет, я прошу только, чтобы ты принял себя такого, какой ты есть, со всеми ошибками и всеми грехами и просто… просто двигался дальше. Понимаешь? Ее руки скользнули по тыльной стороне его шеи, а пальцы запутались в его волосах. Она уткнулась носом в его плечо и вдохнула его сладковатый запах. – К тому же мне не справиться одной, – пробормотала она. – Ты мне нужен. Ее признание – как удар по лицу, как пощечина. – Благодаря мне ты лишилась своей жизни, Грейнджер, – прошептал он. Руки его скользнули ей на спину, и он рассеянно стал гладить ее по волосам. – Возможно. Но ты же и вернул ее мне. Если бы не ты, я бы не смогла продолжать бороться. Без тебя я бы не смогла отыскать Крестраж сама. Без тебя я бы не узнала о завещании Дамблдора. Без тебя… ничего бы не было без тебя. Она отчаянно сжала воротник его пальто. Какое-то время они стояли вот так, молча прижимаясь друг к другу – грудь к груди, пульс к пульсу, и их сердца бились в унисон. – Странно, правда? – вдруг спросил Драко. – Тебе это ничего не напоминает? Гермиона приподняла голову и взглянула ему в глаза. – О чем ты? Драко скосил взгляд в сторону. – Ты… ты не будешь стыдиться этого? Как… как в тот раз?.. Ее щеки залил предательский румянец. Она бросила быстрый взгляд на собственные руки, все еще сжимающие воротник его пальто, на полумесяцы следов от собственных ногтей, которые все еще виднелись на его щеках. – Нет, – беззвучно сказала она наконец. – Нет, не буду. – Даже после того, как я скажу, что не лгал тебе тогда? Поняв, о каком тогда он говорит, она вопросительно приподняла бровь: – Я думала, ты говорил мне все это только из желания поспорить, ведь однажды ты сказал мне, что у тебя не было выбора. Когда я пыталась попрекать тебя этим, ты сказал, что я понятия не имею, о чем говорю. Драко нахмурился. – Это правда. У меня действительно не было выбора. И сейчас… сейчас я жалею, что все сложилось так, как… сложилось. Если бы у меня была возможность повернуть время вспять и все изменить, я бы сделал это. Но в самом начале… я действительно хотел этого. Я хотел убить Дамблдора. И тогда для меня не было альтернатив. Это было моим единственным желанием, единственной целью. Это… это даже не было вопросом выбора. Это просто… просто было. Как данность, как необходимость, как факт. И я хочу, чтобы ты поняла это. Она побледнела. Лицо ее стало пепельного оттенка, и Драко понял, как неприятны были ей его слова. Но он должен был поговорить с ней об этом и поговорить сейчас. – Ты хочешь, чтобы я видел себя со всех сторон, и то же самое я могу посоветовать и тебе. Я не хочу, чтобы ты обольщалась на мой счет и пыталась отыскать во мне только то, что ты хочешь найти. Я не хочу лгать тебе о том, кем я был и, возможно, кем все еще являюсь и теперь. И я не хочу, чтобы ты лгала самой себе о том, кто я есть на самом деле. Не нужно пытаться обелить меня, Грейнджер, даже ради себя самой. Он видел, что она была на грани слез. Глаза ее опасно заблестели, но она рьяно утерла их рукой и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь подавить подступившие к горлу рыдания. Она ничего не ответила на это. Его обуяла удивительная, странная грусть. Но это был не последний удар, который он собирался нанести ей сегодня. – Ты так и не спросила меня о том, кого я убил, Грейнджер. – Это не имеет значения, – резко сказала она. – Теперь уже нет. – В самом деле? Она посмотрела на него исподлобья, а затем вновь отвела глаза. – Да. – И ты уверена, что не отречешься от своих слов даже после того, как я расскажу тебе, что сделал и с кем? Она колебалась лишь мгновение: – Даже после этого. Драко улыбнулся краешком губ, однако взгляд его остался тяжелым. – Что ж, может быть, ты уверена в этом сейчас… – И – можешь не сомневаться – буду уверена после, – твердо сказала она, хотя оба они прекрасно понимали, чего на самом деле стоит ее обещание. – Но я… я не хочу, чтобы ты рассказывал мне об этом сейчас, просто потому, что так нужно. Я… не думаю, что я готова услышать это, и что ты… я просто хочу, чтобы это случилось тогда, когда мы оба будем готовы к этому. И физически, – тут она вновь сжала его израненную руку, – и морально. Давай не будем бередить старые раны друг друга. По крайней мере, пока. Драко смерил ее испытующим взглядом. Что ж, в ее словах была толика здравого смысла. Может быть, она и в самом деле в чем-то была права. Может быть, сейчас и правда было еще не время. Слишком много признаний для одного дня. Сегодня она поведала ему свою тайну, его пора придет позже. Возможно, это к лучшему. Потому что он, наверное, и сам еще не готов. Одна мысль о том, что придется вновь открыться перед ней, вновь причинить боль и себе, и ей, приводила его в ужас. Он ни за что не признается себе в этом, но он до жути, до помешательства боялся того, что она, несмотря на все свои уверения, все же откажется, отвернется от него. И если это произойдет, он потеряет свой единственный шанс на спасение. Что с ним будет тогда? Он не знал. Но он был уверен, что хуже этого ничего быть не может. Он не сумеет справиться с собой, если останется один. Он снова погрузится в темноту, из которой ему уже не выбраться. Да, с ней он теряет себя. Но без нее он потеряет себя окончательно. И уж лучше быть в смятении, но ощущать, что это все еще он, что это все еще я, чем перестать быть вовсе. Даже если именно этого он и заслуживал. Когда-нибудь он расскажет ей, обязательно. Когда-нибудь он найдет нужные слова. Ну а пока… Гермиона поежилась и шмыгнула носом. – Знаешь, тут ужасно холодно. Думаю, нам пора возвращаться домой. Драко против воли вздрогнул. Нам пора возвращаться домой. Неожиданно Драко понял, насколько весомыми оказались эти слова. Домой... Что ж, может быть, Темный Лорд и впрямь сумел проникнуть в каждый уголок его жизни и лишить его всего, что ему было дорого. Но этого он, как бы ни старался, никогда не смог бы его лишить. Потому что в мире Темного Лорда уже давно нет Грейнджер, и Драко тоже больше нет. А раз так, то как это можно уничтожить? Драко вновь не сумел сдержать печальной улыбки. Кажется, лишившись всего, он впервые обрел самое дорогое, самое ценное – он обрел надежду. Она робким одуванчиком зацвела у него в груди, и Драко лелеял это маленькое, внезапно свалившееся на него сокровище, солнечным светом заливавшее его истерзанную душу. – Да, Грейнджер. Думаю, нам действительно пора домой.