***
— Да ты с ума рехнулся! — проревел голос Марка в очередной раз над головой Бензли, тот только выпустил струйку дыма и исподлобья поглядел на друга. Тот уже добрых полчаса распекал его требованиями и обвинениями, но Бензли был непреклонен. Марк толком даже не дал вставить ни единого слова, грозился, взывал к дружбе и даже намекал на свои тайные силы, но все было тщетно. Ройе понимал — ему просто нужно было прокричаться. — Бензли, я понимаю, — понизив голос, отдышался Марк. — Я знаю, тебе тяжело. Ты выбил ордер на участие в расследовании, прошло уже полгода и ты… но это уже переходит всякие границы! Ты меня слышишь?!.. — Марк, это она, — тихо, но твердо перебил его Бензли. Оба застыли. Трудно было недооценивать друг друга таким старинным друзьям, как Ройе и Мэтьюз. Бензли на сто процентов знал, какие чувства сейчас владели его другом — но и Марк прекрасно осознавал, что если Ройе говорит «это она», значит, у него, черт возьми, есть железные доводы. — С чего ты взял, мать твою? — устало спросил Марк, но смотрел пристально, не давая увильнуть. — Я это знаю, — терпеливо ответил Бензли и сделал глубокий вдох. — Я очень давно работаю с преступниками, Марк. Каждый раз перед тем, как взяться за дело… все по-разному поступают, но я каждый раз, прежде чем взять на поруки клиента, задаю вопрос. Конечно, что бы он ни ответил, я буду отстаивать невиновность в суде, но тогда, перед началом процесса, я всегда задаю этот вопрос, всем им: «ты сделал это или нет?». Марк молчал, глядя неотрывно, ожидая вердикта. Он ни за что не перебил бы сейчас даже несмотря на злобу, клокочущую внутри — Бензли отчетливо ее видел. — И когда они открывают рот, я уже знаю ответ, — продолжил он. — Каждый раз, и, что бы они ни сказали, этот ответ всегда правильный. У меня такая колоссальная насмотренность на чужую ложь, Марк, что я ее чую по взгляду, по одному дернувшемуся нерву. — И при чем тут моя дочь? — наконец подал голос Мэтьюз. — Все сошлось, когда Миа выдала, что была на вечеринке в Виньябле в ту ночь, ночь заговора, — охотно пояснил Бензли. — Люк и я прошли путем убийцы десятки раз, проверили всех и каждого — ясно было, что разгадка кроется в том, кого мы не учли, кого не заметили. Ты сам говорил: чье-то присутствие ускользнуло от наших взглядов. Это была она. Конечно, Бензли не ждал, что Марк поверит, но он слушал снисходительно и выдержанно. Поздно, но все же Ройе смекнул — его друг оставался собой, — Мэтьюз хотел добраться до развязки. — И что, она призналась? — спросил он. — Ты задал ей вопрос? — Задал, — кивнул Бензли. — И она ответила. Но не суть важно, что. Я понял, увидел это по ее лицу. То, что она скрывает, то, что у нее внутри — Марк, это бездна. И я уверен, ты слышишь о ней не впервые. Марк молчал, только подтверждая сказанное. Но он точно не сдался бы так просто. — Такое нельзя не замечать так долго. Все, что заставило ее это сделать, точно проявило бы себя раньше. Ты и Рипли, ближайшее ее окружение, должны были это заметить. — Ты не можешь держать ее здесь, — отвернувшись, промолвил наконец Марк. — Могу и должен, — нахмурился Бензли. — Она под подозрением. — У тебя нет улик, — напомнил Мэтьюз. — Предчувствия не дают право сажать подростков под стражу. Я должен забрать мою дочь домой. Бензли не смел спорить. Как минимум, у него не было ни одного аргумента против — Марк был прав, доказательств для ареста недоставало. Но как ему было втолковать, что отпускать его дочь из-под стражи — именно сейчас! — было нельзя. И тогда на мгновение в голову Бензли проникла мысль, что все сказанное для Марка далеко не сюрприз. — Марк, она напугана и растеряна, — подал голос он. — Но здесь она не сможет еще больше навредить себе, понимаешь? Если что-то произойдет, если она… в отчаянии совершит что-то, оказавшись на свободе… я не знаю, к чему это может привести. — Что ты предлагаешь? — рявкнул Марк, повернувшись всем телом. — Предлагаешь мне оставить свою дочку за решеткой? Сам бы ты поступил так на моем месте? — Если бы знал, на что она способна и что ей предстоит — да, — не дрогнув ответил Ройе. Мэтьюз свирепел на глазах, но еще он на глазах сдавался. Бензли понял, что угадал: обо всем, что он подозревал, Марк был более чем осведомлен. Он определенно знал больше, чем федералы, чем друзья младшенькой Мэтьюз, может, даже больше, чем она сама. Сейчас ему предстоял мучительный выбор — оставить на произвол судьбы родную дочь или весь остальной мир, с которым она — возможно — так жестоко обходилась. — Только не надо этих лживых заверений о том, что это ради ее блага, — выдохнул бессильно Марк. — Если все, что ты тут нарыл… если что-то из этого подтвердится, будет уже совершенно безразлично, что еще она бы сделала. — Нет, Марк, — покачал головой Ройе. — Каждый шаг, который она совершала, рушил ее изнутри. Я не хочу попустительствовать большему, на моей совести и без того лежит тот факт, что Миа успела совершить так много злодеяний, пока я ее не остановил. — Возможно, успела, — вставил Мэтьюз. Он поднял усталые, потемневшие глаза, и Бензли понял, что ему сейчас это просто нужно. — Возможно, — повторил он.***
Джонатан не знал этого, но он и Мануэла молча глядели на свою переписку в чате в одно и то же время. Она ждала, когда он будет готов ответить, а он — когда будет, что сказать. С того самого мига, что Бензли Ройе арестовал его сестру, Мэтьюз полностью погрузился в вакуум. Он с семьей приехал домой, думая, что это будет самый мучительный день: долгий, одинокий, наполненный тишиной и неизвестностью — как она, где она, что она сейчас говорит? Дом казался пустым без Мии, особенно учитывая, как редко она его покидала. Но лучше бы он и дальше был пустым, потому что на следующее утро, не дав Мэтьюзам даже дня передышки, в поместье нагрянуло ФБР. Ничего более унизительного с Марком Мэтьюзом еще не случалось. Средь бела дня по обвинению его лучшего друга, пренебрегая всеми его негласными законами, в Жардан Рояль вторглись полицейские и обыскали каждый угол поместья Пале де Фонтен. Они вытряхнули все шкафы, вскрыли несколько диванов, кресел и стульев, комнату Мии превратили в побоище. Там изрезали каждый сантиметр обоев, разломали каждую статуэтку и шкатулку, распороли каждый предмет одежды, подняли паркетную доску, но ничего не нашли. Джонатан узнал от ФБР-овцев, что они ищут телефон, с которого Кас отправлял сообщения дилеру, но ничем не смог помочь. Он понятия не имел, где этот телефон и сам был готов подарить гребаным федералам все итальянские кресла в доме, чтобы узнать его местонахождение. Полиция не нашла искомого, так что сразу предупредила, что обыски продолжатся. За эти три дня они приезжали трижды, каждый раз осматривая с пристрастием новый угол. Джонатана допрашивали почти четыре часа подряд, сразу по возвращению с Виллы, он даже не успел переодеться из гидрокостюма во что-то сухое. Отец научил молчать на все вопросы и требовать адвоката, хотя Мэтьюз и так не знал, что сказать. ФБР-овцев интересовала Миа, но отец сразу предупредил, какой вопрос самый важный. — Они будут спрашивать, знал ли ты о чем-либо, что она делала, — отрезал он тогда, сидя на катере с выражением лица, которое Джонатан никогда раньше не видел. Никогда прежде Марк Мэтьюз не выдавал своего бессилия в чем-либо, но теперь это было оно. Осунувшееся, мрачное лицо с совершенно потухшим взглядом. Джонатан понял — бессилие впервые на его памяти сделало отца злым. — Но она же не делала ничего? — напомнил он слабо. Отец ничего не ответил, только пронзительно посмотрел на сына, и тот ничего больше не смог выдавить. Сидящий напротив Джонатана Мейсон держался лучше, но смотрел на племянника все с тем же мрачным, озлобленным прищуром. Правда куда более изучающе. От взгляда дяди по спине побежали мурашки. Этот вопрос ему и правда задали несколько раз. Конечно, Джонатан ответил, что не был в курсе ни о каких делах, связанных с Касом, да и не мог быть. Его спрашивали снова и снова, словно пытались взять измором, и в конце концов Мэтьюз понял, что ощущали его отец и дядя. Что ощущала мать, почему выражение их лиц было столь яростным и обессиленным. Джонатан не видел, но он и сам наверняка вышел из допросной спустя четыре часа с таким же лицом, и эта маска с тех пор не отлипала, как он ни старался. Бессилие, помноженное на унижение, вот что это было за чувство. Именно это глодало всех, кто носил фамилию Мэтьюз, потому что ее покрыли позором. Джонатан боялся до смерти, а теперь, осознав, как дотошны и глупы те, кто его преследует, тоже затаил злобу. Однако, несмотря на раскалывающуюся от жара голову и гулкий кашель, сотрясающий каждые пять минут, Мэтьюз все равно выполз на спортплощадку и взялся за ракетку. Он готов был делать что угодно вне дома, который ему запретили покидать, потому что допрос, который вечером дня обыска устроил ему отец, был намного, намного, намного хуже. — Если ты хоть что-то знал обо всем этом и молчал, — сказал он под конец, — ты пожалеешь, что родился под моей фамилией. Спустя пару дней Джонатан понял, что этот вопрос — самый главный. Докажут ФБР-овцы во главе с Ройе вину его сестры или нет — его собственная жизнь теперь зависела от того, сможет ли он доказать ответ на этот вопрос. Весь поселок хотел его знать, потому что было совершенно очевидным, что Марк и Рипли беду проглядели. Оставался лишь он один. На площадке гулял ветер, тело ломило от температуры, так что Джонатан лишь делал вид, что тренируется, а на самом деле просто сидел и смотрел в пустоту. Он услышал шаги слишком поздно, но уже почти по привычке подумал, что бежать ему некуда. Мейсон был единственным, кто говорил с ним после обысков. Отец яростно добивался освобождения Мии из-под стражи, мать старалась сохранить хотя бы остатки стремительно рушащегося в бездну имиджа семьи, общаясь с соседями и репортерами — на разговоры с сыном у нее не оставалось сил. Джонатан, разумеется, никому на свете не сказал бы об этом, но, кажется, дядя был единственным, кто все еще верил в то, что Миа невиновна. — Твой отец уехал в участок, — поздоровался Мейсон, как он обычно делал это в последние три дня. Дядя уж точно знал, что именно Джонатан сейчас хочет услышать. — Иди отлежись, ты весь горишь. Все казалось бессмысленным, до того жизнь переломилась и теперь шла под каким-то неестественным углом, словно в отражении разбитого зеркала. Джонатан шмыгнул носом, утираясь рукавом. — Он сказал, что суда не будет, если они не найдут улики, — сказал он. — Они ведь уже все обыскали, чего им еще надо? Почему бы не вернуть ее домой… — Тебе лучше задать этот вопрос Бензли, — ответил Мейсон, сев рядом, и внимательно посмотрел на племянника. — Я серьезно, Джонатан. Тебе стоит поговорить с ним. — И что я ему скажу? — взмолился Мэтьюз, подняв взгляд. Мейсон едва ли не впервые смотрел на него сочувственно. Никогда в их семье не поощрялась жалость, но случай был явно из ряда вон. — Правду, конечно, — наконец сказал он. Джонатан понял, о чем говорит дядя, но сама мысль ему претила. Бензли предал их семью, взял под стражу ребенка своего лучшего друга, обвинив его в ужасных преступлениях. Пойти к нему на поклон было сродни измене. — Ты ведь понимаешь, — осторожно начал Мейсон, и от этого тона снова побежали мурашки. — Что правда — любая — вскроется рано или поздно. Твой отец сейчас… не в состоянии принять никакую из них. — Ты веришь в то, что она это сделала? — спросил Джонатан, выпрямив спину. — Что Миа… способна на такое? — Я Мэтьюз, Джон, — напомнил дядя. — Я знаю свою семью. Она неспроста добилась таких высот. Мэтьюзы всегда были особенными. Однако же натурально он играл неверие. Впрочем, запоздало, но Джонатан все же понял, почему дядя избрал такую стратегию. Как он и сказал, он хорошо знал свою семью и говорил то, что ей сейчас было нужно. Кто-то должен был верить, что все это когда-нибудь закончится. — Бензли вычислит правду, даже если ты попытаешься ее скрыть, так что подумай хорошенько, — заметил Мейсон, закусив ноготь, а заметив брошенный на него оскорбленный взгляд, вскинул бровь. — Что? Я ведь сказал, что знаю свою семью. Джонатан почувствовал, что его трясет, быть может, от лихорадки, а может, от осознания, что он сжат в тиски. Правда… говорить правду следовало намного, намного раньше. — Они в любом случае найдут этот телефон, Джонатан, — тихо сказал Мейсон. — Ты это знаешь. У тебя не так много времени, чтобы занять наиболее прочную позицию. — И что же это за позиция? — спросил он, подняв глаза. — Какая, по-твоему, у меня правда? Осточертели увиливания и намеки — раз уж дядя пришел сюда говорить о правде, о ней стоило говорить прямо. Мейсон на мгновение бросил взгляд, в котором скользнуло уважение — племянник не изменял себе и выбирал любимый метод тарана, — а после усмехнулся. — Я здесь не для того, чтобы вытянуть из тебя признание, Джонатан, — сказал он приглушенно и уже без тени улыбки. — Мне с этой правдой… тоже жить потом. А ты уже взрослый мальчик. Джонатан вздохнул так тяжело, что услышал свист в собственных легких. Голова пошла кругом, а может слезы навернулись на глаза, и действительность смазалась. — Я пришел, чтобы дать единственный совет, который считаю нужным. — Мейсон поднялся и оправил свитер. — Поговори с Бензли. Пока еще не поздно. Он пошел назад, в их разоренный дом, по которому теперь все время гуляли сквозняки, потому что мать приказывала прислуге держать окна открытыми — якобы гребаные полицаи оставляли в доме свой поганый выхлоп. Джонатан взял ракетку в руки, взвесил, обдумывая, что теперь его ждет, в любом из исходов. Бесконечные обыски, допросы, несмываемая печать позора, которая не сойдет, даже если Мию оправдают. Это безумие никогда не закончится, и пора было учиться жить в новой реальности. Мэтьюз подумал только об одном. Всего об одном, что было для него важнее всего остального, и ответ, куда идти, пришел сам собой. Он вытащил телефон и набрал номер, по которому звонил всего пару раз в жизни, но хранил его на всякий случай. Вот на такой случай. Гудки сопровождались ударами его сердца, будто набатом, отбивающим секунды до приговора. Очень многое зависело от того, ответят ли ему вообще. Наконец послышался щелчок, и трубку сняли. Послышался бодрый и почти спокойный голос. — Джонатан? Что-то случилось? Он собрался с духом. — Мистер Сесил, — произнес он вместо приветствия. — Мне… нужна ваша помощь.***
К полудню часть репортеров рассосалась, но после обеда дождь стал чуть тише, и к воротам подтянулась новая партия. Каждый, кто входил и выходил через КПП, попадал в плотное кольцо и оказывался завален вопросами, ответов на которые знать не мог. Как правило, это были водители, прислуга, чей рабочий день окончился, или повара, выезжавшие за провиантом в город. Никто из жителей поселка не пошел бы через золотую ограду пешком. Те, кто все-таки отваживался покинуть Жардан, искали объездные пути, по-тихому старались проехать, не опуская стекол, прошмыгнуть мимо и остаться неузнанными. Их все равно ослепляли вспышками, кто-то даже бежал вслед, надеясь остановить и схлопотать сенсацию, но схлопотать от разъяренных, как пчелы из разоренного улья, жителей можно было только пару синяков и крепкое словцо. Впрочем, во всех правилах бывали исключения. Когда отлично знакомый всему поселку Феррари цвета металлической фуксии на полной скорости проехал КПП, притормозив лишь перед тяжеловесной золотой оградой, журналисты повысовывались из своих клеенчатых палаток и приготовили камеры. Грэг Вудкастер, может, и был скуп на хлеб для простолюдинов, но никогда не жалел хорошенького зрелища, так что, поравнявшись с лагерем, высунулся на всех парах из окна и задорно помахал прямо навстречу вспышкам. Он прихорошился в самый раз для фотосессии: любимый ныне черный костюм, темные очки, идеально зачесанные назад платиновые волосы и колечко с туфелькой на безымянном пальце явно говорили любому посвященному, куда направился владелец. Выкрикнув зевакам еще пару нелестных слов, Грэг поднял стекло и вжал по газам, спускаясь в Пасадену. Настроение у него было прямо-таки на редкость спокойное, учитывая все происходящее в поселке. Драма семейства Мэтьюз будто слегка отвлекла Грэга от собственной и привела в порядок мысли. Репортеры у ограды раздражали, но сам факт того, что столь пристальное внимание прессы и ФБР обратилось не на него, уже можно было считать успехом. Грэг каждый день выезжал из ворот, салютуя идиотам, и гнал по своим делам, почти не боясь быть пойманным. Отец, как и все взрослые в поселке, был ошеломлен и занят выяснением отношений (а особенно теперешнего своего положения) с марком Мэтьюзом, а это означало, что если он и проверял сына, то сейчас ему как минимум было не до того. У Грэга появился шанс исправить оплошность до того, как Джордж смекнул бы, что к чему, и потому Вудкастер-младший все последние дни как никогда пунктуально посещал свою работу. По приезде в «Рококо» он еще раз опросил Голди, ее новую помощницу Зару и девочек о том, не объявилась ли пропавшая, а следом засел за изучение медкарт. Этот ритуал он начал проводить сразу же после назначения, пригнав в отель заранее двух дополнительных специалистов и наказав осматривать каждый сантиметр тела своих нимф. Даже Мэдс поначалу удивлялась, к чему это ее брату понадобилось копаться в грязном белье каких-то уличных девок, на что Грэг окинул ее презрительным взглядом и разочарованно цокнул. — Мои девочки — мой товар, — коротко бросил он. — А товар должен быть в идеальном состоянии. Теперь он буднично проглядел результаты осмотров, уже, как заправский медбрат, разбираясь в мудреных терминах. Сегодня важно было отобрать самых лучших, так что отложив несколько карт на стойку Голди, он коротко кивнул, и помощница, как обычно, поняла без слов. В холл «Рококо» спустились девочки, видимо, решив не пренебрегать обеденным кофе, раз хозяин собственной персоной пожаловал их навестить. Как правило, они благоухающей стайкой летели ему навстречу, на ходу предлагая все подряд, включая себя, но сегодня вид у Грэга, видать, был особенно сосредоточенный, и девочки поостереглись. Он меж тем отложил ненужные карты на столик и остановил взгляд на последней, оставшейся в руках. Медкарта той самой пропавшей девицы, которая, судя по записям, не проходила осмотр уже почти две недели. Он тщательно осмотрел ее портфолио в начале личного дела и пришел к выводу, что лично особо не припоминает. Около кофейного автомата шушукались самые активные девочки, первые, с кем Грэг встретился, приехав в «Рококо» в одиночку. Длинноногая брюнетка с веснушками Адриана и миниатюрная хохотушка со стрижкой каре по имени Блэр. Они вдвоем и ввели Грэга в курс относительно дел отеля со стороны, так сказать, работниц. Этих двоих он всегда ставил на сложных клиентов, потому что они могли уболтать кого угодно. Но среди разношерстного девичьего царства ему запомнилась еще одна девица, тоже с первого дня и сразу почему-то намертво. — Сэр, — протянула явно натренированным низким соблазнительным голосом она, присаживаясь рядом. «Нераспакованная» Карми уже знала, что у хозяина к ней какая-то особая приязнь, поэтому не боялась даже отвлекать от дел. Грэг вскинул голову, давая понять, что слышит, но глаз от карты не оторвал. Смотреть на Карми было бесполезно, она всегда выглядела безупречно, как кукла или актриса из рекламы губной помады, про таких говорили «роскошная». Грэг всего один раз поймал себя на мысли, что ему даже жаль, что Карми здесь оказалась. — Я опять не в списке, — проронила она, поигрывая с волосами — Вудкастер ощущал, как пахнуло ее пряными духами. — И что? — спросил он, все так же не глядя на нее. Карми сидела на краю его кресла, но не переходила грань — держалась на расстоянии, изображая раболепие. Она сразу распознала, что хозяину льстит, а что претит. — Я здесь работаю, сэр, — заметила Карми. — И хочу зарабатывать деньги. — А я твой босс, и мне лучше знать, где ты нужнее, — отрезал Грэг. — Завтрашний вечер очень важный, приедут особые гости, Голди должна была вас предупредить. Помедлив, Карми кивнула, подтверждая сказанное, Грэг перевернул страницу и отбросил ненужную медкарту на столик. Он почему-то сразу понял, что эту чертову карту можно выбросить в помойное ведро, потому что девочку он больше не увидит. — Завтрашние гости высказали предпочтения, — продолжил Вудкастер. — Так что не мешайся под ногами и продуктивно проведи выходной. Естественно Карми не стала бы спорить, даже если бы по-настоящему была раздосадована, но Грэг повидал слишком много баб и знал, как выглядит их настоящая досада. Карми явно сделала собственные выводы и были ими польщена, а проводить разговор на тему особого отношения к ней Грэг бы ни за что не стал, дабы не показать, что даже в мыслях подобное возможно. Впрочем, пожалуй, в мыслях-то он как раз подобное и допускал.***
Поместье Вуа Верт за одну короткую ночь превратилось из величественного особняка сразу в две малосовместимых локации. Правое крыло дома, там, где располагались спальни Аделии, Бензли и Делорис, а также детская комната Фелис и покои няни, занимал лазарет. Ночь поисков плохо сказалась на всем семействе Ройе, исключая главу (Бензли до сих пор гадал, что его спасло, водка или горячая девица?). Делорис и Фелис слегли с бронхитом, а Аделию свалила пневмония средней тяжести поражения. К счастью, сказалось только переохлаждение, так что спустя два дня интенсивной терапии на дому, включающей капельницы, жар спал, и осталась только изнуряющая слабость. К тому моменту, как Бензли вернулся из участка после разговора с Мэтьюзом, Фелис уже подняли на ноги, и она весело сипло лопотала, играя с няней на диване в большой гостиной. Всю прислугу созвали на срочный совет, а после в особняк потянулись люди. Благо место позволяло, так что в левом крыле, где находился кабинет Бензли и летняя обеденная, полностью отвели под вторую локацию — камеру. Марк Мэтьюз все же согласился с тем, что спускать наблюдение с Мии сейчас не стоит. Но держать ее в камере не было больше ни смысла, ни законных оснований. До обнаружения каких-либо улик младшенькую Мэтьюз нужно было вернуть домой. Как следует выпустив пар при помощи баса, Марк и Бензли наконец достигли соглашения. Все левое крыло оцепили частные группы быстрого реагирования, нанятые Бензли, а одна из гостевых спален обзавелась наружным замком и системами прослушки. Мию доставили туда к вечеру, предварительно дав короткое свидание с отцом, разумеется, в присутствии сотрудников ФБР. Бюро пособничало Бензли на протяжении всех мероприятий по аресту, потому что ребят нехило прижали собственные ведомства. Теперь они важно отчитывались о том, что работа близка к завершению, и рыскали в поисках улик так рьяно, что Мэтьюз грозился подать иск о порче имущества. Но среди ФБР-овцев уже шептались, что деньги Марку понадобятся на куда более важные нужды. Никто почему-то не сомневался в доводах Бензли. На самом деле он держал Мию под замком не потому, что хотел выбить признание или дожидался улик. Он хорошо понимал, что телефон она могла и уничтожить, а признания некоторые преступники не давали за целую жизнь. Нет, главной причиной, по которой Миа должна была провести ближайшее время взаперти, был ее брат. И именно эта причина-таки убедила Мэтьюза дать на это заточение добро. Он взял с Бензли слово, что тот узнает наверняка, участвовал ли Джонатан в чем-либо, задуманном Мией, если оно подтвердится. Это было условием. Пока узницу размещали, Бензли наведался в правое крыло. Делорис уже совладавшая с кашлем, ворковала над младшей дочерью, Ройе прошел мимо. Злость на жену давно утихла, но к разговорам он был не готов, да и дело не требовало отлагательств. Он шел повидать Аделию. Она первый день принимала пищу, так что бледная полулежала в кровати, пытаясь впихнуть в себя немного овсянки. Бензли присел на край постели и поглядел на градусник, лежавший на столике около. — Температура больше не поднималась? — спросил он. — Давай ближе к делу, — просипела дочь, склонив голову и прищурившись. — Я за тебя переживаю, — напомнил Бензли, чтобы совсем уж не терять имидж. Адель отставила кашу и свернула похожие на колтуны волосы в пучок. — Худшее позади, — коротко отчиталась она и прокашлялась. — Миа уже приехала? Говоря откровенно, Бензли даже немного зауважал старшую дочь. Он толком не понял, когда именно в ней произошла перемена, может быть, после того случая с отравой Каса или чуть раньше, но Аделия приобрела неожиданную мудрость и выдержку. С ней теперь… можно было иметь дело. — Да, — ответил он. — Я направляюсь к ней, надеюсь, в более уютной обстановке удастся поговорить более… продуктивно. Аделия снова зашлась низким грудным кашлем, отец терпеливо подождал. После она неторопливо высморкалась, утерла нос и взяла мисочку с кашей снова. Бензли решил больше не повторять ошибок. Молодняк мог понять только молодняк, и теперь, когда никакой тайны следствия и в помине не было, он рассказал дочери обо всем, что узнал касательно преступлений Каса, от начала и до конца. Если кто и поможет вытащить на свет последний фрагмент этой головоломки, то только те, среди кого она разворачивалась. Адель выслушала терпеливо и обстоятельно, задала пару вопросов и угрюмо согласилась, что, кажется, Миа Мэтьюз была лучшей кандидаткой на роль Каса. Оказывается, была и деталь, которую Бензли упустил, и Аделия ее дополнила: Миа, как поговаривали ее ровесники, была большой фанаткой игры Сесила в теннис, а Джонатан даже подтрунивал над сестрой, дескать, она без ума от Чемпиона, вот и хвалит его. Бензли об этом и не догадывался: психологический потрет младшей Мэтьюз он не составлял, да и на корте ее почти никогда не видел. И все же слова ее брата трудно было подвергнуть сомнению. — Ты все же думаешь, он знал? — спросила Адель, прожевав. — Джонатан? — Думаю, да, — кивнул Бензли. — Она просила позвонить всем членам семьи, когда сидела в камере, но только не брату. На мой вопрос Миа сказала, что не очень близка с Джонатаном, что обычно он… «ее строит». Но я уверен, что она его просто выгораживает. — Может, стоило отпустить ее домой и… проследить? — пожала плечами Аделия. — Слишком велик риск, — мотнул головой Бензли. — Если Джонатан был в курсе того, что она делала, ей достаточно всего раз пересечься с ним, передать что-то, записку или знак. — Боишься, что он уничтожит улики? — Если он не тупой, он уже сделал это, — цокнул Бензли. — Но Мэтьюз не тупой, вот в чем загвоздка. Я пообещал Марку, что добуду ответ: был ли он причастен или нет. Конечно, я могу просто спросить, и, скорее всего, Джонатан не сможет меня обмануть, но… — Но что? — невнятно проговорила Адель, прожевывая. Вздохнув, Бензли потер лоб и поглядел в окно на опускающиеся на поселок розоватые сумерки. Тучи в кои-то веки начали рассеиваться, хотя дождь еще моросил, оттеняя сады, делая их мрачными зарослями. — Мне нужны доказательства, — сказал он. — Я уже знаю правду о Мие, но ни Марка, ни ФБР мое слово не устроит. Есть большая доля вероятности, что улик уже нет, а признание я смогу получить только в том случае, если Миа и Джонатан не встретятся. — Почему? — нахмурилась непонимающе Аделия. Взглянув на нее, Бензли на мгновение пропустил мысль о том, что Хантер сейчас не задавала бы таких глупых вопросов. Но на то она была и Хантер. — Потому что если они, эти двое детей, оба причастны к этому и провернули такую аферу у меня под носом… — Всего на миг его кольнула злоба. Дети. Не просто дети, а дети Мэтьюза — прямо-скажем, не образцы хитрости и изворотливости. — То единственный способ заставить их признаться — это убедить в том, что они проиграли. Адель явно не слишком хорошо догоняла предмет разговора, но Бензли списал это на ее паршивое самочувствие и смягчился. — А пока что они выигрывают, Аделия, — тонко намекнул он.***
Когда отец ушел, Адель откинулась на подушки, отставила еду, от которой воротило, и постаралась привести в порядок сердцебиение. Из-за затрудненного дыхания ее все эти дни мучила аритмия, вот и теперь после обычного разговора в сидячем положении сердце забилось так, что потемнело в глазах. Это была малая цена за спасение сестры, так что Аделия не роптала. Она собралась только ради разговора с отцом, потому что уважение, которое появилось в его глазах, когда она привезла Фелис на Виллу, и теперь, когда он увидел ее собранной, тоже того стоило. Не то чтобы его уважение когда-то было ее целью, но, признаться, ощущать его было приятно. Адель ничего не думала о поимке Мии и общего помешательство поселка не разделяла. Половина жителей Жардан были уверены, что Миа невиновна, и эти абсурдные обвинения — просто часть каких-то личных счетов Марка и Бензли, которые всплыли наружу. Вторая половина была уверена, что убивал на самом деле Джонатан, и сестру просто взяли заместо него. Аделии на обе половины было плевать. Сколько она ни бодалась бы с отцом, его слово о чьей-либо вине звучало для нее непреложной истиной. Если он сказал, что Миа виновна — значит, так оно и есть. А за золотой оградой удивляться и подавно было нечему — Адель хорошо помнила, как несколько месяцев назад Дейдра Ферлингер шестнадцати лет от роду просто нашинковала человека ножом. Мие Мэтьюз почти стукнуло семнадцать, она была всего на год моложе самой Аделии. А сама Аделия прекрасно знала, на что способна. Она не заметила, как провалилась в зыбкий болезненный сон, но звонок сотового вывел из забытья. Потянувшись, Адель уже приготовилась сбросить кого бы то ни было, но номер оказался неизвестным. Что-то кольнуло ее изнутри, побуждая принять вызов, что-то интуитивное. В груди слабо зажгло интересом, впрочем, возможно, это было воспаление в легком. — Да? — безразлично бросила она, сняв трубку. — Привет, — раздалось с того конца. — Прости, что вторгаюсь в твое личное пространство, да еще и отвлекаю от выздоровления. Она узнала голос Мейсона с самого первого слова и невольно села в постели снова. Адель все еще не научилась воспринимать его как ровесника, а скорее как кого-то из приятелей отца, так что это фамильярное «привет» и сам факт того, что он названивал лично, заставил оробеть. — Добрый день, — сипло поздоровалась она. — Все… нормально. Откуда у тебя мой номер? Ответной фамильярностью она прощупывала почву — спустит или нет? И зачем вообще он звонит? — Попросил у Джона, — ответил Мейсон, как ей показалось, немного сконфуженно. Он тут же подтвердил ее догадку. — Глупо звучит, просить номер девушки у собственного племянника… — Как он? — только и вырвалось у нее. Мейсон замялся, и Аделия поняла, что ступила на опасную территорию. Впрочем… чего он ожидал? Весь поселок сейчас задавался этим вопросом, а Мейсон сам набрал ее номер. Это плата. — Паршиво, — коротко ответил наконец он. — Как еще? Не думаю, что в ближайшее время кто-то из нас почувствует себя лучше. Чего не могу сказать о тебе. Ты поправляешься? — Да, — просипела она, по ходу анализируя его слова. Паршиво по какой именно причине?.. — Жар спал, остался только кашель. Ты тоже заболел? Было ужасно странно общаться вот так один на один на такие глупые темы. С чего Мейсону могло быть интересно здоровье какой-то там девчонки? — Да, тоже, — послышалось в трубке. — Не так мощно, как ты, конечно, но кашляю. Как поживает Фелис? И тогда до Аделии дошла вся неестественность этого диалога. — Ты же знаешь, как, — догадалась она. — Осведомлен о моем самочувствии, значит, и о ее тоже. Зачем ты на самом деле звонишь? — Почему ты ищешь подвох? — По голосу стало ясно, что он улыбается. — Может, я просто хотел поболтать с тобой. Они оба замолкли на пару секунд, Аделия переваривала, оценивая на правдоподобность, когда Мейсон со смешком добавил: — И не знаю, какой толковый предлог для этого придумать. Это прозвучало вдруг как-то так глупо и тепло, что Адель на миг расслабилась и усмехнулась. И правда как мальчишка, хуже Джонатана — у того хоть был свежий опыт, а Мейсон явно давненько не занимался соблазнением молодых барышень. — Ну, тогда поболтай со мной о том, о чем действительно хочешь, — поддела она. — Прямолинейно, — заметил он, и голос в этот момент стал особенно елейным. — Ты была очень храброй, когда мы искали твою сестру. Я от тебя не ожидал. — Да брось, твоя племянница, вероятно, порешила четырех человек, — отмахнулась Адель. — Ты не похож на того, кто недооценивает людей из-за возраста или гендера. — А я и не говорил о возрасте или гендере, — лукаво заметил Мейсон. — Только о тебе. — Я не чета остальным? — невольно рассмеялась Аделия и тут же закашлялась. Пришлось на несколько секунд отвлечься, а когда она снова поднесла трубку к уху, у Мейсона уже был готов ответ. — Твой отец описывал тебя как взрослого ребенка, которому нужна надежная опора. Именно поэтому он так печется о твоем замужестве. Бензли знает, что не вечен, и хочет доверить тебя в хорошие руки. — Отец забывает, что я человек, а не комнатная рыбка, — фыркнула Аделия. — Знаешь, я вообще-то не думаю, что тебе нужен такой мужчина, — заметил Мейсон. — Кто будет тебя защищать и воспитывать. Ты и сама в состоянии защитить себя и даже воспитать кого-нибудь, Аделия. — Значит, он просчитался с нашим предполагаемым браком? — спросила она, выдавливая таблетку от боли в горле. — Какой же мужчина, по-твоему, мне нужен? Она уже поняла, что ее ведут к какому-то выводу, управляют, как марионеткой, чтобы выдать ответ в самом приглядном свете. Чертовы фигляры-манипуляторы. — Тот, с которым ты сможешь чувствовать себя на равных, — ответил Мейсон. — Кто не станет посягать на твою свободу, и кому твоя напористость сослужит хорошую службу. — Какую службу? — промямлила она невнятно из-за таблетки. — Ты умеешь говорить прямо и не боишься лезть человеку в душу, — пояснил он. — Есть люди, которых действительно стоит ткнуть мордой в их… поступки и мысли. И мужчины очень ценят женщин, которые умеют делать это, не переходя границ. Слышать подобное было приятно, и все же каждое слово Мейсона звучало как загадка с двойным подтекстом. Кажется, разгадывать их Аделия все еще не научилась. Впрочем, он неплохо ее понимал, а потому поспешил с подсказкой. — Так что боюсь тебя огорчить, — сказал он, — но с нашим браком твой отец как раз попал в точку.***
Отобедав и предоставив своей пленнице возможность сделать то же, Бензли выкурил пару сигарет и с готовностью направился в левое крыло дома, повидать самую опасную зверюшку в поселке. Комнату Мие отвели роскошную: гостевую спальню с собственной уборной и отделкой едва ли не лучше, чем в комнатах хозяев. Бензли ожидал всякого: что она будет злиться, рыдать, умолять ее отпустить, сразу признается или, наоборот, станет проклинать пленителей и морить себя голодом, но Миа его удивила. Она прилежно потрапезничала и теперь сидела на кровати, опершись на большую декоративную подушку, с книгой в руках. Когда он вошел, Миа подняла голову и улыбнулась. — Спасибо за обед, — поздоровалась она. — Очень вкусная семга. — Все для тебя, — пожал плечами Бензли, притворяя дверь. Запираться нужды не было — с той стороны дежурили четыре агента частной охранной службы. Миа даже не дернулась в сторону двери, отложила книгу и спустила ноги, чтобы сидеть лицом к лицу. Бензли опустился в кресло и закинул ногу на ногу. — Как долго мне еще здесь находиться? — спросила она. — Полиция уже обыскала дом? — Обыскала, — кивнул Ройе. — Ты будешь здесь до тех пор, пока мы не найдем улики или пока ты не признаешься. Она вздохнула очень по-девичьи, словно этим вздохом желая показать Бензли, насколько он неразумен. Но его подобным было не пронять. — Ты знаешь, что они там ничего не найдут, — проницательно продолжил он. — Иначе не была бы так спокойна. — Конечно, не найдут, я ведь не Кас, — заметила Миа. — С чего мне волноваться? Ее еще не осматривал психиатр — Марк запретил, — так что Бензли не знал, психопатка Миа или все же просто очень смышленая и беспринципная девица. От этого довольно многое зависело в том числе и направление, в котором стоило искать телефон. — Скажи, Миа, оно того стоило? — спросил он, уперев локти в колени и коснувшись пальцами подбородка. — Что? — продолжила играть свою роль она. — Ну, я про все эти убийства, конечно, — терпеливо ответил Бензли. Он уже привык говорить с ней, как с ребенком. — Ты практически достигла своей цели. Признаться, я даже испытываю некое… уважение. У тебя ведь все получилось, четверо из шести жертв мертвы. Оно того стоило? Миа нахмурилась, словно что-то вспоминая, и Бензли на мгновение подумал, что она сейчас что-то выдаст. Но эта девчонка была куда умнее, чем ему казалось. — Жертв ведь пять, — вспомнила она. — Я точно слышала это в новостях. — Верно, — кивнул Бензли. — Марка Грэга Вудкастера попала к посторонней девушке, Падме Чуодари. Она умерла случайно. Тебе жаль? — Разумеется, — округлила глаза Миа, поглядев на него. — Как и всех остальных. Какими бы ни были мотивы Каса, не думаю… что этого хоть что-то стоило. Бензли ловил каждое ее слово. Конечно, он был адвокатом, а не детективом, и все же навыки допроса присутствовали, он привык к тому, что ниточка, ведущая к признанию, может вылезти в самый неподходящий момент в совершенно невинно брошенной фразе. — Тебе виднее, какие у Каса мотивы, — сказал он. — Может быть… ты просто их не помнишь? Может быть Кас — это твоя вторая личность? — Если Кас — это вторая личность, то под подозрением любой в поселке, — разумно заметила Миа. — Даже вы. — Да, но у тебя одной в поселке есть мотив, — парировал Бензли. — У одной из тех, кто был на вечеринке Уоттса, где произошел заговор. Миа уже не делала вид, что вспоминает что-то, просто шарила взглядом по потолку, словно скучающе. — Ты прикрыла бокал своего брата на Вилле Фиеро, — напомнил Бензли. — Если тебе интересно, как ты попалась — то именно так. Вскинув бровь, она невольно смущенно рассмеялась. — Что?.. Простите, но какая вообще связь? — Ты знала, что Грэг любит подливать своим друзьям лишнего, и узнала это именно там, на вечеринке в ночь заговора. Ведь на других ты не бывала. — Если, по-вашему, я была на ней, о чем не знал мой отец, почему бы мне таким образом не побывать на всех них? — спросила Миа, выпрямившись. — И почему бы мне не знать о том, что Грэг любит подливать друзьям, если он неоднократно делал это даже на Вилле Фиеро? Бензли многое повидал в своей жизни, но по спине у него в этот момент побежали мурашки. Миа, конечно, выдавала себя перед ним с головой, но вряд ли кто-то другой смог бы это заметить. Она разбивала аргумент за аргументом так лихо, что не стоило сомневаться — у Мии было время обдумать пути отхода. И сейчас она не смогла скрыть своего наслаждения этим коротким триумфом. — Ты наблюдала за ним, — покивал медленно Бензли. — Тебе ведь нужно было время, чтобы подкинуть ему последний лист с марками, конечно, ты замечала все, что он делает. Это несколько поумерило ее пыл, и Ройе заметил, как ее взгляд на одно мгновение замер, пока она просчитывала, сильно ли подставилась. Всего за секунду она поняла, что нет, и вновь расслабленно заскользила им по стенам. — Ты очень умна, Миа, даже слишком, — продолжил Бензли. — Но я все равно найду способ доказать, что это была ты. Кстати, ты так ни разу и не попросила свидания с братом. Не хочешь его повидать? — Не успела соскучиться, — ответила равнодушно она, глядя в окно. — Я ведь говорила, мы с братом не очень близки. — А у меня другая информация… Ты, кажется, довольно тесно знакома с его подругой Мануэлой, так? Вообще-то это был блеф, Мануэлу Бензли не допрашивал. Об этом обмолвился сам Марк Мэтьюз, когда торопливо пробегался по списку тех, кто мог составить психологический портрет его дочери. Однако то, как дернулись ресницы Мии, дало понять, что он попал в точку. — Да, — пожала плечами она. — Мы… немного общались, когда она бывала у нас в доме. — Что-то в этот момент усиленно анализировалось у нее в голове, потому что Бензли замечал тягучую замедленную речь. — Мануэла чудесная. «Ах, чудесная», — едва не улыбнулся Ройе, услышав это. Теперь он понял, что именно она анализировала. — Ну, разумеется, — кивнул он с легкой усмешкой. — Ведь Мануэла — твоя соперница. Скажешь плохо о ней, и мотив заиграет с новой силой. Поэтому ты сводила ее с братом? А это он знал уже от Арне, с которым когда-то делилась дочь. Марк не упоминал, говорил лишь, что Миа была очень рада видеть Мануэлу в их доме, но только теперь Бензли понял, почему. — Сводила? О боже, будто бы испытывать влечение к кому-то — это преступление, — улыбнулась, обнажив белоснежные крупные зубы, Миа. — Да, я была не прочь, чтобы Мануэла досталась моему брату, а не Эндрю. Но это не говорит о том, что я способна кого-то убить. — А что насчет нее? — прищурился Бензли. — Весь поселок узнал, что ее и Сесила связывает отнюдь не только дружба. Что ты почувствовала, когда узнала это? Убила бы ты ее тоже, если бы Джонатан и она расстались? Это уже походило на идиоткий бразильский сериал, но Бензли, кажется, нащупал нужную жилу. Миа нервничала, хоть и пыталась это скрыть: взгляд заскользил по стенам быстрее, остекленел. — Или это было условием? — добил наконец он, пристально глядя ей прямо в глаза. — Ради ее безопасности Джонатан тебе пособничал? Миа перевела взгляд на него, и внутри у Бензли все похолодело. Всего мгновение, но ему в глаза смотрел Кас. Не Миа Мэтьюз, юная девушка-отличница, а хладнокровный убийца, который — видит Бог — втянул своего родного брата в преступления, из которых ни один из них не мог выбраться без последствий. — Джонатан помогал тебе или просто не препятствовал? — наконец задал он главный вопрос. От этого зависело все, и Бензли нужно было знать — давить на парня со всей силы, чтобы выбивать признание, или же тот был просто молчаливым наблюдателем, и единственный, кто знал всю правду, сидел перед ним. И то, и другое тянуло на срок, но все же разница была велика. — Когда меня отсюда выпустят? — устало повторила Миа. — Ответь на вопрос, — настоял Бензли. — Не думаю, что мой ответ вас устроит, — поджала губы она. — Как бы вам ни хотелось, сэр, я не Кас и мой брат тоже. Вы ошиблись. Возможно, она хотела, чтобы сомнение пробило брешь в его броне, но Бензли был уверен в своей правоте. Он поднялся и кивнул, давая понять, что этот раунд за ней. Но впереди было еще много раундов — столько, сколько нужно. — Сэр, — позвала Миа, когда он направился к двери. Бензли обернулся. — Вы не пускаете ко мне никого из членов семьи. А что насчет Эндрю? Могу я его увидеть?***
Усталость после допроса накатила вполне ожидаемо, но Бензли до того пьянил триумф, что он ее не замечал. Он знал, что Миа Мэтьюз — Кас, и разговор с ней это только подтвердил. Дочь уснула, желания общаться с женой все еще не было, так что он прихватил вещи и, сообщив, что поедет в контору, сел в свою машину. Бензли не так часто ездил за рулем, но в такие моменты, как этот, хотелось еще немного покичиться властью над этой жизнью. По дороге в Пасадену он набрал сообщение и сообщил свою локацию, будучи уверенным, что вечер его ожидает прекрасный. Пускай, за Марка по-дружески было обидно, но Бензли тешил себя мыслью, что остановить Мию было необходимо, и уж лучше он, чем федералы, когда она окончательно похоронит для себя всякие шансы на спасение. Прибыв в небольшую квартирку в одном из элитных жилых комплексов в центре, которую всегда использовал по одному назначению, Бензли проверил работу клининговой службы, которая, несмотря на отсутствие хозяина, приезжала каждую неделю и поддерживала уют. Пыли не обнаружилось, на столе в гостиной стоял букет свежих цветов, спальня сияла чистотой. Спустя полчаса после его приезда послышался звонок, Бензли лично открыл двери, и порог переступила высокая фигурка, при виде которой теперь не только ощущалось нечто вроде азарта, но и приятно покалывало в животе. — Недурно отделано, — промурлыкала Хантер, и Бензли понял, что она под коксом. Жаль было отдавать столь изобретательный мозг на откуп этой дряни, но сейчас Бензли подобное состояние подруги было только в радость. Он встретил ее, заперев двери и с порога забравшись ладонью под ее обтягивающий топ, надетый на голое тело. Хантер прильнула ближе, с довольным видом поддаваясь на поцелуй, обвила руками его шею. Бензли не раз приводил на эту квартиру женщин, с которыми хотел провести время, но большинство из них он почти не знал и потому хорошо понимал, по какой причине они ложатся к нему в постель — деньги, надежда на дорогие подарки и досуг. Бензли и впрямь не скупился на подобное, лишь бы девушки, компания которых ему наскучила, не ушли обиженными. Но Хантер была из другой категории любовниц — тех, которых он любил больше всех — тех, что становились его женщинами не по зову кошелька, а по зову сердца. Каждая встреча с ней была сродни фейерверку, Хантер часто приезжала навеселе, и от этого была еще развязнее и ярче. Она искренне хотела проводить время с ним, и, что уж скрывать, Бензли тоже не мог назвать это простым развлечением. Конечно, ни о какой любви речи не шло… Но эта холеная, дерзкая, умная девка чертовски ему нравилась. Бензли был в том возрасте, когда молодиться, дабы потешить самолюбие, было уже необязательно. Он неторопливо курил, пока Хантер приплясывала, стягивая шмотки, и предвкушал удовольствие. Судя по ее румяным щекам и блестящим глазам, она тоже его предвкушала. Спустя без малого час стоя под горячим душем, Хантер нежилась и размышляла, о чем будет сейчас не зазорно спросить. Кокс уже отпустил, ей жутко хотелось узнать подробности допроса Мии Мэтьюз, но Бензли мог начать нудить, что это следственные тайны. Впрочем, Хантер уже поняла, что если он что-то недоговаривает, то либо не знает, либо это связано со сторонними вещами, о которых не стоит знать ей. Все дело дилера-убийцы было вывернуто на суд общественности, и детали знала даже пресса (Бензли ругал за это пресс-атташе федерального бюро). Так что никакой тайны следствия уже не существовало. Стоило просто подобраться умно, чтобы не разрушить его самомнения. Выйдя из душа, Хантер распустила влажные волосы и как была, в неглиже, вновь нырнула в широкую постель, которую за прошедший час они вдвоем превратили в бардак. Бензли курил и что-то печатал в телефоне, и выражение его лица выдавало, что общение не из приятных. Она подластилась под руку и улеглась ему на грудь, заставив откинуться на подушки. — Это по поводу Мии? — спросила она напрямик. — Сказала она что-то новое? — Нет, — ответил Бензли, откладывая телефон. — И предупреждая твои расспросы — снова нет. О деле Каса я говорить не хочу. — Почему? — делано надулась Хантер. — Это ведь уже не тайна, почему не поделиться? — Потому что я делился деталями, с которыми ты могла помочь разобраться, — отрезал он. — А теперь и так все ясно. Остался последний рывок. Хантер насупилась, взяв у него сигарету и затянувшись. Она знала причину, по которой Бензли отказывался обсуждать с ней дело дилера — Хантер не верила в вину Джонатана и имела парочку аргументов, которые Бензли не хотелось слышать. Он был уверен, что Мэтьюз знал обо всех махинациях сестры, и ее доводы портили ему картину. Не то чтобы это стало яблоком раздора — Хантер умела вовремя замолкать, — но послужило легким налетом досады на их искрометные взаимоотношения. Дело было в том, что Хантер на протяжении всех этих месяцев, проведенных в Жардан, присматривалась к поселку и всем его жителям. В том силе и к Джонатану Мэтьюзу, которого язык не поворачивался назвать убийцей. Часами размышляя над делом Каса, ведомая жаждой выслужиться перед верхами поселка, предоставив неопровержимые доказательства вины преступника, Хантер просканировала всех, и теннисистов в первую очередь. Джонатан не походил на отравителя никоим образом. Большая часть жертв была, если не друзьями, то его хорошими приятелями и собутыльниками, а учитывая поведение Мэтьюза на корте, отнести его к психопатам-затворникам точно не повернулся бы язык. Сестра — другое дело. Миа Мэтьюз была темной лошадкой, и в ее виновности Хантер не усомнилась, опальная дочь Марка Мэтьюза, богатейшего, влиятельнейшего человека в поселке, прекрасно образованная, подкованная в естественных науках и крайне скрытная, она подходила на роль убийцы даже слишком хорошо. И даже мотив сложился, когда до Хантер дошли слухи о влюбленности младшей Мэтьюз в Сесила. Но кое-что в голове у Хантер не укладывалось. Мэтьюз и Сесил очевидно были на ножах, особенно учитывая явные претензии второго на пассию первого. Джонатан, может, и не ненавидел соперника по корту, но уж точно не питал к нему приязненных чувств. По какой причине он мог пособничать сестре? Убирать таких слабых конкурентов, как Рэншоу или О’Берли явно не стоило рисков, и речь даже не о тюремном сроке — дом Мэтьюзов теперь был отмечен несмываемым клеймом позора. Джонатану впору было препятствовать сестре всеми путями, если у него в черепной коробке осталась еще хотя бы толика мозгов. Нет, если он и знал о проделках Мии, то это означает, что взрослый, сильный, храбрый Мэтьюз не имел на свою школьницу-сестренку никакого влияния и управы. И эти выводы не нравились Бензли, потому что ломали ему всю линию обвинения. Доказать в суде, что шестнадцатилетняя девочка-тихоня хладнокровно отравила четырех человек, а ее великовозрастный братец не смог воспрепятствовать, представлялось маловозможным. Ройе уже все продумал, он насмотрелся на не-разлей-вода Вудкастеров и собирался доказывать вину сразу двоих преступников, некого злодейского тандема. На вопрос Хантер о том, зачем ему это, учитывая, что как ближайшему другу Марка Мэтьюза, Бензли скорее стоило бы выстраивать линию защиты, он ответил однозначно. Областной прокурор, ФБР и отдел по борьбе с наркотиками пристально следили за его работой, а кое-кто даже намекнул на явные привилегии в случае успешно раскрытого дела. — А Марку нужна только правда, — отчеканил Бензли. — Какой бы она ни была. — Ты не боишься испортить отношения с ним? — спросила на свой страх и риск Хантер. Тема эта, вероятно, была больная. — Марк мой друг уже порядка тридцати лет, — пожал плечами Бензли. — И одна из причин нашей дружбы — моя принципиальность. Он знает, что я действую исключительно в рамках закона, а закон — это дело моей жизни. «Интересно, сколько раз ты преступал его ради собственных целей», — подумалось Хантер. Она точно знала, что не однажды. — В конечном итоге правда восторжествует, и Марк останется наедине с тем, что он породил. Я лишь помогу ее открыть. Кажется, сигареты и активный отдых достаточно его расслабили, Бензли заговорил откровеннее. Хантер подметила удачный момент, чтобы ввернуть вопрос, слегка отклонившись от темы. — А что у Марка с моим отцом? — как бы невзначай спросила она, подложив ладонь под голову. — Все тебе расскажи, — лениво потянулся Бензли, стряхивая пепел. — Хочу знать, — горячо выдохнула Хантер, перевернувшись и навалившись всем телом ему на грудь. — Хочу, хочу, хочу! Это был запрещенный прием, но и вопрос был не из простых. — Выпрашиваешь информацию как дорогую цацку, — улыбнулся Бензли, выдохнув дым в сторону. Он сдвинул ее и заставил лечь головой на плечо. — Ничего такого, твой отец хотел кое-кого привезти в Жардан. Марк не позволил. — Кого? — уцепилась Хантер, цепляя его ладонь и отнимая сигарету. Бензли отдал, поднялся, опершись на руку, и строго посмотрел на нее тем самым взглядом, от которого у Хантер когда-то шли боязливые мурашки. Как же давно это было. — Не лезь в это, поняла меня? — с металлом в голосе произнес он. — Это взрослые разборки, Хантер, тебе не по зубам. — Ты знаешь, что от меня все равно ничего не утаишь. — Она склонила голову, притворившись хорошенькой дурочкой, но провести такого как Бензли, да еще и притом, как хорошо он ее знал, было невозможно. И она пошла с козырей. — Это ведь мой отец, Бензли. Чего бы они ни сделал, я буду причастна так или иначе, так что мне понадобится время все обдумать и выбрать сторону. Я все равно узнаю, и лучше от тебя. Аргумент был не то чтобы железобетонный, но очень весомый, и Бензли снова затянулся, не отводя от нее прищуренного взгляда. Один тот факт, что она лежала в его постели, доказывал ее недюжинную прыть, так что он сдался. — Ты знаешь, чем занят твой отец, — бросил он небрежно. — Наркотики? — спросила Хантер. Она не знала точно — тема никогда не всплывала напрямую, но слухи в поселке и сам факт того, что по делу Каса Бензли первым делом пришел за ответами к ее отцу, говорили сами за себя. — По большей части, — уклончиво ответил Ройе. — Он задумал перевезти часть своего дела в поселок. Прямо сюда, отстроить здесь еще одну виллу, с виду обычный особняк, поселить туда своих проверенных знакомых, которые якобы будут держать угодья. А на деле разбить там свой картель, под боком, под защитой и под наблюдением. — Конечно, Марк отказал, — присвистнула Хантер. — И отец разозлился? — Я точно не знаю, что именно предпринял Люк, но знаю, что заняться этим он подрядил Вудкастера. Джордж ходил под его крышей еще до переезда в Жардан — по сути, это именно благодаря нему твой отец облюбовал это место. Вудкастер должен был сделать что-то для Люка, но сделал то, чего Люк не ожидал — он пошел к Мэтьюзу. — Видимо, дело было нешуточное, — смекнула Хантер. — Значит, теперь он под крышей Марка? Бензли помедлил, затушивая сигарету и закуривая новую — старомодными спичками, прикрывая пламя второй ладонью. Хантер краем глаза любовалась изящными, сильными пальцами, в то же время обдумывая сказанное. Значит, Вудкастер, который, судя по неосмотрительным выкрикам сына, держал публичные дома, все это время подчинялся ее отцу. Ожидаемо, хотя холодок, который держался между их семьями, появился явно не вчера. Позиция подчиненного, видать, сквозила в воздухе. — Марк редко связывается с подобным бизнесом, — наконец ответил Бензли. — Но Джордж оказал ему большую услугу тем, что не стал выполнять распоряжения Люка. Так что теперь он и его дело под защитой Мэтьюза. Хантер хотела спросить еще, но Бензли поднялся, отвечая на какой-то звонок, и она решила как следует обдумать то, что узнала. Пока у всех на виду разворачивалась драма вокруг Каса и Мэтьюзов, Хантер, как обычно, старалась думать на два шага вперед. Если Бензли говорил правду, то очень скоро этот проскользнувший парой фраз лишь среди избранных конфликт наберет нешуточные обороты. И к этому моменту ей нужно быть готовой.***
Ночь опускалась на Пасадену, гасли окна на верхних этажах редких высоток и зажигались вывески и окна низов. Блестящие после едва окончившегося дождя улицы, раскидистые пальмы и зеркальные витрины раскрашивало разноцветными бликами и теплым светом — палитрой веселья. В такие чудесные ночи Грэг Вудкастер как правило брал с собой Дэмса, Мэтьюза и Уоттса, и вместе они выезжали со своего горного пьедестала вниз, в хаос и калейдоскоп музыки, алкоголя и женского пьяного хохота. Ночи были долгими, кошельки набитыми, их хозяева — щедрыми. Однако с тех пор как Грэга снарядили новой работой, кутить все ночи напролет больше не было в его власти. Нынешним вечером он, одетый с иголочки — черный непроницаемый костюм, сорочка самая понтовая из гардероба, золотая цепочка на руку в довесок к любимому кольцу и солнечные очки, бесполезный аксессуар лишь для важного вида — выехал с водителем в сторону «Рококо». Редко когда платиновые волосы, маленько отросшие и лезущие в глаза, бывали настолько идеально зачесаны, а лицо, и без того редко покрытое щетиной — так скрупулезно выскоблено. Сегодня требовалось быть на высоте, а лучше — еще на ступеньку выше. Грэг прибыл в отель на три часа раньше положенного срока и распорядился, чтобы Голди всю ночь держала за стойкой энергетики. При себе у него на крайний случай была заначка кокса, но вечер был слишком важным. Требовалось проверить каждый угол и каждую простынь, каждую девочку лично и лучше пару раз. Отец впервые приезжал в «Рококо» с гостями, до того важные сделки Джордж заключал в своих заведениях. Но пропажа девочки накануне и эта неожиданная перемена локации в его пользу мало походили на совпадение. Грядет проверка, и Вудкастер впервые за долгое время по-настоящему нервничал. Стараниями Голди и Зары отель сиял. Девочки ходили по струнке, все до невозможности собранные, улыбчивые, накрученные и намарафеченные, особо не отсвечивали, а просто создавали уют. Всех сомнительных Грэг еще накануне отправил от греха подальше по домам, чтобы не светились, в заведении остались лишь те, на кого он мог положиться. — Вы так напряжены, сэр, — мелодично разбавляла тишину Адриана, массируя ему плечи, пока Грэг нервно тянул джин-тоник, изучая программу вечера в сотовом. — До приезда гостей еще больше двух часов. Если хотите выпустить пар — только намекните. — Не до того, — бросил он нахмуренно, уже машинально мельком оглядывая ее вид. Роскошный обтягивающий черный шелк, чулки с полосками позади, шпильки, нарощенные ресницы и укладка волосок к волоску. Грэг пропустил мысль о том, что его девочки выглядели на порядок лучше даже богатеньких соседок из Жардан, когда беспокойство снова отвлекло. Он посмотрел на часы. Мэдс обещала решить его проблему, но пунктуальность, увы, в список сильных черт его сестры не входила. Нет, Мэдли всегда была в нужное время в нужном месте, но до педантичного тайминга брата она не дотягивала — не видела смысла. Наконец спустя томительные двадцать пять минут она явилась — вошла через главный вход, вся в белых мехах и солнечных очках. Появляться на улицах Пасадены после наступления темноты в ином виде, конечно, было моветоном, и все же Грэг сейчас не отказался бы привлекать меньше внимания зевак. Но когда он увидел, с кем она приперлась, все прочие претензии резко отошли на второй план. Подскочив, он быстрым шагом подошел и ошарашенно воззрился на сестру. — Это что еще за выходки? — прошипел он. Рядом с Мэдс невозмутимо стояла, оглядываясь на интерьер, Хейзел. Та сама горничная, что служила для него ниточкой в дом Сесилов благодаря дружбе с их бывшей прислугой, которую за какие-то очередные провинности вышвырнула Мэдли. Сестра и с Хейзел уже успела повздорить, все из-за дурацкого инцидента с разбитым зеркалом. Мэдс рвала и метала, Грэгу пришлось взять на себя заботы о своем подарке на их прошедший день рождения, но к его удивлению, горничная не понесла никакого наказания. — Ты с ума рехнулась? — шепотом спросил он, отводя сестру за локоть. — Она же собирает сплетни из чемпионова особняка! А что если туда доложит о том, что видела здесь?! — Не доложит, — мелодично ответила Мэдс. — Не переживай ты так, у меня все под контролем. Она даже не знает толком, куда пришла. — Зачем ты вообще ее притащила?! — продолжил метать глазами молнии Грэг. Тревога, до того стучавшая в висках, теперь разрослась до грохота набата. — А сам не понимаешь? — устало поджала губы Мэдс. — Посмотри, она же копия пропавшей подстилки. Оглядев на расстоянии все еще нерешительно озирающуюся Хейзел, Грэг хмуро повернулся обратно к сестре. Пришлось согласиться, что типаж был идентичный — чуток подкрасить, да приодеть… — И что, ты всерьез думаешь, что горничная может заменить кого-то из моих девочек? А даже если и да — как ты ее заставишь? — Кто тут хозяин? — вскинула бровь Мэдли, но видя, что брат ее не понимает, выдохнула. — Расслабься. Ей нужно будет просто посидеть для вида, на случай если отец действительно тебя проверяет. Ее никто не возьмет, а если возьмет — откажи, предложи кого-то из своих лучших. Включи фантазию. Испустив долгий напряженный выдох, Грэг помассировал виски. План был дерьмо, но лучше, чем ничего. Отец точно не знает пропавшую девицу в лицо так хорошо, чтобы отличить, особенно при условии, что будет занят сделкой. Научить Хейзел представляться чужим именем, наврать что-то про то, что ему необходима массовка, а в случае если кто-то из гостей действительно выберет ее, Грэг сумеет убедить, что выбор не из лучших. В конце концов, на самый распоследний случай у него есть Карми. Карми — это однозначно козырь. — Ладно, — сдался он и жестом подозвал Голди. — Приведи эту девчонку в надлежащий вид. — Голди уже шагнула исполнять, когда он схватил ее за локоть, останавливая. — Только не слишком, поняла меня? На фон, чтоб не затмевала. И помалкивай на вопросы. Голди начала помалкивать сразу же в эту секунду, без слов приняв распоряжения и с приветливо улыбкой уведя Хейзел в гримерную. Грэг нервно махнул в поисках нового джин-тоника, Зара без лишней беготни подсуетилась. Мэдли присела в кресло напротив брата и приспустила манто с плеч. Оглядевшись, она закинула ногу на ногу и посмотрела на время. — Полтора часа на сборы, более чем достаточно даже для такой потасканной девки, как эта. Грэг наклонился к ней, едва не расплескав свой джин, и схватил за подбородок. — Меня твои распри с прислугой не касаются, Мэдли, — проговорил он сквозь зубы. — В следующий раз свои расправы чтобы без меня проводила, поняла? — О чем это ты? — невинно проронила Мэдли. Но ощущала себя в не слишком-то ласковой хватке брата так непринужденно, что явно знала, за что. — Не зли меня, — бросил он, отпустив ее резко, заставив голову мотнуться в сторону. Мэдс только улыбнулась из-под очков. Подобное и за наказание-то не считалось, можно сказать, отделалась ничем. Пока Грэг нервно закуривал, она попросила усилить вентиляцию и взяла себе сок. — Я, знаешь, пожалуй, останусь посмотреть на ваш междусобойчик, — непринужденно сообщила она. Знала, змея, что в его нынешнем состоянии брат не станет перечить, хотя возразить Грэгу ох как хотелось. Но он знал, что ее присутствие ему только на пользу. Как бы то ни было, и что бы там Мэдли ни вымещала на этой несчастной девице, как минимум одну проблему она решила.***
Хейзел ощущала себя как в шпионском боевике. Частные вечеринки, секретные ходы, роскошные интерьеры и роковые женщины, одной из которых ей на один вечер подфартило притвориться. После того злосчастного случая с зеркалом близняшка Вудкастера к ней даже не обращалась напрямую — игнорировала существование, — так что когда вечером она с елейной улыбкой предложила искупить вину небольшой подмогой, Хейзел согласилась не задумываясь. Мэдли все объяснила предельно просто — у ее брата важная встреча в одном месте, где необходима компания симпатичных девушек. Хейзел видела, как у хозяйки свело лицо от необходимости признать ее симпатичной, но даже тогда не почуяла подвоха. Мэдс обещала заплатить как за полноценную ночную смену, а делать, судя по описанию, даже ничего особо не нужно было — сиди да свети лицом. По приезде на место пришлось убедиться в том, что все очень серьезно. Другие девчонки из массовки выглядели как модели, Хейзел даже на мгновение смутилась, но помощница, которую к ней приставили, успокоила, дескать, девочки уже после гримерной. Гримерной в этой странной локации оказалась обычная спальня, оборудованная под салон как будто в последнюю минуту. Вообще-то это была просто отельная комната, каких тут, судя по бегло брошенному взгляду, было в достатке. — Это отель? — поинтересовалась она у стилистки, но та только пожала плечами. — Я тут только на это мероприятие, — ответила она. За последующий час из Хейзел старательно вылепили девушку модельной внешности — даже восковую эпиляцию сделали! После основательной укладки и поистине голливудского макияжа выдали охлаждающий спрей и одежду — похожие на наряды других девочек черное шелковое платье, кожаные лодочки, чулки и даже нижнее белье — тоже черное и тоже шикарное. Пока Хейзел натягивала все принесенное, вошла Голди, администратор отеля, которая сопровождала ее в гримерную. — Все так серьезно, аж до белья, — улыбнулась робко Хейзел. — Зачем так? Она не смутилась переодеваниями, хорошо помня вечеринку на яхте, для которой Вудкастеры тоже выдавали новую форму, но вот белья там не предусматривалось… И только вспомнив эту чертову вечеринку на яхте, Хейзел буквально замерла на месте, держа в руках чулок. Она наконец поняла, почему лица пары девчонок показались ей смутно знакомыми, вспомнила, чем занимается ее хозяин, помимо игры в теннис и накачивания себя непомерным количеством алкоголя пару раз в неделю. По спине пробежал холодок. «Какая же я дура!» — запоздало пронеслось в голове. Хейзел, не чувствуя ног, подняла голову на Голди. — Это он… его бордель, да? — шепотом спросила она. — Меня… я… — Да не переживай ты так, — улыбчиво ответила Голди, склонив голову. — Тебе же сказали, требуется массовка. Девочки будут работать, но помимо них, нужно еще немного разнообразить интерьер, понимаешь? Хейзел покивала, глядя сквозь пелену в глазах на черные подтяжки у себя в руках. — А белье мне тогда зачем? — напрямую спросила она. Голди молча повернула ее боком к зеркалу и указала на вырез на правом бедре — тот и правда открывал часть кружева, которое Хейзел уже успела натянуть. — Поняла? — насмешливо спросила Голди. — Лиф, так и быть, можешь не надевать. Внутри что-то будто залило теплым молоком, Хейзел выдохнула. И чего она так распереживалась? Она уже работала с эскортницами Грэга бок о бок на яхте, и он, кстати, заплатил обещанное, так чего ж сейчас она так испугалась? — Помалкивай, слушай, что говорит мистер Вудкастер или его сестра, и все пройдет без происшествий, — напутствовала Голди. — Ну и… раз уж ты знаешь о его бизнесе, думаю, излишним будет напоминать, что это информация не для широких масс. — Само собой, — закивала Хейзел. Она себя дурой не считала, так что о работенке хозяина не сообщила даже Лайле. Это был их с Грэгом маленький секрет… Ну, их и всего этого отеля, разумеется.***
Хантер не очень хорошо помнила, как начался этот вечер. Вроде бы утром она проснулась на квартире у Бензли, вернулась домой, намереваясь хотя бы немного подготовиться к грядущей неделе учебы, но позвонил Дэмьен, и планы изменились. Каким-то образом она убедила его не ехать на точку, а зависнуть в местечке посимпатичнее, так что к ночи они осели в каком-то баре в Пасадене, где огораживались приваты. С Дэмсом было двое не очень, но знакомых Хантер парней, один из которых уговорил ее на крэк. И только когда она хорошенько накурилась, Марлоу пришло в голову выяснить отношения. — Я не… я тебя не узнаю вообще последнее время, — говорил он заплетающимся языком. Будь Хантер чуть более трезвой, явно ужаснулась бы тому, как он выглядел: серый цвет лица, синяки глубиной в пару Тихих океанов, какие-то ссадины на лице. Хантер не задумывалась, что и сама последние недели выглядела не лучше, но в данный момент наверняка как минимум его догнала. — Ты пропадаешь постоянно, — заключил Дэмс, делая затяжку вонючего дыма. — Ты тоже, — просто сказала она. Не было сил обдумывать их отношения, вообще обдумывать что-либо становилось очень сложно. С бара притащили сет стопок с водкой, Хантер взяла сразу две и опрокинула, чтобы уравновесить сознание. Пару минут оно будет при ней, этого должно хватить, чтобы высказаться. — Дэмс, тебе надо поговорить с матерью, — неожиданно для себя выдала она. — Чего? — поморщился Дэмьен. — Ты, блин, вообще о чем? Мне с тобой надо поговорить!.. Где тебя… черти носят вообще? Тут-то она и поняла, что Марлоу вообще-то сидит на крэке плотно, а сегодня сделал пока только две затяжки, а потому его мозги были куда более собраны в кучу. Даже говорил он куда осмысленнее нее, и тогда-то Хантер поняла, что это проблема. Ее собирались песочить, а она ничего не припасла в свое оправдание. Какие тут вообще могли быть оправдания? Они оба конкретно снюхивались в прямом смысле слова, до того, что не хватало сил и времени даже на отношения между собой. В голове Хантер вдруг проскочила мысль о том, что она, кажется, маленько разошлась. Что, возможно, некоторые вещи действительно вышли из-под ее контроля. Она вообще забыла о том, как какие-то несколько месяцев назад строила планы на жизнь здесь, в Жардан, ставила на место Вудкастера, искала какое-то свое собственное место. Боролась, выживала, охотилась за чужими секретами. Размышляла, действительно ли Дэмс любит ее или просто по какой-то причине отчаянно нуждается, и ответ вроде бы всплыл чуть позже в очередном коксовом кумаре, но теперь все это потонуло в нем целиком. Дэмьен Марлоу стал для Хантер одним целым с ее зависимостью, неразрывно сплелся со всем, что повергало ее в хаос. Когда-то она думала, что изменяет ему, размышляя о своей привязанности к Вудкастеру, но теперь не ощущала даже этого. Какие могут быть измены, если личность даже не кажется тебе больше человеком, а просто одним большим косяком, к которому ты бежишь, когда хочется забыться? — Ты с кем-нибудь спишь? — спросил Марлоу, прищурившись и наклонившись над столом. — Ты с… — Нет, — ответила она, не желая даже думать о том, чтобы продолжить этот разговор. — Дэмс, я даже с тобой не сплю, откуда у меня на это силы… И правда, они были близки какую-то вечность назад, теперь во время их общих приходов даже секс не требовался, только наркотики. Под ними ничего было не нужно, после них — ничего не хотелось. Дэмьен задумался, а может быть, просто завис в своих мыслях. — Тебе нужно поговорить с матерью, — повторила она. — Нет, — бросил он. Значит, слышал. Разговор снова забуксовал, как это часто бывало под крэком. Хантер неустойчиво поднялась и, шатаясь, вышла по темному затхлому коридору на улицу. Тут шумела ночь, город дышал, жил своей жизнью, и Хантер захотелось подышать вместе с ним. Она как-то раздобыла сигарету, но закурить не успела. Ее заковали в объятия, Хантер обернулась, машинально сбросив с Дэмса пыльную шляпу. От него жутко пасло сигаретами, колючий подбородок оцарапал шею, Хантер вывернулась. Дэмьен с почти ребяческой радостью поймал ее обратно: в эту игру они играли не впервые. В конце концов она поддалась, осталась стоять, зажатая со спины, Марлоу положил подбородок ей на плечо и посмотрел на улицу, пока Хантер щелкала зажигалкой. — Ты отдаляешься, — сказал он просто, вдыхая ее дым. А она подумала, что была бы не прочь отдалиться — убежать, скрыться, откреститься от этой связи. Но теперь ей казалось, что между ними всегда была пропасть. Пустота, плотно заполоненная дымом.***
Гости, которых с таким нетерпением ожидали Вудкастеры, приехали с опозданием почти на четыре часа. К этому моменту невротичный Грэг уже растрепал укладку так, что стал похож на швабру, однако сестра выказывала редкостную невозмутимость. Она занялась его волосами, наговаривая успокаивающие мантры, Грэг только гадал, что могло заставить отца так задержаться. Звонить он, разумеется, не стал бы, но столь длительный простой действовал на нервы. — Если отец тебя проверяет, это может быть частью плана, — мелодично, словно аффирмации, наговаривала Мэдс, перебирая платиновые пряди одной рукой и зачесывая гребешком другой. — Кстати, а с каких это пор ты стал так перед ним выслуживаться? Грэг лежал затылком на подлокотнике, закинув ногу на ногу и закрыв глаза, потому что от недосыпа и стресса один глаз начал слишком заметно дергаться. Пальцы сестры, методично гладящие по голове, были лучшим успокоительным из доступных. — Срать я на него хотел, — фыркнул он. — Я хочу посмотреть, кого он с собой приведет. — А как же пропавшая подстилка? — осведомилась Мэдли, пшикая ему на макушку неприятно пахнущим спиртом лаком для волос. — Ты весь на измене из-за нее, разве нет? — Это все еще его бизнес, так что отец может и отобрать игрушку, если решит, что я не справляюсь, — нехотя ответил Грэг. — Но я не позволю. Только не сегодня, когда тут наконец-то происходит что-то интересное. Мэдс крепко зачесала его челку назад и отложила гребешок. Ее пальцы стали наворачивать круги по стриженному затылку. По шее побежали мурашки, Грэг сунул в рот сигарету и подкурил, ощущая, как по телу распространяется расслабление. — Хочется же вам лезть в их стариковские разборки, — проронила Мэдли, гладя брата за ушами. — По мне, так ничего скучнее этого нет. Грэг недовольно дернул бровью, не открывая глаз. — А сама-то, — бросил он. — Ты больше всех любишь влезть в чужое дело. — Да, если дело касается кого-то из наших, — поправила Мэдс. — К чему мне мараться о дела отца и его подельников? Нам с тобой жить среди ровесников, их стоит разделывать на филе, Грэг. А старичье отдаст концы через пару лет, и все их секреты станут мертвым грузом. Доля правды в том, что она говорила, была, но Грэг знал, что стариковские секреты имеют свойство переходить по наследству. Он окончательно разомлел под руками сестры, слушая ее успокаивающий шепот, чувствуя знакомый запах, и постепенно дыхание выровнялось. В этот момент двери распахнулись, и в холл «Рококо» вступила делегация. Грэг, сам того не осознавая, встретил их в наилучшем виде — развалившись в кресле, объятый дымом, совершенно расслабленный. Он открыл глаза, сердце пропустило удар… и тут же забилось в привычном ритме. Он елейно улыбнулся, увидев как обычно растерянное лицо отца, словно тот пытался скрыть под маской мимолетного радушия свое волнение. Благодаря эфемерной, миниатюрной фигурке сестры позади, ощущавшейся такой надежной опорой, и легким пальцам на затылке, словно не дававшим мыслям разлететься осколками, Грэг ощутил себя в разы собраннее папаши. Он поднялся, вальяжно, размашисто, одернул пиджак и подошел к собравшимся возле стойки гостям. — Добро пожаловать в наш скромный отель, — расплылся в улыбке он, обведя ладонью холл, а вокруг него, как и было оговорено, в этот момент собрались бесшумно его лучшие девочки, присевшие в элегантном реверансе. Джордж кивнул на делегацию и назвал несколько фамилий с приставкой «мистер», а после повернулся и взглянул как будто под другим углом. Впервые в его глазах читалось уважение. — Мой сын, Грэг, — представил он. — Это его заведение. — К вашим услугам конференц-зал, зал-приват и, разумеется, комнаты отдыха, — расстилался Грэг, проводя гостей по холлу. — Что предпочтете? — Вначале нам необходимо кое-что обсудить, — кашлянул Джордж. — Что насчет привата?.. Пожалуй, конференц — это слишком уж официально. — Сориентируйте мою помощницу по музыкальному сопровождению и прошу, — кивнул Грэг, указав на вход в приват. — Все уже готово. Отец обернулся к провожатым и что-то сказал по-немецки. На мгновение по рукам пробежала дрожь. Грэг сделал вид, что не заметил этого, но на деле испугался. Немецкий в КГН он изучал не просто так — отец владел им в совершенстве, чего нельзя было сказать о нем самом. Как бы это не вышло боком… Однако Голди приняла все распоряжения от Джорджа, отправилась исполнять, а Зара проводила гостей в арку, ведущую в помещение, залитое приглушенным светом. Послышались легкие биты, Грэг на минуту задержался. Около него снова тенью возникла сестра. — Тебе не стоит туда идти, — бросил он. — Вообще, Мэдс, лучше бы тебе домой поехать. Тут сейчас не до тебя будет. — Я не собиралась тебе мешать, Маман, — насмешливо ответила Мэдли, поправляя его воротник. — Побуду с Голди и прослежу за девочками. «Буду неподалеку, чтобы ты не психовал», — услышал Грэг, ну или хотел бы услышать. Он форменно кивнул и перешагнул порог в приват. Это был лучший зал в заведении — его гордость, Вудкастер все здесь переделал целиком и полностью. Во времена, когда «Рококо» был под управлением его отца, зал-приват представлял собой какую-то комнату для оргий. Полшяцкие розовые занавески, цветы, софы, шкаф, забитый сомнительными секс-игрушками… Для сноба Грэга подобное было совершенно неприемлемо. Теперь зал представлял собой чилл-аут зону с подиумом для танцовщиц, слегка на возвышении, чтобы не мельтешили. Темно-бордовые, не слишком яркие обои, агатовый потолок, немного стекляруса, ненавязчивая музыка и красивые миниатюрные стриптизерши в черном. Вокруг подиума располагались кресла, столики и диванчики — все цивильно, без намека на бордельный лоск. Гости явно одобрили — Грэг к своим годам научился читать по лицам. Если они были здесь когда-то раньше, это точно набросило ему очков. Трое мужчин блеклой внешности не вызывали в голове никаких ассоциаций — Вудкастер видел их впервые. Двое из них говорили только на немецком, третий — с акцентом, но не Германия, что-то восточное. Зара провела их на лучшие места, две девочки разом, как зеркальные отражения друг друга, расставили по столикам аперитивы. — Если что-то будет угодно, обращайтесь к Заре или лично ко мне, — предупредил Грэг, не решаясь ни присесть, ни пойти вон. Он вроде как законно бы здесь как хозяин, но если разговор конфиденциальный, отцу стоит сказать всего одно слово, и придется ретироваться обратно в холл. Джордж явно поднял глаза, чтобы что-то подобное и выдать, но его прервал гость, единственный, что говорил по-английски. — Спасибо, мистер Вудкастер, — произнес он, протянув руку. — Достойный прием, у вас здесь весьма… роскошно. Грэг пожал его ладонь, не упуская шанса продолжить диалог. Мистер Вудкастер… никогда еще к нему не обращались по фамилии с такой расстановкой. Это тебе не презрительные обращения профессоров из КГН или заискивающий лепет горничных. — Делаем все возможное, — покивал он. — Setz sich bitte, — сказал второй, удовлетворенно кивнув. — Es lohnt sich, an einem so angenehmen Ort ein Glas zu heben. Это Грэг, хвала небесам, понял. Он натянуто улыбнулся и сел рядом с отцом. Адриана, прислуживающая за столом, мигом достала откуда-то бокал джина, будто чувствовала. От всей души Вудкастер надеялся, что в разговоре проскользнет что-то полезное, но все четверо с этой минуты трещали по-немецки так быстро, что он едва успевал улавливать отдельные слова. Временами даже хотелось вставить что-то по смыслу, но Грэг был слишком не уверен в своей грамматике, чтобы задавать вопросы. В общем и целом, отец и его партнеры говорили о смене локации бизнеса. Какого именно, Грэг не уловил — вряд ли это произносилось вслух, но явно чего-то незаконного. Речь шла о том, что отец лишился стратегического партнера, и теперь ему, кажется, был нужен новый спонсор — а может быть, это он искал, куда вложиться, сложно было понять. Одно Грэг мог сказать точно — переговоры проходили удачно. Гости были приветливы, обсуждали дела с неподдельным интересом, кто-то высказывался с сомнительной интонацией, но под конец разговора, который незаметно продлился больше двух часов, все четверо подняли бокалы явно в знак неких договоренностей. Отец даже заулыбался. Грэг за это время вылакал еще четыре джин-тоника, и теперь употреблял все свои навыки притворства трезвым, какие освоил к двадцати годам. Слава богу, таких навыков у него было с лихвой. — Что ж, если дела решены, можно и отдохнуть? — спросил наконец по-английски гость, и только тогда Вудкастеру пришло в голову, что в его присутствии говорили на немецком неслучайно. Пьяная голова и задетая гордость ткнули сделать большую глупость. — Jede meinen Feen sind Ihnen, Herren. Sie können bleiben hier oder gehen in ein separates Zimmer. Гости оживились, Джордж закашлял, привлекая внимание Адрианы, явно желая отделиться, она повела его прочь из привата. Напоследок он бросил на Грэга слегка обеспокоенный, но все же не яростный взгляд, и он понадеялся, что не перегнул, несмотря на опьянение. Голди живо согнала девиц в зал-приват, стоило Адриане вывести отца, девочки непринужденно загуляли по помещению, будто бы не на заклание их сюда привели. Музыка заиграла чуть громче, танцовщицы на подиуме окончили программу и по-тихому исчезли за сценой, чтобы не попасть под раздачу. — Прекрасные, как на подбор, — похвалил англоязычный гость, глянув на Грэга, пока его коллеги переговаривались на немецком. — Прошу меня простить, мистер Вудкастер, что мы обсуждали столь малоприятные вещи в вашем присутствии. Ваш отец сообщал, что вы не владеете немецким. — Не в том совершенстве, что хотелось бы, — выкрутился Грэг, горделиво вскинув нос. — Никаких обид, мистер Кристенсен, я здесь лишь для того, чтобы ваш вечер прошел в комфорте. Стелить перед засранцем после такого явного унижения было мерзко до приступа тошноты где-то в груди, впрочем, виной тому могли быть и джин-тоники. Грэг сделал еще одно усилие над собой, приговаривая мысленно, что остался последний рывок. А после — осознание собственного триумфа будет пьянить еще несколько дней. — Я, пожалуй, пообщаюсь с нашей великолепной помощницей… Адриана, верно? — подмигнул Кристенсен. — Прекрасный выбор, сэр, — качнул головой Грэг. — У вас отменный вкус. Тот только удовлетворенно кивнул и поднялся. Вудкастер встал следом и сделал пригласительный жест. Один из коллег отца потянулся в центр зала, чтобы, видимо, разглядеть товар получше, а оставшийся остановился около Грэга. — Hast du einen Rat für mich? — спросил он с едкой улыбкой. Этот был моложе своих спутников, да и посимпатичнее, Грэг замечал заинтересованные взгляды девочек. Ему точно здесь понравится. — Blair, Herr, — сказал Вудкастер, указав на нее, стоявшую поодаль. — Ein sehr… geschickte Mädchen. Einer den besten. Слова вспоминались с трудом, даром, что были простейшими. Гость проследил взглядом, потом дальше, а следом его взор застыл, и он сделал шаг ближе к Грэгу, ненавязчиво указав ладонью вперед. — Was ist mit der Blondine links? Грэг проследил за его взглядом, и глаз снова непроизвольно дернулся. Слава богу, в полумраке зал-привата никто не заметил. — Sie ist neu. Wenig nicht weiß, kann sein problematisch. Ist… besser, zu wählen ein ander… Гость смотрел в упор на Хейзел и усмехался. Она не поднимала взгляда, и в этом свете софитов в сумрачном, залитом бархатным бордовым светом зале, в окружении других девочек смотрелась и впрямь иначе. Грэг мысленно проклял себя и Мэдс за эту тупую идею — то, как Хейзел отличалась от здешних девиц, было видно невооруженным взглядом. Слишком непотасканная, слишком… Гость повернулся на Грэга. — Ich mag die Unerfahrenen. Вудкастер в ужасе понял, что ничего не понял. Он сглотнул и прищурился, будто выбирая, а сам лихорадочно попытался выудить из головы хотя бы какие-то остаточные знания из КГН. На родном языке он еще, быть может, уговорил бы гостя переменить выбор, но из-за того, с каким трудом давались немецкие слова, речь точно не выглядела убедительной… — Ich will sie, — продолжил, не понимая причин заминки, гость. — Irgendein Problem, Herr? Ist sie dein Favorit? Грэг отчетливо услышал слово «проблемы», и приосанился. Льстивая улыбка заняла свое законное место на лице, он повернулся и склонил голову. — Natürlich, Herr. Kein Problem. Wie Sie möchten.***
Хейзел всего одним глазком успела взглянуть за ширму работы публичного дома, и уже от этого была под впечатлением: вот он, шпионский боевик, в котором она себя ощутила по приезде. Шикарно оформленный зал, танцовщицы, какие-то очень серьезные люди вместе с Джорджем Вудкастером что-то обсуждали несколько часов, а после Голди вытолкала девочек, просигналив, что им пора работать. Хейзел вышла вместе со всеми, решив, что раз уж ее сюда загнали, можно получше рассмотреть интерьер. Здесь и вправду было роскошно — приди она сюда без объяснений, никогда не подумала бы, что это бордель. Максимум элитный стриптиз-клуб, и то походил больше на какой-то ресторан премиум-класса. После того, как все гости покинули зал, девочки пошли обратно в холл. У кого-то официально начинался выходной, Хейзел покрутила головой в поисках Мэдли или кого-то, кто мог бы законно отпустить ее домой, но наткнулась взглядом на Зару. Помощница с непроницаемой улыбкой шепнула, что в гримерной ее хочет видеть мистер Вудкастер. На мгновение Хейзел пропустила мысль о том, что Грэг, дабы сбросить напряжение, выбрал ее, чтобы поразвлечься. Хихикая мысленно по пути в гримерную, она думала, что, разумеется, откажет, не в ее это правилах, вот так с порога в койку. Но если хозяин хорошо поуговаривает… В ожидании она с девочками опрокинула по бокальчику кристалл — больше не позволили, — но и этого хватило, чтобы быть слегка навеселе. Поднявшись в комнату, она затворила за собой двери, увидев, что босс уже внутри. — Все прошло хорошо, сэр? — спросила она, остановившись у стены. — Вы хотели меня видеть? «Наверняка, он заплатит. Мэдс ведь обещала плату за ночную смену» — решила, что догадалась, Хейзел. Грэг поднялся с кресла, где курил до этого, и сунул руки в карманы. Такой он был уставший, смурной и напряженный, что ей на миг захотелось, чтобы он попросил ее общества. — Да, все нормально, — кивнул он. — Есть у меня к тебе одна просьба, Хейзел. «Запомнил мое имя!» — восторженно ударилось в голове. Больше Лайла ничего не сможет сказать, она теперь явно намного больше, чем прислуга для него! Единственная, кого Вудкастер допустил до своей работы, доверился. — Голди говорила тебе, что ты здесь только для массовки, — продолжил он. — Но ты знаешь, чем занимаются девочки? — Они эскортницы, — кивнула Хейзел. — Они проститутки, — поправил Грэг. Хейзел немного смутилась. Это вроде как в ее голове обозначало одно и то же, но… к чему говорить так прямо? — Они здесь, чтобы наши гости провели с ними время, — пояснял Грэг, закуривая новую. — И гости сами выбирают девочек. — К чему вы это? — Один из них выбрал тебя. По коже прошелся холодок. Хейзел вдруг вспомнила все слухи, что ходили о Грэге Вудкастере за пределами Жардан Рояль. О том, какой он беспринципный, жестокий и ушлый. Она вроде как разглядела его истинную натуру… но теперь Хейзел отчетливо почудилось, что и это было маской. Что его истинная натура, как и у многих великих мерзавцев, была выставлена на всеобщее обозрение, именно для того, чтобы таким дурам, как она, было сложнее в нее поверить. — Вы меня не заставите, — не слыша себя, проронила она. Внутри запекло от страха. Она стояла здесь за запертой дверью, в глубине его крепости, а вокруг были его верные слуги. Если захочет — он принудит ее к чему угодно. — Я не намерен тебя заставлять, — произнес он спустя несколько томительных секунд. — Я в состоянии оплатить эти услуги. — Ни за что, — мотнула головой Хейзел, приосанившись. Она поняла, что за несколько секунд взмокла и продрогла. — Я заплачу достаточно, — повторил Грэг, доверительно склоняя голову. — И никто не узнает, никогда. Ни в Диаман Флувьяль, ни за его пределами. Хейзел осознала, что это уговоры. Значит, она все же могла сказать «нет»? Потому что это слово рвалось наружу изо всех сил. Она с трудом помотала головой. — Я не шлюха, — прошептала она. — Хейзел, один секс за деньги не сделает тебя шлюхой, — вздохнул Грэг, а после сел обратно в кресло, затягиваясь. — Ты сделаешь мне гигантское одолжение, если согласишься. — Я хочу уйти, — дрогнувшим голосом проговорила Хейзел. Она отступила и коснулась защелки на двери. И тогда каким-то образом он за один шаг ее настиг. Оказался рядом, обдав сигаретным дымом. Ладонь Грэга легла на ее руку, держащуюся за замок. — Только представь себе, чего стоит обязать такого человека, как я, — горячо зашептал он, прислонившись к ней почти вплотную. — Ты в любой момент сможешь прийти ко мне — через пять, десять, двадцать лет — и попросить чего угодно. Чего угодно, Хейзел. Понимаешь? Ты хоть знаешь, сколько всего я могу? Она была готова нажать на ручку двери, но его лихорадочный шепот снова вгрызся в ее слух. — Никто никогда не узнает. Это будет наш секрет, твой и мой, сделаешь и забудешь. Наш гость — человек обеспеченный, не развалина какая-нибудь, ухоженный, деликатный. Я тебя под кого попало бы не подложил. Она видела гостей, они и вправду выглядели достойно… но, черт подери, не для того, чтобы раздвигать перед ними ноги! Хейзел ощутила, как лицо идет пятнами. Она стояла, уставившись в пол, не видя перед собой ни зги, а вокруг нее был только этот голос, этот шепот, этот въедливый сигаретный дым. — Я заплачу тебе наличными тысячу долларов, — произнес он. — Я не… — попыталась она, но Грэг перебил. — Две тысячи, — сказал он громче. Задохнувшись, Хейзел сквозь слезы вскинула наконец на него свой отчаянный взгляд. — Сэр, это… я так не могу… — пролепетала она. — Десять. Это ударило, как пощечина. Десять тысяч долларов. Хейзел замерла, подавившись всем, что хотела сказать. Она вдруг увидела, почувствовала эти деньги, так, словно держала в руках. Их шелест, их запах. Отчетливо, как никогда. — Получишь десять штук наличными. Сможешь больше никогда не возвращаться на работу, хоть завтра, — спокойным тоном выдохнул Грэг. Он услышал треск, с которым сломалась ее воля. Увидел потухший блеск в глазах и зажегшуюся на его месте жажду. Расправил плечи и сделал еще одну затяжку. Десять штук… На эти деньги и вправду можно было начать совершенно другую жизнь. Ту, о которой ни она, ни Лайла, ни Нина и не мечтали, открыть свое дело, стать… кем-то большим. Забыть о работе прислуги навсегда. Забыть о Жардан Рояль. И о том, что за эти десять штук придется сделать. — Я… ничего не умею, — едва слышно произнесла Хейзел, не отрывая взгляда от окна. Там пробивались первые рассветные лучи, робкие, но все еще со всех сторон окруженные тьмой. — Не беспокойся об этом, гость обо всем предупрежден, — спокойно ответил Грэг, погладив ее по плечу. — Веди себя естественно, мило, не дерзи. Представь, что он тебе нравится. Он сделал шаг назад, отпустив ее руку. Ему больше не нужно было бояться, что Хейзел сбежит. Грэг говорил что-то насчет того, каким именем стоит представиться, как быть, если потребует лишнего, где искать тревожную кнопку… Она почти не слышала. Внутри росли, переплетаясь меж собой, как стебли ядовитого плюща, сразу два отчетливых чувства: непередаваемого отвращения к себе… …и несравнимой жажды пересечь черту.