Коул

      Пока они ехали Генри не обмолвился и словом с Коулом, хотя тот, как ему показалось, был вполне настроен на разговор. Он пытался собраться с мыслями, чтобы объяснить Тёрнеру, что ему не нужно на работу. Он пытался успокоиться, поскольку сам понимал по вопрошающему взгляду Коула, что по нему видно, как он волнуется. Он действительно очень переживал, в который раз испытывая сильное чувство стыда за свою рассеянность и беспечность, ведь задумайся вчера о сегодняшнем дне хоть на пару минут, он смог бы вспомнить, во сколько у него начинаются уроки. Однако ругать себя было уже слишком поздно, поэтому он перебирал в голове все возможные варианты того, как бы сообщить мужчине о своей недальновидности. Пока обдумывал это, машина успела подъехать к школе. — Ваша остановка, мистер Бауэр, — произнёс Тёрнер, слегка прикоснувшись ладонью к плечу Генри, видимо, для того чтобы убедиться, что тот рассудком уже находится здесь.       Генри запаниковал, ведь он так и не нашёл подходящего варианта оглашения новости. Виновато покосившись в сторону Тёрнера, он прожигал его взглядом довольно-таки долго, не собираясь двигаться с места или хоть как-то реагировать на мужчину, пока таксист не начал ворчать. — Что не так? — спросил Тернер у Бауэра после очередного замечания водителя. Генри тяжело вздохнул. — Тут такое дело, — неуверенно начал он, — до начала моего рабочего дня ещё около двух часов. Я вспомнил об этом лишь едва только мы сели в машину.       После сказанного Бауэр резко опустил голову, создалось впечатление, что он ждал, что Тёрнер рассердится. Осторожно посмотрев на мужчину исподлобья он увидел на его лице гримасу, выражающую нечто среднее между удивлением и чем-то вроде усмешки. — Генри, право слово, — вздохнул мужчина, — вы, как ребёнок.       Бауэр смутился, но виду не подал, и вообще, после этих слов, он почему-то стал чувствовать себя немного легче. Возможно, роль сыграла интонация, с которой Коул их произнёс. — А можно поехать с вами? — спросил Генри, озвучив вопрос, который пришёл к нему в голову пару секунд назад задолго до того, как Тёрнер решит поинтересоваться, не следует ли отвезти Генри домой.       Тот кивнул после секундного выражения задумчивости на его лице. Видимо, он постепенно начинал привыкать к временами его поведению, которое иногда отталкивало многих знакомых Бауэра. Правда, пока что он не до конца понимал, нравилась Коулу такая особенность его характера, или он просто проявлял свою терпимость из вежливости. Как бы то ни было, при возможности любого из этих вариантов, Генри чувствовал себя комфортно.       Первое время, пока они ехали, Бауэр пытался всматриваться в каждую деталь, проносящуюся мимо него за стеклом автомобиля. Он был настолько сосредоточен на этом, что отчетливо запомнил лица нескольких прохожих и огромную трёхэтажку с непропорционально маленькими, различающимися по ширине окнами. Вглядываясь в каждый закоулок, он был уверен, что сможет запомнить весь путь с точностью до мелочей, но стоило ему отвлечься от созерцания прекрасного утреннего города на долю секунды, как он тут же позабыл о том, что задерживалось в памяти. Несмотря на то что это его огорчило, он не долго переживал по этому поводу, решив, что маршрут в очень общих чертах он вспомнить сможет, ведь ему уже не раз доводилось таким образом добираться до какого-либо места. Он перестал наблюдать за пейзажами. Переводя взгляд на Коула, Бауэр заметил, что тот смотрел на него. Причём в этот момент мужчина так вздрогнул, будто бы всё это время наблюдал за тем, как Генри смотрит в окно, не ожидая, что тот повернется к нему. Позволив насладится Бауэру недолгим зрительным контактом, во время которого Бауэр успел несколько раз перевести свой взгляд с его глаз на его губы, Коул отвернулся от него. Сделал он это от смущения или просто от того, что не любит подолгу смотреть людям в глаза, было неясно, но Бауэр вновь почувствовал себя неловко, осознавая, что такие взгляды были неуместны с его стороны. Он сам не понимал, зачем посмотрел на губы Тёрнера, это словно случайно вышло. Очередная глупая случайность, которую он сделал, должна была немедленно покинуть его мысли, но она этого не делала, поэтому Генри постарался убедить себя в том, что до конца поездки он уж точно об этом забудет, хотя, по правде говоря, он больше хотел бы, чтобы Коул забыл об этом.       И он действительно забыл, во всяком случае Бауэру так показалось, поскольку, когда настало время выходить из машины, он вёл себя также непринужденно, как обычно. Когда Генри вышел из такси, его обзору представилось высокое тёмно-зеленое здание с такими же высокими окнами, из-за которых не было до конца понятно, был ли дом одноэтажным или там было больше этажей. С этого ракурса крыши здания почти не было видно, но, всматриваясь, Генри таки смог заметить небольшую её часть. — Так значит этот дом найти вы всё-таки не смогли тогда? — поинтересовался Тёрнер, подходя к высокой железной двери, которая издалека из-за стиля своего необычного оформления казалась деревянной. Генри кивнул. — Что ж, значит, мне будет проще вас удивить, — улыбнулся мужчина, придерживая дверь, чтобы Генри прошёл первым.       Бауэр вошёл в здание и его обзору тут же представилось множество разных комнаток, которые, судя по всему, были рабочими кабинетами. Длинный коридор был полностью окутан светом, проходившим через те самые огромные окна, тянущиеся почти от самого пола. Заметив лестницу в конце коридора, Генри убедился, что этажа тут как минимум два.       Они не успели отойти от входной двери, как к ним подбежала невысокая шатенка в жёлтом платьице. На вид ей было чуть больше тридцати. Она поприветствовала их милой улыбкой, а затем протянула Коулу ключ. — Спасибо, Софи, — произнёс мужчина, забирая у девушки ключи. — Надеюсь, ты их больше не потеряешь, — серьезным тоном подметила она, поправляя очки, — кто вы? — обратилась к Генри, — неужели писатель, который смог договориться с этим придирчивым человеком? — Нет, дорогуша, этому не бывать, — с иронией сказал Тёрнер, — это всего лишь мой друг, которому стало очень интересно, где я работаю. — Генри Бауэр, — представился мужчина сразу после того, как Коул закончил говорить. — Софи Мэтьюс, рада знакомству, — девушка пожала ему руку, после чего поспешно вернулась на своё рабочее место. — Увы, — тоскливо произнёс Тёрнер, — у неё не будет времени пообщаться с нами. Она такая же занятая, как и все остальные.       Софи отчего-то показалась Бауэру очень приятной особой, она создавала впечатление очень искреннего человека, таких людей Бауэр встречал редко, поэтому каждый раз, когда это происходило, его душа переполнялась чувством ребяческой радости. К тому же, она очень прямолинейно говорила с Коулом, из чего можно было сделать предположение, что они были знакомы давно, и у них, видимо, весьма неплохие отношения. — Нам на второй этаж.       Генри проследовал за ним. Деревянные ступеньки слегка поскрипывали от его шагов, от чего у Бауэра сложилось предположение, что через годик другой от этой лестницы ничего не останется. Но не смотря на то, что она скорее всего была старой и не слишком прочной, её внешний вид сохранился неплохо, поэтому даже её поскрипывание под ногами мужчины, особо его не смутило.       На втором этаже было гораздо темнее, всё из-за того, что шторы на окнах почему-то были задернуты. Вообще Бауэру показалось, что атмосфера здесь немного отличается от той, что на первом этаже. Здесь было тише и спокойнее. Двери в рабочих кабинетах были закрыты, и из-за них не доносилось ни звука. Тёрнер прошёл в самый конец коридора и отпер темную дверь. Мужчины вошли в кабинет.       Большую часть пространства занимал рабочий стол, на котором лежала огромная стопка бумаг. Множество точно таких же стопок лежали на полу рядом с высоким шкафом, за стеклянными дверьми которого стояло несколько внушительных по толщине книг. Тёрнер подошёл к окну, задернутому тёмно-зелёными шторами и распахнул их, после чего комната наполнилась ярким утренним светом. Он вздохнул и, надев очки, сел за рабочее место. — Можете присесть сюда, — сказал Коул, указывая на второй стул, стоящий по другую сторону от стола.       Бауэр сел на указанное место. Он ещё раз взглянул на рабочий стол. На нём стояло несколько чернильниц и не было до конца понятно, какая из них используется, поскольку все выглядели настолько чистыми, что создавалось ощущение, что они стоят на этом столе, как украшение, которое должно радовать глаз. А в них действительно было что-то такое, привлекающее внимание. На тёмном деревянном столе также не было ни пылинки, не говоря уже о чернильных пятнах. Там буквально можно было разглядеть своё отражение. Тёрнер начал перебирать листы, не было до конца понятно, частью чего является написанное там, ведь где-то всё было написано от руки, где-то напечатано, от чего казалось, что это всё уж точно не является одним цельным произведением. — Писатель вчера принёс мне это, — сказал мужчина, — и, Боже мой, мне даже удалось прочесть половину того, что тут было до того, как я собрался домой, а сейчас я вижу, что листы разложены совсем не по порядку. Думаю, до конца дня теперь придётся мучиться с этим. — Должно быть это очень утомляет? — с толикой сочувствия в голосе поинтересовался Бауэр. — Не особо, наоборот, меня радует, когда ко мне заходят люди, написавшие полноценное произведение. Обычно кто-то пытается пробиться ко мне, не написав и половину. Именно о таких людях говорила Софи. Генри немного удивило услышанное, но упоминание девушки отчего-то вызвало у него лёгкую улыбку. — Значит, мадам Мэтьюс — ваша подруга? — Скорее, приятельница. Софи — очень хорошая девушка, но мы редко пересекаемся вне работы. — По-моему, вы тоже ей нравитесь, — заметил Бауэр. Тёрнер улыбнулся. — Раз уж вы заговорили об этом, — Коул поправил очки, — сегодня я заметил ваши странные переглядывания с моим соседом. Вы с ним знакомы? Генри ненадолго задумался, после чего медленно кивнул головой. — Мы вместе работаем, — почти шепотом произнёс он, опустив глаза, не понимая до конца, следует ли посвящать Тёрнера в подробности их с Юджином отношений. — Вы не друзья, как я полагаю? — сам поинтересовался мужчина, не заставляя Генри долго мучится с решением. — Мы даже не приятели, — усмехнулся Генри, — я откровенно ему не нравлюсь, да и он мне, по правде говоря, тоже. Поэтому сегодняшняя неожиданная встреча с ним — последнее, чего я бы желал.       Тёрнер кивнул, приподнимая бровь. Он достаточно долго молчал, сверля Бауэра своим взглядом, чем заставил того переживать, что ему не понравилось то, что он только что услышал. — Боюсь представить, какого вам с ним работать при таком раскладе, — наконец нарушил тишину мужчина. Генри, ненадолго задумавшись, ответил: — Не так уж плохо. Благо, выходит так, что мы почти не пересекаемся, если это происходит, я стараюсь как можно меньше говорить с ним. Некоторые коллеги осуждают меня за это, поскольку убеждены, что я ему нравлюсь. Я убеждён в обратном, потому что в моём присутствии он ведёт себя уж слишком странно, а некоторые его выходки и вовсе за гранью моего понимания.       В душе Генри осознавал, что это не совсем так. Особенно в последнее время. Он стал замечать, что Юджин ведёт себя ещё страннее в его присутствии, каким-то образом ухитряясь совместить в своём поведении нотки той же присущей ему неприязни и проявления симпатии. Возможно конечно, что он вёл себя так всегда, но Бауэр придал значение этому только после слов Мейси. — Забавно, — добавил Тёрнер, усмехнувшись, — этот молодой человек живёт рядом со мной уже довольно долго, а какую-то информацию о нём я узнал только сейчас. — Он настолько незаметный? — удивился Бауэр. — Даже более незаметный, чем я. Я вам больше скажу, он живёт в том доме уже около шести лет, а я буквально пару месяцев назад смог разглядеть его внешность полностью, когда он едва не сбил меня с ног, торопясь домой. Так что я даже не знаю его имени. — Его зовут Юджин. — Вы так чувственно это произнесли, что теперь я уж точно запомню, — подметил Коул, усмехнувшись.       Генри, нахмурившись, вздохнул, стараясь слишком не показывать, что это высказывание ему совсем не понравилось. Ему не хотелось вспоминать о Лейдлоу, особенно после их утренней встречи. Она из-за своей неожиданности получилась очень неловкой, именно поэтому Бауэр чувствовал себя не в своей тарелке, вспоминая о Юджине. Ведь в этот раз он сам действительно повёл себя уж слишком неэтично, это было даже смешно для такого человека как Генри. Пускай, он считал Лейдлоу полным козлом, но даже он не заслуживал такого отношения. У него даже возникло желание извиниться перед ним за своё поведение, когда он встретится с ним в школе. Он успокоил себя мыслью о том, что это извинение всё уладит, поэтому сумел-таки наконец снова сфокусировать всё своё внимание на Тёрнере, который уже усердно начал что-то писать на одном из листов. — Что-то добавляете? — поинтересовался Бауэр. — Наоборот, приходится вычёркивать, — ответил Коул, поправляя очки, — автор написал два почти одинаковых предложения. Генри замер, воодушевленно уставившись на собеседника, давая тем самым понять, что ждёт, что Тёрнер прочтет ему то, о чём говорит. — При взгляде на неё его переполняла радость, заставляющая его сердце трепетать, — чувственно, но наигранно читал Коул, — и вот, почти сразу же:смотря на неё, он ощущал состояние необычайного счастья. — Красиво, — улыбнувшись ответил Бауэр, — первое предложение мне нравится больше. Тёрнер одобрительно кивнул. — Что-то об отношениях? — продолжил Генри, указывая на листок. — Да, — кивнул Коул, — мне даже пока что нравится, хотя прочёл не много. Бауэр улыбнулся, после чего поинтересовался, как обычно проходит рабочий день Тёрнера. — Ничего сверхувлекательного, мой друг. Обычно я редактирую какие-нибудь статьи для газет. Это, безусловно, безумно интересно, — саркастично произнес Коул, положа руку на сердце, — но мне больше нравится читать и редактировать нечто художественное. А вот ссоры с писателями — это, наверное, самое неприятное, что есть в моей работе.       Генри пытался сформулировать вопрос, который в такой ситуации прозвучит максимально нейтрально, чтоб не заставить собеседника думать о чём-то негативном. — Это случается редко, — добавил мужчина, не дожидаясь вопроса, — к счастью. Я уже более-менее свыкся с авторами, не желающими меня слушать, но порой такие особи бывают просто невыносимы, они считают, что я редактирую их произведения, опираясь исключительно на свои вкусы, — нервно усмехнулся, — вы представляете? — Ну, некоторые упорно отстаивают своё видение произведения исключительно в его изначальном виде, — развёл руками Генри.       Тернер снова кивнул и продолжил читать роман, временами поглядывая на Бауэра, который всё никак не решается пройтись по кабинету, а ему хотелось это сделать, судя по тому, как его взгляд внимательно рассматривает каждую его деталь. Когда он начал смотреть на Тернера, поймав почти сразу его взгляд на себе, его это снова смутило. Генри сам не до конца понимал, почему. — Вы сами ничего не пишете? — спросил Бауэр, в очередной раз стараясь отвлечься от своих не до конца понятных мыслей. — Нет, — ответил Тернер, — мне не так легко дается сочинение чего-либо. Редактировать и исправлять кем-то написанное для меня гораздо легче. А вы, Генри, пишете что-нибудь? — Только письма, — пожал плечами Бауэр, — но многие отмечали, что они отличались особой чувственностью. — Я не удивлён, по вашему отношению ко всему, что вас окружает, вы создаете впечатление человека, который очень тонко может передать свои мысли и чувства. Буду рад, если вы мне что-нибудь напишите, — намекнул Коул. — Обязательно, — с не присущей ему кокетливостью в интонации ответил Генри.       Тернер снова погрузился в работу. Бауэр таки решился подойти к шкафу и посмотреть, что в нём, не спрашивая Тернера об этом. Когда он открыл его стеклянные двери, то на всякий случай взглянул на Коула, дожидаясь, что тот прямым текстом даст ему разрешение или, наоборот, запретит рыться в шкафу. Но мужчина и взглядом не повёл в его сторону. Генри не стал ждать, что Коул его заметит, поскольку считал, что он специально не реагирует на его телодвижения; и достал толстую книгу в бардовом переплёте. Белыми буквами на ней было написано «Луиза». Имя автора он всё никак не мог найти на обложке, но нашёл его инициалы на первой странице после следующих слов:        Эта книга посвящается девушке, вдохновившей меня стать писателем. Девушке, которая смогла пробудить во мне настоящую страсть к жизни. Девушке, которую я никогда не забуду. — Мистер Тёрнер, — позвал Бауэр, погруженного в работу Коула, — я где-то слышал это название. Об авторе ничего не знаю. Взглянув на книгу, которую держит Бауэр, мужчина слегка нахмурился, его выражение лица стало будто более печальным. — Она не приобрела широкой популярности из-за своего содержания, — вздохнул Тёнрер. — Что же там такого? — с любопытством поинтересовался Генри. — Изначально, — Коул повернулся в сторону Бауэра, теперь уже уделяя внимание только ему, — автор полностью писал своё имя полностью. По полному имени читателям не трудно было догадаться, что автор — девушка. Так как произведение позиционирует себя отчасти, как биографическое, возникли проблемы. — Девушка? — переспросил Бауэр, — а произведение романтическое? — Я бы не назвал его романтическим в привычном понимании, — возразил Тёрнер, — но там присутствует довольно подробное описание чувств рассказчицы, которые она испытывает по отношению к своей подруге. Их вполне можно понимать, как очень крепкие дружеские, поэтому книга вполне безобидная, — вздохнул, — там есть всего лишь одна сцена, которая кому-то может показаться неприемлемой. — Вы её редактировали? Тёрнер кивнул. — Изначально мы с этой девушкой решили всё оставить так, как есть, выпустили это небольшим тиражом. Стоит ли говорить, какой скандал случился в узких кругах? Меня обещали уволить, — усмехнулся мужчина, — а ей — загубить карьеру. Поэтому ей пришлось сменить имя на инициалы. Ещё мы заменили всё места, где упоминается пол рассказчицы. Как вы понимаете, после того, что произошло, даже это не особо помогло, это сделало книгу хуже, поскольку она уже потеряла ту атмосферу, которую писательница задумала изначально. Она больше не решилась написать ни одной книги, я предлагал ей сменить псевдоним, но после того, что ей пришлось вынести, а я боюсь представить, что вытерпела писательница, если редактор подвергся давлению; она, кажется, испугалась писать что-либо. А может, она всё-таки уехала в другую страну, чтобы начать там карьеру писателя заново, и сейчас у неё всё хорошо.       Генри с сожалением смотрел на редактора, попутно пытаясь принять всю информацию, которую услышал. Он испытывал двоякое чувство сильной жалости к писательнице и редактору, но с другой стороны ему это всё казалось чем-то странным. Что такого в крепких дружеских отношениях между двумя девушками? И что за неприемлемая сцена? Сейчас у Бауэра было столько вопросов насчёт этого, что чувствовал, что если начнёт их задавать, остановиться уже не сможет. Поэтому он решил попытаться разобраться в ситуации самостоятельно. — Можно я прочту её после того, как верну вам «О времени и о реке»? — поинтересовался Бауэр. Коула не ожидал, что Генри попросит об этом, но возражать не стал. — Можете взять это хоть сейчас, — ответил он. — Нет, я хотя бы попытаюсь для начала дочитать Вульфа, — возразил Генри, — так будет проще. — Как скажете, если что, у меня дома есть эта книга в её первоначальном варианте, думаю, вам лучше будет взять её, — будто бы нехотя пробормотал Тёрнер, после чего снова склонился над листом бумаги.       Хотя в другой ситуации Бауэр бы придал большое значение этой фразе, которая явно была намёком на то, что Коул планирует еще не раз пригласить его к себе, сейчас она надолго не задержалась в его мыслях. Пока он не ушёл, ему хотелось хоть немного ознакомиться с книгой. Хотя бы с тем, что есть. Когда он присел на то же место напротив Тёрнера и начал читать.        Разумеется, на первых страницах он не нашёл ничего, что, по его мнению, могло бы отпугнуть читателя. Генри прочувствовал лишь приятную атмосферу произведения, которая и правда была уж слишком невинна. Исключением стали строчки, где упоминалось, что героиня воспринимает её отношения с подругой гораздо серьёзнее, чем как обычную дружбу. Он предположил, что эта строчка вполне могла смутить некоторых читателей, но ведь её можно понять по-разному. Например, героиня привязалась к подруге, как к сестре. Хотя, зная контекст, Генри в упор не мог принять их отношения, как родственные, как ни старался. Его размышления по этому поводу прервал Тёрнер. — Генри, вам не пора? — вежливо напомнил Бауэру он, указывая на часы. — Чёрт, — Бауэр вздрогнул, отрываясь от книги, — клянусь, я бы и не вспомнил. — Вы уверены, что найдёте дорогу? — с усмешкой и заботой спросил Коул у суетливо собирающегося Бауэра, — может, я снова вызову такси? — В этот раз, я думаю, всё запомнил и справлюсь сам, — с иронией ответил Генри и быстро попрощавшись с приятелем стоя у самой двери, быстро направился на работу.       Приблизившись к школе, Генри услышал исходящий из здания гул, который дал ему понять, что сейчас перемена и он успел вовремя. Его везение после этого, по-видимому, решило его покинуть, поскольку он, как ни старался не смог попасть в школу через главный вход, и ему пришлось обходить здание, чтоб пройти через запасный выход. Проходя по задней части школьного двора, где не позволялось ходить ученикам без особых на то причин, у ограды, окружённой высокими деревьями, он услышал очень знакомые голоса. Пройдя вперед, он встретился со своими коллегами. Двое из которых бурно что-то обсуждали, остальные двое тоже были подключены к этому обсуждению, но спорили с меньшим энтузиазмом. Бауэр из любопытства подошёл к ним. Дженис сейчас явно пыталась что-то доказать остальным, пожилой учитель английского языка внимательно её выслушивал, периодически возражая ей, такая же пожилая женщина — его жена, преподаватель биологии, иногда подключалась к разговору, но больше была увлечена наблюдением за птицами, периодически вылетающими из гнезда, расположенного на верхушке дерева напротив; и почти в центре внимание стоял Юджин Лейдлоу, снова думающий о чём-то своём, но при этом что-то отвечающий Дженис. Бауэра охватило любопытство, что же они могут обсуждать, это побудило его подойти к ним.       Его поприветствовали и пригласили присоединиться к дискуссии, когда он подошёл. Как выяснилось то, что они назвали дискуссией было больше похоже на обычное выяснение отношений: Юджин и Дженис спорили, кто из них лучший преподаватель. Зачем ставить под вопрос очевидные вещи было не ясно, и он, в отличии от мистера и миссис Кларк, придерживающихся нейтралитета, сразу сказал, что Кроуфорд, как педагог гораздо лучше, чем Лейдлоу. — Разумеется, он никогда не встанет на твою сторону, Юджин, — подметила миссис Кларк и покинула компанию. Юджин посмотрел на Генри с ухмылкой, за которой последовал нервный смешок. — Дело уж точно не в моем отношении к тебе, — уточнил Бауэр, раздувая самомнение Лейдлоу ещё сильнее. — Вот видишь, — обратилась к «сопернику» Кроуфорд, задирая нос так, словно только что выиграла в очень серьезном соревновании.       Девушка собралась уходить, и Бауэр пошёл за ней, но как только остановился, вспомнив, что хотел извиниться перед Юджином, тот сам окликнул его. Генри обернулся, а Дженис остановилась, чтобы его подождать. — Как прошёл вечер, Генри? — с неприятной интонацией спросил Лейдлоу.       Бауэр напрягся, но продолжал молчать, не понимая, что хочет сделать Юджин. Тот поглядывал на Генри со странной, одновременно раздражающей и напрягающей улыбкой, изредка чуть заметно кивая головой. После пары томных вздохов он решил продолжить: — Я слышал, кто-то сегодня дома не ночевал… На тебя не похоже.       Генри был ошарашен выходкой объекта его нелюбви, настолько сильно, что простоял в ступоре несколько минут, терпя на себе змеиный взгляд этого человека. Он, конечно, был неприятным типом, но такой бесцеремонности Бауэр не ожидал даже от него. В добавок ко всему, ещё и мистер Кларк и Дженис сейчас таращились на него, в ожидании, когда же он что-нибудь ответит. Бауэр поймал себя на мысли, что у него возникло сильное желание врезать Юджину. Однако сейчас было не лучшее время и место для этого, поэтому он, собрав всё терпение, которое у него осталось по отношению к этому человеку, сквозь зубы проговорил: — Ты что собрался со мной спать, раз тебя интересует, где я ночь провёл?       После секундного лицезрения растерянной физиономии оппонента Бауэр, взяв не менее удивленную Кроуфорд под руку, направился в школу. Некоторое время пока они шли их сопровождала полная тишина, пока девушка, так и не придя до конца в себя после услышанного, почти шёпотом произнесла: — Ничего себе, Генри… Обычно ты такой вежливый…       Бауэр ничего ей не ответил, лишь едва заметно пожал плечами. Он сам не ожидал, что выдаст такое, но ему было плевать на то, что подумали о нём все, кто это услышал, и особенно ему было плевать на то, что почувствовал Лейдлоу. Он лишь надеялся на то, что тот до конца дня не попадётся ему на глаза.       Так и произошло, чёртов Юджин Лейдлоу весь день не напоминал Генри о своем существовании. На протяжении учебного дня он не пересёкся даже с Мейси, которая могла вновь заставить Генри вспомнить о Юджине. Но Уоттс всё-таки появилась, стоило ему выйти из школы. Она будто бы поджидала его у самых дверей. — Что там у вас сегодня произошло? — спросила она тоном, которым обычно задают вопросы родители перед тем, как ругать за провинность своё чадо. Бауэр было хотел отмахнуться от неё, но понял, что это никаких плодов не принесет. — Я доставил сильные, — тяжело выдохнул, манерно прикладывая ладонь к сердцу, — нравственные страдания объекту твоего обожания. — Об этом я знаю, но, — девушку перебили, не дав закончить. — Он тебе уже все рассказал? — недовольно спросил Бауэр и, предугадывая ответ на свой вопрос, импульсивно ускорил шаг, — зачем же ты тогда меня спрашиваешь, раз всё знаешь? — Он мне ничего не рассказывал. Я от Кроуфорд узнала. — Кроуфорд, — усмехнулся Бауэр, — вы ведь с ней лучшие подруги, да? Мейси закатила глаза. — Можешь просто адекватный ответ дать, зачем ты ему сказал такое, ещё и на людях? Бауэр остановился и посмотрел в глаза девушке. — Милая моя, ты же в курсе, о чём он у меня спросил, ещё и на людях. Последнюю фразу Бауэр произнёс, копирую интонацию Мейси, чем явно рассердил девушку. — И зачем после этого оскорблениями разбрасываться? Лейдлоу сказал мне, что ему просто было интересно, что ты внезапно забыл у его соседа, — уже также недобро произнесла девушка. Эта информация ещё больше разозлила Бауэра. — Передай своему другу, — начал Генри, тяжело дыша, — что я хотел врезать ему за такие бестактные вопросы. Его счастье, что я этого не сделал, и его ангельское личико никак не пострадало.       После этого Генри развернулся и быстро пошёл прочь от девушки, не дожидаясь её ответа. Она что-то прокричала ему вслед, но он этого не услышал, и это к лучшему. Ведь сейчас гнев просто переполнял его, он начал жалеть, что тогда не сломал Юджину нос. Он понял, что на адекватный диалог с этим человеком рассчитывать просто бесполезно. Генри за всю свою жизнь ни к кому столько ненависти не испытывал, сколько к Лейдлоу. Пускай, ему отчасти было стыдно за то, что он сорвался, его успокаивало убеждение в том, что Юджин это более чем заслужил. Но отчего его так заботит вопрос, почему Бауэр ночевал у Тёрнера? Ведь они с ним даже не знакомы. Возможно, Юджину так же, как и Бауэру, просто не понравилась их утренняя встреча, которая, должно быть, тоже испортила ему настроение, а он решил испортить настроение Бауэру. Другой более-менее вменяемой причины такого поведения, Генри не мог выдумать, как ни старался.