Лечить от непоколебимого эгоизма

— Да-да, прекрасное утро, Юкинэ-сан, — щебечет медсестра, мимо которой Сакуру за локоть тащит Ино. — Да-да, у вас болен кот, но вы что, хотите, чтобы Учиха-сан вырезала ему аппендицит? Нет, зачем лечить, если можно вырезать… Медсестра тараторит, будто хаотично выметывает слова очередью из сенбонов, но Сакура все равно не успевает дослушать этот веселый бред — Ино втягивает ее в кабинет. — Ну и чего тебе нужно? У меня обеденный перерыв кончается! — Сакура возмущенно потрясает недоеденным онигири и роняет пару рисинок на идеально-стерильный пол. Ино усаживается на край ее стола, закидывает ногу на ногу, вертит ступней, обутой в блестяще-темную туфлю на шпильке, опирается ладонями о дерево столешницы и запрокидывает голову. — Ну и как? — звонко интересуется она во весь голос, вздергивает брови надменно и смотрит насквозь. — Ты пригрозила, что сдашь Сараду на воспитание Наруто, а сама сбежишь в Суну и будешь там нянчить новый выводок медиков? Сакура прыскает, давится куском онигири и не может решить: откашляться или отсмеяться? Отсмеивается, кашляя, сгибается чуть ли не вдвое и едва не сползает на пол — постучать кулачком. Ино наблюдает за ее весельем с любопытством.       Белобрысая ведьма, думает Сакура, сверкая глазами, даже за водой не сбегала. — Не-а, — с девчачьим смешливым всхлипом выдает она. — Зачеркнула в письме «Наруто считает, что нам с тобой…», «Ли в последнее время…», «наша дочь», «я тоже думаю, что нам пора…». — Как-то неизящно, — Ино с сомнением качает ножкой и смотрит в глаза Сакуре с жалостью. — Спросила бы у меня, я бы посоветовала, как лучше. — Стены, расписанные под сюрреализм, вот что неизящно, — колет в больное место Сакура, помня, что неделю назад Иноджину попали в руки кисточки и краска. Ино кривится так, будто смачно откусила от лимона и сдуру попыталась прожевать, но почти сразу справляется с лицом. Видимо, успехи Иноджина в рисовании, как бы не выставлялись ей блажью и общественно опасным деянием, материнскому сердцу были приятны. Даже если неприятны стенам. — Не переходи на детей, мне тоже много чего сказать хочется! — Ино поднимает палец вверх и предупреждает нехорошо. — Извини, — Сакура, помня, что самое больное место подруги — это ее ребенок, который по характеру чисто отец, извиняется искренне. — Ну, так в восемь? — Ино не придает значения ее извинениям, но, где-то внутри, конечно же, извиняет. — А почему бы и да, — Сакура пихает ее в бок, чтобы сползла со стола, и хихикает пакостно. — Думаю, Саске не сможет мне отказать. — Только не опаздывай, — вздыхает Ино и сочувственно стискивает плечо Сакуры тонкими холеными, но жесткими пальцами. Вечереющая Коноха многолюдная, облитая светом зажигающихся фонарей, затопленная шумом, накрытая темными и шелестящими кронами деревьев. До восьми остается около пятнадцати минут. Легко сказать: не опаздывай, думает Сакура, перемахивая с крыши на крышу. Сарада, наверное, голодная, колет около горла и стягивает обручем. Поесть приготовить уже не успеет. Саске? Походную уху или кашу он сварит, но что-то съедобное и подходящее для ребенка? Нет, наверное, отправит в кафе клона, извинится... так будет лучше. Для кого? И Сакура замирает у двери своего дома с рукой, занесенной для стука. За горло берет старая обида — на кинувшего ее тут Саске, беспомощную перед новыми проблемами и заботами. Будто она какой-то расходник для его детей. Будто это ее доля — воспитывать и плакать по ночам, пока муж где-то героически стережет мир от неизвестно чего. Наруто — тоже герой. Но он ни от кого мир не спасает годами, и у него есть время на семью. Немного, жалуется часто Хината. Но он зато дома ночами бывает! Впрочем, и на себя тогда обижаться надо. Сама дала с собой так поступить.       Нет уж, думает Сакура и грызет губы, стуча, шиноби учатся быстро, Саске у нас гений, на яичницу его гениальности должно хватить. Дверь открывается через три секунды, и Сакура сталкивается нос к носу — если не учитывать комплекцию — со своим мужем. Саске поразительно встрепан, раздет (Сарада-таки стянула с него дурацкую жилетку) и вообще выглядит так, будто на него спихнули целый выводок, а не одну особь. Сакура забывает, что хотела побыстрее переодеться, красиво подмигнуть мужу и сбежать на намечающийся «девичник». Ее потряхивает, но она держит лицо стабильно-спокойным. Сдавленно спрашивает: а что произошло? Почему у тебя на волосах цветной мел, почему подбородок в краске, почему подпален рукав, почему-почему-почему. И только бы в голос не смеяться. Под конец голос уже дрожит, и Саске кривится так, будто он пережил целый день ада, а вот где была все это время она…       Разошлась наша химэ, с кисловато-сладкой, как соус, гордостью думает Сакура. — Она очень… — Саске подбирает слова недолго, но с усилием, — живой ребенок. У нее странные понятия о развлечениях. И смотрит в упор, ждет, видимо, чистосердечного признания в том, что все подстроено: Сараду взяли напрокат, а сейчас ему вынесут трехлетнего ребенка. Ха-ха. Знал бы ты, милый, как иногда бывает сложно выживать рядом с трехлетним ребенком... Думаешь, шутка?       Ну конечно, думает Сакура с невинным лицом, гены, Саске-кун, гены. Сарада, наверное, опять рассказывала, как хочет быть самой крутой химэ и вертеть носом перед всякими Боруто. Или как вместо денег хочет ввести данго. Или как хочет экскурсию в лес Смерти. Или как хочет научиться теневому клонированию у Хокаге-самы (он же дядя-Наруто). Или как хочет поймать голубя и натравить его на Чо-Чо, а то чего это она чипсами не делится. А это даже не весь список... Сакура уточняет еще раз, но лицо Саске как-то подозрительно темнеет. — Все было в порядке, — стойко отвечает он.       Ничего, я же у Сарады все равно спрошу, усмехается про себя Сакура, она у меня любит достижениями делиться. А вернувшийся папка — это же целый кладезь развлечений. В художников играли точно. Возможно, в сёги. На раздевание, что ли? Иначе куда делась жилетка. Пытались приготовить еду — рукав подпален. Или тушили пожар?.. — Мама-а-а-а! — истошный вопль звучит откуда-то сверху. Сарада скатывается с лестницы черным вихрем, врезается Сакуре в колени и жалуется: — Папа с фотографии крутой, но ты готовишь лучше! Сакура на всякий случай осматривает ее цепким профессиональным взглядом на предмет ожогов, ссадин, синяков и прочих травм. Но Саске оказывается все-таки очень ответственным, потому что на дочери даже пылинки лишней не обнаруживается. Зато на ней обнаруживается жилетка. Сакура прокашливается. Прикусывает губу под взглядом Саске. ...хохочет так, что Сарада подпрыгивает и смотрит недоуменно — мама сошла с ума. — Извини, но я не могу приготовить покушать, — отсмеявшись, Сакура смотрит на нее с улыбкой, наблюдая, как по розовому и круглому детскому личику расползается серая обида. — Я сейчас уйду и приду поздно. — Опять Ли-сану помогать? — звонко и во весь голос, с нешуточной обидой, гремит Сарада. — А как же папе помочь? Он голодный.       Маленькая манипуляторша, Сакура от такого ненавязчивого давления даже восхищается, посмотрите, у нее папа голодный. — Помогать? Ли-сану? — переспрашивает с расстановкой Саске, но уже не у дочери. Сакура красиво округляет глаза и заявляет: — Саске-кун, я медик. Приходить на помощь — моя работа! Я всего лишь спасаю тех, кто спасает мир. И, потрепав почувствовавшую настроение папы и утихшую Сараду по макушке, взлетает по лестнице в свою комнату. И нет. Не стыдно.