С любовью, Антерсельва

*** - Эмиль, - сварливо начал Мартен, убедившись, что адресат принял вызов, - успокой уже своего этого, как его там, ну ты понял. - Чё натворил? – улыбнулся Свендсен, не спрашивая имени. - Докопался до меня, как барсук до сахара. Типа, я скучаю по Шипулину – и поэтому результаты хреновые. - Ага, давай, расскажи мне, что это не так, - фыркнул Эмиль, который смотрел весь сезон по телевизору и тоже удивлялся резко сдавшему в этом году Фуркаду. - Ваще ни разу! – буркнул Мартен, потом немного помолчал и уже другим, более миролюбивым, тоном добавил, - я, может, и скучаю по Шипулину. Немного. Но по своему восьмому глобусу я скучаю больше. - Про твой восьмой глобус я имею тебе сказать, что он давно уже не твой, - улыбнулся Свендсен, - даже если Йоханнес щас сядет на диван и винтовку на стенку повесит до конца сезона. - Это ещё бабушка вилами где-то там писала, - Мартен воспроизвёл, как смог, две русских пословицы в одной, вспомнив мимоходом уроки Антона, - я никогда не сдаюсь и в этот раз не сдамся тоже. - Уж чья бы лягушка расквакалась, - пробормотал про себя Эмиль, вспомнив, как Фуркад буквально в прошлом месяце сошёл с дистанции на пасьюте в Поклюке, - ладно, твоё дело, - добавил он уже громче, - так что там Тарьей, что ты названиваешь-то? Из Германии в Норвегию не сильно дёшево звонить. - Он требует, чтобы я встретился с Антоном. Зачем – хрен бы знал. Но при этом делает искренние глазки и говорит, что это для моего же блага. Запарил уже. Я ему одно – он мне про Шипулина. Я ему другое – он мне про Шипулина. Эмиль, я заколебался, короче. Давай или приструни его, или я твоему ясноглазому нос сверну. - Тихо, тихо, разошёлся паровоз, - засмеялся Свендсен, - окей, я тебя понял. Через три минуты после этого разговора он набрал друга. - Тарьей, во имя целости твоего носа и нашего с Мартеном спокойствия… - Чё? - Мне только что звонил Фуркад. - И? - Ну-ка давай быстро расскажи мне, что ты там придумал и зачем Фуркаду Шипулин? Ещё через три минуты Эмиль положил трубку, задумчиво почесал себе подбородок и кивнул. Тарьей был прав. *** - Веселуха, - резюмировал Тарьей, подводя промежуточные итоги сезона где-то в середине января. Весело не было никому. Русские, потеряв своего лидера, тут же обрели нового в лице Саши Логинова – и это сразу не понравилось другим биатлонистам. Вспоминали и по тысячному разу перемывали косточки Саше за его несчастное допинговое прошлое. Позволяли себе громкие высказывания в СМИ. Требовали каких-то непонятных извинений. Все те, кому блестящие результаты Логинова в этом сезоне не давали спокойно спать, устроили такую травлю на спортсмена – что в бочке настроения русских оказалось уже поровну и мёда, и дёгтя. Немцы провели два этапа на родной земле не сказать, что из рук вон плохо, но хотелось им, разумеется, гораздо большего. Личное серебро Пайффера на пасьюте в Оберхофе да личная бронза Долля на спринте в Рупольдинге. Три эстафетных награды – и единственное, выстраданное золото, которое привезла для своей страны Франциска Пройсс в последней гонке Рупольдинга. Не на такие результаты рассчитывала сборная Германии, занимающая весьма приличные места в кубке наций по мужскому и женскому зачёту. Кстати, той самой бронзе Бенедикта Долля норвежцы радовались едва ли не больше самого призёра. И Йоханнес, и Тарьей, забравшие золото и серебро соответственно, на полном серьёзе уверяли друга-конкурента, что в этой гонке ему вернулась карма за Бьорндалена. Бенедикт смеялся и делал вид, что верит. В конце декабря, на Рождественской гонке в Гельзенкирхене, на родной немецкой земле Долль уверенно шёл третьим – но за несколько метров до финиша остановился и пропустил вперёд катившего за ним Уле Айнэра. Это была последняя официальная гонка великого короля – и Бенедикт благородно позволил этой гонке завершиться бронзовым пьедесталом для легенды биатлона. А теперь его законное третье место вернулось к нему, на той же немецкой земле, и было встречено овациями не только немцев, но и благодарных ему норвежцев. А у Франции буквально с самого декабря начался траур – и продолжался до сих пор. Главная надежда, радость и гордость, бессменный лидер команды 7 лет подряд Мартен Фуркад… За 12 личных гонок сезона взять всего два золота? Пропустить несколько пьедесталов подряд, топчась в цветах?! Сойти с трассы, не добравшись до финиша?! О_о Никогда ещё биатлонный мир так не штормило. Никто не узнавал Фуркада – но каждый пропагандировал свою версию происходящего. Девочки-поклонницы были уверены, что Мартен так расстроился, ну так расстроился из-за ухода Антона Шипулина, что нахрен ему теперь не сдался этот ваш биатлон. Вот и катает, как слепой, хромой сурок. Мишеней в упор не видит, на подъёмах умирает и давно уже не борется за глобус. Хейтеры биатлониста в один голос начали раздувать тему, что предыдущий допинг уже приелся, организм к нему адаптировался – и перестал выдавать чудеса. А новые таблеточки ещё не изобрели либо пока тестируются, вот и катает Фуркад не как великий и ужасный Фуркад, а как обычный спортсмен средней силы, каким он по-настоящему и является, без таблеточек-то. Сами биатлонисты более всего склонны были считать, что Мартен просто выдохся. Очень тяжело столько лет оставаться на пике формы и быть лучшим из лучших. Даже у Бьорндалена, шестикратного обладателя Большого Хрустального глобуса, эти глобусы не получались подряд, год за годом. То Пуаре отнимет, то Фишер, то Грайс. А Фуркад – уже семикратный, бессменный обладатель БХГ с сезона 2011/2012. Когда-то сила уже должна была ему изменить. «Я не стал лучше, - уверял Йоханнес в интервью, - я такой же, как и был в прошлом сезоне, это Мартен стал хуже». Словом, сильные команды переживали смутные времена. Разве что только Норвегия в этом сезоне уверенно правила бал и освещала мир улыбками своего рыжего, веснушчатого таланта. Никто уже не стоял у Йоханнеса на дороге, никто, кроме него, не претендовал на БХГ. Жить бы и радоваться. И всё-таки Тарьей так не мог. Сам он был доволен от носа до хвоста. И за брата счастлив, и за себя бонусом – что год назад послушался мелкого и не ушёл из биатлона: уже за 1,5 месяца гонок получилось забрать несколько медалей, в том числе и личных. Но если кому-то рядом с ним, довольным, было хреново, значит, требовалось немедленно выяснить, почему хреново, как всё разрулить и сделать человека обратно счастливым. - И как? – удивился Йоханнес. – Мне бежать помедленней или стрелять через задницу? - Тебе ничего не надо делать, я сам разберусь. Иди готовься, до глобуса ещё далеко. Младший брательник пожал плечами и поехал на стрельбище. Он уже привык к своей новой винтовке, успел её, что называется, обкатать, и больная ключица больше не доставляла таких проблем, как год назад. Стрельба начала приносить настоящее удовольствие – особенно когда все глазки мишени закрывались один за другим. А Тарьей, убедившись, что остался один и его никто не подслушивает, вытащил телефон и набрал номер своего русского друга. - Да вот щас прям разбежался, - отрезал Шипулин, едва поняв, что понадобилось наглому норвежцу, - вот щас всё бросил и приехал спасать Фуркаду самооценку. - Не бухти, послушай. Ему это нужно. Я бы не стал тебя просить, если бы не был в этом уверен. Ему так тяжело в этом сезоне, что он на одной своей проклятой гордости выезжает до сих пор. Но, боюсь, до конца не вывезет. - Тарь, у меня жена на сносях. - Я прошу у тебя три дня, всего три. Приезжай в Антерсельву. Она же тебе нравится, это твой любимый этап. Горы там, все дела. Пообщаетесь с ним, проветритесь, вдруг он и повеселеет. На нём же лица нет с самого декабря, как ты ушёл. - Ты, смотрю, стал адептом клуба «Фуркад плюс Шипулин равно ван лав». Тарь, а за услуги личного клоуна для Фуркада мне кто заплатит? Ты? - Если бы ты сейчас стоял рядом, я бы тебе врезал, - сердечно пообещал Тарьей, - я же тебя как друга прошу. - Да я понял уже, - Шипулин задумался. – Антерсельва, говоришь? Не, этап-то любимый, слов нет, тут ты прав. Но что-то я себе это плохо представляю. Моё место в команде, конечно, забронено до конца сезона, но меня уже точно никто не ждёт. Что я там делать буду? На трибуне сидеть, французским флагом махать? - А Мартен мне говорил, что ты обещал ему приезжать на этапы, если сам уйдёшь из биатлона, а он ещё будет бегать, - выдал Тарьей своего козырного туза. - Когда это я такое обещал? - В том году. И не отпирайся. Мартен так сиял-свистел-пердел, когда это рассказывал, что вряд ли врал. Так что давай, лыжи в зубы и погнал. Мы тебя ждём! И Тарьей отключился, не попрощавшись. Антон посмотрел на погасший дисплей – и усмехнулся. Умеет же этот дьявол норвежский уговаривать. *** - Что. Это. За хрень? – спросил Фуркад, разделяя слова, чтобы Тарьей вдруг не пропустил что-нибудь важное. – Твоя работа? И он ткнул пальцем в телефон, где был открыт какой-то французский спортивно-новостной портал. В пол-экрана на нём красовалась фотка Шипулина. - Ни черта не понимаю, - честно ответил норвежец, - переведи. - Здесь пишут, что Шипулин объявил о своём решении приехать на этап в Антерсельву. Типа, зрителем побыть. И пишут, заметь, спустя ровно день, как я сказал, что вообще не хочу туда ехать. Ничего не хочешь мне объяснить? - Я и пытался тебе объяснить. Раньше. Так ты же психуешь, как бешеный лось, слова тебе не скажи. - Ладно, - Мартен пожал плечами, - раз уж дошло до того, что ты ради меня Шипулина выдираешь из дома и тащишь в Италию, объясни хотя бы – зачем. Я готов выслушать. - Затем, что у тебя кризис. Стресс, если хочешь. Ты был лучшим, наравне с Эмилем и Антоном, многие годы. И они оба не давали тебе расслабиться. Пока рядом сильные соперники – ты бегаешь, тебе интересно, у тебя есть мотивация. А потом они оба ушли, и всё, ты сдулся, ты не понимаешь, ради чего стараться дальше. - Йоханнеса никто не отменял, - перебил Мартен. - Оставь в покое Йоханнеса. В жизни не поверю, что ты считаешь его конкурентом на всю дальнейшую карьеру. Сегодня глобус у него, а завтра – опять у тебя. Подумаешь, один неудачный сезон. - Ну, может, ты и прав, - нехотя согласился Фуркад. – Но как это связано с приездом Шипулина? - Да напрямую. В идеале, конечно, я бы хотел, чтобы вы вместе побегали. Хоть одну гонку. Чтобы ты опять почувствовал азарт, скорость, злость, чтобы стал самим собой, тем Фуркадом, к которому мы привыкли. - Смешной ты, - улыбнулся Мартен, - переживаешь за меня, как родной. Кстати, если уж тебе так захотелось меня взбодрить, почему ты выбрал Шипулина? Почему не Свендсена? А, ну да, - перебил он сам себя, увидев, как остановился и заледенел взгляд собеседника, - фигню спросил, понимаю. Ну ладно, частично ты своего уже добился. Антон едет в Антерсельву, и мы уже с тренером решили, что я не буду пропускать этап. Посмотрим, к чему приведёт вся эта затея. Только у меня одна просьба, чисто по-дружески. Если хочешь, чтобы я стал самим собой, как ты говоришь, - запри куда-нибудь своего рыжего, достал уже побеждать. Он хлопнул Тарьея по плечу и улыбнулся. От новости про бывшего русского капитана ему действительно стало веселее. Да и забота с неожиданной стороны приятно согрела. Что ж, впереди Антерсельва – а вместе с ней что-то очень интересное.