Коул

      Время словно проносилось мимо, тяжело давалось даже осознание того, что это произошло именно с ним. Это было похоже на сон, которому, конечно, далеко до кошмара, но который ужасен именно в своей реалистичности. Генри мог бы себя успокаивать тем, что это и правда ему приснилось, но от настоящего не убежишь. Во всяком случае, он не сможет сделать этого так же умело, как с этим справляется Юджин. С парнем действительно что-то не так, какие-то странные у него представления о любви и её проявлениях. Подумать только, он все эти годы стабильно портил Бауэру настроение изо дня в день. Дошло до того, что Генри начали ноги подкашиваться, как только Лейдлоу начинал маячить где-то на горизонте. Теперь он осознал, насколько были точны слова, которые он сказал Тёрнеру о его соседе. Он именно побаивался этого человека, а кто бы не боялся, если бы регулярно получал вместо адекватного проявления внимания резкие подколы и околодомогательства? Этот придурок всё время норовил потрогать его где-нибудь, неважно где. Благо, он ещё не сумел залезть ему под брюки, хотя, зная его, это даже удивительно.       Генри в беспамятстве дошёл пешком до дома, поднялся по лестнице и едва не остановился на чужом этаже. Войдя в свою квартиру, он первым делом посмотрел в окна, словно ожидал, что может наткнуться там на что-то неприятное. Вернее, на кого-то, Лейдлоу ведь обещал, что он «об этом пожалеет». Генри усмехнулся, осознавая насколько нелепо это звучало от Юджина, находившегося в таком положении. Пожалеет о чём? О пощёчине точно нет, Лейдлоу сполна заслужил её. Если бы Генри спросил Юджина, например, о том, как давно он начал мастурбировать на его фотографии в школьных альбомах, то скорее всего, получил бы аналогичную реакцию. Хотя, это ведь Юджин, сама непредсказуемость.       О Мейси сейчас и вспоминать не хотелось, как можно быть настолько невнимательной? Или Лейдлоу на два фронта работает? Что ж, остаётся только понадеяться, что с ней он обходится лучше. Скорее всего, так и есть. Уоттс девушка с характером, ноги об себя вытирать не позволит никому. И всё же как она могла не заметить ничего странного? Бауэр ещё лучше, он даже мыслей таких не допускал.       Было неприятно. В каком месте разговор пошёл совсем не в ту сторону? Бауэр пошёл на кухню и поставил чайник, в надежде, что чашка чая придаст его мыслям ясность или, что было бы гораздо лучше, успокоит его. Пустота в голове продержалась ровно до того момента, пока чайник не перестал кипеть. Главным остаётся вопрос: что теперь делать? Ответы среди беспорядочных мыслей находились крайне бредовые. Бауэр даже всерьёз подумал о том, что он мог бы встретиться с Лейдлоу, когда приедет к Коулу, поговорить по душам на его территории. Может, хотя бы дома он адекватный, примет его с распростёртыми объятиями. Генри обжегся, чай был слишком горячий, он едва не опрокинул чашку на себя. И как, чёрт возьми, ему теперь встречаться с мистером Тёрнером?       Мужчина совсем ничего не знает о своём соседе, и Генри не считает нужным посвящать его в проблемы, с ним связанные. К тому же, Тёрнер наверняка спросит его о причине таких разногласий, он и сам попытался бы разузнать, будь он на его месте, а Бауэр более весомую, чем настоящая причина, придумать не сможет. Именно, Бауэр не хотел говорить о причине, в их с Коулом отношениях и без этого полно неловкостей и вопросов.       Бауэр почувствовал жар на своём лице, ему стало забавно от того, насколько нелепо он себя ведёт и насколько нелепо относится к своим чувствам. Как подросток, в самом деле. Будто бы вернулся в студенческие годы. Он снова одёрнул себя, о таком нельзя было даже думать. Однако эти мысли никуда не ушли, даже когда он лёг в постель, не помогал голос диктора на включённом радио, рассказывающий о музыкальных новинках. Рассказ о ном альбоме The Rolling Stones волновал Бауэра так же, как Тернера, как ему казалось, волнует, что Бауэр чувствует после каждой его двусмысленной фразы. В сущности, Генри очень беспокоили его чувства, но он не понимал их природу, он даже не был уверен, хочет ли её понимать. Мысли о том, что ему нравятся мужчины постарше, пришедшие тогда в его нетрезвую голову, всё-таки задержались там на неприлично долгое время. Думать об этом было вдвойне ужаснее после предположения Юджина об их с Тернером времяпрепровождении. «Как давно ты с ним трахаешься?» — Бауэр снова и снова прокручивал этот вопрос в своей голове. Он был бестактным и отвратительным, вернее должен был таким казаться. У Генри проходил мороз по коже, когда он осознавал, что это предположение не вызывает столько неприятных чувств, сколько должно, будто бы Лейдлоу уколол туда, куда нужно, будто бы Юджин что-то знал. Причём знал даже лучше, чем сам Бауэр. Генри всю ночь размышлял об этом, старательно уворачиваясь ото всех, неприятных ему ответов, в итоге у него осталось только то, что Лейдлоу просто мудак.       Встретится с этим человеком в последний учебный день было ещё страшнее. В первую неделю лета Бауэру не нужно было появляться в школе, а отдыхать, вспоминая очередную выходку коллеги, не хотелось. Бауэр не избегал его, это было бы глупо, а под конец учебного дня, когда он пересекся с ним в коридоре, и вовсе возникло желание попытаться поговорить с ним ещё раз. Они шли с разных концов коридора навстречу другу другу. Генри замедлил шаг, когда начал приближаться к Лейдлоу, однако тот, даже не посмотрев в его сторону, прошмыгнул мимо. «Может, оно и к лучшему,» — пожал плечами Бауэр. Во время их «столкновения», Генри попытался рассмотреть лицо Юджина. Нос выглядел как обычно, значит, он всё же не перестарался, когда его ударил.       Хотелось поговорить с Мейси. Всё-таки неизвестно, встретится ли он с ней летом. Но в учительскую, в надежде там с ней увидеться, он пошёл в тревожном настроении. Лейдлоу мог уже наплести Уоттс всякого. Оттого было очень странно увидеть её непривычно весёлую. Она не только не послала Бауэра куда подальше, она отметила, что, хоть и занята всё лето, будет очень рада встретиться с ним где-нибудь при случайных обстоятельствах. Ох, а как он обрадуется! Особенно, если встретит её не в обнимку с Юджином.       После уроков, когда Бауэр уже собрался уходить, в дверь кабинета постучали. Он вздрогнул и едва инстинктивно не соскочил с места, но придя в себя всё же сказал сухое «входите». И что за радость, к нему зашёл Чес, который решил похвастаться своими успехами. Он швырнул на стол Бауэра какую-то заляпанную книжку и сияющими глазами глядел на Бауэра в ожидании, когда тот её откроет. «Это дневник?» Бауэр в недоумении смотрел на сероватую обложку с парой небольших чернильных пятен. «Дневник.»       Генри пролистал несколько полупустых страниц, прежде чем наткнулся на годовые отметки. Все предметы его не особенно заботили, однако стоит отдать должное, он и их подтянул. Обществознание, разумеется, четыре, он действительно это заслужил. Алгебру он тоже вытянул на четверку, этому мужчина тоже был рад, хотя в голове закрадывалась мысль о том, что Дженис, скорее всего, видя его старания, сжалилась над ним. Однако в геометрии её жалость была бессильна. По литературе он тоже с горем пополам выбил себе эту четвёрку, Бауэр был уверен, что парень находился на грани, вообще, любопытно было взглянуть на его средний бал. Как бы то ни было, если говорить об его успеваемости в прошлом году, да и вообще во всех минувших, это словно успеваемость совершенно разных людей сравнивать. Чес молодец, просто умница. Кто знает, что может из него выйти, если он продолжит быть таким упорным там, где это нужно.       Палмер всё это время вопрошающе смотрел на учителя, в нетерпении перекатываясь с ноги на ногу. Генри поднял голову и обвёл парня взглядом с ног до головы. На нём была простая клетчатая рубашка и форменные брюки с протёртой почти до дыры тканью на левой коленке, его рыжие кудрявые волосы сейчас больше напоминали птичье гнездо, нежели человеческую причёску. Неопрятность осталась, но что-то было другим. Бауэр не мог поймать это малозаметное изменение во внешнем виде, но именно так оно преображало Палмера, что на все изъяны в его аккуратности хотелось закрыть глаза. Бауэр захлопнул дневник и прежде, чем отдать его Чесу, косо посмотрел на парня. — Помниться, когда я последний раз видел твой дневник, он был зелёным. — Я уронил его в аквариум, — виновато сказал Чес, забирая новый, — надолго. — В таком случае, я очень сочувствую твоим рыбкам, — рассмеялся Бауэр. Парень тоже чуть слышно хихикнул, но его выжидающий взгляд не сошёл с его лица даже в этот момент. Бауэр поднялся с места и после того, как сложил тетрадки в сумку, наконец начал говорить то, что ожидал услышать Бауэр. — Ты молодец, Чес, — он по-доброму посмотрел на парня, — твои старания обязательно принесут свои плоды. — Уже принесли, — подметил Чес — Уже, — улыбнулся Генри. Они вышли из кабинета, ученик плёлся за ним почти до учительской, пока Генри не обернулся. — Тебе ещё что-нибудь нужно, Чес? — как можно невозмутимее попытался спросить Бауэр, хотя его очень удивляло такое поведение. Палмер пожал плечами. — Просто хочется поговорить.       Генри был не против разговора, к тому же результаты стараний Палмера подняли ему настроение. Поэтому он попросил парня подождать его у дверей школы, а сам быстро раскидал тетрадки по нужным местам и, не сказав никому из сидевших там учителей ни слова, вышел на улицу. Чес ждал его у школьных ворот. Он разговаривал с Дженис, которая как только увидела Бауэра, начала весело махать ему рукой. Подходя к коллеге, Генри едва успел открыть рот, чтобы её поприветствовать, как Чес выкрикнул: — Мисс Кроуфорд собирается уходить из школы, представляете.       Дженис с недовольством покосилась на ученика, затем с виноватой усмешкой посмотрела на Генри. Бауэр остановился напротив неё и с досадой вздохнул, пока не решив для себя, стоит ли верить услышанной информации. Верить не хотелось. — Почему? — поинтересовался Бауэр.       Дженис сделала шаг назад и отстранённо отвела взгляд. Затем снова повернулась к Бауэру и натянула улыбку, настолько неестественную, что Генри показалось, будто она пытается не заплакать. — С меня хватит, пожалуй, — она бросила задумчивый, но добрый взгляд в сторону Палмера, — я устала.       Бауэр с недоверием покосился на неё. Он было начал опасаться, не досталось от ей от Лейдлоу. Если учитывать, насколько разнится отношение учеников к нему и к Кроуфорд, это вполне возможно. А если учитывать особенности характера Лейдлоу, то помимо остальных его неприятных черт, зависть тоже ему, скорее всего, не чужда. Если он наговорил чего-то ещё и Дженис, Генри с удовольствием разобьёт ему нос ещё раз. Интересно, он расспрашивал её о личной жизни?       Бауэр дёрнулся. Палмер и Дженис сочли это странным и поинтересовались, всё ли с ним в порядке. Ничего не в порядке. Генри снова думал о Лейдлоу и о его вопросах, а сейчас это было совсем неуместно. Нужно было что-то с этим сделать. — Всё хорошо, — закивал Генри, — Дженис, не поведаешь подробнее о причинах ухода? Ему показалось, сто этот вопрос был похож на неумелую попытку перевести тему разговора. Хотя ему, на самом деле, было очень интересно. Девушка повернулась в сторону тротуара. — Давайте пройдёмся, молодые люди, — строго произнесла Кроуфорд. Генри и Чес тронулись с места вместе с Дженис. — Куда идём? — поинтересовался Чес. — Можете меня проводить, — обернулась Кроуфорд, — идти не так далеко, я успею вам всё рассказать.       Обойдя забор, ограждающий школу, они завернули в тёмный от тени листвы деревьев. На этой улице сильно пахло чем-то сладковатым: лаванда или сирень вперемешку с клубникой. Генри вдруг очень захотелось есть. В конце квартала стоял небольшой цветочный магазин. Кажется, от самый, в котором работает Энн. — У меня больше нет желания иметь с тем местом ничего общего, — наконец заговорила Дженис, замедляя шаг. — Вы говорите о школе? — спросил Чес.  — О чём же ещё? — по-доброму усмехнулась Кроуфорд. — Что всё-таки случилось? — заинтересованно, но с осторожностью спросил Бауэр.       Девушка повернулась лицом к попутчикам и остановилась. Она задумчиво осмотрела их будто бы с недоверием. Она молчала очень долго, затем махнула рукой, словно осознав, что ей уже нечего терять. — Я больше не могу находиться в месте, где каждый мой шаг становится предметом для всеобщего обсуждения. Не понимаю, в какой момент это произошло.       Она опустила глаза. Бауэру очень захотелось её обнять. Он не был в курсе, что Кроуфорд мучают излишним неуместным вниманием. Он не знал об этом, потому что в последнее время сам страдал от него. — Юджин? — вырвалось у Бауэра. Дженис удивлённо посмотрела на него. — Нет, — протянула она, — тут он вроде не при чём. «Тут, — подумал Генри, — значит, в чём-то точно есть его заслуга.» — Мистер Кларк, знаешь, — вздохнула Кроуфорд, — главный поборник нравственности в нашем заведении.  — Нудная жаба и вам портит жизнь? — нахмурившись спросил Чес. — Нудная жаба? — разом переспросили Генри и Дженис. — Да, — кивнул Палмер, — почти все в школе так его называют. Потому что он зануда и из-за… — Пивного живота, — подхватил Бауэр. Дженис немного удивлённо посмотрела на коллегу, затем кивнула. — С каких-то пор моя личная жизнь стала беспокоить почти всех. И, — она с усмешкой взглянула на Чеса, — нудная жаба расспрашивает у меня о ней почти каждый день. «Мы точно родственные души!» — В конце концов, мне это надоело. Мне нравится преподавать, но ещё больше мне нравится, когда меня уважают.       Эти слова были полны решимости, которой будто бы всё это время не хватало Бауэру. И пускай той же решимости Бауэру они не добавили, хоть ненадолго заставили его задуматься о том, что можно рассмотреть и такое решение проблемы. — А что директор? — поинтересовался Чес. Кроуфорд едва не расхохоталась. — Он заинтересован в действиях только тогда, когда дело касается увольнения или исключения кого-нибудь.       Забавно, Генри действительно вспомнил о его существовании только сейчас. Он не видел этого человека уже больше месяца, более того, не разговаривал с ним, наверное, всю четверть. Сейчас он долго пытался вспомнить его имя. Джордж, даже оно не выделялись чем-то особенным. Кажется, вся индивидуальность этого человека была спрятана за толстыми стёклами его очков. Джордж Фишер. Сколько Бауэр себя помнил, Фишер никогда не вмешивался в разборки между родителями учеников и учителями. Даже самые серьёзные из них учителям приходилось разгребать самостоятельно. Джордж Фишер был самым «полезным» человеком в школе. — По крайней мере, когда я принесу ему своё заявление, он будет очень заинтересован. Она обернулась назад, затем снова осмотрела Генри и Чеса. — Думаю, это всё. Мне пора. — Стоп, — задумался Чес, когда она пожимала ему руку на прощание, — означает ли это, что теперь мистер Лейдлоу будет вести математику во всех классах? Генри показалось, что парень побледнел, когда задавал этот вопрос. — Боже, надеюсь нет! — испуганно воскликнула Кроуфорд. — Я тоже надеюсь, — промямлил себе под нос Генри. — Я надеюсь, мне найдут достойную замену. Она отошла от Палмера и продвинулась к Бауэру. Обняв мужчину, она прошептала ему на ухо: — Встретимся как-нибудь, нам с тобой есть что обсудить. И кого.       Бауэр осторожно повёл глазом в сторону её затылка. В этот момент Дженис отстранилась и серьёзно посмотрела на него. Генри чуть заметно кивнул, дав понять, что он знает, о ком она говорит. Безусловно. Мейси и Юджин тут как-то да замешаны. — До свидания, — крикнул Палмер, едва она развернулась.       Она помахала рукой и, перед тем, как повернуться к ним спиной, бросила в сторону Генри взгляд, полный надежды. Затем она быстрыми шагами скрылась за кондитерский магазином. — Что она вам сказала? — с любопытством спросил Чес.       Бауэр сначала хотел сказать что-то в духе того, что молодому человеку это будет неинтересно, но зная Чеса, он понимал, что тот не уймётся, поэтому ему пришлось быстро придумать что-то более-менее правдоподобное. — Чтобы я вернул ей деньги, которые она мне одалживала на проезд при нашей следующей встрече.       Заметив недоверчивость в выражении лица Палмера, Генри понял, «более-менее правдоподобное» придумать не получилось. Однако юноша об этом больше ничего не спрашивал. — Пройдёмся ещё? — спросил Генри, всё ещё помня о том, что Чес хотел поговорить. Палмер кивнул. — Не хотите посидеть где-нибудь? — молодой человек осмотрел улицу, пытаясь найти какие-нибудь заведения. — Как-то не очень, — пожал плечами Бауэр. Нет, из школьных знакомых по кафе он будет расхаживать только с учителями. Чес немного расстроился, но это было не особо заметно. Они развернулись и пошли обратно той же дорогой, которой пришли сюда. — Мистер Бауэр, — он слегка замедлил шаг и поднял голову, — я бы хотел поблагодарить вас за то, что дали мне шанс тогда. С сочинением.       Бауэр немного удивился, уж от кого от кого, а вот Чеса он такой добропамятности не ожидал. Во всяком случае, хотелось верить, что это всего лишь добропямятность, и он не собирается выражать к нему какую-то благодарность, кроме словесной. — Не за что, Чес, — добродушно произнёс Генри, — я ведь уже говорил, что в повышении твоей успеваемости главная заслуга принадлежит только тебе. Я рад, что тогда помог тебе начать меняться, но дальше ты прекрасно справился без меня. Палмер смутился. — И всё же вы подали мне надежду.       Бауэр улыбнулся. Он прислушивался к своим шагам минут пять, борясь с желанием спросить у ученика: «Это всё, что ты хотел сказать?» Как вдруг Палмер снова заговорил. — Вам нравится работать учителем? Генри удивлялся всё больше. — Конечно. А почему ты спрашиваешь? Парень отвёл взгляд. — Просто пытаюсь заметить, чем тогда вы отличаетесь от мисс Уоттс. И того Юджина… — он задумчиво потирал подбородок.       Вообще исходя из профессиональной солидарности, он должен был поправить Палмера, когда он назвал Лейдлоу по имени, но Генри казалось, что его стошнит, если он сам произнесёт «мистер Лейдлоу» вслух. — Я надеюсь, что он не будет вести математику у нас, — поморщился Чес, — у меня от одного его вида мороз по коже. «Как я тебя понимаю,» — едва не вырвалось у Бауэра. — Я надеюсь, вам всё же повезёт. Генри зевнул, пытаясь убедить себя, что он прозвучал не заинтересованно. — А учителя его тоже не любят? — Откуда мне знать? — А вы? — не унимался парень. Генри начинал злиться. На кой чёрт ему нужно это знать? — Любить мне его не за что, — спокойно ответил Генри. Замечая, что парень не отводит любопытный взгляд, добавил: — Он не слишком мне нравится. Просто не успели вовремя познакомиться поближе. «Да уж, не успели.» Вот теперь Генри тошнило от собственных слов. К счастью, Чес перестал задавать вопросы о Лейдлоу. Зато он спросил об обстановке в учительском коллективе. — Слушай, зачем ты это спрашиваешь? — Да так, мне на будущее, — промычал Чес себе под нос.       Генри замедлил шаг. «Он хочет стать учителем? Серьёзно?» Генри снова хихикнул. Он поймал себя на мысли, что хихикнул точно так же, как во время разговора с Юджином. Он снова сделал это будто бы случайно и снова не к месту. Он понял, что не к месту, когда увидел обиженное лицо Чеса. — Извини, — Бауэр без раздумий положил ему руку на плечо, но почти тут же её убрал, — извини, правда. Мне показалось, что ты шутишь. Чес ещё более недовольно посмотрел на него. — Ладно, проехали, — отмахнулся он.       В этот момент они как раз вновь подошли к школе. И рядом с воротами Чес попрощался с Бауэром. Он, конечно, сделал это с улыбкой, но более холодно, чем обычно, из-за чего Бауэра весь вечер преследовало нехорошее чувство. Парню, должно быть, очень неприятно. Его и так мало кто всерьёз воспринимает, а тут ещё и человек, которому он благодарен, отреагировал на его планы подобным образом. Бауэру лучше думать, прежде чем как-то реагировать.

***

      Ко второму не рабочему дню Бауэр наконец дочитал Вулфа с его заумными оборотами. Он даже до конца не понимал, чем ему так понравилась книга. Дело было в этих нагромождениях почти в каждом предложении или в чём-то большем. Несмотря на то, что Генри никогда не питал симпатию к этому автору, всё он считал его мастером своего дела. Эдакий художник, который одним мазком кисти способен нарисовать целую картину. Эта полуавтобиографическая история показалась Бауэру настолько родной, что после прочтения появилось полное ощущение того, что он был лично знаком с писателем, лично знал каждого члена семьи его выдуманного героя. Это было крайне приятное чувство. Возможно, именно поэтому мистеру Тёрнеру нравился Томас Вульф. Хотя он, как редактор, должно быть, смотрит на его произведения иначе, чем Генри. Однако Бауэр думал, что будь он на месте Тёрнера, неуместно длинные предложения раздражали бы его ещё сильнее, чем рядового читателя. Но кто знает, что у Коула в голове.       Генри отложил книгу и вновь задумался об их с Коулом отношениях. В этот раз он так сильно не переживал, когда ему на ум стало приходить, что Коул чем-то напоминает ему Алана, что их с Генри знакомство было необычным с самого начала и что с ним Бауэр чувствует себя иначе, чем с кем-то другим. И что-то ему подсказывало, что Тёрнер чувствует то же самое, ведь если бы это было не так, их прошлая встреча не была бы такой неловкой.       Неожиданный звонок в дверь оторвал Бауэра от этих мыслей. Он соскочил с дивана, словно по звуку будильника, и мигом подбежал к двери. На вопрос о том, кто за дверью, Бауэр услышал знакомый голос: — Генри, разрешите войти ненадолго?       Бауэр открыл дверь и увидел перед собой Карен Спенсер. Она вошла в квартиру, и Генри усадил её за стол и предложил чай. Девушка охотно согласилась. — Где Энн? — спросил Бауэр, когда подавал ей чашку. — Работает, — ответила Карен. Она внимательно осмотрела кухню, затем обернулась и мельком взглянула на прихожую. — Квартира и правда меньше нашей, — прошептала себе под нос девушка. — Вы что-то хотели? — поинтересовался Бауэр, присаживаясь напротив неё. — Я хотела спросить, — нерешительно начала девушка, — вы весь июнь здесь? — Разумеется. — ответил Генри, — а что? — Вообще это была идея Энн, — оправдательным тоном заговорила она, — я ей сразу сказала, что это будет как-то нагло с нашей стороны… — Говорите уже, — с доброй улыбкой произнёс мужчина. Так вот как он выглядит со стороны, когда смущается. Очень мило, но это тоже надо прекращать. — Мы через пять дней собираемся уехать примерно на месяц, — серьёзно заговорила она, — вам не будет в тягость заходить в нашу квартиру пару раз в неделю, чтобы полить цветы? Бауэр хотел согласиться сразу же, но девушка вновь заговорила. — Мы могли бы попросить об этом нашу хорошую подругу, но она живёт за тридевять земель от этой улицы, — её голос снова стал сбивчивым, — если вы не можете… Не бойтесь отказать. — Конечно могу! — с уверенностью ответил Бауэр, — начинаются каникулы, дел у меня не будет. А уезжать я никуда не собирался. В июне уж точно. Не переживайте, Энн, и правда, посетила прекрасная мысль. Девушка с улыбкой кивнула. — Спасибо. Она допила чай и направилась к выходу. Перед тем, как открыть дверь, она бросила взгляд в сторону гостиной. — Места и правда немного, — сказал Бауэр, выходя из кухни, — одиночеству негде разгуляться. Спенсер усмехнулась. — Куда вы едете? — поинтересовался Бауэр, когда девушка открыла дверь. — В солнечную Италию. — — Неужто Рим? Карен махнула рукой. — До этого нам ещё далеко. Монджибелло. Уже который раз. У нас там полно знакомых. Бывали там? Бауэр покачал головой. — В следующий раз возьмём вас с собой, — с сияющими глазами произнесла Карен и, снова махнув рукой, вышла из квартиры.       Первая мысль, которая посетила Генри после этих слов, была о том, что он с радостью бы поехал в Италию с соседками. Но было бы ещё лучше, если бы Тёрнер тоже поехал вместе с ним.       Вернуть книгу Бауэр решил в пятницу. Он пошёл к Тёрнеру на работу, не предупреждая его об этом. Сначала это его немного беспокоило, но позже дало надежду на то, что за незапланированной встречей ничего не последует, и они расстанутся гораздо легче, чем обычно. Когда он вошёл в здание, то почти на пороге пересёкся с Коулом и Софи, горячо спорящими о чем-то. — Можно дать человеку второй шанс, прежде, чем вот так просто закрывать двери перед такой творческой личностью! — отрывисто произносила женщина. — Он мог меньше обращать внимания на его отношения к моим правкам, — артистично всплескивал руками Тёрнер, — и было бы ему счастье. И если бы излагал свои мысли чуть короче.       Выражения лица Мэтьюс было полно негодования, но оно изменилось когда она заметила Бауэра. Когда Коул продолжил ей что-то доказывать, она громко вздохнула и молча отошла от него. — Здравствуйте, мистер Бауэр, — она подошла к нему. Коул обернулся и тоже переменился в лице, увидев Генри. — Привет, — ласково сказал он. — Что у вас случилось? — спросил Бауэр, обращаясь к ним обоим. — Мистер Тёрнер сегодня с криками выпроводил из нашего издательства одного чудесного автора, — сквозь зубы проговорила Софи. Тёрнер сверкнул глазами в её сторону и спешно повёл Генри к выходу. — Спросите больше у него об этом, — крикнула девушка прежде, чем дверь захлопнулась. Тёрнер недовольно обернулся после того, как вышел из здания. Затем, делая лицо более милым, спросил у Генри: — Ты что-то хотел? — Да, — Генри начал рыться в сумке, — я принёс книгу. Он отыскал её и отдал мужчине. — Боже мой, — вздохнул Тёрнер, — ну зачем так себя утруждать? Мог бы принести её при следующем визите ко мне. Бауэр пожал плечами. — Чтобы не забыть, — произнёс он так, будто сам в это не верил. Тут у Тёрнера засияли глаза. Он подошёл к Генри чуть ближе и, поправляя галстук, который тот сегодня смог-таки завязать самостоятельно, спросил: — Зайдёшь?       Генри тут же согласился. Да, изначально ему хотелось расстаться на лёгкой ноте, но в глубине души он будто бы и не был против, чтоб всё прошло как обычно.       День стоял невероятно знойный, поэтому невыносимая поездка в душном автобусе полностью лишила мужчин сил, поэтому как только они вошли в дом, Тёрнер тут же упал на диван. — Генри, — обратился он к Бауэру ещё стоящему в дверях, — будь добр, принеси мне воды.       Когда Генри шёл со стаканом воды из кухни в гостиную, он заметил, что дверь в комнату, которую он считал гардеробной, была приоткрыта. Оттуда исходил дневной свет, который навёл Бауэра на предположение о том, что она всё же жилая. Или какое-то время являлась таковой. Он наклонился над диваном и протянул стакан Тёрнеру. Тот приподнялся, опираясь на локоть. — Спасибо, — он забрал стакан у Бауэра, — сегодня мне особо нечем тебя кормить, надеюсь, ты не слишком голодный. Бауэр выставил ладони вперед и покачал головой. Тёрнера снова позабавил этот жест. — Что ты бы съел?       Они сошлись на том, что выпьют по чашке чая с хлебом с джемом. Во время чаепития Генри всё смотрел на клумбы за окном. На пустых раньше местах начали появляться первые ростки. Правда, тех розовых цветков он не нашёл. — Гиацинты уже отцвели, — недовольно произнёс Тёрнер, — видимо, навсегда. — Очень жаль, — вздохнул Бауэр. — Да нет, — он махнул рукой, — в следующий раз мне не придётся столько возиться. Бауэр чуть заметно улыбнулся. Раз так, он тоже рад этому. — Почему ты решил выращивать цветы? — Потому что без них эта часть двора, — он указал пальцем на место, — выглядит просто ужасно. Видел бы ты её зимой… — И потому что они тебе нравятся? — подметил Генри. — Да, поэтому тоже.       После чаепития Коул спросил Генри о книге и был весьма доволен, когда узнал, что мнение его друга касательно Томаса Вулфа изменилось. Генри очень точно уловил чувства, которые испытывает сам Тёрнер во время прочтения его историй. Полное погружение в героя и его мир — лучше не скажешь. — Тебя не смущают предложения на полстраницы? — слегка ехидно спросил Бауэр. — Нет, почему они должны…       Тёрнер замолчал, поняв, что Генри вспомнил его с Софи спор в издательстве. Он усмехнулся, стыдливо опуская взгляд. Такое действие Генри было для него слишком неожиданным, он долго растерянно поглядывал на него, не мог подобрать ни слова. Бауэр сам растерялся, ему было непривычно выступать в роли «нападающего» в разговоре с этим человеком, однако он переборол своё желание перевести тему. — Он просто не хочет меня слушать, — с неохотой начал мужчина, — он вполне мог бы послушать меня. Едва почувствовав неодобрение, исходящее от Бауэра, Тёрнер начал вести себя так, будто пытается оправдаться. — Непробиваемые авторы всегда были моей головной болью, я уже привык, — он потёр переносицу, — но этот действительно был слишком несговорчивый. Нет, ты вообще знал, сколькими эпитетами можно описать солнечный свет? Если постараться, можно вспомнить многие. Но даже при всех стараниях красиво уместить их в одно предложение явно не получится. И не должно получаться. Генри нахмурился. — А как же «лицо безрассудного ангела»? — с самодовольной интонацией спросил Генри.       Коул снова замешкался. Ему безусловно польстило, что Бауэр вспомнил Вульфа в этом споре, однако он считал, что это упоминание было некорректным. — Он далеко не Томас Вульф, — он продолжал стоять на своём. — Тогда, будем честны, — Бауэр вздохнул, — и ты далеко не Максвелл Перкинс. — Я и не набиваюсь к нему в преемники.       Бауэр усмехнулся и начал осторожно перебирать книги на полке. Тёрнер подошёл к нему и, убрав с полки несколько книг, добрался до книжки в оранжево-розовой обложке, вплотную прижатой к стене. — Если ищешь «Луизу», это она, — он протянул Генри книгу. Забавно, что она оказалась прижатой к стене несколькими изданиями «Великого Гэтсби» и «Триумфальной арки». Столько счастья на одной полке.       Перед тем, как взять книгу, Генри задержал взгляд на запястье Тёрнера. Вынимая книгу из рук мужчины, он осторожно провёл по нему пальцами так, что тот слегка вздрогнул. Сверху рядом с названием мелкими буквами была написана фамилия писательницы. — А.О. Смит, — тихо прочёл Бауэр. — Ариэль Оливия, — разъяснил Коул, — как сейчас помню. Бауэр положил книгу на тумбочку рядом с диваном, в надежде, что точно не забудет взять её с собой. — Говоришь, не знаешь, что с ней стало? — Понятия не имею, — вздохнул Коул, — надеюсь, она не бросила писать. Генри усмехнулся. — Если ей попался такой редактор, как ты, вполне возможно, что бросила.       Коул снова сделался недовольным. Ещё бы, он был уверен, что обсуждение прошлой темы подошло к концу, и не думал, что Генри продолжит как бы невзначай упоминать об этом. — Перестань, пожалуйста, — отмахнулся мужчина. — Расскажи хотя бы, о чём он писал, — спокойно попросил Бауэр. — Вообще, композиция у его романа очень интересная, — задумался мужчина, — настоящее героя периодически прерывается фрагментами из прошлого, — заметив, как засияли глаза Бауэра, Тёрнер начал говорить более строго, — излишества изящных предложений не вписываются в концепцию основного стиля повествования. Всё выглядит скомкано, особенно моменты на стыке прошлого и настоящего. Как раз таки из-за большого количества ненужных слов. — То есть, — Бауэр решил цепляться за слова, — основной стиль повествования всё-таки есть. — Есть. — И ты всё равно не хочешь дать ему шанс? Тёрнер молчал. — Ты описал мне его роман как далеко неплохую историю. К тому же, сомневаюсь, что мадам Мэтьюс, работающая рука об руку с тобой, стала бы с таким рвением заступаться за плохого автора. — Она заступается может заступиться за кого угодно, — теперь Коул начал цепляться к словам. — Может, вы закрываете дорогу новому Томасу Вулфу, — не поддался Бауэр. — Сейчас так никто не пишет. — И всё же, почему не поговорить с тем мужчиной снова? Будет обидно если великий автор начнёт свой путь под наставничеством другого издателя, — ему уже перестало хватать воздуха, — ещё хуже будет поставить крест на его карьере вовсе. Тёрнер долго молчал, обдумывая слова Генри. Они играли в гляделки около пяти минут, после чего Тёрнер вальяжно уселся рядом с Бауэром и, положив руку ему на плечо, со вздохом произнёс: — Твоя взяла, Генри. Я что-нибудь придумаю.       Бауэр обрадовался так, будто судьба его собственной карьеры зависела от решения Тёрнера, да и Коул вроде бы почувствовал себя лучше, чем до их разговора.       Раз уж подвернулась такая ситуация, они разобрали книжный шкаф. Кроме книг там не было больше ничего, ни одной лишней бумажки. Тёрнер сказал, что он с книгами ничего не смешивает. Эта фраза немного позабавила Бауэра, хоть ему и было жаль, что он не наткнулся ни на какие фотографии, которые невзначай могли бы выпасть из из-под мыльных страниц. Вообще, их сегодняшнее с Коулом времяпровождение само по себе было забавным. Они пробыли рядом уже больше двух часов, и ни один из них не вытворил ничего, что заставило бы обоих чувствовать себя неловко. Всё проходило так легко и расслабленно, что Генри вовсе не вспоминал об ужасном соседе Тёрнера, о Дженис, о неудачном расставании с Чесом. А вот отвлечение от странных чувств давалось ему с большим трудом. Даже во время уборки он несколько раз подумал о том, какие у Тёрнера прекрасные глаза. Эти прекрасные глаза иногда поглядывали на него весьма странно, как ему казалось, но он старался не придавать этому значения.       После того как остатки пыли на полке были уничтожены, а книги составлены по местам, Тёрнер сам повёл Бауэра в жилую комнату. Подойдя к проёму, он оттолкнул дверь. Генри даже представить себе не мог, что комната такая большая. В ней помещался ещё один огромный шкаф с книгами, он почти подпирал потолок. На потолке висела почти плоская люстра, которая была такой светлой, что почти сливалась с ним. Окно, закрытое полупрозрачными занавесками, выходило на заднюю часто двора, судя по всему, на самую неприглядную его часть, оно почти упиралось в каменную ограду. На каменной стене виднелись «остатки» каких-то надписей или рисунков. Генри попытался воссоздать их образ у себя в голове, но у него ничего не вышло.       Рядом с противоположной от шкафа стеной стояла пара кресел, которые разделял уж совсем маленький диванчик. Посреди комнаты стояло огромное пианино, на инструменте не было ни пылинки. Рядом с пианино стоял стул, который блестел почти так же, как сам инструмент. «Видимо, играет каждый день,» — подумал Генри. — В этой комнате раньше жили Стейси и Роберт, — Коул обернулся, подходя к пианино, — пока мы с Одри не… Ты понимаешь.       Бауэр положил руку ему на плечо. Мужчина накрыл её своей ладонью. Генри вновь осмотрел комнату. Тут явно была перестановка, этот огромный книжный шкаф, должно быть, раньше стоял в другой комнате. Рядом со стенами должны были быть кровати, или кровать и тот небольшой диванчик, что-то вроде этого. Но пианино будто бы не меняло место нахождения. Такое чувство, что оно стояло тут всегда, всё время, пока дети жили здесь и всё время, пока их тут не было. Оно будто не сдвинулось с места ни на сантиметр. Тёрнер повернулся к Бауэру, не отпуская его руки.  — Не играешь на пианино? — Нет. — Очень жаль, — прошептал Тернер, осторожно обхватывая запястье Генри, — у тебя такие красивые руки.       Генри смутился, он снова почувствовал жар на своих щеках, но в этот раз как-то по-особенному, будто с лёгкими покалываниями. Он затаил дыхание, наблюдая за тем, как Коул смотрит на его ладонь. Он словно рассматривал каждый сантиметр бледной кожи на его руке. Бауэр стал ловить, себя на мысли, что ему нравится ощущать ладонь Коула на своей. Его кажущаяся морщинистой тонкая кожа на ощупь на самом деле была очень гладкой.       Руки Генри стали холодными не то от волнения, не то от прохлады в комнате, поэтому он более ясно ощущал приятную теплоту, исходящую от рук мужчины. Ему захотелось взять Тернера за руку, но едва он пошевелил пальцами, как тот отдернул ладонь и отвернулся от Бауэра. Затем он присел рядом с пианино и непринужденным голосом спросил, будто бы ничего не происходило: — Что тебе сыграть? — Что угодно, — отрывисто произнес Генри, пытаясь последовать примеру Тернера и тоже забыть о том, что только что произошло.       Забыть не удалось. Он не слушал, что играл мужчина, слишком много мыслей крутились в голове после этого. Он не мог даже заставить себя посмотреть на Коула, когда тот доиграл. Бауэру сейчас было ужасно стыдно от своих мыслей, чувств, действий. Ему казалось, будто каждое его движение выдаёт, что с ним что-то не так.