Коул

      Генри с начала недели был настроен на спокойный лад, но Лейдлоу, то и дело попадающийся ему на глаза и строивший при встречах какую-то очень странную гримасу, выбивал его из колеи. Уоттс он стал встречать гораздо чаще, и она стала обмениваться с ним незначительными фразами, это уже его радовало. Мистер Кларк во время встреч поглядывал на него то укоризненно, то совестливо. Видимо, это зависело от его настроения.       С учениками ничего не изменилось, они, как обычно бывает под конец года, вели себя более расслабленно и радостно. Разве что Чес Палмер бегал за учителями, в попытках расправиться со своими долгами, да и вообще, после того, как он просидел с Генри после уроков, он стал как-то добрее по отношению к остальным учителям. В учительской только об этом говорили, больше всех это радовало Дженис, она всегда очень сердобольно отзывалась об этом парне. С Генри Чес тоже говорил. Когда они пересекались в столовой, он всё хвастался своими успехами, и Бауэр без всяких насмешек его поддерживал.       В общем, ничего уж слишком необычного не происходило до конца недели. Лишь в пятницу, когда Бауэр вышел из школы, кто-то за углом подкараулил его и затащил к себе. Разумеется, это был Юджин. — Чёрт побери, — воскликнул Бауэр и отскочил от него, — ты сведёшь меня в могилу. Лейдлоу виновато покосился на него, затем обхватил его локоть и пододвинул Бауэра к себе. — Нам очень нужно поговорить. У тебя есть время?       «Зачастил он что-то с разговорами.» — подумал Генри. Он не собирался соглашаться, сегодня вечером его пригласила Энн, он не хотел опаздывать с учётом того, что до этого он планировал переделать кучу работы. К тому же, обстановка, в которой начался разговор, и пугающе нервный вид собеседника до чёртиков пугал Генри, это было куда более весомой причиной отказаться от времяпровождения с ним. — Нет, — ответил Генри, осторожно поворачивая голову назад, — сегодня — нет. — Тогда, может быть, завтра или послезавтра? — настаивал Юджин.       Генри сделал вид, что обдумывает его предложение, хотя на самом деле тут и обдумывать было нечего, завтра он встречается с мистером Тёрнером, на эту встречу опаздывать ну никак нельзя, а послезавтра… На послезавтра планов пока не было, но Бауэр не знал, как сложатся обстоятельства, поэтому назначать встречу на воскресенье было очень опрометчиво. — Нет, — Генри вздохнул, пытаясь изобразить сожаление, — извини, все выходные занят.       Лейдлоу поник на глазах. Опустив глаза, он продолжал держать Генри за локоть не то обдумывая, что сказать самому, не то ожидая, что Бауэр скажет ещё что-нибудь. — А на неделе ты свободен? — не выдержал Бауэр. В глазах Лейдлоу появились проблески надежды. — Да. — отрывисто произнёс он. — я подойду к тебе в какой-нибудь день во время перемены, ладно?       Юджин выжидающе посмотрел на Генри. Тот кивнул, после чего почувствовал, что его локоть свободен. Ничего больше не сказав, он направился в сторону дороги. Он пару раз обернулся, чтобы убедиться, что Лейдлоу не идёт за ним. Нет, он продолжал стоять на том же месте и смотреть вслед Бауэру.

***

      Генри созвонился с Коулом примерно в семь вечера, после чего они условились, что встретятся в кафе, в котором Тёрнер часто любит бывать. Встречу запланировали на четыре часа, время удобное, Бауэр подумал, что точно не проспит. Во время разговора Коул едва заметно намекнул, что был бы не против, если бы после вечера Генри зашёл к нему, поэтому Бауэр решил на всякий случай захватить с собой пижаму. Вместе с ней он для чего-то положил запасную рубашку, мало ли.       Все дела, которые могли бы его потревожить на выходных, были сделаны, поэтому он со спокойной душой отправился в гости к соседке. Он познакомился с сожительницей Энн, Карен Спенсер. Она и правда оказалась гораздо более закрытой, нежели Энн, но она была близка Бауэру по духу, поэтому они быстро нашли общий язык. После вкусного ужина Генри учили играть в карты и, хотя он понял все основы, всё равно большую часть партий проигрывал. Когда время было уж совсем поздним, он всё-таки смог обыграть Карен, но у него закралась мысль, что ему просто поддались, однако его убедили, что это не так. На просьбу Бауэра как-нибудь заглянуть к нему, девушки согласились с большим энтузиазмом. В целом, вечер удался.       Получилось так, что Генри вернулся в свою квартиру очень поздно, однако это не помешало ему почитать Томаса Вульфа. До конца оставалось ещё немало страниц, но и продвинулся в прочтении он весьма неплохо, поэтому ещё несколько вечеров за книгой, и её можно будет возвращать.       Перед тем как уснуть, голову Генри посетила мысль о том, как мог бы пройти завтрашний вечер и он ни с того ни с сего начал волноваться. Будто что-то может пойти не так и изменить его отношения с мистером Тёрнером не в лучшую сторону. Он вспомнил все неловкие ситуации, которые случались, исключительно потому что Бауэр открывал рот раньше времени. Он долго ворочался, пытаясь продумать каждое своё слово при разговоре с Тёрнером, начиная с приветствия, заканчивая реакцией на рассказы Коула о своей жизни. А что если он передумает делиться этим? Глупости, иначе зачем бы он просил о «продолжении вечера». Боже, сколько может быть смыслов у этого словосочетания. «Продолжение вечера,» — повторял про себя Генри, думая о том, в каком контексте это обычно произносят и в каком он обычно это слышал или говорил. Обычно эти два слова он слышал от девушек, которым нравился или сам говорил им их. Он снова одёрнул себя, пытаясь внушить себе, что это обычные слова и что он зациклился совсем не на том, однако мысли, прямо или косвенно касающиеся этого, его не отпускали.       Ему почему-то вспомнились студенческие годы, последний курс. Период времени, когда на девушек он не смотрел вообще. Он был слишком загружен учёбой, поэтому ему было не до сантиментов. В том же году к ним в университет пришёл работать новый преподаватель истории, Алан Лонгстрит. Бауэр как сейчас помнил его тёмно-русые волосы, синие глаза и очки с тонкими стёклами, которые, как всегда казалось Бауэру, он носил для красоты. Они очень шли ему. Алан Лонгстрит был очень интересным человеком, и Бауэр охотно засиживался у него в кабинете после занятий, они говорили об истории, политике, литературе, общественных отношениях, о чём-то личном. По правде говоря, Генри было общаться с ним куда интереснее, чем с одногруппниками, несмотря на то, что у него в университете завелось несколько неплохих приятелей. Эти приятели не раз подшучивали над ним из-за того, что их компании он предпочитает компанию человека, который «через несколько лет разваливаться начнёт». Бауэр, как сейчас помнил, как он регулярно пытался напроситься в гости к Алану, а тот отказывал, ссылаясь на то, что они и так уже слишком близки для студента и преподавателя. Несмотря на это, Генри как мог пытался сдружиться с ним, и Алан в остальном, не особо его отталкивал. Как-то раз Бауэр даже побывал у него на дне рождения, правда, Лонгстрит праздновал его в кафе, а не дома. Кроме Генри из студентов он не позвал больше никого, зато кто-то из учителей был. С этим «кем-то» он так сильно повздорил, что дело дошло до драки. На следующий день его уволили, но вряд ли только по этой причине. Мистер Лонгстрит не счёл нужным оповестить Генри об этом. После того вечера он вообще с ним не разговаривал. В том кафе произошло ещё кое-что важное, но Генри не хотелось вспоминать об этом, ведь его очень клонило в сон, оно и к лучшему, ведь его полусонный разум начал проводить неуместным параллели между Коулом и Аланом. Что странно, ведь, кажется, общего ничего нет.       Убедив себя в этом, Генри всё же удалось погрузиться в глубокий сон, который продлился почти до двенадцати часов дня. После того, как он взглянул на часы, решил, что ему пора бы взяться за свой режим, иначе каждый день будет начинаться слишком непредсказуемо. Пока он приводил в порядок себя и одежду, в которой собирался встретиться с Коулом, как раз настало время выходить.       Генри напялил на себя клетчатую оранжевую рубашку, которую не надевал ещё ни разу, и чёрные брюки. Пиджак он решил не надевать, ибо воздух, проходивший через форточку в комнату, особой прохладой не отличался. Но раз он пошёл без пиджака, галстук ему лучше надеть. В этот раз его пальцы не завязались в хитрый узел вместе с этим неподатливым куском ткани, напротив, мужчина в считанные секунды смог расправиться с ним. Перед выходом он долго таращился на себя, пытаясь заранее заметить изъяны, которые он мог бы исправить до выхода из дома. Он выглядел неплохо и ничего не омрачало его опрятность и красоту, кроме пряди тёмных волос, выбившихся из причёски. Она списала на лоб в самом, как казалось Генри, неудачном месте: чуть дальше от середины, так что Бауэр не знал, куда её девать. Он мог бы проделать махинацию с лаком для волос, подобную той, что проделал тогда Лейдлоу, но побоялся, что может переборщить, да и кому какое дело до его торчащего локона. Вообще, с какой стати это его самого так заботит? Будто на первое свидание идёт, честное слово.       К почте он подошёл в назначенное время и на протяжении всего пути задавался вопросом, почему мистер Тёрнер назначил эту встречу так далеко от своего дома, у него какие-то дела в этом районе? Генри оказался у знакомой скамейки ровно в четыре часа, Коул опоздал на пять минут, но Бауэра это ничуть не смутило. — Прошу прощения, — сказал Коул, пытаясь отдышаться после того, как подбежал к нему, — я немного не рассчитал время. — Глупости, — отмахнулся Бауэр, — я сам пришёл не так давно. Коул подхватил его под руку, и они направились обходить эту улицу. — Ты ведь позвонишь сегодня мне сегодня быть ведущим?       Генри кивнул, улыбаясь восторженно улыбкой. Идти туда, куда скажет мистер Тернер было интереснее, нежели в десятый раз посещать какую-нибудь надоевшую забегаловку, пускай и очень уютную.       Они прошли ещё квартал и остановились перед чёрно-белым одноэтажный зданием с низкими окнами. Коул открыл дверь и дал Генри пройти. Внутри было немного прохладно, но оно и к лучшему после такой духоты на улице. Мест было немного, зато многие были заняты. Мужчины пошли к одному из свободных столиков у окна, Коул наигранно спросил: — Ты не против, что мы сели за этот столик? — Можете хотя бы сегодня спокойно побыть ведущим, — подхватил Генри. Они переглянулись и рассмеялись. — Что будете заказывать? — поинтересовался Тёрнер, листая меню. — То же, что и вы. Коул щёлкнул пальцами и ткнул посередине одной из страниц, когда подошёл официант. — И зелёный чай, — добавил Тёрнер и перевёл взгляд на Бауэра, — тоже нам обоим.       Официант кивнул и ушёл. Вернулся он тоже очень быстро, видимо, загруженность была не такая большая, ведь всех остальных посетителей уже обслужили. Генри попробовал содержимое тарелки. — Очень вкусно. — А ты как думал, — съязвил Тёрнер.       Бауэр усмехнулся. Они немного поковырялись в тарелке перед тем, как начать диалог. Генри долго не мог понять, кто первый должен предложить тему для разговора. Обычно он что-то спрашивал, но сегодняшний день казался ему особенным. Отпрянувший от еды Коул избавил его от этих размышлений. — Как прошла неделя, Генри? — спросил он, медленно поднимая глаза. — Хорошо, — улыбнулся Бауэр, — я бы сказал, отлично. Учёба в этом году не заставляет моих ребят так переживать. Во всяком случае, с моим предметом всё в порядке. А если спокойны они — спокоен и я. Коул слушал его с интересом, скрестив руки и следя за каждым его движением. — Следующая неделя ведь последняя? — поинтересовался мужчина, почему-то немного смутившись. — Верно, — Генри стало приятно, что Тёрнер это подметил, — потом полмесяца придётся разбираться с бумажками, но это уже мелочи.  — Какие планы на отпуск? Бауэр пожал плечами. — Наверное, как всегда буду здесь. Может, смогу выехать за город на недельку другую, не знаю. Тёрнер кивнул и замер в ожидании, что Бауэр скажет что-нибудь ещё. — А вы? — выпалил тот на выдохе. — Я? Наверное, планы примерно те же самые, — вздохнул мужчина, — если только меня не пригласят в одно место, куда мне редко удаётся попасть. — это уточнение далось ему с большим трудом, он опустил голову и даже покраснел, но одёрнул себя и, приняв более жизнерадостный вид, добавил: — Пожалуй, это лето в любом случае будет отличаться от прошлого.  — Почему? — с глупым выражением лица спросил Бауэр. — Конечно же потому, что я встретил тебя.       Генри снова смутился, но постарался это не показывать и натянул самодовольную улыбку, понадеявшись, что она выглядит убедительно. Ему показалось, что показывать своё смущение после таких слов — не лучшая идея, слишком двусмысленная получается реакция. — При первом нашем знакомстве, — снова начал Коул, — ты выглядел очень одиноким и каким-то потерянным. Ты прямо выделялся из всех остальных гостей, разговаривавших ни о чём. По правде говоря, я не был уверен, что тебе будет приятно моё общество, — он вздохнул, — но, Боже, как же я рад, что тогда подошёл к тебе. Генри округлил глаза и замер, он не знал, как ему реагировать на эти слова. В голову не приходило ничего. — Я просто так сказал это, — добавил Коул, подметив его замешательство, — хочу, чтобы ты об этом знал.       Генри с облегчением выдохнул и мечтательно посмотрел в окно, из которого открывался чудесный вид на те же самые сопки, покрытые лесом, но здесь их было видно гораздо лучше, чем из окна его дома. — Мне, по правде говоря, тоже показалось, что вряд ли станете со мной разговаривать, — усмехнулся Генри, — вы и правда оказались слишком суровым со стороны. — Ты не первый, кто говорит мне подобное. Элизабет много раз подмечала, что от меня так и веет чем-то жутким после того, как я остался один.       Генри выжидающе уставился на него, поняв, что он собирается рассказывать историю своей жизни самостоятельно. Бауэр был рад, что мистер Тёрнер сам решил поднять эту тему, без лишних вопросов. По крайней мере, это не заставит Бауэра чувствовать себя неловко.       Мужчина очень долго молчал, прикрыв глаза, словно пытаясь мысленно вернуться в те времена, о которых будет рассказывать. Когда Коул вернулся из своих воспоминаний, его вид стал гораздо мрачнее. — Что ж, — он сделал глубокий вдох, — я был женат на чудесной женщине. Я познакомился с ней ещё во время учёбы в университете, хотя учились на разных факультетах, в то время я был больше похож на настоящего тебя, — поймав на себе удивлённый взгляд Генри, Коул добавил: — Немного рассеянным и невероятно милым. В то время между мной и той женщиной не возникло никакой искры. Да и вообще, если учесть обстоятельства, при которых мы познакомились, я думал, она вряд ли возникнет, — он тяжело вздохнул, по-видимому, вспомнив не самое приятное происшествие, — но шли годы, мы продолжали общаться друг с другом, помогать друг другу. Благодаря ей, к слову, я смог сдать математику на отлично, — он улыбнулся, — но речь не об этом. Спустя несколько лет после окончания университета, у нас всё как-то само собой пошло с чувствами, хотя мы знали друг друга как друзья и виделись обычно, — он задумался, — на людях. Мы никогда не говорили друг о друге. Знали в сущности, самые поверхностные черты. Но это нас не заботило.       Я начинал, как брошюровщик, она — как инженер. Обжившись на работе, каждый из нас покинул свою комнату с ободранными обоями в не самом богатом районе, и мы купили этот несчастный дом, в котором я живу по сей день.       Он замолчал, пытаясь обдумать, как рассказать Генри события, которые происходили после. Бауэр внимательно смотрел на него, но временами отводил взгляд, чтоб лишний раз не отвлекать. — Потом всё само собой пошло и со свадьбой. Не сказать, что наша совместная жизнь была тяжёлой, напротив — мы поддерживали друг друга во всех начинаниях. Но время шло, у нас стали случаться ссоры из-за всяких пустяков. Кто будет выносить мусор, кто пойдёт за почтой, кто готовит на выходных — эти вопросы стали для нас почти нерешаемыми, но не заставляли нас задуматься о разводе. Коул снова замолчал и повернулся к окну. Генри казалось, что мужчина рассказывает эту историю в таких подробностях впервые в жизни. Даже сам Бауэр не излагал ему историю в таких деталях. Означает ли это, что мистер Тёрнер так доверяет только ему? Он дёрнулся и снова понял, что думает ни о том. Разумеется, он будет ему доверять, они же друзья! — Мы очень хотели ребёнка, — внезапно прервал тишину смотревший в окно Тёрнер, — не взирая на наши разногласия, мы воспитывали нашу дочь в любви и радости. Она была лучиком света в нашей жизни. Когда Стейси исполнилось пять, у нас появился сын. Дети с завидным взаимопониманием относились друг к другу. За время их взросления между ними не было ни одной ссоры, которая разобщила бы их. Он тяжело вздохнул и с грустной улыбкой посмотрел на Бауэра. — Нам с Одри было бы чему поучиться у них.       Снова наступила тишина, Генри понимал, какой конец у этой истории, но чувствовал, что на этом Коул заканчивать не планирует, он смотрел на Бауэра, словно ждал какого-то знака, чтобы продолжить. Генри проникновенно посмотрел на него и осторожно накрыл его тёплую ладонь своей. Мужчина спокойно принял этот жест и повернулся в сторону собеседника. — Не знаю, как это вышло, но однажды, когда закончился мой рабочий день, я понял, что не хочу возвращаться домой, если Одри будет там к моему приходу. Она была и тоже не слишком мне обрадовалась. Тогда нам стоило серьёзно поговорить, но мы предпочли спрятать свою грусть за маской притворной любезности. Каждый раз, когда мы оставались дома наедине, мы начинали заниматься уборкой, стиркой, готовкой. Лишь бы не разговаривать друг с другом по душам. Когда-то это должно было случиться…       Тёрнер снова замолчал и, опустошив чашку, схватился за голову. Он вцепился в свои волосы с такой силой, что казалось — одно неверное движение, и он непременно останется без них. Генри не знал, что ему делать, поэтому действовал полагаясь на чувства. Он пододвинул свой стул к стулу Тёрнера, присел рядом с ним и приобнял его за плечи. Дыхание Коула стало более порывистым, по телу пошла лёгкая дрожь. Он повернулся к Бауэру и, обхватил его спину, прижался к его плечу. — Всё хорошо, — шепотом произнёс Бауэр, поглаживая мужчину по голове.       Тёрнер после этих слов ещё сильнее прижался к нему, мёртвой хваткой вцепившись в рубашку Бауэр так, что едва не поцарапал ему спину, а Генри едва не застонал, когда почувствовал, что это могло случиться, однако этого не случилось и он лишь тяжело вздохнул. — Генри, — Тёрнер отстранился от него и посмотрел ему в глаза, — давай выпьем? Бауэр никогда не испытывал каких-либо пристрастий алкоголю да и в целом не особо любил выпивать (он начинал вести себя странно, когда пьянел), но и не подумал отказываться. Если Коулу сейчас это нужно — пожалуйста! — Что закажем? — Нет, — Тёрнер отодвинул меню, которое собирался взять Бауэр, — здесь чудесная только еда. Дойдём до бара?       Генри кивнул, хотя с радостью остался бы здесь, тут.было вполне уютно для продолжения посиделок, к тому же, ему очень не нравились тучи, появившиеся на небе чёрт знает откуда. Но он не разбирался в алкоголе и не то чтобы собирался пить, поэтому протестовать уходу отсюда не было причин.       Они рассчитались и вышли на улицу. На улице уже было не так жарко, а прохладный порывистый ветер лишний раз напоминал о том, что Генри зря не надел пиджак. Он успел замёрзнуть, не прошли они и пары десятков метров. Ещё и рубашка была из тонкой ткани, повезло-то. Чтобы хотя как-то согреться он сжался до невозможности, но со стороны это выглядело так, будто он пытается себя обнять. — Тебе холодно? — с волнением спросил Тёрнер и, не дожидаясь ответа, снял с себя пиджак. — Что вы, не стоит, — запротестовал Бауэр. — Возможно, в плечах чуть широковат, но это ведь не страшно, да? — он с улыбкой взглянул на мужчину, игнорируя его слова и накинул пиджак ему на плечи. — Спасибо, — с теплотой ответил Генри, укутываясь.       Коул улыбнулся, но ничего не сказал. Они молча шли до бара, улицы, по которым они пробирались были Бауэру совсем незнакомы. Они не изобиловали количеством разных магазинов или забегаловок, в основном, тут были жилые дома, пускай, совсем не похожие друг на друга, незнающему эти окрестности человеку легко было бы здесь заблудиться. Наконец они остановились перед чёрным зданием, покрытыми плиткой, отражающей свет. Когда зажгутся фонари тут должно быть очень светло, подумал Бауэр. Они вошли. Внутри было просторно, но освещение было неяркое. Тусклый свет был то ли бежевым, то ли розовым, непонятно. Шторы были закрыты. Зато тут играла вполне неплохая музыка. Но она была слишком энергичной для продолжения разговора, который они начали в кафе. Людей было немного, только шумная компания, сидящая в дальнем углу зала и милая парочка в противоположном. Коул сказал что-то мужчине за барной стойкой, затем повернулся к Генри. — Ты что-нибудь будешь? — спросил он, повысив громкость голоса. — Я не особо выпиваю, — замешкался Генри. — Хорошо, — Коул подошёл к нему чуть ближе, — тебе пунш или лимонад? — Давайте пунш, — махнул рукой Генри. В конце концов, не справедливо будет, если он останется с совсем незамутненным рассудком.       Через пару минут напитки принесли к столику, за которым они расположились. Бокалы были довольно вместительные, Генри не ожидал, что ему принесут такое количество слабоалкогольного напитка. «Слабоалкогольный, — думал он, — до половины бокала.» Коулу принесли один бокал красного вина, но Бауэр отчего-то думал, что мужчина вряд ли им ограничится. — Вы можете продолжить, — неуверенно произнёс Генри, обхватывая бокал, — если хотите. Коул не торопился что-либо отвечать. Он начал говорить только после пары глотков из бокала. — Значит, тебе действительно интересно, — проникновенно подметил мужчина, — догадаться не сложно! Со временем наши отношения становились всё более напряжёнными. Обсуждать возможность развода мы стали чаще, чем планы на выходные. Промежутки между этими обсуждениями были невыносимым. Мы в сущности ничего не знали друг о друге, а когда пытались узнавать… Боже! — он прикрыл глаза, — лучше бы не пытались.       Он залпом опустошил оставшееся содержимое бокала и подозревал официанта, чтобы тот подлил ещё. Генри, тем временем, только приступил к пуншу. Он к его удивлению был невероятно кислым, от него буквально сводило скулы, но спустя три глотка, он привык к этому. — Я всё испортил! — внезапно воскликнул Тёрнер, снова схватившись за голову, но поняв, что ведёт себя излишне эмоционально, вновь понизил громкость голоса до привычной: — Видишь ли, Генри, я встретил одного человека. Он сжал бокал так сильно, что казалось, будто тот вот-вот треснет под таким давлением. — Обычного человека, который вызвал у меня интерес, не более. Не более, — он повторил это с такой напористостью, будто пытался убедить в этом прежде всего себя, хотя эта напористость на пользу не пошла, теперь Бауэр точно в этом сомневался, — интерес был взаимный. Мы работали вместе, но стали часто встречаться во внерабочее время. Одри это, разумеется, не нравилось. Она заподозрила меня в измене. Он сказал это с той интонацией, что было трудно не заметить, насколько его оскорбило это подозрение. — Я бы ни слова ей не сказал, если бы правда что-то было, но ничего не было! Этот человек просто привносил радость в мою рутинную жизнь. Проводить время вместе было очень интересно. По правде говоря, мы могли вечно разговаривать о чём угодно, — он отвёл взгляд, — но речь не об этом.       Коул не смотрел на Генри, поскольку не выдерживал его подозревающего взгляда. Бауэру казалось, что мужчина совершенно точно чего-то не договаривает, но не решался напрямую заявить о своём подозрении. Придёт время — может быть, он захочет рассказать всё. — Одри наведалась на одну из наших встреч. Мы сидели в баре, в который я больше ни разу не заглянул после этого инцидента. Разумеется, она высказала мне всё, что у неё накопилось за долгие годы. Я тоже. Он нахмурился и снова залпом опустошил бокал, бродивший неподалёку официант мигом наполнил его снова. — Обидно, что важный для меня человек тоже пострадал о этого, — продолжил он, — потом очень скоро начался процесс развода. Он был очень быстрым, но лёгким от этого не становился. Тёрнер снова начал тяжело дышать, он потерял переносицу и с посадкой посмотрел на Генри. — Смотри-ка, какая штука, я пытался уговорить Одри хотя бы до законного расторжения нашего брака оставить детей со мной. Я был слишком настойчив. Это было моей ошибкой! Ошибкой, которая в суде сработала против меня. Так же моя дорогая Одри замолчала пару словечек насчёт того человека, — он сказал об этом с изумлённым выражением лица, — и дети остались с ней. Она уехала в город, где жили её родители и поселилась в квартире, которую они ей завещали. Стейси первое время навещала меня, возраст ей позволял перемещаться самостоятельно, а Робби я видел, дай Бог, раз в год, когда мне удавалось преодолеть путь в несколько тысяч километров и, что самое страшное, уговорить Одри, чтобы она дала мне хотя бы пару слов ему сказать!       Если учесть то, что она наговорила судье насчёт меня и того человека, вполне оправдано, что я должен был выполнять все её условия, чтобы встретиться с детьми. Она могла с лёгкостью запретить им со мной разговаривать. — Коул попытался собраться с мыслями, но это у него не выходило, поэтому он стал ещё больше давать волю эмоциям: — Несправедливо! Ничего же не было… Она меня ненавидит! После этих выкриков он будто бы снова успокоился, поэтому Генри решил спросить: — А что с ними сейчас? — Стейси сейчас тридцать один год, она замужем примерно шесть лет, у неё есть чудесная дочь. Робби двадцать пять и, насколько я знаю, дама сердца у него есть. Я стараюсь приезжать туда каждое лето, если они меня приглашают, разумеется, — он заметил всё ещё выжидающий взгляд Бауэра, — что до Одри? Она буквально вцепилась в их частную жизнь и, когда к ним приезжаю я, их навещает и она. Робби пока что живет с семьей сестры, у них большой дом, значит, ездить бегать от одной квартиры на другую не приходится. У нас со Стейси были попытки поговорить наедине, за что нас потом строго отчитывали. — Генри продолжил смотреть на него, будто бы ждал чего-то ещё, тогда Коул добавил: — О личной жизни моей бывшей жены я ничего знать не хочу. «Как быстро изменился его настрой по отношению к этой женщине,» — думал Бауэр. — А что с тем важным человеком? — не без любопытства поинтересовался Бауэр. Коул сердито сверкнул глазами и опустил голову. — Это совершенно неважно, речь не об этом — буркнул он и допил оставшееся вино.       Примерно с пять минут они молча сидели и Тёрнер даже не смотрел на Генри. Тот не мог понять, почему мужчина так себя повёл. Его так сильно задел этот вопрос? Что такого он спросил? Он вполне оправданно мог обидеться на такую реакцию и сказать что-нибудь колкое, но он молчал, потягивая то, что осталось в бокале, и временами с досадой вздыхал. После одного из таких вздохов Тёрнер наконец посмотрел на него. — Прости меня, Генри, — грустно произнёс он, — я не должен был так реагировать. Прости. Он виновато покосился на мужчину, после чего тот прикрыл глаза и осторожно кивнул. — Всё нормально. Коул вздохнул и снова опустил глаза. Бокал был пуст и едва официант это заметил, сразу же подбежал к нему. — Ещё вина? — услужливо спросил он. — Чего-нибудь покрепче, — безучастно ответил он. — Джин с тоником? — Джин «без», — махнул рукой он. Генри округлил глаза. — Извини, — прошептал Коул, не глядя на него, — обычно я не, — Генри попытался что-то сказать, но Тёрнер не дал ему этого сделать, — тебе не придётся доволакивать моё тело до дома. Уверяю.       Официант принёс Тёрнеру рюмку и тот сразу решил с ним рассчитаться, он расплатился и за Бауэра, а когда тот попытался что-то возразить, проигнорировал его. После этого он держался отстранённо, не проронив ни слова, пока Бауэр сверлил его взглядом.       Генри не хотел, чтобы вечер кончался вот так. Он так много хотел сказать Коулу и сказал бы, если бы не эта напряжённая атмосфера между ними, появившаяся так неожиданно. Мистер Тёрнер не выглядел так, будто сердился на Бауэра. Нет, он просто ушёл в себя после их долгого разговора о воспоминаниях. Будто никогда не вспоминал обо всём рассказанном раньше. Во всяком случае, о «важном человеке» точно не вспоминал.       Тем временем, энергичная и весёлая музыка сменилась на спокойную и медленную. При таком сопровождении молча смотреть на Коула было куда комфортнее. Это придавало атмосфере между ними таинственности и делало её более лёгкой. Генри почти перестал переживать. Он упёрся подбородком о руку, лежащую на столе и опустил глаза. Его начало клонить в сон, такое порой случалось после того, как он выпивал хоть каплю алкоголя. Обычно он не засыпал, но прикрыть глаза чертовски хотелось. Он ещё раз взглянул на Коула, тот всё ещё не смотрел в его сторону, и закрыл глаза.       Генри слышал музыку, разговоры в другом конце зала, шаги новых посетителей. От этого шума он перестал вслушиваться в собственные мысли и вопросы о том, что ещё такого случилось в жизни Тёрнера и почему он так себя ведёт, временно перестали его волновать. Он постепенно начал погружаться в дремоту как вдруг почувствовал ладонь на своём затылке. Бауэр открыл глаза. Коул смотрел на него сияющим взглядом. Он не улыбался, но во взгляде было что-то тёплое. — Можешь спать дальше, — с усмешкой прошептал он и потерпел Бауэра за волосы, наматывая его торчащий локон на указательный палец.       Генри едва не покраснел, но решил не давать волю смущению. Он резко поднял голову и на всякий случай посмотрел, насколько полон стакан Тёрнера. Содержимого почти не убавилось. «Может, этого вполне хватило,» — с досадой подумал Бауэр. Ему вдруг страшно захотелось выпить чего-нибудь покрепче, но казалось, что сейчас неподходящее время.       Посетителей становилось всё больше. Было некуда торопиться ровно до того момента, пока среди компаний вошедших людей Бауэр не увидел знакомого человека. Это был мужчина, похожий на Юджина Лейдлоу настолько, что Бауэр едва не подскочил с места, когда не успел полностью разглядеть его. Кажется, он уже сходит с ума. Он потёр переносицу и попытался придумать хотя бы одну объективную причину, по которой он сейчас чуть не соскочил со своего места. Безуспешно. — Всё хорошо, Генри? — спросил Тёрнер, заметивший странное поведение Бауэра. — Да, — отрешенно произнёс он, поглядывая на человека, которого принял за Лейдлоу, — да.       Незнакомец громко смеялся, когда какой-то мужчина в зелёном костюме что-то шептал ему на ухо, и поправлял свои русые волосы, которые были в точности, как у Юджина. Правда, усмешка на бледном лице этого мужчины выглядела вполне обычно, совсем не раздражала. Генри столкнулся взглядом с его зелёными глазами, как только тот заметил, что Бауэр посматривает на него. Генри тут же стыдливо отвернулся. — Мы можем уйти, если ты хочешь, — предложил Коул, будто бы заранее собираясь подняться. — Да, — буркнул Генри, — засиделись мы что-то.       Они вышли из помещения. Тучи, напрягавшие Генри, успели стать ещё чернее, лишив прохожих не только света, но и тепла. Несмотря на то, что ветер стих полностью, прохлада только разыгралась, поэтому Тёрнер, даже не спрашивая ничего у Генри, укутал его в свой пиджак, а Бауэр замёрз настолько, что даже не противился.       Потом они молча доехали до нужной остановки пустом автобусе, Тёрнер даже спрашивать не стал, не переночует ли Генри у него. Казалось, для обоих уже всё было ясно. Генри всё думал, что его ждёт, когда он окажется дома у Тёрнера. Будет ли он продолжать говорить о прошлом или забудет про диалог об этом, словно его и не было? Он уже пытался изображать напускную весёлость, притом что взгляд оставался потухшим и отрешённым. Хотя, может быть, дело в том, что он немало выпил? Когда мужчины вышли из автобуса, уже успел начаться дождь, который усиливался с каждой секундой. — У тебя в сумке есть зонт? — спросил Коул. — Нет, — с досадой и даже отчаянием ответил Генри, — а у вас нет зонта? Тёрнер с насмешкой показал ему пустые ладони.       Между остановкой и домом мистера Тёрнера было как можно быстрее, чтобы не промокнуть расстояние, поэтому дождь, не думающий стихать, был для обоих мужчин серьёзной проблемой. Им пришлось идти как можно быстрее, чтобы не промокнуть до нитки, однако всё безуспешно. В добавок к тому, что дождь был сильный, его капли были настолько холодными, что Бауэр думал, что каждая лишняя секунда на улице делает его на шаг ближе к простуде, а она ему под конец года совсем не к стати.       Подойдя наконец к дому, Коул долго возился с замком, пока Бауэр осторожно поглядывал в домик напротив. В окнах не горел свет, значит, Лейдлоу либо спал, либо был не дома, скорее всего, с Мейси. Не успел Бауэр подумать об этом, как его подхватили и «спасли» от потока вдруг нахлынувшей как из ведра воды.       Разумеется, все мысли о коллегах перестали слишком его волновать. Особенно, после того, как он опомнился и почувствовал, как крепко Коул Тёрнер держал его галстук, почти вплотную прижавшись к Бауэру. Их лица были достаточно близко, чтобы у Генри пошли мурашки от медленного дыхания Коула. Когда Тёрнер сам опомнился, он тут же отпустил Бауэра и отвернулся. — Нужно следить за погодой, мой друг, — попытался отшутиться он в то время, как Генри, снова и снова прокручивая в голове только что произошедшее событие, не мог пошевелиться.       Он стоял в ступоре до того момента, пока не почувствовал сильный жар у себя на щеках. После этого он дернулся так же, как Коул и, потирая лицо руками рассмеялся, пытаясь поскорее выкинуть из головы то, что сейчас произошло. — Мы с тобой промокли до нитки, Генри, — произнёс Коул, снимая с Бауэра свой пиджак, — лучше бы нам принять ванну, чтобы не заболеть. Генри с минуту таращился на него, пытаясь доказать своему разыгравшемуся воображению, что он услышал не то, что нужно. — В смысле, по отдельности! — выпалил Коул, махнув рукой, после чего покраснел. Было заметно, что он не собирался этого говорить. Раньше, подметил Генри, таких странных уточнений не было ни разу. Тёрнер проводил его в гостиную. — Можешь снять здесь рубашку, — буркнул Тёрнер, — и всё остальное. Тебе ведь есть, во что переодеться? Генри кивнул, вспомнив про пижаму, и мужчина оставил его в комнате одного. Когда Бауэр снял с себя рубашку, Коул вернулся вместе с полотенцами. Он протянул их Бауэру. — Думаю, с горячей водой ты сам разберёшься. — Это ведь никаких удобств вам не доставит? — неуверенно поинтересовался Бауэр. — Не переживай ты так! — возразил Коул, если бы ты доставлял мне неудобства, скажи, привёз бы я тебя к себе без всяких вопросов? — он посмотрел на Бауэра и после того, как тот покачал головой, продолжил: — Вот. К тому же, я не хочу, чтоб ты заболел.       Генри тоже этого не хотел, поэтому больше не возражал. Он просидел в ванной около получаса, вначале пытаясь выбрать между апельсиновым и персиковым гелем для душа, однако это не было тем, что волновало его слишком уж долго. Его почти не опьяненный разум принялся воспроизводить в его памяти весь вечер.       Генри начал задаваться вопросом, продолжит ли Тёрнер рассказывать о своей семье? Может он расскажет чуть подробнее о своих детях? Бауэр поймал себя на мысли, что ему было бы интересно их увидеть. Может, даже вживую. Они наверняка унаследовали лучшие из его черт, во всяком случае, внешних. «И всё-таки, кто этот важный человек?» — думал Бауэр. Если бы между ними действительно «ничего не было», стал бы Коул так переживать? А может действительно ничего не было, а в глубине души мистеру Тёрнеру хотелось, чтоб было?       Если Коул едва не разрыдался в кафе, вспоминая о тех событиях, значит, ему всё ещё очень больно о них вспоминать. Тем не менее, Бауэру он рассказал. Это очень смело с его стороны. Также, как и смело было со стороны генри попытаться успокоить его объятиями. И он ведь не был против, совсем наоборот.       Одеваясь перед зеркалом, Генри всё никак не мог отпустить этот вопрос. Он стал всматриваться в своё отражение и для чего-то провёл рукой по своим волосам точно так же, как это сделал Коул сегодня. Он снова почувствовал тепло на щеках, когда подумал о том, что ему понравилось это прикосновение. Ему стало немного грустно от мысли, что если бы он не открыл глаза так скоро, это продлилось бы чуть дольше. Вспомнить ещё о чём-то ему помешал стук в дверь. — У тебя там всё в порядке, Генри? — с опаской спросил Коул, уставший ждать, когда мужчина наконец выйдет. — Да, всё хорошо, протараторил Бауэр, застегивая последнюю пуговицу на пижамной рубашке.       Он вышел из ванной и ему тут же предложили чай, с чашкой которого он сидел следующие полчаса, теперь ожидая, когда из ванной выйдет Тёрнер.