Schmelzen Eis in deinen Augen

Siehst du den Weg aus dieser Dunkelheit? Willst du raus, ich bin bereit. Das kann nicht alles schon gewesen sein. Ich glaub an uns und unsere Zeit.

Ты видишь выход из этой тьмы? Хочешь ли ты спастись? Я готов помочь. Ничто не делается сразу и просто. Я верю в нас и в наше время. Тяжелые черные ворота с белой, аккуратно и красиво выведенной надписью «Werkstatten» медленно раскрываются перед новоиспеченным боевым составом танка. Коля, прихрамывая и опираясь на трость, идёт впереди вместе с Васелёноком, «лучшим мехводом Красной армии» и единственным, кто выжил из первого экипажа, которым командовал Ивушкин. Двое новобранцев неохотно следуют за ними. Громкий и отрывистый лай овчарок напоминает младшему лейтенанту крики немцев, контролирующих работы военнопленных в концлагерях. В их голосах всегда столько же злости и ярости, желания разорвать и причинить боль. Коля уверенно приближается к помосту, где красивым строем уже ждут немецкие главнокомандующие. Завидев русского командира издалека, Клаус расправляет плечи и приподнимает подбородок, легкая улыбка трогает его губы, а взгляд с холодного и безразлично-сурового меняется на мягкий и заинтересованный. Штандартенфюрер неторопливо кивает Ивушкину в знак приветствия, но это Коля упорно игнорирует. Немцы снимают огромную водонепроницаемую накидку и перед всеми присутствующими предстает железный зверь Т-34, сильно запыленный, но еще практически не побывавший в бою. Немецкие солдаты и генералы, русские военнопленные – все заходятся кашлем от едкой поднявшейся в воздух пыли, и только Ягер спокойно и уверенно кивает Ивушкину, мол всё идет по плану. Когда пыльное облако оседает, синие глаза штандартенфюрера уже неторопливо изучают русский танк. – Мать частная! Это шо за ахрихат? – Васелёнок с опаской разглядывает новое боевое орудие русских. – Вроде тридцать четвертый… – все еще щурясь от попавшей в глаза пыли сипло произносит Волчок, – а вроде и не он, – парень снова заходится удушающим кашлем. И только Ивушкин уверен в том, что перед ними действительно обновка с фронта, Т-34 во всей его красе и мощи, что больше всего и напрягает младшего лейтенанта. Что, черт возьми, делает этот фриц?! Приносить шоколад и шнапс в госпиталь –одно, но собственноручно вручать врагу инструмент для побега, заранее зная, что Николай обязательно им воспользуется…Ягер сошел с ума. Его же расстреляют. Командир не в силах посмотреть на немца. Подарок слишком хорош и слишком дорог, Ивушкин знает, что расплачиваться за него штандартенфюреру придется жизнью. Командир впивается взглядом в танк в попытках избежать зрительного контакта. – Только с фронта… – Коля чувствует, как голос предательски подрагивает, а тяжелый ком в груди болезненно давит на сердце и мешает ровно дышать, – Восемьдесят пятый калибр… – Ивущкин! – Ягер знает, что у них мало времени, потому сам выводит Колю из запутанных мыслей, которые отразились на его лице так явно, что прочитать их не составляло труда никому из немецких командиров. Тяжелый взгляд прищуренных обжигающе-синих глаз пересекается с удивленным взглядом младшего лейтенанта. Штандартенфюрер бегло кивает на танк, и Коля быстро направляется к железной махине. По пути командир останавливается напротив Клауса. Ивушкин понимает: нет того, чем можно было бы сейчас отблагодарить немца. А штандартенфюрер лишь щурится на солнце и довольно улыбается, как хитрая лисица. Коля смотрит на Ягера, и вдруг все вокруг исчезает, остаются только эти иссиня-холодные глаза, затягивающие в свои глубины, обещающие Рай, такой же светлый и чистый, как улыбка Клауса. И младшему лейтенанту внезапно становится ясно: даже если сбежать из концлагеря получится, из плена этих синих глаз напротив Ивушкину не сбежать уже никогда. Нечем дышать, но разорвать зрительный контакт он не может и не хочет. Приятный хрипловатый спокойный и вкрадчивый голос немца вызывает внутри волну дрожи. – Ты меня слушаешь? – голос переводчицы возвращает командира в реальность.