Коул

      Тёрнер кое-как разместил промокшую одежду в гостиной на гладильной доске, которую пришлось самостоятельно вытаскивать из огромного шкафа. Из-за того, что Коул был немного подшофе, он едва не провалился в этот шкаф вместе с доской. Предложение Бауэра помочь он проигнорировал и с горем пополам справился с задачей самостоятельно.       Разговоров о прошлом всё не было, они пили чай молча, изредка посматривая в окно на непрекращающийся ливень. — Я надеюсь, это не повредит вашим цветам, — тихо произнёс Генри.       Коул снисходительно посмотрел на него, будто Генри сказал ещё более глупую вещь, чем есть на самом деле, после чего Бауэр поник и отвернулся. «А хоть какой-нибудь разговор вообще пойдёт?» — думал он.       Тёрнер точно был пьян, пусть не слишком, но был. Судя по опыту Генри, люди с помутненным алкоголем рассудком более разговорчивые. Его же собеседник всё глубже погружается в свои мысли с каждой минутой. Генри даже начал ощущать себя чем-то вроде мебели. Вместе с тем он переживал, как будут складываться их дальнейшие отношения после таких душевных разговоров. Что-то точно должно измениться. Тёрнер уже меняется. — Генри, — вдруг произнёс мужчина, наконец-то посмотрев на него, — я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным, — он снизил громкость голоса и начал говорить менее уверенно, — за то, что я рассказал тебе это.       Генри изумили эти слова, он предполагал, что Коул попытается забыть о случившемся, но не таким же образом! Бауэр долго время молчал, глядя в чашку чая и даже не пытаясь придумать, что он может ответить, пока слова сами собой не найдутся. — Для меня очень ценно, что вы поделились этим. Я надеюсь, вас не смущает, что вы мне об этом рассказали. Теперь я знаю гораздо больше. Я не хочу быть безучастным. Если я что-то могу сделать, — тут слова снова куда-то исчезли и Генри долго слушал неловкую тишину в комнате.       Под тиканье часов он успел придраться к каждому своему сказанному слову и обдумать все более подходящие варианты формулировок. — Всё, что требуется от тебя, — чувственно начал Коул, — это быть рядом. Если ты, конечно, захочешь.       Бауэр смущённо улыбнулся, дав понять, что это условие не подлежит обсуждению. — Ты просто чудо, — прошептал мужчина и встал из-за стола.       Спустя несколько минут после чаепития, Бауэр почувствовал, что снова начинает замерзать, как после улицы. В гостиной было холоднее всего, а дождь и не думал прекращаться, делая и без того прохладный воздух более влажным. — Генри, — окликнул его Тёрнер, искавший что-то в кухонном шкафу, — ты не против, если мой невнятный бубнёж о прошлом продолжится?       Генри было неловко от таких формулировок, но он не знал, как высказать свою претензию насчёт них и не обидеть Коула, поэтому просто сказал, что готов слушать его хоть всю ночь.       Спустя пару минут он пришёл в гостиную с бутылкой вина и двумя бокалами. Упав на диван рядом с Бауэром, мужчина вручил ему бокал и налил, не спрашивая. — Мне уже хватит, — попытался возразить Бауэр, но Коул всё равно отдал ему бокал. — Я выпью, если не захочешь.        Генри усмехнулся и, глядя на то, как мужчина постепенно опустошает свой бокал, тоже сделал небольшой глоток вина. Тёрнер с усмешкой взглянул на него. — Раз уж сегодня вечер откровений, — он пододвинулся чуть ближе к Бауэру, — расскажи чуть больше о себе. — Что я могу рассказать? — вздохнул Бауэр, рассчитывавший на то, что Тёрнер продолжит говорить о себе. — Можем дальше трепаться о личной жизни, — он опустошил бокал и потрепал Генри за волосы, — а можешь рассказать хоть о том, что ты ел сегодня на завтрак. Всё равно. Хочу тебя слушать.       Бауэр смутился и отвёл взгляд от мужчины, чтобы его выжидающее выражение лица не отвлекало его. — Мне на ум лезут мысли о том, что происходило до нашей встречи в прошлые выходные.       Тёрнер воодушевился. — А нет, — ухмыльнулся Бауэр, — это слишком скучно. — Не говори глупостей, — мужчина легонько пихнул его локтем. — Иногда мне кажется, что встречи с учениками — это что-то вроде привычного ритуала для меня, ритуала, с которым я стал справляться настолько хорошо, что мне перестали запоминаться какие-то истории с ними связанные, — Генри протянул Коулу пустой бокал и, пока тот заполнял его, продолжил: — За исключением милого времяпрепровождения с бывшим когда-то сорванцом. Парень переменился как по щелчку. В один прекрасный день он пришёл ко мне чтобы переписать сочинение. И, кто бы мог подумать, отлично с этим справился. С тех пор почти обо всех своих успехах мне докладывает. Он так изменился, стал более прилежным, почти любимец учителей.       Коул с улыбкой отвёл глаза от мужчины. — Генри Бауэр делает людей лучше, — с придыханием прошептал он, — как интересно. Генри не сразу придал значение этой фразе, поэтому продолжил говорить. — Жаль, его заслуги никак не повлияют на отношение коллектива ко мне, — вздохнул он, — в этом году всё так изменилось.       Мужчина всё ещё смотрел на Бауэра выжидающим взглядом, но Генри не знал, с чего начать: рассказать больше о его отношениях с «чудесным» соседом мистера Тёрнера или в целом о том, что он ему говорит и как он себя ведёт рядом с Бауэром. Генри боялся, что так отношения мистера Тёрнера со своим соседом могут ухудшиться. Хотя если учесть, что они близко друг друга не знают, самое страшное, что может произойти, — Коул не поделиться с Юджином солью, когда тому приспичит приготовить суп. — В дело снова вступает ваш прекрасный сосед, — Генри ненадолго замолчал, пытаясь понять, что реакция собеседника доброжелательна, — ей-богу, Юджин очень занятный молодой человек. В том плане, что он умудряется менять мою жизнь, даже когда не взаимодействует со мной. — Он тебе настолько не нравится? — словно с каким-то подозрением спросил мужчина. — Раньше я так думал, но теперь понимаю, что он меня пугает.       Мистер Тёрнер задумчиво нахмурился. — Дело в том, — оправдывающимся тоном продолжил Генри, — я почти ничего о нём не знаю, а он при этом, кажется, знает обо мне всё. Вот вы, мистер Тёрнер, — что вы знаете о вашем соседе? Тернёр пожал плечами. — Только то, что этому молодому человеку повезло с такой миловидной внешностью.       Генри усмехнулся. «Юджин даже ему нравится.» — Он ведь один живёт? — с неожиданным дрожанием в голосе спросил Бауэр. — Да, — кивнул мужчина, — я даже не видел, чтобы к нему гости приходили. Но тихие соседи — лучшие соседи, правда? — Конечно, — Генри протянул Тёрнеру бокал, чтобы тот подлил ему вина, — а что насчёт остальных ваших соседей. — Справа и слева от меня живут небольшие семьи, им не до дружбы со старым брюзгой вроде меня, — заметив осуждающий взгляд Бауэра, Коул учтиво добавил; : — Но они всё равно очень милые. А ты, мой друг, опять увиливаешь от разговоров о себе. — Ничего не увиливаю! — обиженно произнёс Генри, краснея, — просто мне интересно узнавать что-то о вас. — А мне о ком интересно узнавать, как думаешь? — поддразнивающе поинтересовался Коул.       Бауэр смущённо опустил голову. — Я вот из соседей тоже почти ни с кем близко не знаком. Разве что Энн. Помните её? — он снова поднял голову, чтобы посмотреть на Коула, тот кивнул, — вчера я заходил к ней в гости. Её сожительница менее дружелюбная, но общий язык мы нашли. Мне кажется, они очень любят друг друга, раз три года уживаются вместе в такой небольшой квартире. Только он собрался задать Коулу вопрос, тот поднёс палец к его губам и прошептал: — Рассказывай дальше.       Генри вздрогнул. Боже, как он сейчас надеялся, что мистер Тёрнер не видит, насколько этот жест его смутил. Он мог хоть весь вечер пытаться задавать вопросы только чтобы мужчина не убирал руку от его губ. Он отвернулся и прислонив ладонь ко рту начал говорить о том, что в голову приходит. Он немного путался и запинался, делая довольно долгие паузы, чем вызывал смех собеседника, но это его не слишком заботило. Из его головы не уходили воспоминания о каждом прикосновении мистера Тёрнера. — Мне всегда казалось, что я не приспособлен к общению с окружающими и то, что на меня в принципе обращают внимание — просто чудо. — Не говори так, ты прекрасный человек. Особенно, если получше тебя узнать. — Лиззи и Чарли когда-то также говорили, а потом стали звать меня занудой, — Генри махнул рукой, -возможно, это даже правда. А что вы думаете насчёт того, что они говорят о вас? — Знаю только, что они называют меня примерно так же, как тебя. И я и правда редкостный зануда. — Почему? — Потому что дальше мы снова говорим о тебе, — подловил его Тёрнер.       Бауэр рассмеялся. Он посмотрел на шкаф с книжными полками и, пытаясь найти там ту книгу, которую они когда-то обсуждали в редакции. Забавно, что она вспомнилась ему именно сейчас. Только название никак не вспоминалось. — Как называлась та книга о девушках? — спросил Генри, чтобы долго не сидеть в тишине. — «Луиза «? — Точно, — Генри щёлкнул пальцами. Тёрнер встал с дивана. — Найду. Хочешь почитать сейчас? — Нет, что вы! — воскликнул Бауэр и, обхватил запястье мужчины, осторожно потянул его обратно, — не к спеху. Всё завтра.        Мужчина пожал плечами и сел на место. — Интересуешься подобной тематикой? — спросил Коул, уже в который раз наполняя свой бокал. — Не всегда, — начал оправдываться Генри, всё-таки интересоваться «подобной тематикой» считается неприличным, — просто хочется сравнить с тем, что было изначально то, что вышло в конечном итоге.       Коул кивнул. Бауэру было невероятно интересно узнать об отношении мистера Тёрнера к подобному, но спрашивать напрямую было страшно. Он уже говорил о своём сочувствии к писательнице, которая прошла через серьёзные муки с этой книгой, но не сказал, что думает о самой романтической составляющей этого произведения. — Если хочешь знать моё мнение, — вдруг начал Тёрнер, — я считаю гонения на книги с подобной тематикой напрасными. В конце концов, что мешает читателям просто читать аннотацию и не прикасаться к книге после неё, если их что-то не устраивает. Бауэр был согласен, как никогда. Даже его глаза, ставшие тусклыми под действием алкоголя, засияли. — А что вы думаете о подобных отношениях в реальной жизни? — с осторожностью поинтересовался Бауэр. Коул никак не реагировал на этот вопрос, он несколько минут прожигал взглядом бокал, который оплачивал в руке так, что жидкость волновалась, как какое-нибудь море. — Ничего, — вдруг сказал мужчина, устало глядя на Генри.       Бауэр даже вздрогнул, но не понял, почему. Зато ему показалось, что Тёрнеру этот ответ дался с большими усилиями. Видимо, ему трудно об этом говорить. Или просто неприятно. — Почему бы нам не послушать музыку? — спросил Тёрнер, как бы вернувшись в весёлое расположение духа. Похлопав Бауэра по плечу, он поднялся и подошёл к шкафу. Он достал оттуда электропроигрыватель. Когда рылся в коробке с пластинками, он спросил: — Синатра или Кэш? — Всё равно, — ответил Бауэр. — Значит, Элвис, — с предвкушением произнёс мужчина и достал из коробки блестящую пластинку.       Когда заиграла I Love You Because, Генри подошёл к окну. Дождь уже закончился резко начало темнеть. Он перевёл взгляд на часы, стрелки показывали без четверти одиннадцать, время пролетело так быстро, кто бы мог подумать. Из-за ещё не рассеявшихся туч, сохранявших белёсый оттенок неба, естественный источник света был потерян, но что-то подсказывало Бауэру, что через считанные минуты он сможет наблюдать полную луну на тёмном синем небе. Так оно и было, после трёх песен на небе не было ни единого облака, а лунный свет, проникающий в комнату, освещал её получше всякой лампы. — Можешь открыть окно, — сказал всё не выпускающий бокал из рук Коул.       Бауэр открыл окно на распашку и его обдало прохладным сырым воздухом. Он чётко ощущал запах мокрого асфальта, земли и, о неожиданность, некоторые из распустившихся в саду цветов даже отсюда. На окончании I’ll Never Let you Go, мимо двора пронеслась машина с громко ревущим мотором и не менее громко визжащими пассажирами. Судя по всему, это была компания молодых людей, которые, явно будучи подшофе решили проехаться по ночному городу. Только вот какая нелёгкая их занесла в такой спокойный квартал? — Любители покататься не редко проезжают через эту улицу по ночам, — усмехнулся Тёрнер, — потому что «домики красивые».       Бауэра это удивило, ведь, как ему показалось, сюда не так просто добраться.       Мужчина поднялся с дивана и взял с полки сигареты и зажигалку. Зажигая сигарету, он взглянул на Бауэра. — Ты хочешь? Генри кивнул. — Я тебе прикурю.       Подойдя к окошку, он протянул гостю сигарету, и когда тот зажал её между зубами, Коул зажёг её от своей, при этом не выпуская её изо рта. В этот момент лица Тёрнера и Бауэра снова находились на опасной близости друг от друга, и Генри снова смутился, когда мистер Тёрнер посмотрел на него, не успев отодвинуться. Какие у него всё-таки красивые глаза.       Мужчина смотрел на него примерно минуту, не говоря ни слова, а когда начала играть другая песня, мечтательно повернулся к пейзажа за окном. — Тебе нравится? — с придыханием произнёс он. Генри выбил из колеи этот вопрос. Нравится что? Как здорово бы было не ляпнуть сейчас какую-нибудь глупость. Но он ляпнул. — У вас очень красивые глаза.       Тёрнер улыбнулся и, прикрыв глаза, выдохнул последний клуб дыма. Он медленно отвернулся от открытого окна и, покачиваясь в такт музыке, пошёл к электропроигрывателю, чтобы поставить другую пластинку.       Следующие были The Beatles. Первую композицию Генри не слышал, но с первых нот она начала ему нравится, да так, что он тоже решил покачаться из стороны в сторону под её ритм. — Откуда у вас столько пластинок? — поинтересовался Бауэр, переводя взгляд на битком набитую картонную коробку. — Подарки, в основном, — ответил Тёрнер, в руках которого снова появился бокал. — А от кого? — Некоторые от Бенсонов, — он прорвался на то, чтобы сделать глоток вина, — но большинство от одного моего хорошего друга. Он часто дарит мне именно пластинки. — Что за друг? — встрепенулся Бауэр. Тёрнер удивился, заметив его напряжение. — Он не отсюда, — сказал мужчина так, будто пытался успокоить Генри, — но я познакомлю вас как-нибудь. — Хорошо, — с неожиданным для себя облегчением произнёс гость, — вам нравятся все исполнители, что тут есть? Он снова посмотрел на коробку. — А разве у меня есть выбор? — усмехнулся Тёрнер, — я не так часто включаю свой электроприёмник. Обычно только когда ко мне приходят гости. И в целом музыку часто слушать как-то не выходит. — Я обожаю музыку, — воодушевленно воскликнул Генри, — если б не музыка, мне кажется, я бы не жил. — И при этом тебе не на чем слушать пластинки? — с саркастичной интонацией поинтересовался мужчина. — Ну, — замешкался Генри, — у меня есть радио.       Тёрнер грустно покачал головой, как бы заменяя этим жестом слова «это не дело». — В одиночестве совсем ничего не слушаете? — Нет, — покачал головой Коул, — я же уже сказал. И, — его глаза снова засияли, — мы опять говорим обо мне. А я снова хочу послушать тебя. Он сделал звук на приёмнике чуть тише. — Ты ведь не против? Генри кивнул. — Я не знаю, что вам рассказать, — поняв, что мистера Тёрнера такой ответ вряд ли устроит, он начал копаться в своих мыслях, — та милая девушка с вашей работы. Софи. Мне кажется, она очень интересный человек. Вы пытались с ней сдружиться?       После нескольких секунд молчания до него дошло, что он опять говорит не о себе. Он с опаской взглянул на Тёрнера. Тот смотрел на него пристально и немного жутковато. Когда их взгляды столкнулись, мужчина отвернулся и начал что-то искать поблизости. До Генри вмиг дошло, что собирается делать, поэтому он на всякий случай отошёл от окна.       Тёрнер тем временем подошёл к дивану и, нащупав там небольшую подушку, запустил ею в Бауэра. Генри вернулся и со словами «по-моему, вам уже хватит» двинулся на Тёрнера, чтобы отнять у того бокал. Мужчина метнулся в сторону, но столкнулся со шкафом, который помешал ему убежать.       Бауэр без труда выхватил бокал из рук растерянного мужчины и, когда тот попытался вернуть его обратно, просто вытянул руку вверх. Тёрнер сначала пытался дотянуться до неё, но осознав всю комичность своего положения, опустил руки и просто стал таращиться на смеющегося Генри. Когда хохот отступил Тёрнер легонько толкнул Бауэра так, что шкаф сзади теперь стал ограничивать в движениях гостя, а не хозяина. Однако Генри и не думал сдаваться, он продолжал держать бокал над своей головой так, что Коулу недоставало ещё пары сантиметров, чтобы достать до его руки. — Немедленно перестаньте, молодой человек! — недовольно произнёс мужчина. — И не подумаю! — поддразнивающим голосом ответил Генри, не прекращая улыбаться.       Тогда Тёрнер с азартом посмотрел на него и, резко шагнул вперёд, вплотную прижал его к двери шкафа. Бауэр замер, ему стало тяжело дышать то ли от того, что из-за такого расстояния между ним и Тёрнером, воздуха и правда не хватало, то ли от того, что снова начал чувствовать не то, что должен.       Он осторожно опустил руку, в которой держал бокал, а второй рукой медленно провёл по лицу Коула: начиная со лба и заканчивая подбородком, рядом с которым он впоследствии ненадолго задержал свои пальцы. До него дошло, что он только что сделал уже после того, как он убрал ладонь от лица мужчины и увидел его изумлённый взгляд. Он хотел было высказать что-то в своё оправдание, но слова покинули его мысли, причём абсолютно все. Он успел лишь подумать о том, что зря он затеял этот трюк с бокалом. — Твою мать, Генри, — Тёрнер в смятении отвернулся от него, — ты прав, мне действительно хватит.       Он забрал бокал у Бауэра и поставил его на тумбочку рядом с диваном.       Генри со спокойной душой выдохнул, понадеявшись, что вскоре мужчина забудет об этой ситуации. — Мне кажется, — начал Коул, не поворачиваюсь в его сторону, — что нам пора спать. Бауэр кивнул. Точно, лучше поскорее лечь спать, чтобы не натворить ещё больше глупостей. Когда Бауэр спросил уходящего Тёрнера, где ему взять постельное бельё, тот махнул рукой и сказал, что Генри может спать на его кровати. — А вы? — Бауэр едва не потерял дар речи. — Я там же, — непринуждённо ответил Тёрнер, — она широкая. Я думаю, места хватит.       Места-то хватило, но Генри сразу понял, что быстро заснуть у него не выйдет. В отличие от Коула, который вырубился едва прилёг он прокручивал в голове весь сегодняшний вечер. Особенно то, что было перед его окончанием. «Твою мать, Генри» — что это вообще значит? Глупо было анализировать каждую сказанную мужчиной фразу, но одно было ясно, он был смущён так же, как сам Генри. Вообще день вышел странный, они с Коулом стали настолько ближе, что, казалось, дальше уже некуда. Но то, что Бауэр ощущал, лёжа с ним в одной кровати, говорило об обратном. Есть куда, ещё как есть.       В добавок ко всему, мужчина лежал, повернувшись лицом в сторону Генри. Конечно, кровать была просторной, но места между их лицами было не так много, а Бауэр не мог повернуться на другой бок, он боялся разбудить мужчину. К тому же, он ясно ощущал, что не хочет отворачиваться, но пока не мог найти внятное объяснение этому. Всё-таки красивые у мистера Тёрнера не только глаза.       Пытаясь заснуть под тиканье маленьких часов на прикроватной тумбочке, Бауэру вновь вспомнилось то, что, как он убеждал себя, в подобных ситуациях вспоминать не стоит. Алан, чёрт побери, Лонгстрит. Он был чудесным учителем и прекрасным человеком, но в какой-то момент в восприятии Бауэра этот мужчина перешёл эти грани. Алан был интересным человеком, с ним можно было говорить часами, но он никогда не рассказывал «больше, чем нужно», и не давал Бауэру понять, что тот является для него кем-то большим, нежели обычным учеником. Однако он ведь пригласил его к себе на день рождения. Тогда, будучи выпившим, Бауэр попытался его поцеловать, когда они курили недалеко кафе. Лонгстрит даже не успел как-то отреагировать на это, ведь учителю, наблюдавшему за ними, не понравилось то, что он увидел. Именно из-за этого Алан подрался с ним. Генри даже не знал того преподавателя, но всем сердцем его возненавидел. Но эту ненависть можно было выместить только злобными взглядами, когда они встречались в перерывах между занятиями.       Он так и не узнал, что потом стало с Аланом, а главное, что тот к нему чувствовал. Было удивительно, что Генри так детально помнил тот день: свою неуверенность, дрожь в коленях, обжигающий сигаретный дым и тёплые губы Лонгстрита. Чёрт! Почему именно сейчас?       Генри закрыл лицо руками и тяжело вздохнул, пытаясь унять мысли которые сейчас крутились у него в голове. Он подумал о том, что когда он учился в университете, мистер Тёрнер, скорее всего, был примерно того же возраста, что и Алан. Значит, уже тогда Бауэра тянуло на мужчин постарше. После этой мысли Генри едва удержался от того, чтобы влепить себе пощёчину. Тогда он был совсем юным и не разбирался в своих чувствах. Да ещё и он неплохо выпил в от день «для храбрости». Может, если бы не выпил, этим бы дело не кончилось. Может быть.       Сейчас он тоже выпил, и именно поэтому ему лезет в голову всякая чепуха, мешающая уснуть. Вспомнились девушки, с которыми он встречался. Рейчел. Он ведь очень её любил, вряд ли он испытывал к Алану что-то похожее. Ему почти удалось убедить себя, что это была мальчишеская влюблённость в тот момент, когда сон наконец подступил.       Проснулся он от чувства неприятной сильной жажды, которая сопровождалась не слабым жжением в глотке. Чёртово похмелье. Ну, по крайней мере, у него не болела голова, а значит, реакция на свет должна быть нормальной, в чём он убедился, когда раздвинул синие шторы и посмотрел за окно. После этого он также убедился, что находится не у себя дома. После этого он стоял рядом с окном в ступоре около двух минут, пытаясь вспомнить, что вчера произошло.       После того, как Бауэр перешёл через неловкость от воспоминаний, он снова подошёл к кровати, чтобы убедиться, что Коула там нет. Генри было подумал вернуться бы постель, но часовая стрелка, стоящая посередине между единицей и двойкой, свела на нет его желание это сделать.       Он беззвучно дошёл до ванной и после умывания, глядя на своё отражение, усмехнулся. Он думал, что будет выглядеть хуже, и если бы не круги под глазами, он бы вовсе был не похож на человека, который вчера выпивал.       Когда Генри вошёл на кухню и не увидел там Коула, он занервничал, сам не понимая почему. Войдя в гостиную, он увидел, что мужчина стоит напротив открытого шкафа и задумчиво смотрит на верхнюю полку. Бауэр кашлянул. Тёрнер вздрогнул и повернулся в его сторону. — Проснулся-таки, — с улыбкой произнёс он, — я готовил оладьи, но если хочешь, можем сделать яичницу. — Нет, — отказался Бауэр, к которому пришло ещё одно напоминание о вчерашнем вечере в виде тошноты, которая подступала к горлу только от одной мысли о еде, — я выпью чаю. — Как угодно, — понимающе ответил Коул.       После чаепития Генри подумал, что ему неплохо было бы собраться и пойти домой, чтобы вернуться не в позднее время, но Тёрнер, попросивший его достать коробку с верхней полки шкафа, дал ему понять, что так скоро он не уйдёт. — Мне нужно её разобрать. После того, как я это сделаю, то кое-что покажу тебе.       Бауэр осторожно предложил свою помощь и Тёрнер, хоть и немного зажато, согласился. Генри присел на пол рядом с коробкой.       В коробке были какие-то бумаги с отчётами, чеки, квитанции, записки с рецептами. Почти всё это благополучно пошло на выброс. Ближе ко дну коробки они дошли до фотографий. Снимков было гораздо больше, чем казалось на первый взгляд, поэтому Генри понял, что они проводятся с этим не меньше часа. Однако это было куда интереснее, чем всматриваться в даты на квитанциях. — Это вы? — спросил Бауэр, взяв в руки чёрно- белую фотографию, на которой стоял молодой человек в светлом костюме, держа в руках что-то похожее на диплом.       У него был такой же нос, как Тёрнера, такая же форма лица и такие же выразительные глаза, которые выделялись даже на такой фотографии. Его волосы были уложены небрежно, да и костюм был немного помятый, первые две пуговицы рубашки были расстёгнуты, а галстук, казалось, вот-вот развяжется. Парень улыбался вымученной улыбкой и вообще выглядел так, будто его выловили после бурных приключений и силой заставили сфотографироваться. — Третий курс, — ответил Тёрнер, — всем сердцем ненавижу эту фотографию. — Почему? — с едва заметным огорчением поинтересовался Генри. — Видишь это? — он ткнул пальцем в свой галстук, — чтобы сделать эту фотографию меня притащили именно за него. Генри усмехнулся, всё было гораздо интереснее чем он думал. — Я тогда пересдавал зачёт и всю ночь просидел в библиотеке за подготовкой к нему, а наутро меня поймали папарацци, представляешь?       Он рассмеялся. На следующей фотографии уже более взрослый Тёрнер стоял в обнимку с каким-то мужчиной в очках, который был выше его на голову. Фотография тоже была черно белой, но по ней были заметно, что у второго мужчины волосы гораздо темнее. Возможно, он даже брюнет, как Бауэр. Каждый держит в руках по бокалу и на костюмах обоих поблескивает что-то вроде конфетти, они выглядят счастливыми. — Кто это? — с неожиданной опаской в голосе спросил Бауэр.       Опаска, как оказалось, была вполне оправданно, потому что Коул отвечал нехотя. — Это Натаниэль, — сквозь зубы проговорили он, стараясь изменить выражение лица на более непринуждённое, — мой хороший друг. Именно он частенько дарит мне пластинки. Здесь мы на его дне рождения, кажется. Он взял фотографию и прищурившись, начал её рассматривать. — А нет, — воскликнул он, заметив что-то, — это на моём.       Он рассмеялся после того, как порассматривал фото ещё немного. Он точно заметил там что-то, чего не заметил Бауэр, но Коул, не обращая внимания на вопрошающий взгляд гостя, положил снимок рядом с собой.       Дальше шло ещё несколько снимков только с этим мужчиной, теперь уже цветных и сделанных менее профессиональным фотографом, всё с того же дня рождения. Тут и Натаниэль рядом с тортом, тут он открывает шампанское, здесь с сигаретой. Это точно не его день рождения? На всех снимках он весёлый и, кажется, искренне. На этих фотографиях Бауэр разглядел, что Натаниэль и правда брюнет, брюнет, который, видимо, не знает о существовании расчёски. Бауэр ненароком пригладил ладонью волосы. Тёрнер, заметивший этот жест, по-доброму усмехнулся. — Его как-то слишком много, — произнёс мужчина и, выхватывая у Бауэра целую стопку с его фотографиями, отшвырнул несколько снимков не глядя. — Вам не жалко? — удивился Бауэр. — Я оставил несколько, — он показал ему три фотографии, — я уж точно о нём не забуду. — А почему на стольких фотографиях только он один? — с осторожностью поинтересовался Генри. - Кто его снимал?       Мужчина добродушный взглянул на него, видя, что он снова волнуется, но Бауэр чувствовал, что вопрос ему не слишком понравился, поэтому он его дополнил, поинтересовавшись, кто делал эти снимки. — Я, — снова посмотрев на снимки, ответил Коул.       Дальше шло ещё несколько снимков с этим мужчиной. На них он уже был постарше и пытался позировать, но смех помешал ему получиться серьёзным на этих фото. Эти фотографии Коул выбрасывать не стал.       Дальше было несколько фотографий сначала с одногруппниками, потом с коллегами по работе. И всё как на подбор: мужчины и женщины в строгой одежде в серьёзной позе с несерьёзным лицом, но ото всех веет теплотой. Видимо, поэтому Коул решил оставить все фотографии. Бауэр даже нашёл пару фотографий, на которых была Софи. С её улыбкой не сравнится ничья больше.       Наконец Генри наткнулась на фотографию, на которой молодой мистер Тёрнер стоял в обнимку с кучерявой девушкой с тёмными волосами. Он сделал предположение, что эта девушка — Одри. Она стояла, прижав свободной рукой к груди папку с каким-то документами. Её взгляд казался несколько отрешённым, словно она смотрела сквозь камеру, думая о чём-то своём. Хотя её улыбка была такой же милой, как и у мистера Тёрнера на этой фотографии. Посмотрите-ка, у него тоже здесь потерянный взгляд. — Это Одри, — мужчина забрал фотографию, — и, по-моему, это её день рождения. Она тогда думала о собеседовании и была не слишком весёлой.       Он вздохнул. Дальше уже шли семейные фото и фото с их дочерью. Стейси корчила рожицы почти на каждой фотографии. Она, по-видимому сохранила эту традицию вплоть до настоящего времени, потому что на фотографии, где она сидит с юной девочкой, похожей на её дочь, за столом, они обе высунули язык и прищурили глаза. Стейси была очень похожа на отца, его глаза, его нос, его цвет волос, а вот волнистость причёски унаследовала от матери. В общем, она была чертовски красивой женщиной. Фотографий с Робертом было чуть меньше, оно неудивительно, ведь он расстался с отцом раньше. Робби был больше похож на мать, даже на одной из недавних фотографий, где он стоит в обнимку с сестрой, заметно, что он почти полная копия Одри. За исключением глаз, разумеется, они такие же ярко голубые, как у мистера Тёрнера. Робби в отличие от своей сестры не корчил рожицы на фотографиях, зато на всех снимках выглядел так, будто едва удерживается, чтобы не расхохотаться. Это придавало его лицу особенное выражение.       Когда Бауэр потянулся за последней парой снимков, Тёрнёр резко схватил его за руку и, сказав, что на этом всё, судорожно начал складывать нужные снимки обратно в коробку. Генри вздохнул, нова от него что-то утаивают. Самой последней фотографией, которую мужчина вернул обратно в коробку, был снимок с сидящей на диване из гостиной Одри. Она улыбалась, отводя взгляд вправо, будто что-то замышляла. Это была одна из самых живых фотографий с ней. Коул засмотрелся на неё. — Знаешь, — начал Тёрнер, переводя взгляд куда-то вдаль, — я долго думал, что было бы, если бы мы не развелись.       Он повернулся к Генри в ожидании, что он скажет на это что-нибудь, но тот молчал, понимая: что бы он ни сказал сейчас — Коула это не успокоит.       Коул вздохнул и улыбнулся. — По крайней мере, мы бы с тобой сейчас здесь не сидели. Он поднялся и подошёл к шкафу. Бауэр поднял коробку и поставил её на место. — Спасибо, — проникновенно произнёс Коул, приобняв ББауэра. — Не за что, — снова с ненужным смущением ответил Бауэр отводя взгляд, — мистер Тёрнер. Мужчина отпрянул от него после добавленного обращения. Он скрестил руки на груди и со строгостью посмотрел на Бауэра. — Чего ты прицепился к этому «мистер Тёрнер», тебе напомнить моё имя?       Генри снова замешкался. Его взгляд забегал из стороны в сторону. Он действительно впервые подумал, почему он не называет Тёрнера по имени. Дело в том, что почти всех своих знакомых, которые старше его больше, чем на десять лет он называет «мистер» или «миссис». Возможно, это потому что среди них у него нет близких друзей, но тут мистер Тёрнер. Как он может… — Я, — растерянно начал пытаться найти оправдание Бауэр, но на ум не приходило совсем ничего. Мужчина снова по-доброму усмехнулся, видя что снова застал бедного Бауэра врасплох своими непонятными претензиями. — Для тебя просто Коул, — ласково сказал, поглаживая Генри по руке, — хорошо? — Конечно, — как можно спокойнее ответил Бауэр, хотя в его душе уже бушевал океан, переполненный, казалось, всеми чувствами, которые только возможны, — Коул.       Они условились, что Бауэр снова переночует у мистера Тёрнера, а утром, либо на такси, либо на автобусе доедет до дома, всё зависит от того, как рано он проснётся. Бауэру в любом случае придётся зайти домой только чтобы захватить тетрадки, ведь сменную рубашку он с собой взял на «всякий случай». И в кои-то веки не прогадал!       Ужин Бауэр готовил сам, под чутким руководством Коула у него вышло весьма неплохое жаркое из капусты и картофеля, хотя он был убеждён, что ему нравится только потому что он человек не искушённый. Но Тёрнер, знающий толк в еде, убеждал его в обратном.       Весь вечер Бауэр думал о том, где же он будет спать этой ночью. Почти все мысли были заняты только этим, так что он не вспоминал того, о чём думал прошлой ночью. Вряд ли Коул, будучи в трезвом уме позовёт его спать рядом. Однако тот все-таки предложил это. Не без смущения, разумеется. Он забавно сбивался, говоря об этом, но в конечном итоге выдумал причину, по которой Бауэр может снова лечь рядом с ним. «Диван слишком твёрдый и узкий, чтобы нормально выспаться на нём,» — сказал Тёрнер. Да, звучит очень убедительно. Возможно именно поэтому Генри коротал свою первую ночь в этом доме именно на этом диване, который был не таким уж ужасным, каким его описал хозяин сейчас. Что-то в Коуле изменилось, как и в Бауэре. Мило, что он переживает о таких вещах.       Когда они легли спать, Коул не спешил отворачиваться от Бауэра. Боже, что этот мужчина с ним делает. На трезвую голову Бауэр, думал о том, о чём не стоит думать ещё больше. Ему ясно вспомнилась вчерашняя мысль о том, что ему нравятся мужчины постарше и ему стало ещё более неловко, что он всерьёз думает о таком, будучи трезвым. Раньше он был влюблён в нескольких женщин и, возможно, в одного мужчину. Всех их объединяет одно, они были очень интересными людьми: художница, изображающая мир людей через птичьи повадки; преподаватель, с которым можно было говорить о чём угодно; водительница автобуса, запоминающая каждое слово каждого своего пассажира и швея, создающая прекрасные наряды лёгким движением руки. Мистер Тёрнер был куда интереснее их всех вместе взятых. К стыду или к гордости, Бауэр находил профессию редактора очень романтичной, а тут ещё и редактор, который не поддерживает гонения на авторов из-за ключевых тем их произведений. Ну не чудо ли? Он чудесно готовит, что при нестабильном графике редактора просто удивительно. А как же его интересно слушать, причём не важно, о чём он говорит, о своей нелёгкой жизни, о работе или о музыке. Бауэр бы мог слушать его часами, не выставляя ни единого слова о себе, правда.       А эти его прикосновения, эти случайные попытки сократить дистанцию между ними, эти смущенные взгляды, когда мужчины оказываются друг к другу чуть ближе, чем должно быть. Это точно о чём-то говорит. Хотя, может, то, что они спокойно сейчас лежат в одной кровати говорит совсем об обратном, и для Тёрнера это ничего не значит. Чёрт, это и не должно что-то означать! Генри снова понял, что ему даже думать о таком не стоит, нет. Пока он может здраво рассуждать о том, что Коул считает его очень хорошим другом. Грань переходить не стоит.       Генри проснулся, когда ещё не было шести. Коул уже не спал, он пил кофе, закусывая свежеприготовленными панкейками, которые убедил Бауэра взять с собой, чтобы ему «было что поесть сегодня».       Пока Бауэр пил чай, Тёрнер с ним не разговаривал, но как только встал из из-за стола, мужчину словно молнией ударило. — У тебя очень милая привычка обнимать одеяло, Генри.       Поймав на себе растерянный взгляд Бауэра, Тернер тут же замешкался, пытаясь найти оправдание, зачем он это сказал. — Не то чтобы я смотрел, как ты спишь, просто когда я проснулся, ты был первым, что я увидел, — он замолчал и, нервно усмехнувшись, махнул рукой, — забудь, что я только что сказал.       Бауэр пожал плечами и последовал его просьбе. По крайней мере первое время.       Генри всё-таки решил доехать до дома на такси, которое Тёрнер любезно согласился его вызвать. Бауэр без проблем надел свой костюм, но почти перед самым выходом его опять настигли неудобства. Да, опять несчастный галстук.       Тернёр глядел на стоявшего перед зеркалом Бауэра, который, уже почти запутался в своих пальцах, и, дождавшись, когда тот наконец сдастся, подошёл к нему.       Генри повернулся в его сторону, и с досадной усмешкой произнёс: — Когда спешу, это мне совсем не даётся.       Он собрался швырнуть в сторону кусок ткани, но Коул не дал ему этого сделать, придержав его запястье. — Генри, — начал он, забирая у Бауэра галстук и набрасывая его ему на шею, — ты позволишь? Генри напряжённо кивнул.       Коул управился с галстуком в считанные секунды, Генри и перевести дух не успел. Когда он понял, что всё готово, Тёрнер подмигнул ему. Бауэр снова почувствовал, что его щёки начинают гореть, поэтому принялся надевать туфли, чтобы поскорее опустить голову. Перед тем как он вышел из дома, Коул принёс ему «Луизу», о которой Генри уже благополучно позабыл. Бауэр поблагодарил его за это, а затем за прекрасно проведённые выходные. — Это тебе спасибо, — с улыбкой ответил Коул, — приходи почаще.       Он хотел добавить «мне с тобой очень хорошо», но что-то его остановило. Генри неуверенно протянул к нему руки, в надежде, что Коул бросится к нему в объятия, однако Тёрнер просто пожал ему руку. Может он старается вести себя сдержанно из-за того, что ляпнул на столом? — До свидания, Коул, — протяжно произнёс Бауэр, всё ещё пытаясь привыкнуть к тому, как это звучит. — Пока, Генри, — с теплотой сказал Тёрнер и в шутку послал ему воздушный поцелуй, когда Бауэр подходил к калитке. Что происходит с их отношениями…

***

      В школе был спокойный день, но на душе у Бауэра было совсем не спокойно. Учащиеся проявляли какую-то активность только на первых двух уроках, под конец учебного дня дети и вовсе были такими утомлёнными, что ответы из них клещами невозможно было вытянуть. И Генри ре винил их за это, в конце концов, были последние учебные деньки, а в предвкушении долгих каникул усталость от учёбы наступает куда быстрее.       На переменах мысли Генри были заняты исключительно Коулом. То, насколько изменились их отношения за пару дней совместного времяпрепровождения, было просто немыслимо. История о его семье была очень печальной, но именно сейчас Генри осознал, сколько раз во время неё он ловил себя на мысли, что познакомился бы с детьми Коула. Да и с Одри тоже, если бы она захотела с ним говорить, конечно. Но ещё интереснее было бы узнать про того человека, с которым Тёрнер пытался избежать рутинной жизни. Мужчина абсолютно точно лукавил, что между ними ничего не было. А ещё Генри в очередной раз осознал, что о таком думать не правильно. Во всяком случае, в его положении. Несмотря на двусмысленные моменты в общении с Тёрнером, они всё ещё друзья. Также Тёрнер по-дружески отметил его «милую привычку». Бауэр усмехнулся. Видимо, он это сказал тоже просто так, чтобы Генри знал.       После шестого урока во время перемены между сменами как раз когда Бауэр заканчивал выставлять приблизительные оценки в свою тетрадь и собирался уходить, дверь его кабинета постучали.       Он подумал, что это кто-то из учеников, Чес или ещё кто-нибудь, с вопросами насчёт примерной оценки за год, поэтому без задней мысли разрешил стучавшему войти. Только после того, как Бауэр услышал тяжёлое дыхание в нескольких метрах от себя, он поднял глаза. У двери стоял Юджин Лейдлоу и растерянно переминался с ноги на ногу. — Мы можем поговорить? — прошептал он, всё ещё держа дверную ручку.       Бауэр удивлённо таращился на него. Впервые ему было по-настоящему стыдно перед Лейдлоу, ведь он почти не вспоминал о нём на выходных, а уж тем более о том, что этот человек собирался сказать ему что-то важное. Возможно, он переживал все выходные, а Генри совсем не готов к разговору, но он разумеется не будет выставлять его за дверь. Он и так перенёс этот разговор, как ему было удобно, поэтому теперь Юджина придётся услышать даже при том, что не очень хочется. — Конечно, — кивнул Генри и отодвинул тетрадку. Лейдлоу взял ключи, лежащие на столе Бауэра и запер ими дверь. — Лучше, чтобы нам не мешали, — оправдательным тоном сказал он.       Ладно. Пусть так. Бауэра это немного напугало, но раз Юджину так удобнее, то почему нет?       Лейдлоу взял стул с первой парты и поставил его рядом с учительским столом так, что между ним и Бауэром была дистанция в виде этого самого стола. — О чём ты хотел поговорить? — добродушно поинтересовался Бауэр, не выдержав и пары минут тишины наедине с Юджином.       Мужчина опустил голову и, потирая переносицу, пытался обдумать, с чего лучше начать. Он волновался так сильно, что у него начали дрожать руки. Бауэр сейчас чувствовал себя ещё более напряжённым, чем во время разговора с Коулом, тогда он по крайней мере без всякого личного дискомфорта мог обнять собеседника, тем самым успокоив его, а сейчас… Сейчас он понятия не имел, что он может сделать. Он лишь с жалостью смотрел на Юджина и безучастно повторял, чтоб тот не волновался. Он выглядел сейчас как ученик на экзамене, который, может, и знает правильный ответ, но не уверен в нём настолько, что ему проще сквозь землю провалиться, чем выдавить из себя хоть что-нибудь. После шестой минуты в молчании Бауэра уже начало это раздражать и у него возникло желание встать с места и пойти домой, как вдруг Лейдлоу сделал глубокий вдох перед тем как начал говорить. Он резко поднял голову и пристально посмотрел на Бауэра. — Я тебя люблю. — оттарабанил он так, что у него почти кончился воздух в лёгких.       После того, как Бауэр это услышал, он издал громкий нервный смешок. Это вышло неосознанно, что-то вместо привычного изумления. Юджину не понравился этот звук и он было собрался соскочить с места, но Бауэр сжал ему руку, о чём впоследствии пожалел, ведь это действие остановило Лейдлоу, а Генри понятия не имел, что ему сказать, он вообще понятие не имел, что только что произошло. — Тебе кажется, что это смешно? — злобно проговорил Юджин сквозь зубы. Нет, не кажется. Это совсем не смешно. Настолько не смешно, что кажется нереальным, необъяснимым. — Как давно? — дрожащим голосом спросил мужчина, пытаясь сфокусировать свой взгляд на собеседнике, но безуспешно.       У него вообще не получалось смотреть хоть на что-нибудь дольше пары секунд. — Года два, наверное, — снова растерялся Лейддоу, — три. У Бауэра словно по щелчку перед глазами пролетели все моменты, когда Лейдлоу говорил или делал что-то странное. Его воспоминания остановились на той фразе Юджина о ночёвке. Генри стукнул кулаком пр столу. — Сука! — он отвернулся к окну и вцепился в свои волосы, — ты сейчас серьёзно? Твою мать! — Почему ты не воспринимаешь меня всерьёз? — отрывисто произнёс Лейдлоу, пока что не скрываясь на крик, но чувствовалось, что он уже на грани. И он ещё спрашивает! — Как бы, — спокойным голосом начал Генри, — ты проявлял пассивную агрессию по отношению ко мне почти с первого дня нашего знакомства. — А что мне было делать, если Генри Бауэр, — он театрально сделал акцент на имени, — пускал в свой круг общения только избранных. Ты даже внимания на меня не обращал. Генри Бауэр даже не смотрел в мою сторону, потому что вообразил себе, что он лучше меня!       Генри было хотел спросить, знакомо ли Лейдлоу такое понятие как антипатия и вообще представляет ли он, что за его кукольные глазки каждый его любить не обязан. Чёрт возьми, в голове не укладывается, что он может всерьёз любить Бауэра или вообще испытывать к нему какие-то тёплые чувства. За всё время их знакомства он не пытался проявить элементарную вежливость, что уж говорить о нежности. Дело было не в том, что Юджин мужчина, а в том, что мужчина — Юджин. — Я не хотел заводить с тобой дружбу. — Почему? — не унимался Лейдлоу. — Потому что, — вздохнул Бауэр, — ты мне не нравишься.       Дыхание Лейдлоу стало прерывистым, Генри было подумал, что тот едва удерживается от того, чтобы не заплакать, но, посмотрев ему в глаза, понял, что Юджин приходит в ярость. Бауэр снова испугался, он метнулся в сторону доски, но собеседник подошёл к нему ещё ближе. — Чем я это заслужил? — с той же злобной интонацией спросил мужчина. Бауэр решил, что лучшая защита — это нападение, поэтому подумал, что сглаживание углов в разговоре с Юджином. — Чем ты это заслужил? — изумленно повторил Бауэр, — ты не даёшь мне проходу, ты следишь за мной, ты лезешь в мою жизнь, ты говоришь мне неприятные вещи, и ты ещё спрашиваешь?  — Но, — Юджин не знал, как ему оправдываться, — я люблю тебя, — повторил он шёпотом, — давай станем друзьями. Я исправлюсь. Правда. И вот он снова выглядел беззащитным. Но Бауэра эта беззащитность пугала, потому что он знал, насколько быстро она может смениться гневом.       Он всё ещё не до конца верил в реальность происходящего, но как бы то ни было соглашаться на предложение Ледлоу он не стал бы ни при каких обстоятельствах. Уже давно ему ничего не хочется знать об этом человеке. Но надо сохранять спокойствие. Юджин опустил голову на грудь Бауэра и Генри, осторожно поглаживания мужчину по голове, начал ласково шептать: — Нет, Юджин, прости, я не могу. Прости.       После этих слов Лейдлоу вырвался из объятий Бауэра и стал смотреть на него, как смотрит капризный ребёнок, у которого отняли шоколадку, для полной картины ему не хватало только топнуть ножкой. — Это всё из-за него, да? — сквозь зубы проговорили мужчина. — О чём ты? — ошеломленным голосом спросил Бауэр. — Да не прикидывайся ты, — Лейдлоу начал срываться на крик, — я знаю, у кого ты провёл эти выходные. Я видел как вы в обнимку заходили к нему в дом. — Тише, — Бауэр вертел головой из стороны в сторону, пытаясь убедить себя, что собеседник говорил совсем другое. — Или тогда в кафе, — голос Юджина становился противнее с каждой секундой, — думал, я вас не увидел, голубки? Как ты метнулся прочь, когда увидел нас с Мейси. Смех да и только. — Лучше тебе замолчать, — Генри начал говорить по-настоящему грубо.       Он мог бы спросить, видела ли его Уоттс тем вечером, и вообще, что у Юджина с ней, но сейчас было не до этого. — А то утро помнишь? — ухмыльнулся мужчина, — ты ещё и обиделся на мои слова, бедняжка… — Юджин, я не шучу. — Значит, у тебя что-то с моим соседом, — продолжал Лейдлоу, смакуя каждое слова, со сладостно прикрытыми глазами, — он не староват для тебя? — Лейдлоу брезгливо поморщился.       Бауэр уже был на пределе, он снимал кулак так, что ногти впивались в его ладонь, его пока что останавливало терпение, стремительно движущееся к своему окончанию.  — Скажи честно, — Лейдлоу ткнул ему пальцем в грудь, — как давно ты с ним трахаешься? — он без всякого стыда задал этот вопрос, глядя в глаза Бауэру, — в смысле, вы переспали уже в ту ночь, в утро после которой мы с тобой встретились. Не с проста же ты тогда так оскорбился, — на его лице появилась ехидная ухмылка, — или у вас что-то было на этих выходных. Не зря же ты…       Громкая пощёчина не дала Юджину договорить. Бауэр немного не справился с координацией, поэтому слегка проехался по носу Юджина тыльной стороной своей ладони, что вызвало у мужчины не слабое кровотечение из носа. Будь воля Бауэра, он бы сломал Юджину нос в нескольких местах сразу, и плевать, что это невозможно.       Через пару секунд Лейдлоу схватился за нос, издав тихий визг. Прожигая безумным взглядом собеседника, он судорожно пытался открыть дверь. — Юджин, — дрожащим голосом прошептал Бауэр, после осознания того, что только что натворил, — извини. Давай сейчас дойдём до медкабинета… — Ты пожалеешь об этом, — перебил его Юджин, — я тебе обещаю.       Бросив в сторону Бауэра полный ненависти взгляд и швырнув ключи, которыми в два счета отпер дверь, на парту, мужчина вышел из кабинета. Генри несколько секунд стоял в ступоре, а когда наконец вышел в коридор, Юджина там уже не было. Бауэр даже не стал его звать.       Вернувшись обратно, он прикрыл дверь и, оперевшись о стену, осторожно съехал по ней вниз и просидел в таком положении около двадцати минут, смотря в окно напротив пустыми глазами.