Лечить от непоколебимого эгоизма

Сакура возвращается домой по бушующей от выпущенных на волю учеников Академии Конохе, обласканной рыжевато-фиолетовым закатом. У нее в голове полное ничего. Хочется дышать глубже, остановиться под ветвями дерева, в густой тени, и смотреть-смотреть-смотреть на небо. Это какое-то подростковое ощущение, когда чувствуешь, что мама обнаружила залежи одежды, которую ты не успела убрать в шкаф, и уже заранее прокляла тебя на целый день генеральной уборки. И домой лучше не спешить. Но она же давно взрослая, надо справляться. В голове всплывают старые слова Саске. Видимо, они пробивают плотину, потому что после дурацкого: «Раньше ты справлялась», — образовывается и целый десяток других. Сакура думает: что, если? Что, если она бы тогда не пошла с ним? Что бы с ними стало? Может… может, так было бы обоим лучше? Они оба — не родители года. Сарада — это не хитрый план, чтобы привязать Саске к себе. Она вообще вне планирования (и это касается не только зачатия). Так случилось. Сакура после тяжелой войны и восстановительного периода путешествует с тем, кого любит, и становится просто невероятно, ужасно, преступно невнимательной. Что вселяет в нее, напуганную и готовую заплакать, только что рассказавшую ему о появившемся внутри зародыше, надежду? Наверное, что Саске не отмахивается от нее тогда. Чувствуя его теплую и широкую ладонь на своем животе, Сакура тогда чувствует только странное ощущение, что так правильно. И неважно, что они не готовы к этому. Они просто расписываются, никаких колец и никаких красивых платьев, пышного торжества или хотя бы просто торжества, гостей и угощений. Только двое предположительно взрослых людей и один еще даже не оформившийся в плод ребенок. Так разве не этого хочется? Стать женой, наконец-то быть рядом, задуматься о детях (зато сразу минус пункт)… Не этого. И осознавать эту непростую истину приходится в одиночестве и с полным разочарованием в своих ощущениях. Под аккомпанемент маминых возмущений. Саске очень повезло, что она — шиноби в первом поколении. Будь ее мама активным чакропользователем… Сакуре становится нехорошо от этой мысли. Ей иногда безумно хочется знать: она стала его женой только потому, что забеременела? Но за всю историю их скандалов, редких, но буйных и торнадоподобных, где инициатором встает Сакура, она так и не задает этот вопрос. Возможно, потому, что боится услышать честный и холодный ответ. Он ведь не тот, кто станет врать и держать рядом только потому, что хочет сохранить ее покой. Наруто совсем не удивляет, думает Сакура, это просто уже в его стиле. Потому что в дверях она сталкивается с пищащим от восторга Боруто. Первый инстинкт — поймать ребенка, второй — приглядеться к тому, что у него в руках. А в руках ничего криминального. Только кунай. Затупленный, к счастью, но вполне себе настоящий. Тяжелый. Это что, теперь в семье Узумаки такие игрушки? Спросить не успевает. — Сакура-сан, здравствуйте! — громкий Боруто разражается солнечной улыбкой с щербиной вместо одного молочного зуба в верхнем ряду. — А меня папа привел! — Привет, Боруто-кун, — треплет его по солнечно-желтым вихрам — в отца — Сакура. Слышит топоток — опоздавшая дочь летит навстречу. — Отстань от моей мамы-ы-ы, — выглянувшая в коридор Сарада багровеет и врезается в них маленьким, но очень разогнавшимся снарядом.       Еще пара лет, думает Сакура с довольной усмешкой, и вставать на ее тормозном пути будет небезопасно. Сарада пихает обиженного Боруто в плечо, оттесняя его к двери. Боруто не стесняется — толкает ее в бок. Дети топчутся вокруг нее как вокруг только что наклеенной на столб афиши, пинаются, пытаются наступить друг другу на ногу и пыхтят обиженно, будто у Сарады это — сражение за последнюю порцию данго, а у Боруто — за папину шляпу Хокаге. Сакура душераздирающе вздыхает, цепляет дебоширов за загривки, разводя в разные стороны. В коридор наконец-то выходит Саске. Лицо у него хмурое и недовольное. Второй ребенок, одного возраста с Сарадой и одного уровня гиперактивности, в доме его, видимо, достаточно напрягает. — Па-апа, скажи ему! — вопит Сарада во всю мощь и ищет поддержки у единственного пока нейтрального в поднятой проблеме члена семьи. — Это наша мама! — Так. А ну-ка, — щурится на нее Сакура, перехватывая поудобнее за воротник розовой маечки, — прекратите оба! — потому что Узумаки-младший не прекращает пинаться. — Иначе никакого данго сегодня никто не получит. Сарада мигом сникает, косит на Боруто, который дуется так, что у него вот-вот щеки лопнут по линии «усов». Поджимает губы удивительно маминым жестом (у Сакуры мурашки бегут по шее) и вжимается Сакуре в бедро, пользуясь тем, что хватка немного ослабла. И как тут воспитывать? — Все-все-все, — обнимает встревоженную дочь Сакура, наклонившись, заодно и поглаживает прибившегося поближе Боруто по спине, — сейчас вы помиритесь и пойдете поиграете, а я приготовлю ужин. Сарада возмущенно трепыхается под рукой. Извиняться ей не хочется. Но Сакура не позволяет себе упустить момент и одним пристальным взглядом подталкивает дочь к действию. — Извини, — бормочет Сарада так тихо и глухо, что звучит это как «исньи». — Я больше не буду. И протягивает Боруто маленький мизинец. Боруто краснеет, но со старанием важно хмурит светлые брови и цепляется своим. — Я не обижаюсь, — великодушно задирает нос он. Сарада нехорошо блестит глазами, и Сакура уверена: не будь тут ее и Саске, дочка уже давно бы устроила второй заход. Да, об этом придется поговорить. А заодно и понять, как объяснить, что мама никуда не исчезнет, ни с кем не уйдет и что мамы вообще так не поступают. Заметочка виснет в списке назревших проблем на первой позиции. — Саске-сан, а можно потрогать вашу катану? — Боруто, юркий мальчишка, ловит заминку перед сменой темы просто феноменально и тут же влезает со своим интересом. Сакура устало фыркает, посматривая на детей сверху вниз. Ей видно, что Сарада снова багровеет. — Нет, — коротко отвечает Саске и отлепляется от стены. Дочь мгновенно задирает нос. — А мне, папа, а мне? — у Сарады глаза сверкают точно так же, но по ней видно, что она готова праздновать победу. — Нет, — Саске с невозмутимостью принимает на себя ударную дозу энтузиазма и даже не ведет бровью, но зато становится голосом разума, тяжелым и непреклонным: — Играйте наверху. Это больше похоже не на пожелание, а на приказ, но на Боруто действует мгновенно — он вытягивается и хлопает белесыми ресницами растерянно, косит на Сараду, вроде как интересуясь: это у тебя так всегда? Всегда, сигнализирует Сарада поджатыми губами и нахмуренными бровями. — Наверх, — повторяет Саске, осматривая обоих с высоты своего роста грозно. Видимо, на сегодня его лимит терпения исчерпан, понимает Сакура. Сарада с громким вздохом плетется к лестнице и тащит за собой опешившего от того, что его так нагло прихватили за локоть, Боруто. Саске не оборачивается, но определенно прислушивается. И когда дверь в комнату Сарады хлопает, он прикрывает глаза с едва видимым облегчением. — Не отлипала от тебя весь день, да? — Сакура улыбается ему вымученно, наклоняется, чтобы снять обувь. Такие дни ничуть не сравнить с тем, что иногда бывало на войне или до нее, в то грозовое и прохладное время. Но усталость не собирается и не соревнуется в степенях. Присесть или прилечь минут на десять хочется нестерпимо. — Хината ушла на миссию? — меняет тему муж, прислушиваясь к топоту, доносящемуся со второго этажа. Сакура не сразу понимает, о чем он, а когда понимает — качает головой. Только Саске мог в такой манере справиться о чьих-то делах. — Да, — смешинка рвется наружу случайно, и ослабленный контроль ее не останавливает. — На девять месяцев. — На лице Саске появляется какое-то непонятное и нехорошее выражение. — Но присмотреть за Боруто нас попросили только на сутки, не волнуйся. Она так и не понимает, что муж об этом думает. Скорее всего, он вычисляет, что это за миссия и куда с ней нужно отправиться, если у нее такая длительность.       Интересно, как скоро этот специалист почувствует подвох, думает Сакура с ехидцей. — Как вы провели день? — спрашивает она, заходя на кухню с готовностью ко всему. Но на кухне на удивление чисто. Никаких обрезков сельдерея или подпаленных занавесок, под ногами ни скорлупы яиц, ни рассыпанной муки. Значит, ребенка дома не кормил. Она открывает холодильник и примеривается к тому, что может приготовить. Примеривается и понимает, что для мисо-супа ей ингредиентов хватит. Вспоминает о том, что почти обещала данго. Может, еще не поздно послать клона на рынок и купить пару шпажек?.. — Плакала, когда ты ушла, — скупо отвечает Саске, имея в виду дочь. — Вылезла из окна своей комнаты, когда пыталась сбежать к тебе. Неправильно кидала деревянный кунай, — между строк так и читается: пришлось научить. — Хотела поймать голубя, — греющее душу недоумение. — Забрала один мой кунай. Сакура разворачивается так резко, что волосы взметываются и хлещут по щекам. Инстинкт пойти и проверить, нет ли на дочери какой-нибудь каверзной царапины с занесенной инфекцией, останавливает Саске. — Я его затупил, — снисходительно поясняет он, выдерживая ее взгляд. — Ками-сама, — вздыхает Сакура и прислоняется лбом к ребру дверцы все еще открытого холодильника. — Саске, ты не мог бы убирать колюще-режущие подальше? Она однажды умудрилась стащить катану со стенда в лавке Тен-Тен. Твой подсумок для нее — это уже отработанный материал. Кстати… — Уже, — мрачно откликается Саске и прикрывает глаза, когда слышит чересчур громкий «топ» сверху. В Сакуре горит желание пойти и разобраться, потому что рева пока не слышно, но с Сарадой если промедлить… Но Саске придерживает ее, дернувшуюся в сторону лестницы, одним коротким, но осторожным прикосновением к плечу. — Мой клон присматривает, — добавляет он к прикосновению и руку не убирает. Его ладонь прожигает ткань, и Сакуре хочется сжаться, расплакаться, уткнуться в него лицом и прекратить бояться своих вопросов и ответов на них. Но она напоминает себе, что ей давно не тринадцать, что у нее не кормлен ребенок (двое!) и что сам Саске не оценит ни вопросов, ни слез.       Это не стоит слез, решает Сакура и накрывает теплую руку мужа своей. — Тогда у меня есть время, чтобы приготовить ужин, — неловко улыбается она, ощупывая границы состояния. — И у меня большая просьба. Саске приподнимает бровь. — Ты не мог бы купить немного данго? — Сакура улыбается ему шире и убирает его руку со своего плеча, чтобы снова развернуться к запищавшему холодильнику. Возможно, что-то Саске и понимает, раз посылает не клона, а идет за данго сам.