***
- Говорят, Камил Стох ест на завтрак два варёных яйца, - методично заметил Феттнер, осуждающе разглядывая сосиски в тарелках своих однокомандников. – Может, и нам стоит принять к сведению… Сам он ел какие-то рисовые хлопья с фруктами. Грегор посмотрел на Ману, но ничего не ответил. Штефан бросил жалостливый взгляд на Клеменса, чтобы тот как-нибудь вытащил их из необходимости поддерживать эти дурацкие пустые разговоры. Айгнер понимающе улыбнулся и осторожно начал: - Дело не только в еде, я думаю… Интересно, что, в отличие от немцев, вся австрийская сборная сидела за одним столом. Шлири, поняв, что на некоторое время они в безопасности, осторожно шепнул Крафту: - Что у вас случилось? Тот сначала устало вздохнул, но после тихонько заговорил. - Боже, ты, ты просто не поверишь, что он выдал сегодня… - он перестал жевать и только грустно уставился в свою тарелку. – Михи считает, что омегам проще выигрывать этапы кубка и турне, потому что в их природе нет «духа соперничества», и саму ситуацию соревнования они переживают легче и хладнокровнее. Грегор удивленно хлопал глазами. - А чем меньше ты нервничаешь, тем лучше получаются прыжки. Со стороны казалось, что осмысление Хайбёковской доморощенной теории давалось Грегору с трудом, но на самом деле, он просто закружился в вихре воспоминаний, стремительно уносившем его туда, в Ванкувер, где он впервые переживал течку без таблеток. Луч солнца щекочет его веки, и он переворачивается, утыкаясь носом в подушку. На плечо падает три невесомых поцелуя, а из-за спины доносится смеющийся шёпот: - Эй, Грегор, просыпайся, - он легко прикусывает шею. – Пора вставать, как слышно, приём. Шлири в ответ только потягивается, сладко выстанывая что-то нечленораздельное. Томас не сдаётся. - Трамплин жаждет узреть своего чемпиона, ну… Неожиданно матрац слегка выпрямляется, невынужденный больше поддерживать вес двух тел, в ванной на несколько мгновений включается вода. Грегор, заинтригованный затянувшимся молчанием со стороны вечно треплющегося Томаса, переворачивается, и это становится его первой ошибкой за этот длинный счастливый день. Моргенштерн, набрав в рот воды, радостно выплевывает её фонтаном брызг Шлиренцауэру в лицо. - Ах ты! – Грегор зажмуривается, упираясь ладонями налетевшему на него Томасу в грудь. Холодные капли стекают по лицу на шею, он шмыгает носом, симулируя обиду, но Моргенштерн только сильнее заливается хохотом: - Ах-ха-ха-ха, Грегор, - он пытается перевести дух. – Видел бы ты себя, п-ха-ха-ха, Грегор… Шлири смотрит на задыхающегося от смеха Томаса, и ему кажется, что лучи солнца, нарушившие их интимную уединенность, проходя сквозь окно, просачиваются и сквозь его ребра, теплом пронизывая его тренированное нагрузками сердце. Он не выдерживает и начинает смеяться в ответ. Морги прижимает его к кровати. Целует в переносицу. А потом начинает щипать его живот и бока. - Нет! – кричит Грегор сквозь смех. – Помогите! Кто-нибудь! Дверь в их номер осторожно открывается, на пороге вырисовывается улыбающийся Кофлер. Грегор тянет к нему руку, борясь с железным захватом Томаса и продолжая смеяться: - Анди! Анди, спасай! Тот только приземляется в кресло напротив окна их маленького номера, тянет носом. - Боже, как же я люблю заходить к вам по утрам! О бодрящем кофейном аромате Шлири давно ходили легенды, а искрящийся свежестью запах лимона Моргенштерна можно было использовать вместо душа. - Грегор? Ты меня слышишь? – Крафт как-то странно посмотрел ему в лицо, словно пытаясь угадать его мысли по одному лишь выражению. - Да, да, я… - он замялся, тщетно пытаясь проветрить голову от душного воздуха прошлого. – Я хотел сказать, думаю, это полный бред. Штефан воодушевился, наконец почувствовав неравнодушие и понимание со стороны Грегора. Он всегда очень чутко прислушивался к тому, что тот говорил: Шлиренцауэр был непререкаемым авторитетом и кумиром в глазах всей команды. - Вот именно! И ведь насколько по-сексистски это звучит! «Дух соперничества»! Боже. Как я мог влюбиться в такого идиота? Грегор решил высказать свое истинное мнение по этому вопросу, в правомерности которого с годами соревнований он лишь сильнее убеждался. - Когда я слышу от альф подобные вещи, знаешь, мне всегда кажется, что их самолюбие очень задето. Они придумывают глупые гендерные оправдания своих слабостей, вместо того, чтобы интенсивнее тренироваться и проводить более эффективные сессии с психологом. - Грегор, я так рад, что ты меня понимаешь. Я на 100% с тобой согласен. - Не переживай. Ты… - он отхлебнул из бутылки воды. – Не подумай чего, но, Штеф, ты сейчас на подъеме, в невероятной форме, и, в общем, Михаэль, думаю, переживает не самые лучшие времена, так что… Крафт заметно напрягся. - Думаешь, он завидует? - Ну… - Думаешь, он не может быть искренне рад за меня? Он поспешил успокоить Штефана, чувствуя, что они ступают на тонкий лёд, под который Грегор проваливался сотню раз. - Поздравляю, - он стоял в коридоре, растягивая губы в улыбке, но глаза оставались холодными, как ясное зимнее небо. - Чёрт, да это просто не укладывается у меня в голове, Том. Это просто нереально, - у Грегора глаза блестят, как у пьяного, хотя во рту не было ни капли алкоголя уже почти четыре месяца. Томас взял его за руку и завел в комнату. - У меня для тебя тоже есть сюрприз, - по его голосу слышно, что он продолжает улыбаться. – Это уложить в голове тоже будет довольно трудно, - он сделал многозначительную паузу и игриво посмотрел Грегору в глаза. – И это не то, о чем ты подумал… Шлири тихо усмехнулся, и, обнимая его руками вокруг шеи, уткнулся в его плечо. Шепнул: - Дурак… Морги мягко отстранил его и вдруг достал что-то из кармана – маленькую квадратную коробочку с мягкими углами. Грегор помнит, как в этот момент его сердце словно бы перестало биться, а перед глазами все поплыло. Он так и застыл тогда в том положении, в каком был, остекленело уставившись на футляр с кольцом. Страх тогда охватил все его существо, он запаниковал. Морги недоуменно рассматривал его лицо. - Ты что, ты не хочешь? - Я… - Шлири глубоко вдохнул. И замолчал. Но Моргенштерн не был бы Моргенштерном, если бы он умел реагировать на происходящее спокойно и взвешенно. Он загорался от искры и рубил с плеча, он нарушал правила, он переходил границы, перегибал палку, он вел себя, как ребенок – он буквально сводил Грегора с ума. В следующее мгновение он швырнул коробку в стенку. Грегор зажмурился, когда она с глухим стуком отскочила и упала на кровать. В комнате вдруг стало тесно, и жарко, и ужасно хотелось уйти, но разве это было возможно? Неожиданно Томас усмехнулся: - А что, красивый заголовок для газеты: «Он покорил все кольца, но ни одно кольцо не покорило его», - он устало провел рукой по лицу и болезненно поморщился, словно пытаясь стереть с себя все улыбки и выражения радости, бывшие на нем всего минуту назад. Грегор никак не мог понять, что нужно сказать: он был слишком растерян. Как же это было эгоистично со стороны Моргенштерна! Он закрыл лицо руками и тихо сказал: - Господи, что ты говоришь… Морги несло. - Зачем ты устроил это, Грег, а? Выбить меня из седла, а? Ну так у тебя получилось! - Томас, перестань. - Надеюсь, ты неплохо наигрался в любовь для первого раза. Супер-чемпион, юная австрийская легенда! – он подлетел к нему, отнимая ладони от глаз и заставляя посмотреть на себя. – Ты ведь за это боролся?! Я прав?! Доволен теперь? Шлири почувствовал, как неприятно закололо в районе нижних век. Он пытался выдержать его взгляд, но предательски часто моргал. - Замолчи сейчас же! – его голос дрожал. – Прекрати! Томас продолжал давить, вдруг ощутив какую-то власть над Шлиренцауэром, позволившим себе так унизить его, предать его чувства. Он отпустил его руки, взглянул на него с презрением, почти насмешливо. - Ответь мне только, тебе самому-то как, нормально? Или это новая техника такая? Дорога к вершине! – он демонстративно взмахнул рукой, прочертив в воздухе стремительный подъем. – Всегда по головам будешь идти, да? Тут Грегор не выдержал и со всей силы хлестнул Моргенштерна по щеке. Кожа на месте удара покраснела, тот схватил его руку, но ответного удара не последовало. - С омегами не дерусь, - зло сказал он, сжимая его запястье. Грегор пропустил колкость мимо. В другой раз она бы его непременно задела, но сейчас, когда он почувствовал, что Том дал слабину и начал вымещать свою злость на нем, это намеренное подчеркивание их различия, маскирующее, на самом деле, глубокую обиду, показалось ему блёклым и незначительным. - Ну и для чего весь этот спектакль, Томас? Все сказал? Зачем? – он вдруг почувствовал вину за то, что ударил его, хотя это именно он из них всегда был холодной головой; его переполняло отвращение к себе из-за того, что он позволил этому разговору произойти, что он замялся и заколебался там, где нужно было проявить решительность. Томас молчал, и Грегор решился. - Я ведь тебя люблю. Он произнес это легко, как нечто само собой разумеющееся, не до конца понимая, что именно он вкладывал в эти слова. А главное, что они значили для каждого из них. - Любишь? Ха-ха! – лицо Морги разрезала пренебрежительная гримаса. – Чушь это, такое же вранье, как и… - Как ты смеешь, Томас? Как ты смеешь? – он не верил своим ушам, хотя и понимал, что заставляло Моргенштерна говорить все это. Больше всего на свете ему хотелось сейчас отмотать время вспять и начать все сначала. Прокрутить ручку в обратную сторону, отрезать от пленки все эти кадры последних минут, и снять еще раз. Избавиться от этого неудачного дубля раз и навсегда. - Если ты меня любишь, Грегор, почему мы до сих пор не пара? – нашелся Томас. Эта тема вечно не давала ему покоя, и он не преминул, конечно, поставить ее в упрёк и теперь. – Почему не даешь мне пометить тебя, м? Шлири поспешно заговорил, всё еще надеясь спасти эту развернувшуюся между ними по его вине (в этот момент он ощущал это как никогда ясно) катастрофу: - Потому что… потому что, Том… - но он заметался в мыслях, как на заваленном бумагами столе, не в силах отыскать один-единственный нужный документ. Он не знал. Не знал. - Потому что это ложь, - разочарованно вздохнул Томас. Грегор уловил в его голосе холодность, как если бы тому вдруг стало абсолютно все равно, о чем они сейчас тут говорили. Его это ужасно задело – Морги бросал его бороться за их отношения в одиночку. - Не правда! Никогда! Я никогда не лгал тебе о своих чувствах! И мне не нужна никакая метка, чтобы доказывать это, ты понял?! Мы не в суде, черт подери, Томас, какой смысл? Мы сейчас что, меряемся чувствами, кто кого любит? Как какие-то низкие люди, так, что ли? - Да, называй меня низким, так высоко, как ты, я уже навряд ли полетаю, - он даже не смотрел на него, когда говорил это. Видел, как Грегору больно, и не мог смотреть. Но и молчать не мог. Шлири вылетел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Он ревел, как мальчишка, размазывая слезы по лицу и утирая сопли рукавом спортивной куртки. Он вдруг почувствовал, как обжигает пальцы кружка, в которую он непроизвольно вцепился. - Он рад, - тихо сказал он наконец, – Конечно, рад. Но, если он вдруг выдает что-нибудь сексистское, - он перевел взгляд с направления куда-то в пространство столовой обратно на Крафта. – Не стоит принимать это слишком близко к сердцу.***
После завтрака, управившись быстрее остальных, Ванк весело шел по коридору, направляясь в номер Фройнда и Фрайтага. Выходя вчера вечером из автобуса, он забыл на своем сиденье наушники и попросил Рихарда захватить их. Во время заселения они быстро разбрелись по своим номерам, и Андреас благополучно забыл о них. Однако перед квалификацией музло отлично помогало поймать нужный настрой, и, как только он понял, что наушники остались у Фрайтага, решил забрать их до выезда на трамплин. Он громко затарабанил в деревянную дверь и заговорил со смехом в голосе: - Ри-и-и-чи, спаса-а-ай! Не дай мне умереть без наушников! Прошло около двух минут, прежде чем дверь открылась, и в проеме показался Рихард. Он был в штанах и футболке, взлохмаченный и сонный, совсем непохожий на себя обычного. Но самое главное, его запах, такой сладкий и притягательный, вмиг заполнил окружающее их пространство. Ванк растерялся и смог сказать только: - Вот… чёрт. Он начал интенсивно дышать, непроизвольно подавшись вперёд, сокращая дистанцию между ними и протягивая к нему руку. - Рихард… Тот стремительно, словно в предостерегающем жесте, выставил вперёд свою руку, сжимавшую в кулаке наушники. - Анди, не надо, - он прошептал это, прерывисто выдохнув. Привычный коричный запах Андреаса вдруг показался ему невероятно манящим, расслабляющим и таким густым, пряным… Он наверняка будет еще какое-то время витать в воздухе, и Зеверин не особенно этому обрадуется. – Лучше тебе уйти. Он попятился назад, прежде чем их руки соприкоснулись на короткий миг, и Ванк снова предпринял попытку наклониться к Фрайтагу ближе. - Рич… Рихард закрыл дверь у самого его носа, ощущая, как его окатывает волна странных и противоречивых эмоций. Они с Андреасом были очень близкими друзьями, всегда понимали и поддерживали друг друга. Возможно, если бы Фройнд никогда не встретился в его жизни, они могли бы быть хорошей парой. Но сейчас симпатия и привлекательность запаха мешалась в нем со страхом. Страхом того, как это неправильно. Он опустил взгляд на свои дрожащие от волнения руки, покрывшиеся мурашками. Чёртова течка. Как же трудно, как тяжело было справляться с ней, когда Зеверина не было рядом. Из-за двери донёсся осторожный голос Ванка. - Ричи, прости, я не хотел напугать тебя… - он до боли закусил губу, думая про себя: «Идиот! Кретин! Какой же дурак!». - Всё хорошо, Анди, всё в порядке. Андреас прислонился лбом к двери и тихо добавил: – Я просто… Я не ожидал, Рич, прости меня. Я бы не… Фрайтагу хотелось, чтобы он ушёл. - Я знаю. Рихард развернулся спиной к двери и запрокинул голову, зажмуриваясь и упираясь затылком в дверь. Пытаясь восстановить сбившееся дыхание, он чувствовал, как спящее в иные дни желание бурлит глубоко внутри, норовя выплеснуться наружу. Он подумал о прошедшей ночи и горячем дыхании его альфы, его блестящих глазах, его таком родном и теплом голосе. «Я тебя люблю». «Я тебя люблю, Ричи, слышишь?». Он ощущал, что Андреас по-прежнему стоит за дверью, надежно разделявшей их, защищавшей от глупости их обоих. Ванк еще раз прошептал: - Прости меня. Фрайтаг нашел в себе силы ответить: - Удачи на квалификации. И Ванк ушёл, теребя в руках злосчастные наушники.***
Наконец в столовой появился Хайбёк, радостно плюхнувшись на единственный пустовавший стул, предназначенный как раз для него, рядом с Крафтом. Последний вместе с Шлиренцауэром проводил его укоризненным взглядом. Он поставил свой поднос на стол и приветливо оглядел всех присутствующих. - Доброе утро! – голос его звучал очень бодро. – О чём толкуете? Штефан в этот момент как-то странно дёрнул плечом и еле слышно отозвался сквозь зубы: - Просто. Прекрасное. - А мы сплетничаем про Камила Стоха, - ухмыльнулся на другом конце стола Мануэль. - Ах, вот как? – Михаэль поспешил завязать разговор и улыбнулся в ответ. – И что думаете? Все молчали. - Думаем, что надо бы у него рецептик диеты разузнать… - наконец сказал Феттнер, хитро щуря глаза, чуть видневшиеся поверх стакана сока. – Яичной. Михи с легкостью подыграл Ману, он подался вперёд и понизил тон голоса, придавая беседе заговорщицкий оттенок: - О, так значит, секрет в яйцах? Ману продолжал задорно склабиться. - В яйцах, конечно. Ну и в том, что к ним прилагается. Хайбёк прыснул. - Сбалансированная диета? - Разумеется. Вдруг Михаэлю удалось поймать глаза Штефана. Он пытливо зацепился за них, миролюбиво улыбаясь, и, не разрывая зрительного контакта, двинул вверх-вниз бровями, обращаясь по-прежнему к Феттнеру: - И значит, помогает? - Тут как посмотреть, - Феттнер многозначительно поднял вверх указательный палец. – Одно мы знаем точно: Камилу помогает. Они рассмеялись. Клеменс опустил взгляд в свою тарелку. Шлири продолжал потягивать воду из бутылки, полностью игнорируя окружающую реальность. Крафт не выдержал. - Боже мой, да что с вами такое? Что вы говорите?! – он медленно покачал головой, пытаясь вложить в этот жест все осуждение, которое он испытывал. – Вы бы слышали себя… - Штеф, да ладно тебе, ты… - Хайбёк резко протянул к нему руку, желая накрыть его кисть своей ладонью, но из-за неловкого движения он только толкнул рукой кружку с чаем, и тот залил всю часть стола, у которой сидел Штефан, выплескиваясь ему на штаны. Несколько мгновений за столом воцарилась абсолютная тишина. Штефан уставился на свои колени, обескураженно разглядывая, как чай впитывается в тёмно-синюю ткань спортивных брюк. Затем он поднял глаза на Михи и гневно прошептал, будучи словно в растерянности и ярости одновременно: - Ты это сделал нарочно! Он поднялся из-за стола, а Хайбёк поспешно взял Штефана за руку (со второй попытки – успешно) и попытался успокоить: - Эй, подожди, ты что, я не спец… Крафт резко выдернул руку из его пальцев и раздраженно сказал: - Как же ты достал меня! – и быстро вышел из столовой, стремительно проскочив между другими столами. Кое-кто из австрийских сервисменов обернулся вслед за ним, но, заметив пятно на его штанах, понял, что тот просто пошел переодеться, и спокойно продолжил сидеть и пить кофе. Сидевший рядом с опустевшим стулом Штефана Грегор наконец поднял опрокинутую кружку, к этому моменту уже совершенно полую. Айгнер хотел как-то выпихнуть из-за стола подсевшую к ним неловкость и начал: - Ммм, - но он так и не придумал, что сказать. Зато послышался голос Феттнера: - Боже, ну что за истеричка… Только сейчас Михаэль окончательно осознал, что произошло, и потому он вдруг ужасно разозлился, досадуя на себя, но направляя агрессию на окружающих. - Это всё из-за тебя, Ману, заладил про Стоха… - Ой, нашел, из-за кого истерить, из-за поляков там каких-то… Ему-то что? - Ну они дружат, всё-таки, уважение какое-то, - Михи устало провел рукой по лицу. – Это тебе вечно ни до кого нет дела. Феттнер выпрямился и выставил руки в защитном жесте, разводя открытые ладони в стороны. - Только вот не надо вешать на меня свои проблемы. Хайбёк угрюмо сложил руки на груди, он злился и колебался: что стоило делать? Броситься сразу за ним? Или лучше переждать, пока он успокоится? Что с ним вообще сегодня творится? Вот уж, правду говорят, спал не на той стороне кровати. Штефан-Штефан… Мануэль передернул плечами. Ему не нравилось это ощущение причастности к уходу Крафта, все-таки, они неплохо ладили, а теперь все кидали в его сторону укоризненные взгляды. Особенно Михи. - Только не надо дуться, это не я здесь не могу удержать свою истеричную омегу в узде. Хайбёк опешил. - Что? - Ты слышал. - Прикусил бы ты язык лучше… Они зло посмотрели друг на друга. Клеменс обеспокоенно перебегал глазами с одного на другого, чувствуя, как нарастает между ними взаимное недовольство. - Зато я, по крайней мере, говорю тебе правду, Михи, - Феттнер откинулся на спинку стула и изящным движением поправил волосы. Ману был омегой на зависть. Бесчисленное количество альф постоянно пытались его закадрить, настрачивая в личку поэмы, а иногда и заваливая подарками. Но компании даже самого обворожительного на свете он всегда предпочел бы гордое одиночество. Ловить комплименты и восхищенные взгляды – пожалуйста. Впутывать свое сердце в интрижки со случайными охотниками за наивными душами – увольте. Таков был его непреложный принцип. У Михаэля же внутри будто что-то прорвало. Он был обижен на всех. Больше всего – на себя. Однако растущая в нем злость выстрелила по Феттнеру. - Знаешь, если бы не такие как ты, мы вообще тут сегодня не сидели. Мануэль взглянул на него, как на табуретку. - Прости, что? - А для кого ещё квалификацию проводят? Для таких вот неудачников вроде тебя, которым надо еще до основной попытки добраться, неужели не ясно? - Михи, - предостерегающе и неожиданно для всех отозвался Шлири. – Михи, не надо. Губы Ману тронула снисходительная улыбка, он махнул в сторону Михи рукой. - Оставь его, Грег, у парня явный недотрах, что ещё от него ждать? У Хайбёка загорелось лицо, он вдруг почувствовал себя странно униженным, хотя все, абсолютно все в команде знали, что у них со Штефаном не самая гладкая личная жизнь. Однако осознание этого факта не помогло ему подавить поднявшуюся волну гнева, и он громко сказал: - Заткнись! Закрой рот! - Да что ты? А может, это тебе лучше заткнуться, а? Квалификацию проводят, потому что таков соревновательный регламент, дорогуша. Шлиренцауэр поднялся из-за своего места и гневно посмотрел на Ману, так как считал, что именно он погорячился и начал первым. - Прекратите оба немедленно, - он произнес это нарочито тихим голосом, желая показать, насколько громко они говорили до этого. – Подумайте, что вы делаете. Все на нас смотрят. В этот момент Михи пробежал глазами по посетителям столовой: все сидели, осуждающе повернув головы в их сторону. Грегор поймал его взгляд и кивнул в сторону двери. - Уходи, Михи, увидимся на трамплине. Хайбёк расценил это как «проваливай по-хорошему, пока можешь, но это не значит, что мы с тобой закончили» и поспешно пошел к выходу из столовой, провожаемый несколькими парами возмущенных глаз. - Совсем сперма мозг разъела, - злобно выплюнул Феттнер, глядя на его удаляющуюся спину. – «Квалификацию проводят для неудачников вроде тебя». Нет, ну как только может в голову прийти сказать такое? Шлири вдруг вспомнился их утренний разговор со Штефаном. - Ты тоже молодец. Нашёл болезненную тему, только вывел его ещё больше из себя. - Да, - согласно закивал Клеменс. – Не надо было тебе так говорить. Мануэль пораженно посмотрел на них, не веря тому, что он слышит. - Я не понял, на чьей вы стороне? Этой сумасбродной парочки, не умеющей себя вести в приличном обществе? Меня только что при всех обозвали «неудачником», однако я держу себя в руках и не выбегаю из-за стола чуть ли не в слезах и не бросаюсь на людей, ясно?! - У всех есть свои причины на то или иное поведение, не стоит забывать об этом, - опять подал голос Айгнер. - Да, Клем, согласен, вот только это не должно становиться нашей проблемой. - Надо думать и о чувствах других тоже, - Грегор хотел показать, что, всё-таки, не стоило Ману начинать конфликт. Сам он высматривал глазами главного тренера, который, кажется, уже ушел с завтрака, что можно было считать просто космической удачей. - Вот именно, Шлири, золотые слова, - Мануэль вытер рот салфеткой, спокойно встал и, уставившись в экран айфона, пошел к выходу.