Эпилог

Кажется, дождь в Бирмингеме шел не переставая. Стоило Драко вновь оказаться на знакомой улочке, как он тут же вымок до нитки. Наверное, ему нужно было подождать. Не стоило вот так сразу… Драко тряхнул головой. Нет, он все сделал правильно. Нужно было связаться с Грейнджер как можно раньше, до того как Темный Лорд придет в себя и установит слежку за всем и каждым, чтобы вычислить предателя. Так что как только Патронус Грейнджер растаял в воздухе, он не колебался ни секунды. Внутри него драконом поднялось странное чувство. Зародившись где-то в желудке, оно быстро перекочевало ему в горло и теперь мешало дышать. Он не имел понятия о том, как назвать это странное шарообразное ощущение, но оно ему… почти нравилось. В нем было что-то приятное, успокаивающее. Он намеренно не стал трансгрессировать на порог дома Грейнджер – ему нужно было собраться с силами. Как-никак, она всегда была непредсказуемой, и Драко нужно было подготовиться. Вряд ли, конечно, она решила подстроить ему ловушку, но все же, все же, все же… Дома в этом квартале походили один на другой как две капли воды, и Драко почти пожалел о своем решении. В этом зеркальном королевстве он, наверное, не смог бы отыскать ее жилище, если бы не заметил в отдалении пару огней. Драко прищурился. Мерлин, ну конечно. В чьем еще доме в начале пятого утра мог гореть свет?... Драко пошел на этот огонек, и очень скоро понял, что не ошибся – вот знакомое раскидистое дерево, ласкающее длинными ветвями крышу и укрывающее крыльцо от посторонних взглядов, вот несколько розовых кустарников под окном. Драко замер на мгновение, оглядывая участок и маленький, чуть неказистый, двухэтажный дом, гордо стоявший в самом его центре – полная противоположность лондонской квартиры Грейнджер. Дом не выглядел заброшенным или нежилым. Драко задумался, отчего она выбрала именно его. Он подошел к крошечной калитке – она и забор едва доставали ему до пояса – и, немного поколебавшись, взялся за ручку. Ладонь моментально пронзила адская боль. Драко едва сдержался, чтобы не выругаться. Тут же предутреннюю тишину нарушил ужасный звук, похожий на вой сирены. Драко зажал уши руками и отскочил от калитки как ошпаренный. Грейнджер была в своем репертуаре. – Ты совсем двинулась?! – заорал Малфой, пытаясь перекричать оглушительный вой сирены. – Хочешь перебудить этой штуковиной весь квартал?! Грейнджер вышла из дома и не спеша пересекла лужайку, кутаясь в шаль. Небрежно взмахнув палочкой, она заставила сирену смолкнуть, а затем, скрестив руки на груди, свысока произнесла: – Маглы не могут ничего услышать. А вот если ты не прекратишь орать, кое-кто из соседей уж точно проснется. Драко убрал руки от лица и окинул Грейнджер высокомерным взглядом с головы до пят. Это вновь была не она – перед ним стояла все та же светловолосая девушка, что и в прошлый раз, но не узнать под ее личиной Грейнджер было невозможно. В течение нескольких секунд она выдерживала его взгляд, но когда поняла, что к чему, то слегка съежилась и опустила глаза. Начала переминаться с ноги на ногу. Ей явно было неудобно. Мокрые волосы облепили ее лицо, по щекам бисеринками стекали дождевые капли. Даже в чужом – и, нужно сказать, весьма симпатичном – обличье она походила на гадкого утенка. Драко мысленно усмехнулся. Кое-что не изменится в ней, наверное, уже никогда. Что-то очень знакомое, почти родное, слабо встрепенулось у него под ребрами. Нечто до боли похожее на старое доброе отвращение. Такое привычное и правильное. Нет, нет, нельзя. Потом – может быть, но сейчас… – И на что же ты согласна, Грейнджер? – устало произнес он, будто бы возобновляя прерванный разговор, и поглубже засунул руки в карманы мантии. Она стрельнула в него взглядом из-под полуопущенных ресниц. – Хочешь обсудить это здесь? – ехидно бросила она. – Ну, в дом ты меня приглашать явно не торопишься. Он бы удивился, если бы было иначе. Злой румянец залил ее щеки, и она посмотрела на Драко в упор. Ее взгляд был почти обжигающим, таким пристальным и в то же время требовательным, будто бы она намеревалась заглянуть ему в самую душу, а затем вынести ей свой беспощадный приговор. Ну, или разбить ему нос. Выражение его лица при этом не изменилось. – Я не думала, что ты так быстро придешь, – холодно сказала она наконец. – Тут кругом чары. Шарик приятного возбуждения у него в горле лопнул. Калейдоскопом эмоции стали сменять одна другую, пока внутри у него не закипела злость. – Грейнджер, ты уж определись, – сказал он с едва скрываемым гневом. – Либо ты хочешь меня видеть, либо нет… – Я не знаю! – выкрикнула она. – Я не знаю! Грейнджер запальчиво смахнула прядь мокрых волос с лица. Руки у нее отчего-то дрожали. Ее одежда вымокла и, как вторая кожа, облепила ее маленькое худое тело. В этот момент она казалось такой слабой. Жалкой. – Не знаешь? – переспросил он, и в его голосе зазвучали угрожающие нотки. – Гениально, Грейнджер. Во имя Салазара, это не вопрос из СОВ, который ты не выучила… – Мерлин, Малфой! – вскричала она. – Все… все не так просто, и ты это понимаешь! Бессилие. Столько немого бессилия в ее голосе. В этот момент она так походила на ребенка. Еще чуть-чуть, и Грейнджер топнет ножкой, уперев руки в боки и надув щеки. Драко это слегка позабавило, но уже через секунду злость и раздражение вновь взяли над ним верх. – Я не доверяю тебе, – прошептала она одними губами. – Не доверяю тебе ни секунды. Что-то больно кольнуло его под ребра. Нет, это была уже не злость. Разочарование. И ради этого он пришел сюда этой ночью?.. Ему хотелось накричать на нее. Несколько раз встряхнуть, чтобы она, наконец, прошла в себя. Но он не мог. И дело тут было не только в разделяющем их барьере чар. Но – Мерлин. Она была права. Он ведь… он ведь тоже, несмотря на все, несмотря на… он тоже ей не доверял. Он в ней сомневался. Не мог не. Они всегда были врагами. Всегда. С самого первого дня. У них не было ничего общего, ни единой точки соприкосновения. Единственное, что заставило его прийти к ней, – это его уверенность в том тайном знании, которым она якобы обладает. Мысль искрой вспыхнула в мозгу. А что, если нет? Нет, невозможно. Она ведь сказала ему тогда… она знает, что делает и… А даже если и нет. Кто еще у него оставался? У него не было шанса выстоять в одиночку. Ни единого. Поэтому нужно было продолжать, несмотря ни на что. Нужно побороть это в себе. Нужно вытерпеть. Иначе… иначе просто никак. – Очевидно, все же доверяешь, – процедил он. – Ты ведь предупредила своих чертовых друзей… Она вскинула бровь: – О чем ты говоришь? Я никого ни о чем не предупреждала. Драко застыл как громом пораженный. Его как будто ударили под дых. – Не предупреждала? – эхом отозвался он. – Если ты имеешь в виду Министерство, – бросила она раздраженно, – то Орден, как я полагаю, был в курсе планов Пожирателей с самого начала. – Откуда ты знаешь? – хрипло переспросил Драко с плохо скрываемым волнением в голосе. Она замялась и потупила взгляд. Переступила с ноги на ногу. Опять. В Хогвартсе этой чудовищно раздражающей привычки он за ней не замечал. Мерлин, едва ли он вообще замечал ее в Хогвартсе. Особенно в последний год. Драко прикусил щеку. Не время думать об этом. Ему нужен ответ. – Когда я собралась предупредить Орден Феникса обо всем, я поняла, что опоздала – они уже готовились к битве. – Произнеся это, Грейнджер усмехнулась. – Неудивительно, наверное. У них наверняка есть информаторы среди Пожирателей. Драко фыркнул и покачал головой. Бред. Этого не может быть. Кто бы стал так рисковать? От этой мысли вдруг захотелось рассмеяться. Кто бы говорил о риске… И все же что-то тут не сходилось. Кто еще мог предупредить Орден Феникса? Как они могли знать обо всем заранее? Может быть, они наложили заклятье Империус на кого-нибудь из Пожирателей? Нет, Волан-де-Морт или кто-нибудь из остальных заметил бы... Он не мог найти ответа, но чувствовал, что знает его. Он словно бы где-то рядом, он здесь, витает в воздухе. Шестеренки лихорадочно закрутились у него в мозгу. Однако как бы Драко ни пытался, он не мог ухватиться за правду – она ускользала от него, утекала сквозь пальцы, и чем дольше он думал, тем больше ему казалось, что он ошибся и впечатление его было ложным. Но кто-то ведь все-таки был, верно? Иначе как?.. Драко не был уверен, как ему реагировать на слова Грейнджер. Если это действительно так… Наверное, это должно было обрадовать его. Значит, он все же не один. Но вместо радости он почему-то ощутил, как по телу разливаются досада и недоверие. Из оцепенения его вывела Грейнджер: – Как… как это было? – спросила она тихо. Драко взглянул на нее сверху вниз. Он понял, что она имела в виду. Этот вопрос терзал ее с самого момента его прихода, он видел это. – Раз ты здесь… – медленно начала она, но так и не закончила. Она смотрит на него как маленький забитый котенок. С надеждой. – Они выстояли, Грейнджер, – нехотя ответил он. Вздох облегчения сорвался с ее губ. – Хвала Мерлину… – пробормотала она, прижимая ладони к груди. Щеки ее залил румянец, и лишь сейчас Драко понял, какой бледной она была все это время. Заметил ее гусиную кожу. Так странно было по-прежнему разговаривать с ней, когда между ними был этот чертов забор. Так странно было разговаривать с ней вот так, почти нормально. Так странно было видеть ее счастливой. Так странно это все. Он не знал, почему отвечает ей. Он должен был уйти и уже давно, это следовало сделать сразу же после того, как она сказала, что не доверяет ему. Но он остался. Пусть задает свои вопросы. Пусть. Ему не хотелось злиться и пререкаться сейчас. В этом не было смысла. К тому же он слишком устал. Мерлин, лишь бы все это было не зря... – Никто не пострадал? – запальчиво спросила она. – Из тех, кого видел я, все остались живы. Она вздрогнула. «Из тех, кого видел я…» Неужели ты и впрямь забыла, Грейнджер, кто стоит сейчас перед тобой?.. Это ему слегка польстило. Стоило ей заметить насмешливое выражение его лица, как она быстро осознала свою ошибку. Все ее эмоции тут же оказались скрыты под маской холодности и равнодушия. Грейнджер вновь замерла в своей оборонительно-враждебной позе и холодно взирала на него снизу вверх. – Так что, Грейнджер? Впустишь меня, или так и продолжим стоять здесь? Сомнение. Вновь это чертово сомнение отразилось у нее на лице. Он прикусил язык, чтобы не сорваться и не высказать ей все, что он об этом думает. Нельзя. Гордость и гнев придется проглотить – хотя бы на время, – потому что в противном случае он потеряет свой единственный шанс на спасение. Он привык играть. Сыграет и в этот раз. И, да увидит это Мерлин, эта роль будет его лучшей. Что ж, по крайней мере, она больше не хочет его убить, а это уже огромный шаг вперед. Пусть уж лучше сомневается, чем нацеливает палочку ему в сердце. И вдруг он заметил кое-что еще. Это что-то наверняка проскользнуло случайно, эмоция растворилась почти моментально, но он заметил. Страх. Он не был готов к этому. Чтобы она боялась? Боялась его?.. А где же все эти высокомерные взгляды, вздернутый подбородок, показушная гриффиндорская гордость? Куда подевались подколы ниже пояса, желание ужалить побольнее? Где все это? Ау. Ничего нет. И это, черт возьми, задело. Словно бы все, что было в Хогвартсе еще несколько месяцев назад, осталось далеко в прошлом. Безвозвратно. Навсегда. Как будто все это было похоронено там, где-то под Астрономической башней. А ведь до этого самого момента Драко и не подозревал о том, что и она изменилась. В его представлении она оставалась скалой, глыбой. Неизменной, вечной. Вечной Грейнджер, гриффиндорской зазнайкой. Но внезапно он взглянул на нее другими глазами, и на него лавиной обрушилось осознание. Гермиона Грейнджер не пускается в бега. Гермиона Грейнджер не прячется и не пьет литрами Оборотное. Гермиона Грейнджер ударит тебя по лицу, но никогда не наставит на тебя свою палочку, даже если ты ее враг номер один. Гермиона Грейнджер не боится. Гермиона Грейнджер не беспомощна. Что ж, пожалуй, она была права, не так давно сказав ему, что Гермионы Грейнджер больше нет. Он бы понял, если бы она прогнала его сейчас. Но вместо этого Гермиона взмахнула волшебной палочкой, что-то бормоча, и защитные чары, окружавшие ее дом, спали. – Входи, – произнесла она, поколебавшись. – Ты прав, нам… действительно нужно поговорить. Не говоря больше ни слова, она разворачивается и идет к дому. Что-то внутри у него трещит и ломается, падает вниз, когда он видит ее сгорбленную спину и то, как она опускает плечи, думая, что он не видит. Еще год назад его бы это обрадовало. Тогда он страстно желал этого. Ненависть лилась через край, и он бы приложил любые усилия, чтобы довести ее до такого состояния. Теперь же… Гермиона Грейнджер не пускает в свой дом убийцу. Она не простила его. Никогда не простит. Она не верила ему. Никогда не поверит. Она боялась его. И уже никогда не перестанет. Так что же тогда заставило ее?.. Он обратил свой взгляд в прошлое и только сейчас осознал, какими жалкими были все его попытки и планы. Он сделал не так уж много – Мерлин, он не сделал почти ничего, – но что-то убедило ее… или сломало. Что-то… или кто-то. Гермиона Грейнджер никогда не просит о помощи. Ее дом оказался на удивление уютным. Он надеялся увидеть те же пустые комнаты и обшарпанные обои, но внутри его ожидала совершенно другая картина. Складывалось впечатление, что кто-то жил здесь вот уже много лет. Повсюду стояли какие-то приборы и аппараты – наверняка магловские, – названий которых Драко не знал. Губы его непроизвольно скривились. Кончик языка тут же закололи несколько дерзких фраз, но он сдержался. Приятно было оказаться в тепле. Помимо колкостей у Драко на языке завертелись вопросы, но он проглотил их все до последнего. Сейчас было не время для этого. Есть дела поважнее. К тому же сейчас ее очередь спрашивать. Аккуратно, стараясь ничего не задеть, он проследовал за ней в скудно освещенную гостиную. Посередине красовался огромный коричневый диван, рядом с ним, у окна, располагался письменный стол, заваленный книгами и стопками пергамента. Драко прищурился, пытаясь разобрать названия на корешках, но не сумел разглядеть ни буквы. Грейнджер не пригласила его присесть и сама осталась стоять в центре комнаты, обхватив себя руками, будто бы ей было зябко. Неудивительно – высушить свою одежду она так и не потрудилась. Он тоже. Она молчала, и он не осмеливался нарушить эту тишину. Все происходящее и без того уже успело превзойти его самые смелые ожидания. – Итак… – начала она. Ее напряженный взгляд остановился и замер на его лице. Только сейчас он заметил, какими красными были ее глаза. Она покусала губы. Он сделал глубокий вдох. Каждая клеточка его тела буквально плавилась от усталости, веки налились свинцом – этой ночью ему едва ли удалось поспать, и последние события совершенно его опустошили. Но Драко нужно было собраться и отыграть эту партию до конца. – Черт, – выругалась она, запуская пальцы в волосы. – У меня столько вопросов, и я даже не знаю, с чего начать. Она принялась мерить шагами комнату, но уже очень скоро вернулась в прежнее положение, очевидно, мысленно решив что-то, и произнесла: – Как ты узнал, что я жива? Подобно тому, как она боялась его, он боялся ее вопросов. Он знал, что на некоторые просто не сможет ответить вслух. Но она не должна видеть его нервозности. К тому же этот вопрос был, пожалуй, одним из наиболее безобидных. Он мог ответить на него. Драко невинно приподнял бровь: – Я полагал, ты знаешь, как работает Оборотное зелье, Грейнджер. Она скрипнула зубами и нахмурилась. – Прекрасно знаю, уж поверь мне, – фыркнула она. – Раз так, – сказала он, не меняясь ни в лице, ни в голосе, – ты должна знать, что со смертью человека его действие не прекращается автоматически. Что бы ни произошло, эффект спадет лишь через час… – Малфой, я же сказала… – …и спустя положенный час, – невозмутимо продолжал он, игнорируя ее выпад, – я увидел кое-что весьма любопытное… на том месте, где еще пару мгновений назад лежал твой труп, оказалась другая. – Но как ты это понял? – давила она. – Лицо было изуродовано... Он мягко засмеялся, отведя лопатки назад: – Видишь ли, Грейнджер, у меня, в отличие от Пожирателей, есть одно маленькое преимущество: как это ни прискорбно, мне приходилось видеть твою лохматую голову почти каждый день на протяжении многих лет. Твою макушку я узнал бы из тысячи… Они не заподозрили подвоха, но вот я сразу понял, что это не ты. Она вновь закусила губу, пытаясь вникнуть в смысл его слов. На ее лбу залегло несколько складок. – Предположим, что ты говоришь правду… – Странно, что ты еще не применила ко мне Сыворотку правды, Грейнджер, – насмешливо сказал он, но при этой мысли его внутренности сжались в комок, а по животу прошлась ледяная волна. – Будь она у меня, я бы с радостью использовала ее, – серьезно кивнула она. – Но, увы, мне приходится верить тебе на слово. Это и к лучшему. Наверное. – Ты понял, что это не я, – продолжала Грейнджер. – Но почему тогда ты никому не сообщил о том, что я жива? Ведь это бы… Она запнулась, не решаясь продолжить, и непроизнесенные слова повисли между ними в воздухе, словно невидимая стена. Тяжесть того, что она так и не сказала, была почти осязаемой. Ведь это бы привело тебя к спасению. К почету. К уважению. К славе. К жизни. Он и сам до сих пор не мог дать себе ответа на вопрос, почему он не сделал этого. Тогда… тогда он был еще прежним Малфоем. В нем его оставалось уже мало, совсем чуть-чуть, но он все же был. И он бы наверняка сделал это. Но другой – новый – Малфой оказался сильнее. А может быть, сильнее оказался страх. Тогда он ощущал собственную двойственность, как никогда прежде. – Я решил, что, если отыщу тебя сам спустя какое-то время и лично принесу Темному Лорду твою голову, это возымеет больший эффект, – он провел языком по пересохшим губам, изогнувшимся в жестокой улыбке. Его слова ударили ее под дых. Она немного согнулась – он видел это. И, Мерлин. В глазах ее вновь промелькнул страх. Но нет, вот она снова. Со слегка вздернутым подбородком, с плотно сжатыми губами. Кое-что в ней все-таки осталось. – И что же сделаешь теперь? – убийственно прошептала она. – Осуществишь задуманное? – Нет, – он равнодушно покачал головой. – Мои планы слегка… изменились. Почва у него под ногами становилась все более зыбкой, он чувствовал. И Грейнджер, конечно же, не преминула ухватиться за эту соломинку. – И что же изменилось? – сдавленно проговорила она, и он различил искорки любопытства в ее тоне. Вот оно. То самое. Чего он боялся больше всего. Что изменилось? Изменилось все. Все, черт возьми! До последней крупинки. Его словно родили заново. Его душу жгли, топтали, резали, мучили, раздирали на части и переплавляли, пока, наконец, не получился он. Человек без прошлого. Без будущего. Без надежды. Неполноценный. Предатель. Урод. Он ненавидел себя за произошедшую в нем перемену. Ненавидел себя за свои ошибки. И он – Мерлин! – он до сих пор не знал, что именно было неправильно: быть таким, как тогда, или таким, как сейчас?.. Что он мог сказать ей?.. – Я всего лишь хочу защитить свою семью, Грейнджер. Я не знаю, правильно ли я поступаю, но я хочу защитить их. Он сказал правду – почти против воли, – и он ненавидел себя за это. Он моментально ощутил себя ничтожным. Жалким. Это все должно было существовать только в его голове. Хотя… слишком многие уже успели увидеть его слабости. Грейнджер больше, Грейнджер меньше. Не все ли равно?.. Выражение ее лица стало уж слишком понимающим. Ему захотелось отвернуться. Выйти вон, громко хлопнув дверью, чтобы навсегда стереть его. Он закрыл глаза руками, так крепко прижав запястья, что искры вспыхнули, но под веками все равно плясало ее лицо, будто бы отпечатавшееся на его сетчатке. Черт, черт!.. – А я? А я?.. – Что ты? – переспросил он с сухим смешком. – Почему я? Он убрал руки от лица. Она все еще смотрела на него не мигая. Она ждала. Он молчал. – Ты мог бы обратиться к членам Ордена Феникса… – запинаясь, проговорила она, когда пауза между ними слишком затянулась. – Они бы не поверили мне. Как и ты. – Но они бы смогли помочь. – И как, скажи на милость? – Они бы защитили тебя. Ты бы стал их человеком… Он рассмеялся. Надтреснуто. Будто бы кто-то наждаком по глотке провел. Таким смехом только вены вскрывать. – Я не хочу быть ничьим человеком, Грейнджер. Я устал быть пешкой в чужой игре. Я хочу вести свою собственную. Она моргнула. Один раз. Второй, третий. Не понимает. – Неужели ты всерьез думаешь, что я бы согласился превратиться из мальчика на побегушках Темного Лорда в мальчика на побегушках Ордена Феникса? Никогда, Грейнджер. Никогда, слышишь меня? Ему надоело выполнять чужие приказы и даже не знать, для чего он делает все это. Ему надоело играть вслепую, надоели тайны. Надоела грязь. Он сам себе хозяин. А потому он будет делать лишь только то, что сам считает правильным. – Нам с Орденом не по пути. Я никогда не перейду на его сторону, не стану сражаться за него. Этому не бывать. Ее щеки вспыхнули и с каждой секундой становились все краснее, все ярче. Он не знал, было это от смущения или от злости. – Но я – одна из них. Я с ними на одной стороне. – Тогда почему ты здесь? Ее глаза предостерегающе сузились. – Я была бы рада сражаться на стороне Ордена открыто. Он не сумел подавить очередной обжегший горло смешок. – Но ты не делаешь этого. Она раздраженно кивнула: – Я не могу. – И почему же? Она отвернулась и подошла к окну. Слегка одернула кружевную занавеску, и в комнату проник луч света от фонаря на улице. – У меня есть особые причины. Он почувствовал, как кончик языка закололо. В животе поднялось знакомое чувство, подняло голову и зашипело, словно змея. – И какие же? – елейным тоном произнес он. – Может быть, страх? Ее задело. Он заметил, как она вздрогнула, как напряглась ее в этот момент идеально прямая спина, как вздернулись ее плечи. От ее яростного прерывистого дыхания затрепетала занавеска, но она не обернулась. – Я не могу сказать тебе. Ну конечно. Она не может. Он цокнул языком: – Нелогично, Грейнджер. Я думал, твое решение поговорить со мной было чем-то более серьезным, чем просто актом милосердия. Я был честным с тобой. И я жду от тебя честности в ответ. – Честности? – воскликнула она. – Ты будешь говорить мне о честности? Ее глаза сверкнули. Она готова была броситься на него, словно дикая кошка, прямо как тогда у нее в квартире. Правую руку закололо, и он сжал ее в кулак, чтобы не наделать глупостей. – Ты это брось. Сказала а, говори б. Ты задала мне свои вопросы, и я ответил, так что будь добра… – Но ты предатель! – закричала она, подлетев к нему. Еще секунда, и она бы толкнула его ладонями в грудь или отвесила бы ему пощечину, но он возвышался над ней, как огромная черная башня, неприступная и опасная, и она сдержалась. – Да, я предатель, Грейнджер. Но не для тебя. Ее глаза расширились, а губы приоткрылись. Возмущение и злость, едва схлынувшие с ее лица, сменились удивлением, граничившим с недоверием. – О чем ты говоришь? А вот это ты зря. – О том, – отозвался он, – что для того, чтобы предать, нужно быть на чьей-то стороне! Я никогда не принадлежал вам: ни Ордену, ни Поттеру, ни Дамблдору. Я никогда не был одним из вас, а потому и не мог вас предать. С самого рождения я был по ту сторону, с молоком матери я впитал идеалы своего мира и своей семьи, присягнувшей на верность Волан-де-Морту. Нет; вас, тебя, Грейнджер, я не предавал… Но я предаю своих близких прямо сейчас; уже предал. Я предал свою кровь и плоть своими сомнениями. Я предал не Волан-де-Морта и уж тем более не Поттера – я предал самого себя и свою семью! Он тяжело дышал. С каждым произнесенным словом он распалялся все больше и больше, говорил все громче, пока, наконец, речь его не обратилась в крик. Слова рвались из него, как церберы, против воли, и он не мог ни остановить, ни сдержать их. Они распаляли его нутро, и если бы он не сказал это, он бы сгорел заживо. Его трясло. Ноги подкосились, и он упал на чертов магловский диван. Драко зарылся пальцами в мокрые волосы и опустил голову, упираясь локтями в колени. Он был зол на себя. Так чертовски зол, что хотелось выть. Кажется, теперь он понял, наконец, почему некоторым волшебникам отрезают языки. И за что некоторых убивают. Прочь. Подальше от нее и ее удивленных глаз. Подальше от самого себя. Закрыться, спрятаться. Никогда больше не говорить вслух. Не дышать. Его тошнило. От нее – от себя. Она не заслуживала этой правды. Этот разговор был ошибкой. С самого начала. Грейнджер молчала, так же, как и он, тяжело дыша. Несколько раз моргнула, пытаясь согнать наваждение. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Оскорбления, резкости, колкости, попытки уйти от ответа и втоптать ее в грязь – она была готова ко всему, но не к искренности. Его искренность была на грани с отчаянием, и она поразила ее. Проклиная себя за это, она все же произнесла: – Встать на истинный путь не значит стать предателем. Его голос, хриплый и резкий, едкий, как кислота, обжег ее. – Если бы человек, которого ты любишь до безумия, до умопомрачения совершил убийство… пусть случайное, непреднамеренное… убийство, чтобы защитить себя… что бы ты сделала? Отреклась бы от него? Отдала бы его под суд? Его голос – такой низкий и такой чужой. Будто бы это и не он вовсе. Наверное, это и был не он. Больше нет. Драко усмехнулся, услышав ее молчание. – А ведь это было бы правильно, Грейнджер. Но если бы ты сделала это, ты бы предала и его, и вас, и вашу любовь… уж лучше умереть, до конца оставаясь верным, пусть эта вера будет и в ложь, чем умереть, отрекаясь… Кажется, в тебе, Малфой, умер поэт. Ему было все равно. Теперь уже – точно. Потому что он и так зашел слишком далеко. Позволил ей слишком много. Раз уж и играть эту роль, так играть до конца. Он больше не позволит этого. Ни на секунду. Но сейчас это нужно. Лучше в самом начале дойти до предела, до крайности, и больше никогда не возвращаться к этому вновь. Так он пытался успокоить себя. Не выходило. С каждым произнесенным словом мир рушился. Он рушился. Легкие горели. Он больше не мог дышать. Он снова в аду. Из-за нее. Ненависть к самому себе почти оглушала. От нее звенело в ушах и в груди не хватало воздуха. Он не мог выносить себя. Он не мог больше себя терпеть. Но он не мог и не сделать этого. Не мог. Он отомстит ей за этот вечер откровенностей. Он еще не знал, как именно, но знал, что непременно сделает это. Он влезет к ней в душу и разберет ее до состояния молекул, до атомов. Он вырвет из нее все секреты, увидит все ее слабости и будет давить на них, чтобы она… чтобы что? Чтобы он простил себя за то, что был человеком сегодня. Она не знала, что сказать. Все еще пораженная, она смотрела на него так, как будто видела впервые в жизни. Она пыталась узнать в нем прежнего Малфоя, но не находила его. Она хотела увидеть в нем убийцу и предателя, но не могла. Во всех его словах – абсурдных, недопустимых, лживых – был какой-то смысл. В его лжи была правда, она чувствовала это. А еще она чувствовала, что он не играл. Еще неделю назад она клялась, что убьет его, если увидит его еще хоть раз в жизни, но теперь она не могла с ним даже заговорить. Он сломал какой-то невидимый барьер между ними. И она сдалась, глядя на его содрогающиеся плечи. – Я знаю, что нужно делать, чтобы все это закончилось, – сказала она наконец. Голос ее был таким тонким и хриплым, будто бы это она еще минуту назад кричала так, что стекла звенели в рамах. Он приподнял голову и взглянул на нее. Глаза его были усталыми и совершенно пустыми. Он как будто высох изнутри. – И ты… ты можешь помочь. Но для этого тебе нужно держаться как можно ближе к Пожирателям, чтобы… Он скрипнул зубами, и от него повеяло угрозой: – Я же сказал тебе, я не буду… – Я не это имею в виду, – спешно уверила она его, примирительно подняв руки. – Дело в том, что мне нужно кое-что. И, полагаю, добыть это в сложившейся ситуации можешь только ты. Без этого… без этого, боюсь, никто ничего не сможет сделать. Даже я. – И что же это? – спросил Драко спустя какое-то время, обдумав смысл сказанных ею слов. – Я скажу тебе. Но сперва мне нужно, чтобы ты сделал кое-что. – Сделал? Что? – фыркнул он. – Мне нужны гарантии. – Конкретнее, Грейнджер. Она закусила губу. Глубоко вздохнула. Сцепила пальцы в замок. – Мы заключим Непреложный обет, Малфой.