Лечить от непоколебимого эгоизма

Следующий день Сакура проводит в предвкушении. Обкусывает себе все губы и доводит мышцы лица ехидной улыбкой до судорог. Утром, по еще не вошедшей в силу жаре, добирается до госпиталя, берет на себя побольше пациентов-АНБУшников. Чтобы не терять боевой энтузиазм. Эти на мелочи не размениваются — приходят со вспоротыми животами, полуоторванными руками и отсутствием печени. Веселые и общительные ребята. В перерыве к ней забегает Ино, оставившая Сараду с Иноджином на вернувшегося с миссии Сая, предлагает сходить в кафе вместе. Всем. Как раньше. Сакура вразрез с ее предположением, построенным на наблюдениях, соглашается. И заодно просит при Сараде лишний раз не говорить такие фразы как «папы тебе не хватает», «а вот если бы твой папа...». Ино как обычно отнекивается, делая круглые глаза, и спешит на рынок. Сакура машет ей вслед и планирует, что надеть и как оставить Сараду на отца. Она слишком хорошо знает Саске (местами он достаточно непредсказуем, но на жадность — до знаний, до внимания, до своих вещей — это не распространяется). А еще знает, что пара зачеркнутых, но не очень сильно — чтоб разглядеть мог — строчек в письме подогреют его желание вернуться.       А нечего, думает она, штопая раскуроченное до кости бедро хмурого АНБУшника, нечего отмазки на дни рождения дочери свитками пересылать и на меня воспитание подрастающего поколения перебрасывать. С работы она возвращается приятно усталой, как и после любого важного дела. На улице тепло, рыже-фиолетово — закат. Она заходит за Сарадой, которая, конечно же, не хочет уходить от тети Ино, но быстро смиряется. — Ма-а-ама, мы с Иноджином, — забавно выговаривая имя друга, Сарада морщит нос и старается выглядеть важно, — сегодня решали задачки. Я выиграла!       С каких пор в доме Ино кто-то решает задачки, удивляется Сакура, но чувствует приятную гордость. Да-да, это ее ребенок! …а задачки, наверное, влияние Сая. — Ты молодец, — хвалит она вмиг надувшуюся от радости дочку и перехватывает тонкие пальчики покрепче, чтобы они не выдергивались, а их хозяйка не пыталась отбежать вон к тому прилавку со сладостями. — А данго-о? — поняв, что никто ее не пустит, Сарада хлопает длинными черными ресницами и смотрит из-под них умильно. — Что-что? — переспрашивает Сакура и сдерживает улыбку, поломавшую бы весь образ строгой мамы. — А чем ты завтракала? — Но… — Сарада округляет глаза с таким удивлением, что становится понятно — ну разве завтрак считается? Сакура важно кивает и искоса наблюдает за реакцией дочери. В конце концов, сколько можно сладким объедаться? — Химэ знают во всем меру, — степенно и мудро изрекает Сакура, стараясь походить интонацией на кого-нибудь вроде Сарутоби Хирузена. Потрясающий был дедушка. А какие классные кольца из трубки пускал… Сарада, видимо, хочет быть Химэ больше, чем данго, поэтому грустно кивает. И даже не пытается вырваться, чтобы с гиканьем распугать стайку серых воробьев, скачущих у желтого высокого забора. Химэ.       Волшебное слово, думает Сакура и выдыхает. Вечер проходит спокойно, и это дает какую-то возможность перевести дух. Сарада засыпает быстро, но со сказкой и не без скандала — куда-то делся ее любимый плюшевый лягушонок (подарок Хокаге-самы, мама!). Лягушонок находится под подушкой, прямо около дневника, и Сарада краснеет, подпихивая дневник ближе к краю кровати. Сакура делает вид, что не заметила, и чмокает дочь в мягкую нежную щечку. Утро пробивается солнечными лучами сквозь окно, льется нежно-голубым отблеском неба на зеркало, удивляет запахом железа и пота. Сакура переворачивается на другой бок. Запах не пропадает. Сакура все-таки открывает глаза, сонно жмурится и понимает: у нее гости. Саске Учиха, ничуть не изменившийся с последней их встречи пару лет назад, смотрит на нее пристально. Забыл, как выглядит, что ли? — Саске-кун, — тянет Сакура счастливо и садится. Потягивается. Замечает взгляд мужа, сфокусировавшийся на ее шее, и наполняется старым и давно забытым предвкушением. — Здравствуй, — Саске не улыбается, как и обычно, но смотрит немного теплее, чем на кого-то другого. Это заставляет что-то в груди больно сжаться. Но Сакура напоминает себе: бессонные ночи, отсутствие свободного времени, полная безнадежность и невозможность взять за руку кого-то, кто в этом всем был тоже замешан. Сакура прихлопывает желание обнять и поцеловать, делая это безжалостно. Перекатом встает с постели, дарит Саске умильную улыбку и прихватывает одежду, собираясь в ванную. Муж провожает ее взглядом. Он удивлен. Конечно, ведь скандала нет, упреков нет, криков нет. Все чудесно и тихо. Сакура сдерживает кривую обиженную улыбку и прикрывает за собой дверь ванной.       Ничего, Саске-кун, ничего, потерпи немного, думает она с несвойственной ей ядовитостью. Утро — раннее. Сарада еще спит. Внутри плещется пряное удовольствие от своей маленькой победы. Пока ничтожной, но — победы.