Ich noch etwas spure... Suche ich die eisige Flamme, Die mein Herz verbrennt.
Село Нефёдово, зима 1941
Клубы серого дыма, окрашенного алым светом заходящего солнца, накрыли два разбитых горящих танка: русский и немецкий. Раненый и контуженный младший лейтенант Ивушкин с трудом вытаскивает механика-водителя Васелёнка из задымленного нутра их боевого железного зверя. Степан Савельевич громко стонет и жадно глотает воздух окровавленным ртом, на его спине полыхает пламя, которое Николай тут же принимается тушить. С болезненными криками раненый белорус валится на землю, вместе с ним падает и командир, но после поднимается. Из последних сил Коля волочет по земле умирающего мехвода, отчаянно повторяя сквозь сжатые зубы «Сейчас, сейчас, сейчас». Получивший не менее тяжелые ранения Ягер ослабевшими и неслушающимися руками откидывает тяжелую крышку люка и выбирается из подбитого задымленного танка, также жадно глотая воздух. Он хрипло дышит, с ужасом и шоком глядя на русского, который сумел одним единственным танком уничтожить всю немецкую танковую роту. Клаус из последних сил сжимает в дрожащей руке пистолет и целится в Ивушкина, но не решается выстрелить. Ему важно, нет, жизненно необходимо увидеть лицо этого человека, посмотреть ему в глаза и запомнить их на тот недолгий остаток жизни, что ему отмерен. Этот русский Иван обхитрил его. Перепачканный в грязи, саже и крови Ивушкин медленно поворачивается ко врагу, гордо выпрямляет спину и поднимает подбородок. В его взгляде немая ярость, с ней он готов встретить смерть, как это и положено истинному защитнику Советского Союза. Клаус и Николай долго смотрят друг другу в глаза, запоминая каждую деталь и каждую секунду. Победитель и побежденный. Оба знают, что больше никогда не встретятся, и оба знают, что умрут здесь вскоре. Выстрел Ягера разрывает тишину. День за днём Ивушкин чувствует безмолвный протекторат штандартенфюрера. Ловит на себе его острые как бритва взгляды, когда Ягер неизвестно зачем заходит в госпиталь навестить младшего лейтенанта. Эти визиты длятся не более пяти минут, и проходят в основном в напряженной тишине. Клаус отчего-то не приводит с собой ту сутулую девушку со впалыми испуганными глазами, как Коля понял, переводчицу. Иногда тишину разбавляют звуки немецкой речи, которая по-прежнему остается непонятной для младшего лейтенанта. Леденяще-синие глаза при каждой случайной встрече медленно и мучительно высасывают душу и затягивают русского в плен своей неизведанной глубины, иногда Коля различает в них боль и тоску, однако это сразу же маскирует натянуто-веселая улыбка штандартенфюрера. Что-то скрывается за его глазами, и это сильнее, чем страсть, больше, чем желание, опаснее, чем дуло пистолета у виска. Ивушкину становится не по себе, когда он остается с Ягером один на один. Николай прекрасно знает, что за любую услугу нужно платить, а потому никогда не прикасается к немецкому шоколаду, который регулярно появляется на столе его палаты в госпитале. Не пьет дорогой алкоголь, возникающий так же из ниоткуда у изголовья кровати, на полированной поверхности тумбочки. Ивушкин, сука, чувствует, подвох, но не может понять, что этому фрицу синеглазому от него кроме отремонтированного танка надо. Так проходит несколько дней, и солдат уже может ходить самостоятельно, опираясь на деревянную трость. "Немец – его господин" по-видимому решил подарить младшему лейтенанту жизнь, и парня выводят на большую площадь в центре концлагеря, где из ограниченного числа безликих людей в полосатых одеждах предстоит выбрать троих, с кем младший лейтенант будет сражаться плечом к плечу в неравном бою против немецких курсантов. В числе военнопленных Ивушкин замечает знакомое до боли лицо Веселёнка. Мысль о побеге рождается быстрее, чем Коля успевает ее осознать.