Jardin Royal, или Выживут самые дерзкие!

      Пожалуй, нет на свете людей, которые сильнее желали бы отличаться друг от друга, чем девочки Жардан, но каждую из них без исключения от мала до велика объединяет одна значительная деталь — абсолютная одержимость своей внешностью.       Каждое утро в особняках начинается с патчей, сывороток, масок и скрабов; массажей, асан и аэробик, пробежек на дорожке, прыжков и приседаний; расчесок, плоек и щипцов, консилеров, хайлайтеров, подводок, тушей и помад всех существующих расцветок. Каждое утро, поднявшись с постели и проверив соцсети, причесывает свои длиннющие волосы Мануэла, поливая перламутровым бальзамом для сияния и приподнимая у корней. Вырисовывает корректором и без того точеный носик, спасибо ювелирной работе гиалуроновых уколов; выводит губы поверх контура, клеит веерообразные пучки ресниц. Кукольная внешность Мануэлы давно стала ее визитной карточкой, и сколько б хозяйка не фыркала на людях, с этим образом она уже давно срослась.       Залепив веки патчами от отеков, вертит педали велотренажера Аделия, глотая из бутылки с водой с лимонным соком. Только через сорок минут, когда с лица отходит сонная припухлость, Адель берется за кисти для макияжа — чернит глаза, причесывает брови, вытемняет линию подбородка. Пожалуй, единственная из всего поселка она не перекроила лицо хирургическими скальпелями и косметологическими шприцами. Аделия несет свою естественность как украшение, но строго ту ее часть, которую хочет показать другим.       Как следует штукатурит неудачно проблемную кожу Изабель, рисует поверх новые черты, кажется себе искусной гейшей в зеркале — попробуй после апгрейда ее узнай. А после вставляет линзы и целый час проводит в гардеробной, подбирая детали одежды, одну под другую — каждая мелочь важна в ее всегда подробном наряде. Изабель носит гриллзы, маскируя неровные зубы, а к ним в придачу чулки и шелковую юбку с вышивкой.       Аффирмации и асаны, глубокое дыхание и сложные геометрические фигуры собственным телом — Мэдли Вудкастер начинает свой день с йоги и дыхательной практики. А уж потом, после того, как в порядок приведена душа, наступает время для тела. Мэдли почти ничего не приходится делать, она слишком себя любит: маленько подводки подчеркнуть золотистые радужки глаз, пудра в центр широкого лба, помаду поярче на пухлые губы, подколотые со старшей школы — единственная мелкая черточка лица, которая Мэдс не по вкусу.       Но никакие каждодневные приготовления и в сравнение не шли с приготовлениями, которые начинались в усадьбах поселка к любому мало-мальски достойному поводу. А нынче повод и впрямь был достойный — наступил день, которого ждали все, кто соскучился по действительно хорошей тусовке.       Если кто и умел отмечать что-либо с размахом, так это Мэтьюзы. Их вечеринки по понятным причинам слыли рекордсменами по затратам: затмевали даже кулуарные кутежи понтореза Грэга и уж тем паче давали фору нищенскому лоску Виньябле.       С шестилетнего возраста Джонатан праздновал свои дни рождения на островах, в закрытых яхт-клубах, казино или настоящих замках — и все это без грамма пошлости, в которую так часто уходили его приятели по поселку. Нет, здесь всем заправлял самолично Марк Мэтьюз, а это означало, что празднество будет выверено до малейшей детали. Ни один нюанс от взора Марка не ускользал, и в вопросах развлечений он давал своему перфекционизму развернуться на максимум.       Будь его воля, он снял бы остров Санта-Каталина целиком. Этот продуваемый со всех сторон кусочек земли, лежащий всего в сорока милях от побережья Лос-Анджелеса, состоял из скал и был почти непригоден для красивого пляжного отдыха — ни тебе белого песочка, ни панорамных видов, ни жаркой погоды. Однако именно здесь один весьма сведущий в вопросах прибыли малый построил «Вилла Фиеро» — серф-парк класса люкс: роскошный комплекс в три десятка гектаров площадью, с выходом в открытый океан и целой системой всевозможных аттракционов, связанных с водой. Просторный аквапарк с бассейнами, саунами и искусственными волнами, вейкборд-блок и два мишленовских ресторана прямо на территории комплекса — и все это удовольствие, простирающееся на целое побережье, было закрыто для посещений и за несколько дней переоборудовано в уникальную площадку для проведения самой фееричной вечеринки в истории.       Марк Мэтьюз с хозяином водил давнюю дружбу, но о таком одолжении осмелился попросить впервые — конечно, ему не отказали. Посрамиться было нельзя — празднество в честь дня рождения любого из Мэтьюзов обязано было собирать вокруг себя всю верхушку поселка, так что простой попойкой Джонатан не отделался бы.       Он сам это знал и уже был готов.       О тренировках на ближайшую неделю можно было забыть: до вечеринки на них не хватит усидчивости, а после — сил. Причем не только у Джонатана — все гости из школы Сесила готовились выпасть из программы минимум на пару дней: повод был достойный, да и в качестве веселья можно не сомневаться. Но, разумеется, исключения есть везде, и в этом случае правило подтверждал сам Сесил.       Он не только не позволял тусовкам выбивать себя из ритма, но в последние месяцы и вовсе ужесточил и без того жесткий ЗОЖ, которого придерживался. Во всяком случае, так казалось со стороны. Джонатан пришел на корт победный раз перед вечеринкой больше для галочки, но вполне ожидаемо встретил там Чемпиона, который для галочки не делал ничего, особенно если дело касалось тенниса. Вопреки желанию Джонатан ощутил внутри какую-то детскую упрямую тягу потренироваться просто ему назло.       Сесил ошивался в дальнем углу крытого спортзала, тренируя спину — перелезал с одного тренажера на другой и обратно. Поначалу Мэтьюз хотел найти Сесила-старшего чтобы раз уж напрягся на тренировку, сделать все по уму, но после передумал. Это был хороший шанс понаблюдать за Чемпионом в естественной среде обитания, не отвлекаясь и, возможно, извлечь для себя на будущую игру какие-нибудь важные выводы. Однако чем дольше Джонатан наблюдал, тем более бесполезные мысли лезли ему в голову относительно соперника.       Эндрю тягал по пятьдесят фунтов с каждой руки, сводя лопатки, и вместо того, чтобы отметить какие-то косяки в технике или болевые ощущения, Джонатан отмечал только до обидного хорошее телосложение своего оппонента, его размашистые, порывистые движения, напряженное, мрачное выражение лица. Постепенно мысли Мэтьюза утекали от спорта и притекали к вопросу, которым он задавался иногда бессонными ночами, не в силах унять свою накрепко забитую внутрь злобу. «Что ж они в тебе находят?»       Ману всегда была близка с этим душнилой, но чем такой, как он, мог привлечь женщину в самом известном смысле? Джонатан и сам пользовался вниманием женщин, и потому примерно представлял, каким должен быть мужчина, чтобы считаться привлекательным. Сесил не обладал всеми теми качествами, на которые Мэтьюз ставил так много — не был открытым, веселым, легким на подъем, общительным — как он сам. Напротив, Эндрю сторонился женщин, простоту прятал под замкнутостью, предпочитая только проверенную компанию тех, кто его знал. Еще в детстве, получив не один тычок в сторону своей глупости, Сесил приклеил к лицу вечно нахмуренное выражение — так похожее на выражение его отца. Теперь он уже давно сросся с маской, с возрастом стал еще более щепетильным и упертым. По поселку бродили прозвища «сноб», «зануда», «нудила» и все они были правдивы. Единственным местом, где Эндрю проявлял эмоции на людях, был корт — тут он мог орать, швыряться инвентарем, устраивать истерики и скандалы — теннис был единственной слабостью, которую Сесил нес гордо, потому как он же был и его главной силой.       Как ни крути, а человек подобного склада редко приходит на ум, когда речь идет о горячем парне. Да, объективно Эндрю удался внешне — спортивная нагрузка выточила ему идеальное тело, после Мэтьюза он был, пожалуй, самым высоким из ровесников, да и лицо в общем и целом можно было счесть симпатичным. Не красивым, подчеркнул Джонатан мысленно, а именно симпатичным. Слишком уж простым оно было, чтобы претендовать на красоту, ни особой утонченности, ни ярких крупных черт, коими сам Джонатан, кстати, отличался.       И тем не менее что-то в Чемпионе находили. И поклонницы на корте, и подруги вроде Изы и Аделии, да чего уж там — и сама Мануэла. Казалось, находили именно в этой замкнутости, этом снобизме, этой гнилой скандальной душонке… Не Мэтьюзу было рассуждать о гнили в душе, и все же. Ему впервые пришла в голову мысль, что из всех, кого он знал, может, Сесил и был самым что ни на есть плохим парнем. Вопреки тому, что не замарался и вполовину так сильно, как Уоттс — а может, именно поэтому.       Пока Джонатан плавал в своих мыслях, Сесил его заметил. Несколько минут игнорировал его присутствие, но Мэтьюз не успел оскорбиться: Эндрю закончил тренировку и подошел — естественно, он уделял кому-то внимание не раньше, чем делу.       — Ты сегодня один? — поприветствовал он, и Мэтьюзу на мгновение ударила в голову ярость — он решил, Эндрю спрашивает о Мануэле.       — Я… да, — кашлянул он, запоздало поняв, что речь идет о тренере. — На этой неделе не выйдет, наверное, толком потренить из-за дня рождения.       — Да, отцу пришли приглашения, — вспомнил Сесил, зачесывая намокшие волосы назад пятерней. — Надеюсь, ты не против?       — В смысле? — не понял Джонатан.       Эндрю присел рядом с ним на тренажер, на котором Мэтьюз к своему стыду еще не сделал ни одного подхода. Сесил поджал губы и повернулся, пристально глянув в глаза.       — Мэтьюз, я знаю, между нами напряжение в последнее время, — сказал он. — Впереди финал турнира, и думаю, мы оба понимаем, что встретимся там.       Неожиданное откровение и вдвойне неожиданная похвала застала Джонатан врасплох. Он только подобрался и поднял брови.       — Если тебе есть что сказать мне — говори сейчас, — закончил Эндрю. — И пусть все разногласия останутся в прошлом хотя бы до конца игр.       Мэтьюз не знал, повлияла ли так на Сесила вся эта шумиха с Касом и покушением на его жизнь, но то, что Эндрю говорил искренне, уловил отчетливо. Что и говорить, Джонатану и самому не хотелось тащить эмоции на корт, что стало уже какой-то дурной традицией на этом турнире. Он вздохнул и поднял взгляд.       — Я могу спросить, хочешь ли забрать у меня Мануэлу, но ты не ответишь, — напрямую сказал он. — Или соврешь. Мне все равно, хочешь ли ты этого, Сесил. Я тебе ее не отдам.       Если и можно было ответить на вопрос яснее, Сесил все равно бы не смог. Ни одна мышца не дрогнула на побледневшем лице, но в эту секунду с него словно сорвали всю одежду вместе с кожей. Он не отвел взгляда глаза в глаза, и Джонатан явственно увидел в них ответ — боль, вину, стыд и страсть, от одного упоминания о ней.       — Нет, — твердо произнес Сесил. — Я не хочу ее у тебя забирать.       Абсурд, но это звучало как правда. Мэтьюз почему-то ощутил облегчение от этого взгляда и этого тона. Он услышал то, что Эндрю хотел ему сказать. «Я хочу, но не сделаю этого». И — вновь абсурд — но в безумном мире, частью которого они оба были, этого было достаточно. Мэтьюз протянул ладонь, ледяная рука Сесила легла поверх.       — Увидимся на вечеринке, — сказал Джонатан. — Буду рад видеть вас с семьей.

***

      Видимо, прочтя мысли Джонатана, а может быть, по привычке сбегать из дома на выходных, Грэг Вудкастер тоже с утра пораньше умотал в школу на тренировку.       Мэдли с самого пробуждения готовилась к вечеринке, пребывая прямо-таки в необычно хорошем настроении. В кои-то веки все в семье шло гладко, у Грэга ладилось с работой в «Рококо», а девочки бесили Мэдс и вполовину не так сильно, как собственная прислуга. С этими все ясно — готовность ложиться под первого встречного богатого молодого красивого мужика была в порядке вещей для обитательниц отеля. Так что привычная злоба в районе солнечного сплетения, появлявшаяся у Мэдли, когда на ее глазах какая-то шваль терлась около брата, теперь лишь легонько колола под ребра наполовину от смеха. Как можно злиться на проститутку за то, что она проститутка?       И несмотря на то, что девочки не отличались тупым раболепием, от которого у прислуги в Диаман Флувьяль при виде хозяев тряслись поджилки, а держали себя гордо, прекрасно зная себе точную цену, никого из них не хотелось отходить горячей плойкой.       Мэдли никогда не задумывалась, почему ее так бесила прислуга. Она допускала, что те, кто лез в постель к Грэгу, выводили из себя из простой ревности — и на этот счет особо не заморачивалась, ревность к близнецу Мэдс считала совершенно здоровым делом. Грэг принадлежал ей, а все те тела, которыми он удовлетворял свои низменные потребности, ни им, ни ею за людей не считались. Однако среди прислуги было полно девиц, которым до молодого хозяина и дела не было — и они заставляли Мэдс скрежетать зубами не реже. Казалось, их идиотское зависимое положение, их слабость заставляла шевелиться внутри нее что-то темное.       Будь на ее месте любая другая, эти чувства, должно быть пугали бы — но только не Мэдли. Мэдли свои слабости досконально с интересом ученого изучала с детства. И так же, как ее по определению не могли задеть топорные остроты на тему инцеста (как бы ни рассчитывала Лайла), так же ей было совершенно не совестно за садистские наклонности по отношению к слабым. Примирившись с тем, что в ней есть темная сторона, Мэдли нашла способ вымещать накопившийся яд на тех, чьи чувства не внушали ей никакого трепета. Это было ее личным способом выпустить пар — и лучше оторваться на этих необразованных дурах, чем на ком-то из своих.       И новой жертвой, которую неосознанно (ну разве что совсем чуть-чуть) выбрала Мэдли, стала Хейзел. Поначалу девчонка из Шато вела себя как следует — привычка с прошлого места, ни дать ни взять. Сесилы прислугу держали в черном теле, там не спускали больше одного косяка, да еще и платили меньше. Но чем дольше Хейзел находилась в Диаман Флувьяль, тем больше внимания она проявляла к хозяину. Грэг отмахивался и шутил, что если глупая прислуга надоест, он сдаст ее в «Рококо», где такому хорошенькому телу найдут применение по достоинству, а Мэдли приглядывалась внимательнее.       Хейзел пришла на смену Лайле, да еще и оказалась хорошо с ней знакома — и хоть Мэдли претило до горечи во рту запоминать их имена, это был тот самый случай, когда запомнить стоило. Она самой первой заподозрила нечто угрожающее в этой ниточке из одного конца поселка в другой. Эту связь стоило как можно скорее прервать или уничтожить вовсе. Грэг уговорил ее оставить Хейзел в покое на время, пока ему требуются уши в Шато, но Мэдли отчего-то была почти уверена в том, что промедление того не стоит. Планы Грэга часто оказывались пустышками, и Мэдс, как правило, первой вскрывала их бесполезность — и нутро подсказывало, что этот случай из таких.       Подготовка к вечеринке Мэтьюза шла полным ходом, и в комнате Мэдли образовался проходной двор из-за того, сколько вещей, предметов обихода и косметики ей требовалось одновременно. Стоило бы сфокусироваться на своем образе, который Мэдс собиралась демонстрировать весь вечер, но из-за того, что Хейзел крутилась на смене с пакетами и коробочками румян, у Мэдли никак не выходило сосредоточиться.       Она краем глаза следила за горничной в зеркало, отмечая, что в одном Грэг был прав насчет нее — внешность под стать «Рококо», Хейзел собрала светлые волнистые волосы в пучок, открыв шею, изящную линию подбородка. Таких девочек в отеле любят: миниатюрных, худых, не потасканных и немного невзрачных. Таких, если как следует разукрасить, можно выпускать на подиум — получается тот самый вид красоты: нетипичной, но все еще красоты.       Хейзел сновала как хорошая прислуга: быстро, но незаметно. Она расставила на столике палетки, на которые указала визажистка, и метнулась к комоду, где лежали невидимки для волос. Пока Мэдли объясняла, какого именно оттенка она хочет добиться на веках, позади слышалось только приглушенное шуршание, и она на мгновение отвлеклась от созерцания фона, чтобы закатить глаза и позволить высветлить нижние веки.       Спустя мгновение всю комнату огласил резкий звон, на который тут же обернулись все присутствующие. Вся мельтешащая в комнате толпа остановилась, и среди них, словно среди застывших восковых фигур обернулась и спустилась с высокого кресла Мэдли, подходя к комоду и не веря своим глазам.       В ушах стучала кровь, пока она не мигая смотрела, как Хейзел собирает по полу осколки зеркала, лежащего вдребезги перед комодом. Мэдс наклонилась и подняла за золотую ручку свою ценность — подарок Грэга на день рождения, зеркало, украшенное драгоценностями, на сей раз смотревшее на нее оскалом разбитого стекла.       — Я сейчас же отправлю его в починку, мэм… — долетел до нее сквозь звон в ушах голос Хейзел. — Прошу, простите, я его немедленно доставлю в ремонт, оно будет как новенькое!       Мэдли перевела взгляд на нее, стиснув зеркало в руке так, что побелели пальцы. Прислугу юная мисс Вудкастер увольняла и за куда меньшие проступки, и Хейзел об этом явно знала. Девиц гнали взашей за неаккуратно брошенное слово, за опоздание на пару минут, за не на месте оставленную каминную спичку.       И, кажется, именно в этот момент, обреченно умолкнув, Хейзел осознала, что за подобное преступление увольнением не отделается.

***

      Несмотря на то, что в низинах мартовское солнце уже вовсю будило спящие деревья и кустарники, выманивало из несмелых побегов свежие почки, листики и цветы, на холмах холодный горный воздух овевал сады при особняках, заставляя застыть во времени. Здесь еще словно не открыли занавес, декорации не были готовы к какому-то важному поводу, и оттого подобное настроение царило который день и среди одушевленных обитателей поселка.       Хантер размышляла об этом все утро и пришла к выводу, что вечеринка Мэтьюза, возможно, запустит наконец жизнь в Жардан после зимней паузы. Что-то подобное такой миссии возлагал на свое открытие сезона Грэг, но этому чистоплюю и скупердяю не под силу было устроить нечто столь масштабное, что сняло бы со спускового крючка неуправляемую силу целого поселка. Тусовка в честь прибытия из мест не столь отдаленных Уоттса тоже претендовала на сигнал к возвращению в старые добрые — и все же чего-то в них обеих не хватало. Хантер достаточно уже жила в поселке, чтобы понимать, что жизнь Жардан, признают это его жители или нет — все же зависела в первую очередь от верхов. Напряжение царило и среди основателей Сада: дело Каса и смерти, упадок ювелирного дома, богатый на проблемы в этом сезоне теннисный турнир — Олдос, Бензли, Марк и Арне явно подустали за эту зиму, и их настроение передавалось в низы, туда, где бездумные прожигатели жизни оттого тратили заработанные ими деньги без привычного смака.       Не то чтобы Хантер была так сведуща в делах основателей — да и при ее нынешнем почти перманентном состоянии это было невозможно — но напряжением на сей раз повеяло даже дома. Пока Хантер после очередной не очень легкой ночи проветривалась в саду, рассматривая замершие в летаргическом сне деревья, с ней сообщениями, сидя на втором этаже дома, обменивалась Порш. Она всегда так делала, если речь шла о чем-то, о чем не стоило знать отцу — Портия с чего-то была убеждена, что ее целыми днями подслушивают. А вот Хантер, прожив в Фелль дель Олив почти полгода, смекнула, что у Люка есть дела поважнее, нежели отслеживать действия ни во что не посвященной дочери.       То ли дело дочь посвященная. Часть дел отца Хантер знала от Бензли, часть — своими догадками. И в том, что отец о ее догадках в курсе, она была почти уверена.       Портия же забросила ей с утра пораньше очередную головоломку, которые Хантер, как коллекционер, складывала в дальнем углу своего сознания, каждый день клятвенно обещая разобраться с этим завтра. В снэпчате, пользуясь исчезающими сообщениями, Порш сообщила, что на вечеринку Мэтьюза отца не пригласили. Никому из их семьи не пришло официальное приглашение, и только Хантер, которую пригласил лично Джонатан, оказалась в списке ожидаемых гостей Виллы Фиеро. Не такой уж проблемой было на самом деле пробраться туда для такой, как Порш, но сестрицу волновало не это.       «Ты понимаешь, что это может значить?» — вопрошала она напряженным текстом. Что-что… Хантер хорошо понимала, что отказ в приглашении от такого человека, как Марк Мэтьюз, такому человеку, как ее отец, значит очень многое и явно не к добру. Очередная сложная конструкция упала на дно ее памяти с неоновым стикером «разобраться в этом и как можно скорее». Вот бы еще взять где-то на все это моральных сил.       В саду дышалось легче, хотя Хантер продрогла до костей. Дома она теперь почему-то всегда мучилась от духоты, и даже в столовой, где Детта цепляла старомодную шаль, Хантер мокла до удушья. Она пару раз пропустила мысль о том, почему отец до сих пор хотя бы не намекнул на то, что она теряет почву под ногами, но пришла лишь к выводу, что у Люка и правда были дела поважнее. И конфликт с Марком Мэтьюзом вполне вписывался в предполагаемую причину.       Дальнейшие догадки растаяли в воздухе, когда Хантер отвлеклась на вышедшую в сад Фрэн. Сестрица Детты теперь единственная неотступно следила за ней, больше никто в семье и не думал осадить Хантер: ни сестры, ни даже сама Детта, которую положение вещей явно бесило больше всех. Все они молчаливо наблюдали.       Фрэн вроде как нанял Люк, во всяком случае, так она сказала. Это походило на попытку отгородиться от проблемы, сбросив ее на кого-то для галочки, но подобный подход не вязался в голове у Хантер с образом отца. Так или иначе, все явно было не так просто.       С тех самых пор, что Фрэн пообещала взяться за нее, она только и делала, что портила жизнь. Поднимала ни свет ни заря, не давая выспаться, как назло включала как можно более назойливый шум именно там, где находилась Хантер, словно чувствуя, что громкие звуки раздражают сильнее прочего.       Вот и теперь, выйдя в сад, где Хантер ее до того ни разу не видела (потому и сбежала сюда сразу после скудного завтрака), Фрэн шаг за шагом наставляла садовника с газонокосилкой, указывая направление движения. Хантер терпеливо дождалась, пока косилка проедет мимо, перетерпев страшный стрекот и не отводя взгляда от Фрэн. А когда та поравнялась с ней, склонила голову, привлекая внимание.       — Это тоже часть программы по изгнанию из меня демона дурмана? — спросила она. — Если да, то я просто не понимаю смысла. Самый здоровый на свете человек от подобной методики поедет крышей.       — У тебя сегодня важный день, — вместо приветствия рассудила Фрэн, сев на скамейку рядом с ней.       Хантер покосилась на ее извечную горошчатую юбку, на сей раз шелковую коричневую, в белую мелкую крапинку. По этому рисунку Хантер определяла свою мучительницу даже в минуты самого большого опьянения — вот высокий, как железный дровосек, широкоплечий, худой Люк, вечно в чем-то черном с зачесанными назад редеющими черными волосами. Вот Детта, на каблучках, завернутая в какую-нибудь хламиду, с короткими волнами и вычерненными глазами, а вот Фрэн — высокая, крупная, как шарнирная кукла, с пучком, в шелке и обязательно в горошек. Почему-то теперь представив эти образы, Хантер осознала, что видела их именно такими, всех троих рядом, в темноте, словно совещающихся о чем-то. Сложно было теперь сказать, сон это или воспоминание.       — Ты единственная, кто побывает на празднике Марка, — мелодично продолжала Фрэн. — Так что честь всей семьи нести тебе, Хантер. Уже решила, как соберешь себя в кучу?       — Я и так уже собрала, — кашлянула сипло она. Ага, куча — это самое подходящее слово. — Вам-то что до чести семьи? Вы же не Ферлингер.       — На фамилии свет клином не сошелся, — бросила острый взгляд Фрэн. — К тому же отвечать за честь семьи ты будешь не передо мной. Надеюсь, не стоит объяснять, насколько ставки высоки, учитывая то, что Марк выдал в отношении твоего отца?       На мгновение Хантер пропустила первую логичную мысль за утро — а с чего бы это Фрэн говорить с ней об этом? Порш, допустим — она знала еще меньше Хантер, но вот Фрэн явно была осведомлена в вопросе хотя бы частично. И вот так в прямую высказывать Хантер о делах Люка с основателями, да еще и жирно намекая на его неприятное положение? Что-то тут вдвойне не так просто. Хантер решила подыграть.       — Не стоит объяснять, — выдала она. — У вас есть конкретные распоряжения?       — Упаси Господь, — усмехнулась Фрэн. — Кто я такая? Нет, это я выполняю распоряжение от твоего отца — помочь тебе чем возможно.       Она вскинула руку, и Хантер не поверила своим глазам — Фрэн зажала в двух пальцах прозрачный пакетик с очень характерным содержимым.       — Вы думаете, у меня своего нет? — вскинула бровь Хантер.       Ей-богу, это почти смешно!       — Сегодня, полагаю, тебе придется израсходовать все свои запасы, — лаконично заметила Фрэн. — Бери-бери. Я уже говорила, что наизусть знаю психологию таких, как ты.       — Мне это не нужно, — отрезала Хантер, отвернувшись.       Точно не от нее. Что-то конкретно не клеилось с этими выходками Фрэн. Собрав в кулак все силы, что у нее остались, Хантер потратила их все на простое умозаключение: «думай своей головой». Что бы ни делала Фрэн, для кого бы она это ни делала… Красная лампочка горела в сознании Хантер надо всем этим делом, изо всех сил мигающая лампочка, которая беспрестанно сигналила быть критично осторожной и внимательной.       — Как скажешь, — пожала плечами Фрэн, бросив пакетик на скамейку и поднявшись. — Неважно, как именно ты поднимешь себя на ноги сегодня — помни о том, кто ты.       Она пошла прочь, а за ней, словно по волшебству, повернул в сторону входа садовник с косилкой. И чем больше отдалялся звук, тем больше Хантер обмякала.       Усталость наваливалась на нее, заставляя слипаться глаза. Это идиотское состояние, когда даже мысли выматывают физически, как хорошая пробежка, уже успело набить оскомину. Порш вновь слала какие-то сообщения, а Хантер подавила желание лечь на эту ледяную скамейку и провалиться в зыбкий, болезненный сон.       Очередная красная лампочка, на сей раз в другом углу сознания замигала что было мочи, а по черепной коробке прозвучала противным писком сигнализация. Глаза открылись сами собой, и Хантер вспомнила, чего ради она вообще поднялась в такую рань и задумала вылезти из дома. Не ради чести семьи, само собой.       Нужно было привести себя в порядок и выехать на вечеринку Мэтьюза, потому что как минимум одно из дел с неоновой пометкой «решить незамедлительно» могло поддаться ей этим вечером, если, конечно, эта тупица Мирна не струсит.       Впрочем, решила Хантер, вряд ли она понимает масштаб мероприятия, куда пытается проникнуть, так что наживку глупая рыбина заглотила со всеми крючьями.

***

      Глупая рыбина Дженна как раз в этот момент занималась собственными сборами. На последней встрече с Хантер, где они оговорили приблизительные детали, та сообщила, что выбила для подельницы приглашение на вечеринку Мэтьюза. Дескать, так будет проще — береговые службы Санта-Каталины не станут пересчитывать всю толпу, что придет повеселиться к Мэтьюзам на Виллу Фиеро, а вот одиноко прибывшую в тот же порт неизвестную запомнят точно. Звучало логично, хотя у Дженны все утро что-то настойчивой подозрительностью сигналило на подкорке.       Она собиралась на свое последнее дело со всем осознанием. Последняя большая трата — денег на карточке осталось так мало, что даже смотреть на грустную двузначную сумму Дженне было страшно. Спасибо хоть на том, что Марк повелел устроить гранд-тусовку в серф-парке, так что потратиться пришлось лишь на один предмет одежды — купальник. Мать все чаще задавала вопросы относительно вудскастерской картины и успехов на этом поприще, Дженна кормила ее завтраками и делала вид, что уже вот-вот. Относительно тусовки Мэтьюза, о которой мать, разумеется, была в курсе, пришлось соврать. Дженна сделала вид, что едет как раз по делу, мол, посветит лицом, украдет хозяйские ключи, чтобы не вовлекать прислугу дома и стянет картину во время праздника. Если бы мать знала, что на самом деле она сегодня стянет!       По какому-то наитию, осторожной чуйке, Дженна не стала делиться с ней планами на колье за тридцать миллионов. Словно предчувствовала, что даже самый продуманный план не вызовет доверия. Она так и слышала слова матери о ее никчемности, юности и тупости. «Ты такое ни за что не вывезешь» — стучало в ушах у Дженны непроизнесенными обвинениями. Она вывезет. К чему убеждения — она докажет делом.       Вид Дженны не тянул на уровень Жардан Рояль, да и черт с ним. Денег на укладку не было, премиум-шампуни закончились, и волосы повисли рыжеватой соломой; усталость и откровенно дрянной вид кожи не скрывали даже остатки модных хайлайтеров. На острове не выйдет отвлечь внимание стребованной с Вудкастеров машиной, так что трата хотя бы на приличное одеяние была оправданной. В последний раз шикануть перед тупыми мажорами и раздеть их на сумму, из которой больше не придется высчитывать центы.       Собралась Дженна куда раньше назначенного времени — от волнения и немного предвкушения, что же за тусовка века ее ожидает. Хантер предупредила, что катера от причала в Эл-Эй начнут доставлять гостей на остров с пяти часов вечера — по слухам, весь смак оформления можно было оценить после заката, так что основная программа, вопреки обыкновению, задумана на вечернее время. Но им обеим стоило появиться на Санта-Каталине минимум через два часа после начала отправления — именно к этому сроку подъедут все по-настоящему именитые гости, и на острове будет достаточно шумно, чтобы потеряться в толпе. Хантер стелила свой план очень логично, но каждый пункт Дженна проверяла на прочность собственной логикой. И хоть убей, не могла понять, как именно им удастся стянуть колье с Мануэлы вдвоем посреди целой толпы народу, да еще и убраться с острова невредимыми и незамеченными. Однако бывалая и закаленная тусовками в Жардан Хантер объяснила свою схему так.       Толпа — субстанция зрячая и разумная только первые пару часов. Первый час она тратит на то, чтобы максимально распушить хвосты и занять жердочку, каждый свою и каждый повыше. Второй час она медленно оттаивает, налегая на алкоголь и любовный и дружеский флирт (пьянит он порой не меньше, а внимание отвлекает так и получше любой выпивки). К концу второго часа толпа сбрасывает маски, нацепленные по приходу, держать лица ей больше ни к чему. Она расслабляется, раззадоривается и распускается безо всяких рамок. Особенно если это толпа из Жардан Рояль.       В такой толпе ты невидим. Каждый из тех, кто по прибытию — пускай и в общество знакомых с пеленок лиц — осторожничал и осматривался, к концу второго часа обращает око исключительно вовнутрь, только на себя. К третьему часу попойки у любого из Жардан под носом можно украсть Статую Свободы, и ни один из наследничков даже бровью не поведет, чтобы отвлечься от своего собственного я.       — Никто не исключение, — наставляла лениво Хантер. — Ни Мануэлита, ни ее любимый сталкер Сесил, а уж на Мэтьюза сегодня и вовсе можно не обращать внимания. Его вниманием будет пытаться завладеть такая огромная толпа, что он и слона в тарелке не заметит.       — Но кто-то же из них должен думать головой, — пораженно вспоминала рассказы о жителях поселка Дженна.       — Да, — кивнула Хантер. — Я и мои сестры. Но их не пригласили, а моя голова сегодня думает за тебя.       Дженна бросила машину на причале и теперь ждала катер вместе со средней Ферлингер, которая только и делала, что щелкала зажигалкой и шмыгала носом. То, что она сидела на кокаине, Дженна знала сразу из нескольких проверенных источников, но по Хантер было видно и невооруженным глазом. И все же… Удивительно, но даже при этом Ферлингер как будто выглядела лучше нее.       Это была идеальная иллюстрация понятия «героиновый шик». Неровно сгорбленная с угловатыми выступами локтей и худых плеч, ярко накрашенная, сверкающая, но все равно отдающая синевой, Хантер держала в ломких пальцах сигарету и оставляла на фильтре следы своей темно-винной помады. Под глубокими смоки явно прятались синяки размером с Тихий океан, а сетка сосудов на груди выдавала, что норма веса Хантер явно фунтов на десять больше. Она, будто нарко-фея, вся была осыпана блестками: и лицо, и длинные налепленные ресницы, и уложенные в пучок сухие блондинистые волосы. И тем не менее, в Хантер не было ни грамма неряшливости. Абсурд, но в каждой детали виднелся лоск, словно даже удручающе больной вид она выбирала как украшение. Серебристое прозрачное платье поверх черного сверкающего купальника, длинные шпильки — Дженна отчетливо увидела, что они новые, набойки на каблуках не успели даже оцарапаться. Хантер несла свою незадавшуюся жизнь гордо, потому что в ней не было ничего постыдного для ее нынешнего круга. Это тебе не гребаная позорная бедность. Нет, Хантер выглядела так плохо от пресыщенности всем тем, что могла себе позволить.       Наконец катер поднял их обеих на борт и понес к острову. Морской ветер освежал, и это было кстати, потому что к тому времени, как судно причалило, Дженна успела взмокнуть от волнения. Еще с катера она увидела локацию, где предстояло совершить последнее дело, и не смогла сходу понять, повезло ей или нет.       Вилла Фиеро походила на небольшой город — уровень за уровнем, поднималась от самого побережья на холмы. Марк Мэтьюз неспроста зазывал гостей именно после наступления темноты, потому что фишку его сегодняшнего праздника было видно за версту. И странно, что, учитывая название локации, хозяева не догадались до нее раньше.       По всем бортикам, террасам и кромкам бассейнов расставлены были длинные поддоны на проводах (это Дженна заметила, лишь подойдя ближе), из которых вырывался искусственный огонь. Он же пылал в круглых жаровнях, то тут, то там отбрасывающих причудливые тени на бурлящие потоки воды в джакузи, бассейнах и водных тоннелях. Вся Вилла словно была объята пожаром — так казалось с берега — а марево от многочисленных источников огня отбрасывало багровую тень на несколько сотен метров в океан. С таким освещением даже фонари на причале оказались бесполезны, в оранжево-красные оттенки одевался невольно каждый, ступающий на песок Санта-Каталины гость.       — Ничего себе, — не выдержала Дженна, остановившись неподалеку от входа на Виллу. — И все это ради… одного только Джонатана?       Бессмысленно было продолжать скрывать от сообщницы, что такого шика она еще ни разу в жизни не видела.       — Мне кажется, — протянула Хантер, щелкая зажигалкой, — ты не вполне хорошо поняла, что именно за уровень у этой тусовки, Мирна Моро…       Тут же Дженна поняла, о чем она. Прямо на ее глазах ко входу подоспел небольшой открытый автобус, в котором особенных гостей везли несколько метров от причала. С него с несвойственным энтузиазмом спрыгнула Аделия, следом изящно спустилась ее мать — обе в серебристых купальных костюмах, темно-синих прозрачных сарафанах до пят и совершенно бесполезных солнцезащитных очках. Аделия вытащила за собой аккуратный серф, сверкнувший в свете огня глянцевой поверхностью — еще не опробован в деле. Гостей лично встречал Марк Мэтьюз, он со смехом подоспел к автобусу, откуда спустился собственной персоной Бензли Ройе и улыбчиво пожал руку другу, обнявшись с ним. Даже он, вопреки всей серьезности своего образа, был в рубашке с коротким рукавом и темно-синих пляжных брюках — видимо, в цвет костюмов своих леди. Следом за ним последней попыталась спуститься с высокого порога автобуса крошечная белокурая девчушка, отец успел подхватить ее и на руках понес ко входу, по пути беседуя с Марком.       Дженна поспешила отвернуться, когда они проходили мимо. Кого угодно она могла водить за нос, но Бензли Ройе был единственным человеком в Жардан Рояль, кто видел ее после аварии с участием Грэга. Конечно, прошло достаточно времени, но просто понадеяться на то, что хваткий, хитрый адвокат ее не узнает, было очень рискованно.       Неформальный вид что Мэтьюза, что Ройе лишь подтвердил слова Хантер об уровне тусовки. Это была вечеринка для авторитетов Жардан, его хозяев — для самых верхов. Понимание посеяло в душе смятение, пробежавшее мурашками по спине. Дженна не просто задумала провернуть аферу на празднике у самых что ни на есть серьезных дядь, а еще и будет делать это на виду у того, кто может вскрыть ее истинную личность. Ставки высоки как никогда.       — Даже детей взяли, — пролепетала она, чтобы не молчать.       — Это тебе не просто тусовка, а официально мероприятие, — пояснила Хантер, хотя Дженна уже это поняла. — Фелис приучают к свету заранее, как и ее сестру. Ну, идем.       Раньше, чем Дженна успела пикнуть, Хантер спешной походкой двинулась ко входу. Марк Мэтьюз проводил друзей внутрь и остановился, заметив новых гостий. Дженна хотела шепотом одернуть сообщницу, что показываться на глаза самому хозяину тусовки, возможно, не самая лучшая мысль, но было поздно — обе попали в поле его зрения.       — Хантер, — с довольным отчего-то видом прищурился он, заложив руки за спину. — Добрый вечер, рад тебя видеть.       Дженна впервые видела негласного хозяина Жардан Рояль воочию, а уж поговорить с ним и вообще не надеялась. Она оторопело застыла, глядя во все глаза — такое знакомство если не накинет очков в будущих аферах, то точно послужит приятным воспоминанием о собственных успехах. Марка Мэтьюза описывали вечно молодым, с горящим взглядом, мальчишкой, запертым внутри успешного мужчины, но, как это часто бывает, на деле он выглядел куда проще. Это был коренастый, не самый подвижный человек, в хорошей форме, но все же достаточно крупный. В кудрявых темных волосах Марка отчетливо проглядывала седина, вокруг глаз собрались морщинки, кожа приобрела тот оттенок загара, который уже ассоциируется с преклонными годами. В одном молва не обманула: взгляд этого мужчины обжигал сразу всем — интересом, живостью, юностью — и потрясающе смотрелся на этом зрелом, благородном лице. Мэтьюз вальяжно держал руки в карманах светлых брюк, от взгляда Дженны не укрылся идеальный крой рубашки и блеск тяжелых золотых часов на левом запястье. Она сосредоточенно уставилась в землю, одновременно соображая, не почудилось ли ей кое-что.       Нет, не почудилось, Марк определенно общался с Хантер совершенно не так, как минуту назад с Аделией. Это была фамильярность, намешанная с отчуждением.       Хантер же улыбнулась, учтиво кивая и простреливая его взглядом в ответ, а после подала руку.       — Я так счастлива, что Джонатан почтил меня приглашением на вашу Феерию, — сказала она, и это был первый раз на памяти Дженны, чтобы кто-то из Жардан говорил с кем-либо с подобным уважением. — Для меня это очень ценно.       Марк улыбнулся. Дженне с бреду показалось, что эти двое обмениваются какими-то шифровками. Словно Хантер своим обращением дала Мэтьюзу что-то понять, и он понял. Взгляд с хитрого сменился на озорной, отчужденный привет превратился в теплый прием.       — Ну, идите, веселитесь, — махнул он в сторону подъема на Виллу. — Если что-то понадобится, Хантер, дай знать мне или Рипли.       Они стали подниматься, и Дженна краем глаза заметила, как дрожит мизинец на руке у Хантер. Она незаметно выдохнула, и невозмутимость вернулась на место.       — Важный разговор? — догадалась Дженна.       — Не бери в голову, — отмахнулась Хантер. — Значит так. — Она тормознула на полупрозрачной ступеньке, по которой плясали отсветы огня. — Первый час ты теряешься из виду. Пей, болтай с кем-то, но не дольше пары минут. Старайся не называть имени. Когда дам знак, приступай к делу, неважно, сколько вокруг будет народу.       — Постой, — замотала головой Дженна. — Но… как именно ты… хочешь преподнести сюрприз?       Хантер на миг застыла, вскинув брови, а после непонимающе поморщилась.       — Ты никогда до этого не устраивала сюрпризы? — уточнила она.       Настал наконец миг, в котором Дженна могла побыть собой и не стыдиться. Она распрямила плечи и невозмутимо повела бровью.       — Конечно, устраивала. Но план всегда готовила заранее, да и пути отхода… знала. Что я буду делать, когда игрушка будет у меня в руках?       — Не моя проблема, — отрезала Хантер. — Какой был уговор? Я помогаю тебе пробраться сюда и уговариваю Принцессу надеть свое сокровище. Я и так поверх положенного устраиваю тебе тут самые комфортные условия… Сама разберешься, как потом отсюда отчалить.       На мгновение Дженну затопила паника, но сразу затем она взяла себя в руки. Хантер была права — именно на это они и уговаривались. Дженна положилась на план средней Ферлингер, понадеявшись, что та весь его продумает за нее, но даже эта половина плана уже лучше, чем ничего.       — В конце концов, здесь будет целая толпа народу, — рассудила Хантер, передернув плечами. — Заметят они, скорее всего, не сразу, так что сможешь отсидеться немного где-нибудь в другом конце Виллы, а через полчаса или около того рви когти. Пешком, как пришла, на катер — и домой. Проще не придумаешь.       — Почему не сразу? — уцепилась за ценные сведения Дженна. — Не проще ли как можно быстрее убраться отсюда, если Мануэла заметит пропажу только спустя время?       — В этом пьяном угаре они по карманам искать не будут, — отмахнулась Хантер. — Пойдут на пост охраны и по камерам на входе определят, кто когда покинул Виллу. Если свалишь сразу же, как пропадет колье, тебя прижмут раньше, чем ты доберешься до Эл-Эй. Прояви терпение.       Дженна сглотнула, лихорадочно соображая, но Хантер не давала ей как следует обмозговать план — взяла за локоть и повела выше, на ходу окрикивая кого-то, щелкая зажигалкой и словно стараясь заглушить мысли в голове у сообщницы. Из последних сил Дженна сообразила задать хоть один логичный вопрос:       — Ты не боишься, что тебя… со мной увидят или засекут камеры?       Она предприняла последнюю попытку выбраться, видит Бог. Но глупая рыбина Мирна Моро не учла хватки той, с кем связалась.       — С чего бы это мне бояться? Я ни к какому колье и пальцем не прикоснусь. А тебя со мной уже видели в КГН, как и со всеми нами. Все получится. Ну, давай, шевели плавниками, рыбка.

***

      Какие бы искусные сети ни плела в своем воображении Хантер Ферлингер, заманивая туда одну единственную рыбешку — не очень-то ценный вид, но мяса немного поживиться хватит — в одном она ни солгала ни на йоту. Толпа — это коллективный разум, единый организм и ведет она себя в едином ключе из одного сборища в другое. Первый час прибывшие действительно держат марку: каждый раз, независимо оттого, насколько все друг друга успели изучить до этого. Конечно, жители Жардан друг друга знали, как облупленные, и все же каждый выход в свет сопровождался этим нелепым спектаклем. Мануэла каждый раз играла томную недотрогу, Сесил — хмурого чистоплюя, Мэтьюз — задорного понтореза, Аделия — вздорную аристократку. И так же верно было то, что спустя полтора часа маски слетали, воспоминания возвращались, а алкоголь развязывал языки и снимал засовы с самых сокровенных мыслей. Они снова становились самими собой.       Четверка наследников короны сегодня в кои-то веки собралась за одним столиком, который для них выделили заботливые родственники, и на сей раз все четверо были довольны. Разногласия остались в прошлом, а место рядом с именинником звучало почетно даже для таких гостей, как эти. Лаконично, но шикарно сервированный столик расположился на самом краю террасы третьего уровня, откуда открывался роскошный вид на побережье и бассейны нижних этажей. Кругом, словно вены, огибая столики и декор, текли узкие водные магистрали — вся вода на Вилле постоянно сообщалась, чтобы равномерно фильтроваться. По краям этих искусственно созданных ручьев полыхал холодный синтетический огонь, но на террасах все равно было жарко, как в тропиках, и виной тому служила своеобразная фишка серф-парка. По всей территории громоздкими, едва слышно гудящими подземными генераторами создавалась с помощью вентиляции собственная атмосфера, и независимо от погоды даже на открытом воздухе всегда царила жара. Гости с удовольствием скидывали последнюю одежду и окунались в бурлящие потоки, извилистые системы бассейнов с подводными крытыми ходами, обширные горячие ванны и искусственные волны.       Самые отчаянные предпочитали суррогатной волне настоящую и, несмотря на прохладу, спустившуюся на остров с наступлением ночи, кидались на серфах прямо в прибрежные воды, пляж перед которыми также был оборудован и открыт для гостей Виллы Фиеро.       Именинник тоже лелеял такую мечту, но пока что не был для таких экспериментов достаточно пьян.       Развалившийся на каменном кресле, обитом кожаными подушками, как на троне, Мэтьюз-младший принимал гостей с дарами и поздравлениями почти каждые пять минут, и уже через четверть часа столик, за котором сидел он, Мануэлита, Аделия и Эндрю, превратился в местную Мекку, куда паломничество совершали теперь уже в порядке очереди. Отец подсказал идею, а Джонатан одобрил — напиться за свои двадцать три в компании самых венценосных звучало в свете их текущих взаимоотношений почти экзотично. Тем более… если уж выпендриваться связями, так эти подходили как нельзя лучше, а напомнить собравшемуся сброду, кто тут держит поводки, сегодня хотелось больше обычного — такая атмосфера важности и эксклюзивности витала над головами. Даже нытье Сесила бесило не так сильно, когда Джонатан вспоминал, что тот тоже будущий держатель доли и его гипотетический партнер. Казалось, они четверо были членами какого-то закрытого клуба, и сегодня этим членством хотелось кичиться.       А благодаря царящему вокруг флеру особого положения это настроение Джонатана быстро передалось и остальным участникам компании… Поэтому уже к восьми вечера все четверо были пьяны настолько, что забыли не только о прошлых обидах, но и большей части приличий.       Аделия, Мануэла и Сесил откровенно отрывались, находясь в положении самых особых гостей: пили, отпускали не самые уместные шутки, открывали подарки раньше именинника, примеряли их и даже присваивали. Так, Мануэла уже успела распаковать подаренную кем-то шутки ради золотую медаль с гравировкой «Первая ракетка мира» и нацепить ее на себя.       Кристалл тек рекой, музыка глушила, Мануэла перебралась к Мэтьюзу на колени, не стесняясь даже присутствия семейства — оно все равно праздновало где-то уровнем ниже со старичьем. Джонатан первое время послеживал за Сесилом, особенно после того разговора, что произошел при их последней встрече. Но то ли атмосфера так заразила Эндрю, который, хоть и открещивался, а покичиться положением любил побольше многих, то ли просто алкоголь, который он вопреки традиции вливал в себя не жалея живота — он, казалось, даже не обращал внимания на Мануэлу. Она же на ухо поведала Мэтьюзу, дескать, Сесил в последнее время, наоборот, заливается чаще прежнего — но уже спустя полчаса алкоголизм соперника стал волновать Джонатана в последнюю очередь.       Он сам напился в стельку, а вокруг играли его любимые песни.       Мануэла вертелась рядом, одетая в слитный золотой купальник, усыпанный блестками, и полупрозрачное алое парео. Волосы она забрала наверх, воткнув в прическу две золотые палочки-заколки, губы накрасила красным. В этом случае не украшения подбирали под наряд, а наряд под украшение, потому что в честь такого роскошного повода Мануэлита даже решилась нацепить свое злосчастное колье, неприятно посверкивающее в отблесках огня. Мэтьюз понимал, что ни сама побрякушка, ни Мануэла, одаренная ею, не были связаны напрямую с Сесилом, и все же созерцание этого искрящегося на свету произведения ювелирного искусства оставляло липкий осадок. Впрочем, даже это Джонатана теперь не смущало.       Он обратил свой взгляд на вход, куда поднялись чинно, держа в руках фирменные пакеты, близнецы Вудкастеры. Мимолетная радость вновь вытеснила из головы все дурное.       — К тебе хрен доберешься, — рассмеялся Грэг, плюхаясь на кресло напротив и обводя взглядом террасу. — Ничего так у вас закуток, а нам отвели какой-то угол у бассейна.       Он уже разделся и, видимо, где-то успел окунуться, потому что черный с оранжевым гидрокостюм оставил на подушках и спинке мокрые следы. Грэг зачесал назад непривычно не зализанные гелем волосы и протянул Джонатану пакеты. Возле него змеей проскользнула сестра и села Грэгу на колено. Мэдс традиционно облачилась в черно-оранжевый купальник под цвета брата, и, как и он, тоже уже была мокрой.       — Нам сказали, снизу вверх можно доплыть по каналам, — поведала Мануэла, обращаясь к близнецам. — Если достаточно хорошо плаваешь и руки-ноги сильные. Ты потому такой мокрый, Грэг, пытался вплавь к нам вломиться?       — Нет, — сгримасничал он, будто обращался к ребенку, и кивнул на пакеты. — Подарки Мэтьюза не водоупорные. А с нижнего этажа доплыть до вас мне делать нечего. Сейчас сама увидишь!       Он поднялся, хлопнул Джонатана по плечу — тот особо не обратил внимания, потому что сосредоточил его на извлеченных из пакетов смарт-часах и каком-то планшете — и побежал вниз, на ходу кому-то засвистев.       — Ох, псих гиперактивный, — констатировала Мэдс, сев на его место и поморщившись на мокром. — Грэгу сегодня неймется, поаккуратнее с ним… Ману, говоришь, здесь и правда все тоннели соединяются?       — Да, — с важным видом, преодолевая опьянение, сказала та. — Марк Мэтьюз в начале всем рассказывал… кто пришел пораньше. Все бассейны и каналы — одна сеть, чтобы вся вода фильтровалась одновременно.       — Это ж какой будет кошмар, если кого-то тут под водой хватит удар, — задумчиво протянула Мэдс, премило перебирая волосы. — Затянет в туннель и потащит до самого океана?       — Нет… — стушевалась Мануэла, извлекая из памяти факты, которыми гостей снабдил в начале вечера отец Джонатана. — Вся вода тут — своя, замкнутая система. Так что если вдруг кто-то потонет, его… его скорее всего выкинет в большой бассейн.       — Если не застрянет в слишком узком канале вроде этого, — заметила Мэдс, кивнув на тот, что протекал за спиной Мануэлы.       Они замолкли, с дальнего угла на Мэдс подозрительно обернулся Сесил, Джонатан лишь с улыбкой поднял взгляд, наблюдая за тем, как смутилась его возлюбленная. Но Мануэла не успела ничего ответить: из-за бортика прямо за ней, видимо, все же проплыв по сложной схеме ходов, резко вынырнул на поверхность Грэг. Мануэлита вскрикнула, Мэдли и Мэтьюз залились смехом, а он уселся на бортик, отплевываясь водой и лыбясь во весь рот.       — Прямо водная горка! — радостно оценил он, закидывая мокрые волосы назад. — Мэтьюз, а пошли, заплывем в залив, там водичка бодрящая, не то что тут… Как в супе сварился!       Джонатан аж поднялся на ноги, до того идея показалась отличной. Ярко-бирюзовый с желтым гидрокостюм на нем уже почти высох, а мысль освежиться ледяной водой из прибрежных вод сразу поселила приятные мурашки в животе.       — Сесил, ты с нами? — бросил он, неясно чему радуясь.       — А пошли, — пролепетал Эндрю, неровно поднимаясь с сидения и стаскивая шорты, чтобы не тащить в руках. На нем был серый гидрокостюм с темно-синими вставками, хотя Сесил даже не взял доску.       Вудкастер уже потерял интерес к имениннику, зазывно нависнув над Мануэлой и закапав ее водой, текущей с мокрых спавших на лоб белесых волос.       — Мануэлита, может, освежишься с нами? А то на тебе, того… одежда недостаточно прозрачная! Пойдем, поплаваем, ты вон уже красненькая!       На него с другого конца стола начала шутливо огрызаться Мэдли, но Грэг не обратил на нее внимания, нагло вторгаясь в личное пространство Мануэлы. Наконец она не выдержала и резко пихнула его в бок, заставив со снопом брызг повалиться обратно за бортик. Мэдс расхохоталась, даже Сесил на это лениво усмехнулся, прижимая ко лбу бутылку кристалл — жара достигла критической отметки.       Заиграла новая песня веселее прежней, к Мануэле с нижнего этажа прискакала Аделия, что-то возбужденно нашептывая, Мэдс незаметно грела уши, пока Грэг разливал по чарке для смелости. Адель заплясала, расплескивая игристое, она, видимо, внизу окунулась в бассейн, и теперь забрала за уши липшие к плечам мокрые волосы, а темно-синее полупрозрачное платье-комбинезон с длинными широкими штанинами полностью облепило ее тело. Ману что-то там говорила по поводу того, что они потратили на прикиды и образы несколько часов, но глядя на то, как обе размазывают блестки по щекам, обнимаясь под слова песни, звучавшей окрест, Мэтьюз только улыбчиво качал головой. Слегка замутило, и он подошел к краю террасы, облокотившись и поглядев вниз.       Трудно было поверить, что все эти десятки квадратных метров, усеянные людскими фигурками, этажом ниже — двумя, тремя этажами! — полные террасы, заполненный пляж — все это ради него одного. Каждый из них пьет, танцует и веселится в его, Джонатана, честь.       — Я уже даже и не знаю, что будет на следующий год, — словно прочитав его мысли, запыхавшись, бросила Мануэла, упав около него на каменное обитое кожаными подушками кресло.       Он перевел пьяный взгляд на ее вздымающееся сдобное тело под полупрозрачной алой вуалью. Мануэла зарумянилась, как готовый пирожок, тяжело дышала, а в этот момент обхватила губами фильтр сигареты, подыскивая в кармане зажигалку, и, поймав его взгляд, зазывно улыбнулась.       И в эту секунду Мэтьюзу в голову ударила мысль, что жизнь больше никогда не будет так хороша. Что-то во всем этом было удивительно пиковое. Таких вечеринок еще не закатывали, такого зашкаливающего счастья он еще не чувствовал. Дурацкое пьяное озарение заставило его замереть у бортика, сжав его край пальцами и глядя невидящим взглядом на Мануэлу. Все это было слишком хорошо.       Для такого как Джонатан не должно было существовать слова «слишком». Наследники Жардан его не знали, это неправильное слово, глупое, оно для неудачников. Для тех, кто жил за золотой оградой было только слово «недостаточно».       И все же это слово поселилось где-то на дне его рассудка, и оттуда начало источать тревогу. В любой другой день Джонатан списал бы ее на выкуренный косяк или плохой сон, но только не сегодня. Это было другое чувство. Мэтьюз будто ощутил порог, к которому приблизился. Явственно, четко, словно натолкнулся на невидимый барьер. Проклятое слово «слишком» смеялось над ним, бросив под ноги этот шикарный праздник. Как роскошную трапезу перед повешением, как последний глоток воздуха перед тем, как захлебнуться. Мэтьюз ошарашенно огляделся, увидев свой тронный зал другими глазами.       Этот поток почитателей, эти нескончаемые дары, это надсадное веселье. Эти улыбки, даже от того, чей кулак оставил на носу едва заметный шрам. От той, кто в ярости всаживал ногти ему в плечи. Все это было слишком.       — Джонатан? — окликнул его голос Мануэлы, и только тогда он вышел из оцепенения. — Ты в порядке? Может, воды?       Шум вновь заполонил слух, смех и крики сменили панический гул сердца в висках, Мэтьюз выдохнул, сбросил наваждение. Что за чертов бред, с чего вдруг такие тяжкие мысли? Неужели еще одна цифра в возрасте так влияет на его сознание, заставляя пересматривать жизнь, к которой его этот возраст подвел?       — Ну, чего встали, идем, освежимся! — крикнул он Грэгу, который осушил залпом бокал бурбона и отряхнул волосы на визжащих девиц. — Алкоголь нужно остужать даже внутри желудка!       Грэг рассмеялся, Сесил отпил и шарахнул бокалом о столик, все трое потянулись вниз, ведомые жаждой сделать адреналиновую глупость. И, как и каждый раз, когда страх чего-то неизведанного, потаенного, интуитивного, хватал за пятки, Джонатан предпочел избавиться от него хорошенькой встряской.

***

      То, что в эпицентре праздника оказался не столько сам Джонатан, но в большей мере все основатели и их отпрыски, заметил не он один. Марк Мэтьюз был главной фигурой этого сборища, а вовсе не его сын — он и его ближайшее окружение. День рождения Джонатана лишь стал поводом для того, чтобы собрать всех вместе и как следует насладиться жизнью.       И если речь заходила о связи основателей, для всех членов их семей это был добрый знак, отличная примета, символ достатка и скорейшей радости. Для всех, кроме Аделии.       Нет, эта связь могла и принесла бы ей и достаток, и даже некую радость. Но строптивый нрав Адели противился самой мысли о том, чтобы стать разменной монетой в какой-то сделке. И хотя она пообещала себе, что уважит Мейсона Мэтьюза и воздаст уважением за прошлые выходки, с самого начала вечеринки Адель старательно откладывала этот момент.       Она надеялась, что напьется, а после общение пойдет попроще, но стоило как следует завеселиться, как желание встречаться со скучными партиями отца пошло на убыль быстрее, чем кристалл в ее бокале. Адель свешивалась с бортика террасы, где она и Мануэла остались вдвоем, и высматривала Уоттса. Она точно знала, что он будет — Марк с сочувствием относился к побитой жизнью Робин Уоттс и точно уважил бы приглашением ее и непутевого сына. Но Кэмерона было не видать в такой-то толпе — Адель вообще с трудом рассматривала знакомых, не говоря уж о том, чтобы с кем-то пересечься. Мануэла ныла, что Сесил и Мэтьюз перед уходом на пляж уговорили остатки бутылки, со своей смотровой площадки Аделия разглядела их фигурки, барахтающиеся в холодной воде. Удивительная ночь, пропустила мысль она, словно все они попали в какую-то мудреную игру.       Мануэла не пеклась привычно о каждом шаге Сесила, Мэтьюз — о ее шаге. Самому Мэтьюзу даже не хотелось расцарапать лицо, а тому, судя по всему, даже не захотелось разбить его Сесилу. Фантасмагория, не иначе. Конечно, виной всему была незнакомая локация, сменившиеся на один день роли — сегодня они четверо играли друзей. И все четверо от этого ощущали в равной степени и напряжение, и веселье.       Адель вызвалась сходить на нижний уровень и раздобыть там новую бутылку, а заодно проветриться — на верхних этажах Виллы Фиеро было жарче. Мануэла лениво мяукнула что-то вроде согласия.       Спускаясь по полупрозрачным ступеням в отблесках пламени, Аделия поняла, что их уровень, видимо, был некой зоной-VIP, потому что на втором этаже было куда более людно. Тут и там сновали гости, обвешенные цацками леди в купальных костюмах, мужчины, дети, молодняк взрывался хохотом тут и там, обосновавшись компанией. Около одной из жаровен, расположенной прямо у кромки большого бассейна, за столиком с диванами расположились Мэдли Вудкастер и Изабель Кикенфилд. Они делали фото на фоне воды, в которой отражались огненные языки, словно вся гладь горела вопреки законам природы. А в глуби этажа, под крышей, где огненные дорожки создавали ощущение уютной, теплой зоны, Адель углядела сидящих за столом для покера Марка, Арне, Олдоса и своего отца. Она невольно замерла на мгновение, загипнотизированная этим таинственным видом, как сценой с полотна какого-то художника, когда ощутила прикосновение к плечу.       — Дайте угадаю, мой племянничек покинул свой высокий пост, и дамы заскучали, — услышала она, оборачиваясь к Мейсону Мэтьюзу собственной персоной, стоявшему за ее спиной с бокалом виски. — Как вам наш скромный сабантуй?       — Очень стильно, — заметила Адель, мысленно мельком оценивая свой внешний вид.       Мокрая — как и полагается, беря в расчет локацию, — тушь не должна была потечь, а одежда облепляет вполне выгодно. Мейсон же ни одним взглядом не выдал, что вообще заметил это.       — Желаете выпить? — поинтересовался он, на полпальца наполнив для нее бокал из бутылки виски, которую за мгновение до того выхватил из ведерка со льдом.       — Не предложи вам меня отец, было бы, наверное, ужасно неловко такое спрашивать, — вырвалось у нее помимо воли. — Так ведь, мистер Мэтьюз?       — Да бросьте вы эти формальности, — улыбнулся невозмутимо он. — Просто Мейсон. Да, вы правы, не предложи мне вас отец, я бы вряд ли решился проявить внимание к девушке вашего возраста.       Такого откровения Аделия, признаться, не ожидала. Мейсон, кажется, решил бить ее же козырями и перестал размениваться на вежливость.       — Но и к вам не стал бы проявлять внимание, — продолжил он, бросив на нее хитрый взгляд, — если бы вы мне в самом деле не приглянулись.       Этот мэтьюзовский взгляд Адель хорошо знала и привыкла относиться к нему с раздражением — Джонатан смотрел так, когда ждать от него ничего хорошего не стоило. Тот же взор сквозил и во взгляде Марка, когда она видела его изредка дома, и отец всегда на такой взгляд поджимал губы и бормотал, что они наживут проблем.       — И чем же? — напрямик спросила она. — Чем я вам приглянулась? Мы, пожалуй, впервые разговариваем, так что не рассказывайте сказки про мой богатый внутренний мир.       Мейсон улыбнулся еще шире и кивнул на бокал, намекая Аделии занять паузу с пользой. Она отпила и оперлась на жаровню, от которой, вопреки пылающему внутри огню, исходил холод.       — Когда Бензли намекнул, что ищет для вас хорошую партию, я сразу сказал, что я пас, — неожиданно поведал он. — Мне не нужна жена. Да даже девушка не нужна — я знаете ли, много работаю, мне некогда уделять сейчас кому-то время.       Не решаясь прервать, Адель отпила еще один глоток. Виски обжег горло, она позволила себе признать, что Мейсон ее удивил. Отчего-то она была уверена, что он жаждал неволить ее так же, как того хотел ее отец. И совсем не подумала, что ему навязанный брак тоже может быть поперек горла.       Мейсон говорил без обиняков, но обращался так, словно она не была, в сущности, ребенком рядом с ним — учтиво, уважительно, как к равной. Адель пробежала взглядом по закатанным рукавам черной легкой рубашки, в которую он был одет, темным брюкам и неожиданно лакированным ботинкам-оксфордам, никак не вязавшимся с облачением других гостей. Этот человек точно не побежал бы сейчас кидаться в бассейн. Он держался исключительно так, будто зашел сюда просто взглянуть на творимые другими глупости, усмехнуться в кулак, выпить и уйти.       Времяпрепровождение в стиле Аделии, откровенно говоря.       — А потом пришла новость о Уэйне, мы с Марком задержались, чтобы разобраться в ситуации в поселке… — продолжил Мейсон, и на его губах заиграла не особо тщательно скрываемая улыбка       Адель хорошо помнила, что было потом. Она ввалилась домой, полностью пропитанная текилой, и заявила, что спала с Уоттсом и скорее выйдет за него, чем позволит отцу собой вертеть. Вскинув подбородок, Аделия гордо ожидала развязки — в этом поступке она ни капли не раскаивалась.       — Вы тогда поразили всех нас, — признался Мейсон. — И я… как бы это сказать. Понял, что вы не такая простая, какой вас описывал отец.       — Я для вас необъезженная лошадь? — догадалась Адель.       — В точку! — рассмеялся Мейсон, ткнув в нее пальцем. — Вы проницательны. И зубы показать умеете.       Он сделал шаг и вдруг оказался как-то очень близко к Аделии, до того, что она увидела мелкие точки на гладко выбритом подбородке. Зацепилась взглядом за его ровную, резкую линию, за улыбку, ямку на щеке — как у Джонатана, но не такую приторно-раздражающую.       — Вы очень молоды, — сказал Мейсон тише. — Критично, я бы сказал. Но так даже веселее.       Он говорил о ее молодости, а Адель в это же время думала о его. Она не знала, сколько Мейсону в точности лет, но он не был похож на своего брата. Марка, как и отца, Адель воспринимала почти как стариков. Мейсон, конечно, не тянул на ее ровесников, но и назвать его старым не повернулся бы язык. Аделия впервые осторожно подумала, что как-то так она представляла себе выражение «в расцвете».       В лице Мейсона не было ни грамма той юности, которая набила оскомину в тупых лицах ее приятелей по поселку. Каждая мышца, каждая его черта излучала уверенность в том, что выражала — он уже давно научился строить нужные гримасы.       — Я ни для моего отца, ни для вас, — отчетливо проговорила она, — не вещь, с которой можно позабавиться или извлечь выгоду. Не знаю, сколько денег отец надеется получить с этого брака, и как вы хотите почесать свое эго, укротив лошадь вроде меня. Вы оба можете идти к дьяволу.       Мейсон улыбнулся еще шире, отпил сразу весь остаток из бокала и задорно щелкнул им о край жаровни, на которую Адель, оказывается, уже навалилась почти целиком.       — Ваш отец уж конечно не так глуп, чтобы устраивать этот брак ради денег, — произнес он. — А в моем распоряжении достаточно лошадей, которых я мог бы укрощать хоть каждый день на потребу моему зудящему эго. — Он сделал паузу. — Это будет интересно, вот что я вам скажу.       Удивительно, но даже такие сальные сравнения из его вкрадчивых уст звучали не так обидно, как явно задумывались. Адель осушила свой бокал и выпрямилась, собираясь уйти. Мейсон как-то почувствовал это, сделал шаг назад и учтиво кивнул. И отчего-то в его исполнении этот, без сомнения, ироничный жест, не выглядел как насмешка. А еще, удаляясь по лестнице с горящими щеками, Адель осознала, что взгляд Мейсона ни разу не переместился с ее лица на облепленное мокрой тканью тело.

***

      Это был первый день за очень долгое время, когда Бензли наконец позволил себе по-настоящему выпить. С его работой, постоянным фокусом на нескольких делах одновременно и неотступным вниманием сразу ко всем углам поселка, Бензли, как восьмиглазый паук, ни на миг не мог сомкнуть ни одного глаза. А уж когда ко всему этому добавилась эпопея с Касом в главной роли, тут уж и подавно выпивка и отдых стали считаться за роскошь.       Но сегодня повод выдался особый. Все без исключения гости Виллы Фиеро поняли это еще до начала праздника, а на нем самом отпустила совесть даже самых совестливых.       Марк, не большой любитель активных водных видов спорта, обосновался этим вечером в крытом зале, где огненные всполохи расцвечивали украшенные лаконичным рисунком потолки вип-бара в рыже-алый. Здесь, расположившись на диванах с сигарой и бутылкой отличного XO, Мэтьюз и ближайший круг его друзей отдыхали в своем стиле — обсуждали насущные дела с неким налетом вальяжности, делая вид, что хоть на минуту перестали о них вспоминать.       Бензли, например, делал вид, что вообще не думает о Касе и о том, что при таком сборище Грэг Вудкастер ни разу не в безопасности, а он, Бензли, понятия не имеет, как обезопасить этого безумного отморозка хоть от чего-то, учитывая, что тот, вероятно, прямо сейчас ломает себе позвоночник где-то в заливе. Но об этих своих мыслях Ройе предпочел помалкивать, потому что на сей раз в их компании прибыло — Марк впервые пригласил к застолью основателей Джорджа Вудкастера.       Бензли знал причину, и, судя по тому, что ни Олдос, ни Арне не задали вопросов, они тоже хорошо знали. Вудкастер с недавних пор полностью и бесповоротно перешел под крыло Марка Мэтьюза, при обстоятельствах, о которых тот даже Бензли умолчал. Дело было нечистое, и Ройе почти наверняка знал, что тут не обошлось без опального мафиози Ферлингер. О таких вещах не говорили вслух, особенно в местах вроде Виллы, но Мэтьюз умел доносить мысли так, что в них не просматривался двойной смысл.       — Иногда приходится иметь дело с людьми, — пространно рассуждал Марк, покачивая виски в бокале, — с которыми мы ни за что не связались бы по своей воле. Бензли, дружище, ты знаешь, о чем я.       «О ком я», — мысленно уточнил сам себе Ройе.       — Ага, — просто бросил он, вспоминая свои договоренности с Люком по делу Каса.       Нарушать слово было ему не впервой — профессия обязывала, — и даже таким людям, как Люк, уже приходилось разок-другой подрезать доверчивые крылья. Только вот Бензли был почти уверен, что доверием со стороны Ферлингера там и не пахло.       — Но это временная мера. Мера необходимая, для удовлетворения неких… нужд… — тянул Мэтьюз, словно чего-то дожидаясь.       — Стало быть, полный разрыв связей? — кашлянул нетерпеливо Олдос, пригубив виски.       — Да, — просто сказал Марк, ни на секунду не изменив добродушному выражению лица с легкой хитринкой.       Для всех троих это звучало как непреложное вето, и накладывали его сразу все. Если Марк Мэтьюз повелел порвать с кем-то связи, значит именно это и стоило сделать как можно скорее. Бензли вдруг в эту секунду понял, отчего таким усталым Марк выглядел с самого начала вечера. Не потому, что вымотался с организацией праздника — его вымотали мысли именно об этом разговоре.       Мэтьюз не мог никому приказать. Да, если ты оставался на его стороне, ты делал так, как он скажет — проявлял верность и безоговорочное доверие. Но возможность пойти иным путем была всегда. Бензли осознал, что дело нешуточное, потому что впервые на его памяти Марк — пускай буквально одно мгновение — но позволил вырваться наружу крошечной искорке страха.       — Значит, так и поступим, — первым выдохнул Арне, расправив плечи. — Давно пора, если честно, Марк… Это же наш дом.       Мэтьюз только одобрительно покивал, ему вторил кивком головы Олдос.       — Черт меня подери, если это будет легко, — отметил он и больше ничего не сказал, но взгляд глаза в глаза дал Марку понять все, что Сесил хотел сказать. Мэтьюз улыбнулся и перевел взгляд на Бензли.       В свете последних событий и некоего холодка, пробежавшего между ними, страх Марка мог быть вызван только сомнением в его ответе. Не только потому, что Бензли вероятнее других мог сказать нет, но и потому, что такой союзник, как он, был полезнее других и опаснее, если перешел бы на противоположную сторону.       — Если ты действуешь решительно, значит, повод есть, Марк, — протянул без лишних увиливаний Бензли. — Я тебе доверяю. На моей памяти так радикально ты не переходил дорогу еще никому. А раз речь идет о чем-то столь серьезном — твои друзья будут рядом.       Марк только отставил бокал и навис над столом, прямо напротив Ройе, уперев локти в столешницу. Он тоже оставил намеки.       — Дорогу перешел не я, Бензли, — сказал он. — Дорогу перешли мне. Такими путями, которых я не прощаю.       Как пить-дать, Ферлингер недооценил добряка Марка, который все свои дела проворачивал с неизменной радушной улыбкой. Даже если лишал кого-то средств к существованию… Одно Бензли понял точно — Люк разозлил Марка так, как еще никто не решался злить человека с подобной властью. Если это не война, то как минимум весьма основательная осада.       — Тебе не в чем сомневаться, — ответил Ройе, положил ладонь ему на плечо. — Нет поводов думать, что мы не переиграем даже самый подлый ход. Тем более, Джордж… Он не стал заканчивать фразу, все четверо повернулись на Джорджа, тот лишь шумно отпил из бокала.       Вудкастер-старший никогда не внушал Бензли доверия. Расплывшийся, грузный, молчаливый, мягкотелый во всех смыслах слова, Джордж всегда напоминал ему жабу — такой же тихий в своем гнилом болоте, но если сцапать за зад, будет таким же беспомощным. Такие люди, как он, почему-то всегда занимаются мерзостью с самых низов: наркотиками, проституцией, дешевым бухлом. Во всем многообразии не-совсем-законных дел существовала собственная иерархия — истинно благородные занятия, средней паршивости ремесла и совсем уж тухлые схемы. Семейство Джорджа когда-то зарабатывало на финансовых махинациях — не таких осторожных, грамотных и почти ювелирных, какие проворачивал Марк, — а тупых, наглых и простеньких. Тем не менее зад свой они держали в тепле и во всякую грязь не совались, а вот сынок быстро обнажил свою жадную до наживы слабую душонку. Вудкастер приехал в Жардан Рояль вслед за своей женой — некогда лучшей подружкой Луз тер Пэриш. А вместе с ним в поселке поселилось и главное чудище с сотней голов — Люк Ферлингер.       — А что Джордж? — напрямую спросил Арне, улыбаясь, как он всегда улыбался, когда хотел кому-то запудрить мозги.       — Джордж хоть что-то полезное подскажет, учитывая его опыт, — толсто намекнул Олдос.       — Напрасно вы думаете, что Люк меня много во что посвящал, — удрученно бросил Джордж, отставив бокал. — Марк, ты и так насладился моим позором. К чему все это сейчас? И так знаешь, я мелкая сошка в сравнении с ним.       — Само собой, иначе бы ты к Марку не прибежал, — продолжил с неизменной улыбкой Арне.       Бензли впервые видел тер Пэриша таким вовлеченным и злым. Он пропустил мысль о том, что Арне явно знал больше о делах Марка с Вудкастером.       — Ну-ну, будет тебе, дружище, — покровительственно тронул его за плечо Марк, закуривая сигару. — Джордж сделал мне большое одолжение, и я проявляю благодарность. Мы все проявляем.       Это снова прозвучало как приказ-не-приказ. Арне откинулся на спинку дивана, и Бензли вспомнил, что его и Джорджа ведь связывала многолетняя дружба жен. Дружеские подколки такого рода он тоже за тер Пэришем замечал впервые.       Никто из них не успел сказать ничего нового — в этот самый миг в полутьме вдруг полыхнула белым платиновая макушка, и прямо посреди сидящих вальяжно завалился на диван мокрый с головы до пят Грэг. Он расслабленно выдохнул, без грамма смущения оглядел застывших в немом вопросе сидящих и невозмутимо загладил волосы назад, пожав плечами.       — А что? Я теперь тоже в бизнесе, так что потусуюсь с вами. О чем базарим?       Джордж покосился на него с плохо скрываемым стыдом, Марк молчаливо наблюдал, не говоря ни слова, Бензли попытался скрыть улыбку. Олдоса буквально перекосило от злости, а Арне опустил уголки губ и превратился в восковую статую с прищуром.       — Грэг имеет в виду, — неохотно прочистил горло Джордж, — что я доверил ему одну из своих точек.       — Он в курсе деталей? — спросил коротко Арне.       — Конечно да, — важно пожевал воздух Грэг, обнажив свой оскал.       — Конечно нет, — устало бросил Джордж. — Но, надо сказать… дело свое он знает.       На это Арне удивленно вскинул брови, но не успел ничего сказать, Грэг перебил отца:       — Не то слово! — похвастался он. — У меня теперь все по уму, не то, что у тебя было — стиль! И доходы растут.       — Достойная работенка для парня, — плюнул в стол, ни на кого не глядя, Олдос.       Марк не выдержал и, зажав сигару в зубах, наконец во весь голос расхохотался. Бензли не выдержал вторым. Они оба рассмеялись так, что позади дрогнули стеклянные перестенки. Следующим улыбнулся нехотя Джордж. Грэг, кажется, понял, что его успехи в сутенерстве не слишком впечатлительны, и спрятал оскал. Бензли же обновил выпивку и от радости глотнул целую половину бокала.       — Ну и времена, — бросил он, поднимая бокал. — Будем!       Марк с готовностью встретил своим и огласил бар звоном, следом вскинул стакан Арне, последним протянул руку Олдос. Ройе бросил взгляд на его все еще багровеющее от плохо сдерживаемой ярости лицо и расплылся в улыбке, с которой еще никогда не глядел Сесилу в лицо. Олдос долго смотрел в ответ и наконец закатил глаза и усмехнулся, отпив так лихо, что сквозь смех выступили слезы.

***

      Одним из последних среди старожилов поселка на территорию Виллы Фиеро вторглось семейство, которое уже много лет никто не видел в сборе. В том, что эти трое сбились вместе, было даже что-то неестественно-пугающее, и каждый, кто этим вечером натыкался на явившихся в полном составе Уоттсов, невольно ощущал это нездоровое напряжение, плескавшееся от них волнами. Формально говоря, пришли они не вместе, а лишь в одно и то же время, и то только потому, что ехали из одной локации. Но даже эти полтора часа, что пришлось провести втроем в машине, на катере, а после по пути до Виллы, показались Уоттсу пыткой.       Фрэнклин вел себя так, будто не было этих девяти лет, за которые он старательно превращал жизнь семейства в ад, да и предшествующих им шестнадцати, в которые ничего хорошего Кэмерон от него все равно не видел, тоже. Отец вальяжничал с прислугой, пожимал руки гостям и всем, кого, встречал (Марк Мэтьюз такого дорого гостя лично принять не потрудился). Робин старательно делала вид, что не находится на седьмом небе от счастья, и Уоттс никак не мог решить, что его бесит больше — сам факт ее радости или того, что она эту радость пыталась скрыть. Ну, конечно, дорвалась, снова, как в старые-гребаные-добрые, выходит в свет с муженьком, замазав перед этим синяки на физиономии. Иронично до слез, что и в этот раз — только теперь синяки оставлял уже не Фрэнклин, а неудавшаяся жизнь.       Кэмерон не мог взять в толк, на кой черт Мэтьюз пригласил Фрэнклин на свой праздник. Робин Марк обычно снисходительно терпел, казалось, просто из жалости, но вот к Уоттсу-старшему всегда питал довольно прохладные чувства. Кэмерон уже несколько дней не пил, поэтому легко сопоставил приглашение с подслушанным им недавно разговором отца и некоего Тода Лестерли о сделке, которую они хотели совершить в обход Мэтьюза. Только вот даже длительная трезвость Уоттса не помогала с ответами. И это было единственной причиной, по которой он решился посетить этот не очень скромный праздник. Конечно, напиться за здоровье Джонатана он всегда был охоч, но Кэмерону, как и самому имениннику, куда больше по душе были привычные детские посиделки с картами и коксом, нежели такие широкомасштабные празднества. Впрочем, один плюс у этого сборища века все же был — Уоттс был почти уверен и оказался прав в том, что Марк Мэтьюз ни за что не обойдет приглашением такую крупную рыбу, как Джордж Фостер-Спрингс.       Тори была единственным человеком, который не только мог бы сейчас помочь Кэмерону разобраться, но и которому он в этом вопросе доверился бы, — однако, как назло, в этой толпе он никак не мог ее найти, а сотовый службы ТФС, столь сильно некогда докучавшей ему, на сей раз был недоступен.       В воду лезть не хотелось, хотя Кэмерон нехотя натянул перед выходом черные плавательные шорты — на случай, если алкоголь окажется лучше, чем развлекательная программа. Спьяну Уоттса куда чаще тянуло искупаться, хотя даже так не всегда. Он не терпел жару, так что на пляжи не совался, а бассейны не признавал, включая собственный — особенно с теперешним его состоянием. Робин уже принимала коктейли внутрь, блестящим взглядом скользя по сторонам. Она вырядилась как двадцатилетка — в бикини, накидку со звериным рисунком и каблуки, — и оттого смотрелась еще нелепее, но Кэмерон помалкивал. Мать так отвыкла от того, что ее зовут на какие-то по-настоящему массовые помпезные сборища, что он просто не мог отнять у нее эту последнюю радость. Хвала Господу, хотя бы Фрэнклин потерялся куда-то спустя четверть часа, как они переступили порог, и не мозолил глаза.       — Ах ты ж моя сладкая булочка! — Голос, привечавший его с таким воодушевлением, мог принадлежать лишь одному человеку, и руки этого человека как раз в эту секунду обвили Кэмерона сзади за плечи, проводя по ним ногтями. — Куда это ты забился, еле тебя нашла!       Перед ним, сверкнув крупными розовыми кристаллами на бикини цвета свежего безе, плюхнулась на каменное кресло Изабель и перекинула ногу на ногу.       — Видела твоего отца, — сообщила она, видимо, на это списав Уоттсов хмурый вид. — Он, что, снова теперь живет у нас?       — Типа того, — отмахнулся Кэмерон. — Тебе-то он чем поперек горла встал?       — Не мне, а папе, — махнула Изабель куда-то в сторону, и Уоттс проследил за ее небрежным махом, будучи уверенным, что направление она указала нужное.       И правда, у бортика, непринужденно ведя беседы с какой-то дамой в очень широкой шляпе, купальнике и с дряблыми бедрами, стоял отец Изабель, Макензи Кикенфид собственной персоной. Уоттс только поджал губы — Мэтьюза-старшего прибыл уважить и мал, и велик.       — Ну а что твоему отцу с него? — непринужденно уронил он, снова вспоминая о деле.       Иза, конечно, не Тори Фостер-Спрингс, но голова у нее соображала, а раз какие-то слушки завертелись аж около Макензи, значит, могут быть полезны.       — Да ничего, — протянула Изабель, накручивая на палец завитую в локон смоляную прядку. — Ерунда, Уоттс, не бери в голову.       «Ты не знаешь», — понял он. Стало быть, папаша с Изой не делился — ну это не мудрено.       Мимолетная досада от сорвавшегося крючка не успела осесть, Кэмерон вскинул голову, высмотрев кое-кого знакомого, а затем поднял руку и без стеснения заорал:       — Эй, приятель! Хорнер! Кого я вижу!       И впервые за вечер улыбка на его лице расползлась искренняя. Уэсли увидел его и стал пробираться через толпу навстречу, Изабель повернулась и натянула веки, приглядываясь.       — С каких пор ты с ракеточниками якшаешься? — насмешливо спросила она. — Я думала ты того… их спорт презираешь.       Кэмерон не ответил, а поднялся, хлопнув подошедшего Хорнера по ладони. Изабель лениво махнула — если ее энтузиазм на кого и распространялся, так только на одного ракеточника, которого она и так уже оприходовала.       — Хорошенькая тут буча, — улыбнулся Уэсли, садясь рядом — он где-то раздобыл по пути початую бутылку бурбона. — Как тебе, Уоттс? Что-то ты не веселишься, меня ждал?       — К имениннику очередь стоит, — фыркнул Кэмерон, отпивая из свежеобновленного бокала. — Так что подождет моего внимания… Как там твои игры? Всех победил?       Хорнер рассмеялся, Изабель лениво изображала великолепный декор, но бокал, который Уэсли молчаливо для нее наполнил, взяла. Кэмерон окинул взглядом песочного цвета шорты и белую рубашку с коротким рукавом, мокасины из кожи, в которых сидел Хорнер, и пришел к выводу, что тот водный спорт тоже не слишком-то уважает. Тот меж тем наклонился поближе и кивнул на крытый бар в центре зала, несправедливо обиженный вниманием любителей покувыркаться в воде.       — Как смотришь на то, чтобы почиллить в местечке потише? Терпеть не могу воду.       — Сам хотел предложить, — с готовностью отозвался Уоттс и поднялся первым.       Изабель осталась, но Кэмерон был даже рад — ему вдруг впервые за долгие месяцы до дрожи захотелось перетереть с кем-то по-мужски. Он вспомнил попойку с Хорнером, рядом с которым даже общество Аделии не доводило до трясучки, и вдруг осознал, что это единственный человек сейчас, который мог бы уберечь его от новой беды.       Иронично, ведь Уэсли знал его хуже всех — и именно поэтому отчего-то вызывал смутное, шаткое доверие. Чувство, которого у Кэмерона долгие годы не вызывал уже никто, включая закадычных до зубовного скрежета приятелей.       — А разве не все спортсмены обожают воду? — спросил Уоттс, когда они сели в приличном отдалении от всех прочих гостей.       — Спортсмены просто к ней привычнее, — пояснил Уэсли, кивком подзывая бармена. — Но у меня в детстве был тяжелый отит, пошли осложнения, так что с нырянием дело обстоит туго. А плескаться в нарукавниках тут негде.       Уоттс рассмеялся, бармен принес выпивку, распили за рождение одного Мэтьюза и щедрость второго. За матерей, а после — за женщин. И, видимо, слишком сильно лицо Кэмерона с этого тоста перекосило, потому что Хорнер прищурился и кивнул вопросительно, сложив руки так, будто собрался слушать исповедь.       — Что? — не понял Уоттс.       — Ты какую-то речь готовишь, — заметил Уэсли. — Я же вижу. Что случилось, чел?       Раз уж он даже заметил, что Уоттс собрался поделиться кое-чем личным, это можно было считать за знак свыше… Если бы Кэмерон в них верил.       — Короче, я совершил одну глупость, — начал он.       — Одну? — с сомнением уточнил Хорнер, вскинув бровь.       — В данном контексте одну! — закатил глаза Уоттс. — Даже не глупость, а… ошибку. Ужасную, ужасную ошибку. Самую большую ошибку в моей жизни. Я еще никогда так не ошибался.       Хорнер вскинул ладони, приостанавливая поток откровений.       — Я понял, что ты что-то сделал не так, может, поподробнее расскажешь?       На мгновение замерев, Кэмерон словно остановился перед чертой, порогом, который редко позволял себе переступать. За то время, что он и Уэсли сидели в баре, он десятки раз перемолол в голове все за и против. Все возможности и риски. Он несколько раз спросил себя, какова причина довериться именно этому парню? Не приятелям, которые знали его невесть сколько, а именно Хорнеру, который и по душам-то с ним поговорил всего один раз.       И наконец Уоттс пришел к выводу, что он не знает этой причины. Не было объективных причин доверяться Уэсли, ни одного мало-мальски адекватного повода. Просто хотелось сказать именно ему. Черт его знает, почему, но однажды Уоттс уже поймал себя на том же чувстве. Когда в его гостиной сидела средняя мисс Ферлингер, вся в шмотках от кутюр, положив голову ему на плечо, смолила и подбадривала, не боясь его гнева. Тогда он тоже ощутил это — абсурдное, беспричинное желание доверить кусочек правды здесь и сейчас.       Уэсли терпеливо ждал, а вопросы задавал так же, как его подруга — не боясь быть отвергнутым за свой интерес. Может быть, в Уоттсе говорила зависть?       — В общем, — вздохнул он. — До того, как мы напились тогда в память об О’Берли, ты я и Адель, у нас с ней… я и она…       — Ты ее трахнул? — поторопил Хорнер.       — Нет, я… я ее не «трахнул»! — вырвалось у Уоттса, хотя именно это он и сделал.       Как угодно хотелось назвать это, но только не так. Лицо Хорнера изменилось, вытянулось удивленно, он закусил с интересом палец и прищурился.       — О боже.       — Что? — сглотнул Уоттс, не отводя взгляда.       — Ну, и что было дальше? — пропустив вопрос мимо ушей, продолжил Хорнер.       Кэмерон испустил еще один вздох.       — Ну потом… это случилось снова.       — О боже, — повторил Хорнер. — И что теперь? Она здесь? Подкатишь к ней еще раз?       — Чтоб я сдох, ни за что! — выдохнул Уоттс и от ужаса приложился к бокалу. — Нет, мне лучше не приближаться к ней никогда больше в жизни. Я вообще не понимаю, как так вышло… Короче, Хорнер, держи меня от нее подальше.       — Почему? — спокойно поинтересовался Уэсли, обновляя выпивку. — Нет, ну посуди сам, если тебя тянет к девчонке, и она не против… чего плохого?       — Того… — огрызнулся Уоттс. — Меня к ней не тянет, а продолжительных связей я и подавно не завожу ни с кем. Тем более с дочкой Бензли!       Удивленное выражение лица Хорнера словно олицетворяло какую-то из личностей внутри самого Уоттса — ту, которой он вынужден был каждый раз наутро после проклятой связи проводить разъяснительную беседу на тему «больше так не делай». Натужно вздохнув он залпом отпил полбокала, поставил его и сцепил пальцы меж собой, уставившись на них. Если уж пошла носом правда, стоило довести начатое до конца.       — Короче, если можно так выразиться, я… дружил с ней, когда она была ребенком.       — Да когда она была ребенком, ты уже статьи коллекционировал, — вырвалось с хохотом у Хорнера. — Какое, к дьяволу, дружил, кому ты врешь!       Уоттс невольно раздосадовано улыбнулся, признавая правоту за приятелем. Да, сложно в это поверить, он и сам верил уже с трудом — столько-то лет спустя.       — Так-то оно так, только это правда, — сказал он, прислонив пальцы к губам. — Когда мы только переехали в Жардан, я тут никого не знал, вообще никого. Мне было восемь лет. И на каком-то подобном сборище от Мэтьюза, куда он раньше, на заре Жардан, приглашал всех жителей — создавал какие-то там связи… в общем, там мы все и познакомились.       А эти воспоминания давались легче, чем обычно. Первые гвозди, вбитые в его веру в людей и чувство собственного достоинства, воспоминания, в которых еще тогда, семнадцать лет назад, Уоттсу впервые указали его место. На самом деле, он не планировал рассказывать Хорнеру об этом, но… как-то это вышло само собой, естественно, почти без царапающей боли.       — Бензли тоже там был. Все они погано относились к отцу, но к этому я привык, у нас на родине было так же. Гости, которые приходили в дом, обычно отзывались о нем — в лицо или нет — как о куске дерьма. Но меня, Стэна и маму всегда одобряли, сочувствовали, что ли…       Уэсли слушал уже без улыбки, как-то поняв, что откровение, хоть и незапланированное, а важное.       — Тут с самого начала все было иначе, — продолжил Уоттс, уставившись куда-то в глухую тьму за баром. — Я потом понял, что в мире, где я теперь живу, всегда будет так. Неважно, кто ты, какой ты человек — важно лишь твое имя. Я стал копией своего отца в глазах всех, с кем он тут общался. Марк, Бензли, уж конечно чистоплюй Сесил-старший… Все они сходу восприняли меня так же дерьмово, как его. От матери отмахнулись, а во мне и Стэнли сразу стали видеть угрозу.       На это Хорнер только отрешенно опустил глаза в пол.       — Сложно спорить, чел, — сказал он. — Да, пожалуй, здесь все именно так, как ты говоришь. Я много-много раз пользовался добрым именем отца, когда не очень-то его еще оправдывал… наверное, это меня и отрезвило разок-другой.       Уоттс кивнул в знак понимания, Уэсли нахмурился и вновь поднял взгляд.       — Ну, и что же в итоге с Аделией и вашей дружбой?       — Ей тогда и двух лет еще не было, — усмехнулся Кэмерон. — Уж конечно, дружбой в полном смысле слова это нельзя было назвать. Но Мэтьюза и Сесила быстро науськали против меня отцы, и эти мелкие мажоры меня мигом сделали изгоем. Принцесска наша была тогда немного не в себе, ребенком Мануэлита никого к себе не подпускала, а вот Адель… Она ни говорить, ни толком соображать, наверное, еще не умела. Но она одна мне радовалась.       Не выдержав, Уоттс расплылся в улыбке, вдруг вспомнив это глупое, жутко короткое время. Он ненавидел официальные приемы и всяческие бранчи, дурацкий крокет, куда даже его паршивое семейство однажды пригласили. Ненависть к торжественным сборищам сидела в нем с тех самых пор и все еще очень прочно. Но все-таки был во всем этом параде кривляний и изысканных взаимных оскорблений крошечный лучик света — маленькая кукла, которая ходила за ним с восторженно вылупленными глазами, еще нетвердо стоя на ногах.       — Мне нравилось с ней играть, — признался он. — Она не знала моего имени и не знала, как к этому имени нужно относиться. А безымянный я почему-то не вызывал у нее отвращения. Которое, кстати, быстро встало на место, как только Адель начала говорить и научилась слушать.       Теперь, когда вся эта тирада вышла наружу, пришло понимание, почему именно Хорнеру захотелось ее выдать. По той же причине, по которой когда-то Уоттс доверился мисс Ферлингер, и по той же причине, по которой связь с Аделией теперь отзывалась внутри мучительным стыдом.       И Уэсли, и Хантер знали его имя. Но оба в силу происхождения или характера не сделали из него никакого вывода.       — Лучше бы они все ненавидели меня за мои собственные грехи, — кашлянул он в бокал, ощутив, как щиплет переносицу.       — Это вот зачем ты их столько наделал? — грустно улыбнулся Хорнер. — И все же я не понимаю, Уоттс… почему, тем не менее, ты хочешь держаться от нее подальше?       И после всего сказанного ответ на этот вопрос почему-то пришел с поразительной легкостью. Кэмерон только пожал плечами.       — Да вот ведь гребаный нахрен — потому что не хочу.

***

      К ночи с океана ощутимо задуло, даже всполохи синтетического огня заплясали, отбрасывая на неровную водную гладь рваные тени. Бензли щелкнул зажигалкой и ощутил кратковременный прилив тепла внутри от осознания, что в его руках взметнулся крошечный язычок настоящего пламени.       — Значит, он затаился… стоило ожидать.       Марк зрел в корень и из нехотя выданного Бензли рассказа о Касе сразу вычленил главное — дилер бездействует, а Ройе понятия не имеет, как его достать.       — Даже на живца не пришел? — невольно заулыбался Марк, кивнув на нырнувшего этажом ниже в бассейн Грэга.       Тот выплыл, выплюнув воду, и стал брызгаться в сидящих на диванчиках у кромки воды девиц. Бензли вздохнул и приказал себе потерпеть еще немного. Он и Марк уединились на этом импровизированном балкончике для разговора, который обоим был поперек горла, так что не ему одному наверняка хотелось поскорее его закончить.       — Сдается мне, тут все еще сложнее, — протянул Ройе, закусив сигарету. — Как бы наживка не оказалась рыбаком.       — Ты думаешь на Грэга? — нахмурился с сомнением Мэтьюз. — Не глуповат ли он для такой аферы?       — Глуповат, — согласился Бензли, облокотившись на бортик и потерев подбородок. — А вот сестра его — смышленая в самый раз.       — Мэдли? — коротко спросил Марк и надолго замолк.       Бензли не торопил его с ответом, дав обмозговать и подбросив пару мыслей, которые вертел в голове уже не один день.       — Я и Артур пришли к выводу, что наш Кас слишком осторожен даже для убийцы. Похоже, кто-то здесь хорошо знает о том, что он вытворяет — и этот кто-то ему очень дорог. Родителей мы исключаем — кто бы стал о таком молчать? Романы и подавно того не стоят — партнеров по постели наш молодняк меняет как перчатки. Остается единственный вариант…       — Сестра или брат, — закончил Марк, давая понять, что ход мыслей уловил. — Но какой мотив?       Думая об этом, Бензли и Уэстбрук провели немало бесполезных часов, и все же наметки у Ройе были.       — Я поначалу исключил Грэга из списка подозреваемых, потому что на него самого совершили аж два покушения. Риддл подтвердил, что продал Грэгу марку Падмы Чоудари и отравленную воду, но об этом в смс распорядился сам заказчик. Чем не алиби, да еще и двойное?       Все то время, что Бензли рассуждал, Марк явно очень внимательно слушал — реагировал на каждое слово, но взгляд его остекленел настолько, что Ройе пару раз почудилось, его друг мыслями вообще витает где-то далеко отсюда. Меж бровями Марка залегла короткая морщинка, лицо его замерло.       — Я стал думать о мотиве. А после спросил себя: что если все-таки не он?       — Не он? Не Кас? — очнувшись, не понял Мэтьюз.       — Не Сесил. Что если мотив — не Сесил?       — То есть как? — нахмурился Марк, присев и защелкав зажигалкой. — Почему нет?       — Потому что эта версия ничего не дала.       Бензли потянулся и сладко вдохнул дым, ощущая, как ненавязчиво мутится на мгновение голова. За этим всегда следовала короткая вспышка концентрации.       — Этому меня научила судебная практика. Когда какая-то версия отрабатывается слишком долго, а результата нет — это повод попробовать другую. Что если дело не в Сесиле и не в заговоре против него?       — А в чем тогда? — непонимающе проговорил невнятно Марк, жуя сигарету. — Все жертвы — заговорщики… совпадение подозрительное.       Ройе только качнул головой и всмотрелся в неспокойную водную гладь уровнем ниже.       — Это и не совпадение, — хмыкнул он. — Заговор был, и подорванная О’Берли трибуна тому подтверждение. Но когда я говорил с Сесилом-младшим сразу после матча, где мы разыграли смерть Вудкастера, он сказал мне одну вещь…       Что-то в тот миг заныло в его голове, запоздалое, отдавшееся в груди звенящей горечью. Признавать праводу щенка не хотелось даже притом, что сам Эндрю вряд ли ее осознавал.       — Он сказал «я не убил бы Грэга, я скинул бы на него другие убийства», — проговорил Бензли. — И тогда я подумал, а что если он прав?       Марк прищурился и выпустил колечко дыма.       — Думаешь, Грэг воспользовался заговором, чтобы убить конкурентов и сделать из Сесила козла отпущения, потому что у него единственного тогда бы был мотив?       — Складно выходит, верно?       — Даже слишком складно, — хмуро ответил Марк.       Тут он без сомнения был прав. Версия была настолько скользкой и на первый взгляд простой, что от нее так и веяло сомнением. И все же это была единственная рабочая схема, которую, как минимум, стоило пробить.       — Я думаю, Бензли, — наконец проронил после паузы Марк. — Что ты хороший адвокат и не самый плохой сыщик. Все, что ты говоришь, то, как ты рассуждаешь — все версии имеют право на существование. Но я все-таки думаю, что дело в другом.       — В чем же? — спросил Бензли, присаживаясь около него.       — Ты говорил, что мы упустили что-то, — пробормотал Марк. — Кто-то был там, на этой твоей… вечеринке-заговоре, кого мы не заметили… И что-то там произошло, что укрылось от наших глаз.       Бензли помнил об этой своей догадке, но отбросил ее, не сумев выторговать ни единого нового хода. Что толку топтаться на месте? Однако уверенность Марка в том же самом заставила его остановить свои мысли на этом еще раз.       — Да, я и Артур тоже так думали, — нехотя признал он. — Что кого-то мы не учли. Что кто-то был там из тех, на кого мы не обратили внимания. Но мы так и не поняли, кто.       Тяжелый взгляд Марка говорил о том, что и он не знает ответа. Бензли устремил взор на нижний уровень, где бесновался ничего не подозревающий молодняк. И на мгновение прямо перед ним мелькнула девица, которую он, признаться, давненько уже не видел вертящейся где-то привычно неподалеку. Хантер Ферлингер с видом заговорщицы проследовала прямо под их с Мэтьюзом ногами, и, глядя на ее макушку через полупрозрачный пол, Бензли пропустил мысль о том, что, может быть, именно сейчас в их застоявшемся идейном болоте была бы как нельзя кстати эта вездесущая светлая голова.

***

      За те несколько часов, что Дженна провела на Вилле, глаза от дыма, вспышек света и ярких всполохов огня на фоне ночного неба начали слезиться. Поначалу она тряслась и не могла заставить себя ни на секунду отвлечься от дела, которое привело ее на праздник, но спустя час без указаний все же позволила себе взять бокал игристого с подноса, где их никто не считал.       Тут вообще никто ничего не считал. Дженне показалось, она попала в рай — такие тусовки она раньше видела в кино, но даже не думала, что они случаются в реальности, чтобы вообще все безо всякого ограничения. Все напитки в барах, любая еда, какую закажешь, сигареты и сигары, Дженна была уверена, что при желании безликие официанты по первому требованию притащили бы ей даже пару дорожек кокса, и, глядя на Хантер, она уже подумывала об этой возможности всерьез.       Весь вечер средняя Ферлингер малыми дозами поддерживала концентрацию, и оттого временами походила на выжатый лимон, а спустя пару минут уже фонтанировала энергией, так что Дженна быстро догадалась, в чем дело. К тому времени, как вся Вилла перешла в стадию танцев, она и сама была не прочь чем-нибудь взбодриться, но вместо кокса предусмотрительно выбрала водку с ред-буллом.       Наконец сигнал поступил, Хантер выбрала момент, когда всех отвлек очередной огненный перформанс, и кивнула на Мануэлу, давая понять, что момент подходящий. Весь алкоголь мигом улетучился из Дженны вместе с уверенностью.       Мануэла танцевала у бассейна, стянув парео и оставшись в одном купальнике, распустив свои длиннющие, струящиеся до самых бедер волосы. Они-то и осложняли доступ к застежке, но судя по тому, что Хантер, кажется, дожидалась этого момента, в нем была вся соль.       Приблизившись еще, Дженна поняла, почему — под лежащими на груди прядями колье не было видно, а значит, его отсутствие не сразу заметят гости. Игрушка так сверкала в прямом, а еще больше переносном смысле слова, что каждый, смотрящий на Принцессу с самого начала вечера, неизменно примечал драгоценность, которую она торжественно сделала центром своего туалета.       Разумеется, Дженна наплела Хантер о своем богатом воровском прошлом, просто чтобы впечатлить, но та слишком сильно понадеялась на ее способности. Заместо продуманной схемы средняя Ферлингер коротко распорядилась «стащи», а вот как именно это сделать, Дженна якобы должна была знать и без нее.       На самом же деле она практически не представляла, как провернуть это в условиях толпы, окружавшей Мануэлу на танцполе. Тем более что та регулярно барахталась в бассейне, из-за чего волосы липли по всей спине прямо как защитный барьер. Но так или иначе времени терять было нельзя, и Дженна, не чувствуя под ногами пола, отставила бокал и поднялась, по пути стаскивая лишнюю одежду.       Все выглядело так, будто она просто решила искупаться, да и к тому же музыка как раз заиграла громче, заставив танцпол вокруг бассейна зашуметь с новой силой. Едва вступив на едва заметное возвышение, Дженна невольно смешалась с толпой. Больше всего она боялась, что в этой толпе вдруг встретится кто-то знакомый, кто громко выкрикнет ее поддельное имя, и тогда момент точно будет упущен. Но, как и говорила Хантер, как только жардановцы напивались, им ни до кого, кроме себя, не было больше дела.       Мануэла танцевала почти в самом центре, окруженная людьми, но если вглядеться — каждый из этих людей смотрел в свою сторону и к тому же постоянно вертелся. Прямо на Принцессу устремили взгляды только двое — Изабель Кикенфилд и Мэдли Вудкастер. Обе плохо знали Дженну, а еще легко могли отвлечься друг на друга, так решила она, подбредая в толпе все ближе.       Музыка тут совсем глушила, от отблесков огня и светомузыки в глазах зарябило. В висках стучало, заглушая ритм, игравший окрест, Дженна остановилась. Ближе подбираться некуда — спина Мануэлы была на расстоянии вытянутой руки.       — Где именинник? — врезался ей в уши крик Мэдли, пытавшейся перекричать музыку.       — Твой брат увел его кататься на серфах в заливе, — ответила криком Мануэла. — Надеюсь, он знает, что делает?       Мэдли рассмеялась, убрав за уши мокрые короткие платиновые волосы.       — Когда это мой брат знал, что делает? — фыркнула она. — Не лучше ли тебе их проведать?       — Они оба взрослые мальчики! — прикрикнула Изабель, хватая за руки обеих. — Скоро начнется фаер-шоу, там и проведаете, если они до того момента не потонут!       Мануэла рассмеялась, Изабель стала разливать по изящным бокалам шипучку, а Дженна заметила, как улыбнувшись, Мэдли все же отступила и змеей ускользнула с танцпола. Бросив взгляд вслед, она успела увидеть лишь оранжевую полоску на черном купальнике Мэдли, быстро исчезнувшую во тьме спуска на нижний этаж.       «Так даже лучше», — решила она. Чем меньше глаз, тем больше возможностей уйти незамеченной, а сестра Вудкастера была глазастой даже сверх меры.       — Иза, принеси-ка еще, — вдруг распорядилась Мануэла, стоило Дженне сделать еще один шаг. — И захвати тарталетку!       Изабель опустошила свой бокал и, чмокнув в сторону Принцессы, стала пробираться через толпу на выход. Дженна замерла — сказочное везение! Если когда и проворачивать дело, то именно сейчас.       Подобравшись так близко со спины, как это возможно, она уставилась Мануэле прямо в затылок. И тогда та сделала то, чего Дженна не ожидала — отставила бокал на бортик и, спустившись, сама нырнула в воду. Поначалу Дженна оторопела от ужаса, но сразу затем осознала, что это единственный шанс открыть застежку незаметно под мокрыми волосами. Недолго думая, она присела на бортик и прыгнула следом.       Вода была прохладной по сравнению с нагретым искусственно воздухом и слегка отрезвила. В бассейне плескалось не так уж много народу, подобраться ближе незаметно становилось сложно. Дженна не успела приуныть и на этот счет — прямо перед ней в воду с разбегу плюхнулась фигура, обдав плавающих снопом брызг. Девушки завизжали, даже те, кто был мокрым с ног до головы, а волной Дженну отнесло почти к самому бортику. Она подняла голову и увидела, что прямо над ней собрался прыгать еще какой-то набравшийся по самое не хочу мажористый пацан с выбритой бровью.       «Сейчас», — поняла она, ныряя в сторону своей жертвы.       Грохот настиг ее под водой, волна ударила, когда Дженна уже подплыла к Мануэле и открыла глаза. Струящиеся в воде волосы напоминали диковинные растения, вились лианами, всплывая на поверхность и прекрасно открывая доступ к шее. Где-то наверху слышался новый визг, Дженна протянула обе руки и на ощупь, едва касаясь, щелкнула застежкой колье — простым карабином, который почти не ожидала на нем увидеть.       Спустя мгновение тяжелая конструкция соскользнула с шеи Принцессы, а из-за ударившей обеих волну, она потеряла ориентацию и не заметила этого. Дженна стремглав поплыла прочь, держа в зажатом кулаке свою добычу, и как только достигла противоположного бортика, мигом выбралась на поверхность и одним шагом ступила за спину первого, кто попался на пути. Только тогда она обернулась.       Мануэла стояла посреди бассейна, утирая лицо и смеясь, ругала кого-то в унисон с еще одной девицей. На миг ее ладонь коснулась груди там, где еще мгновение назад лежали тяжелые камни, но тут же порхнула дальше, к ресницам. Мануэла вскинула голову, оглядела бассейн, а после зажала нос и в секунду исчезла под водой.

***

      Светлая голова Хантер Ферлингер была бы как нельзя кстати и ей самой в этот вечер, но, увы, порох закончился, и единственная запланированная миссия грозилась стать полным провалом, если бы только не тот факт, что Хантер предусмотрительно взвалила ее всю на чужие плечи.       Мирне уже поступили распоряжения, Хантер же сидела в каменном кресле, делая вид, что потягивает коктейль и расслабляется под шум воды, а сама неотступно наблюдала. На самом деле сам факт того, как именно подельница стащит побрякушку, ее не волновал, главное чтобы тихо и успешно.       Она видела, как Мирна нырнула вслед за принцессой в бассейн, а после — как вынырнула с добычей, даже не удосужившись ее спрятать под купальник. От сердца отлегло, когда эта тупица убралась с танцпола незамеченной, и Хантер с облегчением откинулась на спинку кресла, закуривая. До нового этапа плана было минут десять, и Хантер старательно стала высматривать локацию, в которой его предстояло провернуть.       Объявили фаер-шоу, и это было прекрасным поводом для всех нужных гостей высыпать на смотровую площадку, где Хантер собиралась совершить триумфальное возвращение в гонку. Это был балкон площадью в несколько десятков метров, выдающийся вперед на уровне третьего этажа так, что прямо под ним плескался океан. Именно его выбрали для гвоздя программы вечера, и туда направлялись те, кто хотел увидеть фаер-шоу из первого ряда — прочие гости, желая оценить масштабность, группами стекались на близлежащий пляж.       Мимо Хантер по лестнице уже проследовал медленным, степенным шагом Марк Мэтьюз, руки в карманы, взгляд — довольный, как у кота. Кажется, у Мэтьюза все шло по плану. Навстречу ему вбежал мокрый и продрогший сын, Джонатан прихватил из ведерок со льдом пару бутылок бурбона и спешно пошел обратно, кому-то махнув рукой. Поднялся, окликая именинника, уже хорошенько поддатый Марлоу, от которого Хантер весь вечер старательно пряталась — Дэмс мог загубить любую аферу на корню одним своим присутствием. В начале вечера он еще набирал ей какие-то вопросительные сообщения, но кураж тусовки, к счастью, захватил Дэмьена достаточно, чтобы он хотя бы на время забыл о своей зазнобе.       На пляже тоже стал собираться народ, со своего насеста Хантер увидела Вудкастера, который сморкался водой и кашлял, рядом — его сестру по пояс в воде, она почему-то делала фото. Взгляд метнулся чуть правее — там уже несла сразу три бокала в двух руках, осторожно шагая по ступенькам вверх Изабель. Зрители собирались.       Но Хантер искала глазами ключевую фигуру этого представления, главного героя — и наконец выцепила его взглядом из немногочисленной группки людей уровнем выше. Бензли остановился около бортика, облокотившись на него, курил и оглядывал пляж так же, как и она — прищуренно, словно чего-то ожидая. В правой руке он держал бокал для виски, почти пустой, около на мгновение остановился Олдос, что-то спросил коротко, почти бесшумно, глаза Бензли сузились еще сильнее. Наконец он едва заметно качнул головой и что-то ответил.       Как же Хантер хотелось быть там сейчас. Слышать, о чем они говорят, быть внутри этой атмосферы, окружавшей сильных этого мира, дышать с ними одним воздухом. Власть, свобода, сила — все это буквально витало вокруг статных фигур обоих, особое знание печатью осело на проницательных лицах. Хантер сделала вдох и приказала себе собраться. Терпение, еще немного, и одобрение обоих вернется. Она продолжит свой путь к вершине.       Провал, который она допустила перед Бензли, до сих пор грыз изнутри навязчивым стыдом, и не столько потому что сглупила, сколько потому что потеряла уже заработанные очки. Этот короткий удар мимо разом обнулил все ее прошлые заслуги перед ним — Хантер слово увидела это в его взгляде в тот день. Олдос, хоть и возлагал на нее многие надежды, ясно дал понять, что ее лишь отбросило на несколько клеток назад. Бензли же вовсе скинул Хантер с дистанции, и реванша явно давать не собирался.       Но на то она и была Хантер Ферлингер: дают или нет — реванш она все равно возьмет.       В этот миг на периферии зрения у нее порхнула крупная алая бабочка — запахнувшись в парео, словно сложив крылья, прямо около Хантер вальяжно упала в кресло Мануэла. В темноте та лишь увидела, как взметнулись вверх женственно упругие белые руки — Ману старательно убирала мокрые, пышные пряди обратно в прическу.       — Купилась? — коротко спросила она.       Хантер затянулась и выдохнула дым, оглядывая аппетитную фигурку собеседницы — даже небрежно болтая, Мануэла восседала на кресле, как статуэтка.       — А как же, — наконец ответила она. — Главное теперь не дать ей далеко уйти.       Мануэла схватила губами тоненькую сигаретку и потянулась к Хантер за огоньком. Та подкурила, и тогда Принцесса заговорила:       — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Потому что будь я на ее месте, я бежала бы бегом с острова уже сейчас.       — Я убедила ее переждать совсем немного, — успокоила Хантер. — А даже если нет — катера от причала Виллы не отходят без уведомления Мэтьюза-старшего. Это как минимум создаст заминку.       — Звучит логично, — заключила Мануэла, щурясь в горизонт.       Пока она вальяжно курила, поглядывая по сторонам из-под длинных пышных ресниц, Хантер следила за временем. Минуло ровно десять минут, когда она победный раз посмотрела на часы и поднялась, Мануэла без слов последовала за ней. На террасе зажгли первые огни, толпа снизу на пляже зашумела, и Хантер увидела, как с верхнего уровня наконец спускаются Ройе и Олдос.       — Займи местечко поближе к огню, где посветлее, — сказала Хантер.       Мануэлита знала план не хуже нее и придерживалась его четко, несмотря на нешуточное опьянение, так что молча пошла на позицию. Ей оставалось сыграть лишь одну крошечную роль, а вот на Хантер ложилась самая большая ответственность — свести все нитки этого кукольного спектакля вместе.       Она степенным шагом, силясь не перейти на бег, пошла в единственную локацию, где могла прятаться Мирна — крытый вип-бар. И тут прямо перед носом возникли сразу две проблемы: вторгшись в полумрак, Хантер буквально уперлась взглядом в сидящих за одним столом Уоттса и Хорнера. Встречаться с обоими ей сейчас было категорически некогда, но, как назло, оба тут же подняли головы и уставились на нее.       — Видели здесь Мирну Моро? — коротко спросила Хантер.       — И тебе добрый вечер, — протянул Уэсли так, что она сразу поняла — придется объясняться.       — Да ты присядь, мисс Ферлингер, — с сомнением поддакнул Уоттс, хлопнув по сидению рядом с собой. — Верно Хорнер говорит, в ногах-то правды нет.       Хантер выдохнула, опершись обеими руками на стол. Вылезти сухой, не профукав дело и не рассорившись с обоими приятелями, можно было лишь одним способом — пресловутой правдой.       — Братва, у меня сейчас решается вопрос жизни и смерти, — громким шепотом сказала она. — Скажите мне, где Мирна, и бегом идите на смотровую площадку. Сами все увидите.       Переглянувшись, Уэсли и Кэмерон почти синхронно поджали губы и поднялись, захватив бокалы. Хорнер пошел на выход, а Уоттс остановился на мгновение около Хантер и кивнул куда-то вглубь зала. Она успела лишь сложить руки в молитвенном жесте, поцеловав воздух в его сторону, а после спешно бросилась по указанному направлению.       Мирна обнаружилась за самым последним столиком, почти около выхода из бара на другую сторону — там террасы смотрели на противоположное побережье. Хантер, не глядя, подхватила ее под руку, вытаскивая из-за стола.       — Что?!.. — только и успела пикнуть та, но Хантер указала молчать.       — Идем. Все на смотровой площадке, засветишься там на камере, — бросила она. Ничего толкового не сымпровизировала, так что понадеялась на свой уверенный тон. — А сразу после свинтишь на катере с пиротехниками. Он отойдет сразу после фаер-шоу.       Уверенный тон горами движет, пронеслось в этот миг у нее в голове, потому что Мирна побежала вперед быстрее нее. Хантер на миг отстала и нагнала сообщницу только на подходе к смотровой площадке. Там она затормозила, оторопело оглядывая толпу: собрались все, даже те, кого она не ожидала увидеть. Тер Пэриши в полном составе, Бензли, Адель, рядом с ней — Мэтьюзы. На миг взгляд Хантер тормознул на сестре Джонатана Мие, которую она всего пару раз видела на самых официозных мероприятиях — поговаривали, дочка Мэтьюзов растет в большой строгости, так что от притонов вроде Виньябле ей наказано было держаться подальше. Но если бы теперь ей сказали, что именно эту девицу растят будущим Немоем, Хантер бы ни за что не поверила.       Миа, высокая, как ее брат, крепкая девица с вороным каре, стояла, облачившись в темно-бордовый сверкающий слитный купальник, подбоченившись и глядела на зарождающееся огненное представление. Она настолько органично вписалась в толпу жардановской молодежи, что Хантер на миг пропустила мысль, что просто не замечала ее раньше, трущуюся где-то поблизости. Впрочем, через секунду ей уже было не до разглядывания гостей.       Полыхнули по разным сторонам балкона гигантские шутихи, и от настоящего, несинтетического огня смотровую площадку обдало жаром и снопом искр. Дженна на глазах подобралась ближе к центру, прямо около нее стояла Адель, а рядом с той — ее отец. Момент был идеален настолько, что Хантер позволила себе на несколько мгновений взять паузу, чтобы перевести дух.       Огненное шоу поражало воображение — на фоне гремящего окрест салюта прямо над океаном, с балкона полыхали огненные фонтаны, бросая сверкающие отсветы на водную гладь. Пляж зашелся в улюлюкании и свисте, мастерством пиротехников в ночном небе над водой выводились какие-то буквы, поздравлявшие Джонатана с днем рождения. Хантер выдохнула и сделала шаг вперед.       Бензли, Марк, Олдос и Арне стояли прямо около бортика, посреди всего представления, и она держала путь именно к ним. Из-за шума шутих и грохота фейерверка она не слышала, о чем они говорили, но, судя по лицам, каждый из основателей праздновал под эти фанфары что-то личное. Хантер достигла бортика, тронула Ройе за локоть, не постеснявшись даже окружившей толпы. Даже если Дженна смотрела в их сторону и о чем-то догадалась, она просто не успеет пробраться через толпу, чтобы сбежать.       Бензли обернулся, склонил голову, бросив вопросительный взгляд, и Хантер почти вплотную прильнула к нему, чтобы произнести внятно с первого раза. Она запыхалась, и потому, прежде чем выдать все, что думала, ей пришлось сделать вдох.       Именно этот вдох, а может, секунды промедления, которые она позволила себе до того, стали роковыми. В тот же миг, выпрямившись, Ройе нахмурился и, зорко проследив за толпой, вдруг четко проговорил:       — Дженна Мастерсон?       Фейерверк затих, и эта фраза пронеслась по всему балкону в образовавшейся непривычной тишине. Арне, Олдос и Марк обернулись на толпу, Хантер невидящим взглядом проследила за тем, что, черт возьми, отвлекло ее палача от помилования.       Бензли смотрел в упор на стоящую неподалеку у бортика Мирну Моро, а та побелела так, что Хантер сразу поняла — он не ошибся с именем. То, что глупая рыбина могла придумать себе поддельное, Хантер, конечно, предполагала, но вот что Бензли его знал…       — Что ты здесь делаешь? — прищурился Ройе, делая шаг к ней. — Марк, эта леди в списке гостей? Я что-то не припомню ее в рядах друзей твоего сына.       Один взгляд Марка ясно дал понять, что Дженна не в списке. И тогда, ухватывая последнюю возможность, шаг вперед сделала Мануэла. Она ощетинилась, словно дикая кошка, вытянув руку с длинным когтем, ткнув им в Дженну, и громогласно прошипела:       — Она украла мое колье!       — Именно так и есть! — запоздало поддакнула Хантер, ощущая, как краска заливает лицо. — Проверьте ее карманы!..       С космической скоростью весь план катился в тартарары, а она никак не могла этому помешать. Она лишь отчаянно, лихорадочно хваталась за последние возможности, но мысли соскальзывали, как мокрые пальцы, и Хантер запоздало поняла, что ее прекрасный, драгоценный разум до смерти замучен всем тем, чему она не вела счета. Никакая доза не вернула бы его обратно к той концентрации, которая могла бы что-то исправить.       Проклятье, это должен был быть момент ее триумфа! Последний шанс вернуться в строй…       — Это так? — нахмурился Бензли, а после обернулся на Хантер и быстрым взглядом пробежался по ее лицу.       Она уже видела этот взгляд, взгляд-сканер, которым Бензли проверял на наличие правды. На сей раз, как и всегда, он безошибочно уловил истину. Обернувшись обратно, Ройе сделал еще шаг, оказавшись вплотную к Дженне.       — Если мисс Ферлингер говорит, что я должен проверить твои карманы, — вкрадчиво сказал он, — значит, именно это мне и стоит сделать.       Сладкая вспышка крошечной победы на мгновение ослепила, но Хантер сглотнула, взяв себя в руки, и сама приблизилась к Дженне вплотную. Та стояла, похожая на восковую куклу, вцепившись в бортик, казалось, готовая прыгнуть прямо в воду от ужаса. На один миг ее взгляд мазнул по лицу Хантер, и в нем ей почудилось целое море ненависти и одна крошечная капля насмешки. Даже эта тупица сумела переиграть Хантер на ее поле…       — Дженна, — повторил, возвращая в реальность, Бензли.       — Да обыщите ее уже, — с раздражением бросила Адель, сложив руки на груди. — Охрана! Живо!       Сквозь толпу стали подбираться двое людей в черной форме, и тогда Дженна наконец дернулась. Она отступила на шаг, сунула руку за пазуху, и колье на секунду сверкнуло в еще не до конца потухших огненных брызгах.       — Нет тела — нет дела, — почти бесшумно выдохнула она.       А затем размахнулась и швырнула его в залитую мглой бесконечную океанскую гладь, простиравшуюся под ногами.

***

      Мгновение после этого на смотровой площадке царила оглушительная тишина. А спустя миг вся толпа разразилась если не сказать криком — то уж точно коллективным ошарашенным стоном. Бензли остекленевшим взглядом посмотрел вслед улетевшему в ночь колье, Арне за его спиной побледнел и осел на бортик. Где-то в толпе заголосила по вновь утраченной драгоценности Луз, но ее вопль потерялся в гуле охающих оторопело гостей. Аделия без слов, не мигая, опустила руки, позади нее застыл каменной статуей Сесил. Мануэла, стоящая все это время и не находящая слов, лишь бросив взгляд на него, опомнилась и подняла руки.       — Спокойно, прошу вас, это не настоящее колье!       Сесил обернулся на ее голос, а спустя миллисекунду и все остальные. Мануэла сделала пару шагов вперед к Бензли и отцу.       — Это фальшивка. Специально, чтобы поймать мерзавку на живца. Простите за этот спектакль, это идея Хантер…       Сама Хантер в этот момент беспомощно подалась в ее сторону, невнятно пролепетав:       — Это была подделка?..       — А где оригинал? — кашлянул, избавляясь от болезненной бледности, Арне.       Он подошел к Мануэле, впервые на памяти Хантер так резко схватив за плечо. Да уж, игр в игрушки стоимостью в целый особняк Арне явно не одобрил бы даже любимой дочери.       — Да что ему сделается, лежит себе дома под сигнализацией, — улыбнулась ободряюще Мануэла. — Я же не рехнулась так рисковать…       И после всего, что Хантер успела пережить, даже эта хорошая новость уже подбросила немного сил. Она не профукала колье за тридцать миллионов из-за своей тупости. Все не так безнадежно, как она думала.       — За такое короткое время изготовили подделку? — строго вопросил Бензли, не веря своим ушам.       — Конечно нет, — отмахнулась Мануэла. — С моего колье сто лет назад сделали несколько копий, их даже можно купить в нашем бутике.       Наконец новость передали и гостям, толпа притихла, и теперь взгляды всех собравшихся были направлены на Дженну Мастерсон, чье имя Хантер очень смутно, но все же припоминала. Это имя она уже точно где-то слышала…       — Так это и не золото? — с облегчением спросила Адель, переводя взгляд с одного на другого.       — Стекло и металл, обычная бижутерия, — ответил Арне, утирая лоб и возвращая наконец лицу оттенок, присущий живым. — Черт подери, Бензли, кто такая эта девица?       — Дженна Мастерсон, — наконец обратив взгляд обратно на забившуюся в угол жертву, повторил Бензли. — Помнишь, Грэг с полгода назад сбил на машине одну девчонку? Так вот это она и есть. Удивительное дело, до куда добралась.       Охрана попыталась подхватить Дженну под руки, но она вывернулась и побежала прочь с такой скоростью, что сразу двое секьюрити лишь впустую махнули руками. Кажется, в толпе кому-то досталось по лицу, потому что Дженне быстро освобождали коридор, по которому она сбежала с балкона и исчезла на лестнице. Охранники принялись связываться с кем-то по рации, но Арне тер Пэриш хлопнул одного из них по плечу.       — Бросьте, — распорядился он. — Ничего ценного она не стянула, не стоит портить вечер из-за мелкой воровки. Мы знаем ее имя и адрес… разберемся с девчонкой завтра. Он вопросительно глянул на Бензли, тот только кивнул, а после наконец повернулся на едва стоящую на ногах Хантер. Перед глазами у нее все еще плыли разноцветные точки, но она подняла голову и выдержала взгляд его хитрых зеленых глаз в ответ.       — Значит, никак не угомонишься? — уточнил он, воспользовавшись вакуумом, созданным вокруг них шумом других гостей. — К чему это представление? Могла сразу сказать мне, что в Жардан планируется кража. Или тебе хотелось устроить шоу?       Хантер не знала, что ответить, но нутром все же почуяла, что Бензли ругает ее лишь для вида. В глубине его взгляда она увидела вожделенное одобрение. Да! Он был доволен. Она прямо сейчас поднималась в его глазах обратно на ступень, с которой когда-то он сам ее и спихнул. Может быть, не на ту же самую, но куда ближе, нежели четвертью часа назад, когда лежала на дне.       — Мне хотелось поймать ее с поличным, — кашлянула Хантер, наконец сообразив, что ответить что-то все же нужно. — Чтобы не пришлось искать предлог ее арестовать. Надо было, чтоб колье уже было при ней, когда…       — У тебя слишком мало опыта, чтобы проворачивать такие аферы, — прервал ее Ройе. — Ты и сама понимаешь, что было бы, окажись в ее руках оригинал колье. Смекалка тебе не отказала, а вот осторожность — да. Хорошо хоть ты догадалась поделить план напополам с Мануэлой. Ей осторожность никогда не отказывает.       «А недурная из нас вышла команда», — пронеслось в голове у Хантер. Но затем она вновь вспомнила, что ей мылят шею.       — Впредь я буду умнее, — коротко сказала она.       Бензли выдохнул и сунул сигарету в рот, не гнушаясь общества молодняка. Подкурив, он вскинул голову, бросил еще один оценивающий взгляд, сделал паузу. Он снова превратился палача — казнить или помиловать, пан или пропал?       — Пожалуй, — коротко ответил наконец он, и Хантер ощутила, как с облегчением ее покидают все силы.

***

      Выходка Дженны Мастерсон расшевелила народ почище фаер-шоу. Кто-то даже предположил, что этот спектакль с кражей подделки был задуман Марком изначально, если бы не весьма достоверный отыгрыш Луз тер Пэриш, которую пришлось отпаивать шампанским и обмахивать пластиковыми меню во избежание обморока. Толпа расшумелась с новой силой, большая часть гостей, желавшая освежиться после жаркого (во всех смыслах) представления, спустилась на пляж. Кучка особо поддатых собралась под смотровой площадкой, забавы ради попытавшись выловить брошенный Дженной в воду дубликат колье, но волны к ночи стали подниматься все выше, и вскоре даже последние энтузиасты поспешили вернуться на отапливаемую Виллу.       Аделия чувствовала легкое раздражение от осознания, что все самые интересные события вновь прошли в обход нее, но облегчения от благополучного окончания представления Дженны было больше. Адель обновила игристое в бокале и остановилась погреться на террасе, куда выходил крытый бар, и где до того она встретилась с Мейсоном Мэтьюзом. Желания встречаться с ним вновь точно не было, и все же бегать от него так отчаянно как раньше, Аделии точно больше не хотелось. Однако теперь, когда мимолетное напряжение отступило, она вновь вспомнила о том, к кому ее мысли приходили в моменты наибольшего довольства жизнью.       И на сей раз в рассеившейся толпе она быстро выцепила стриженную макушку Уоттса у входа в крытый бар. Он и Уэсли Хорнер о чем-то заговорщически общались с Хантер, но уже через секунду ее кто-то оликнул из помещения, и она нырнула в полумрак, перешагнув порог. Оба переглянулись и побрели к ближайшему ведерку с выпивкой.       — Что это вы теперь все время вместе? — насмешливо бросила Адель, чтобы не дать им отойти далеко. — Лучшие подружки?       Уэсли и Уоттс переглянулись как-то уж слишком многозначительно, а после оба подошли ближе.       — Надо же и мне на старости лет себе друзей заводить, — передернул небрежно плечами Кэмерон. — Кто еще стакан воды к смертному одру принесет? Судя по всему, до него осталось недолго, детей заделать не успею.       Даже Адель не сумела сдержать удивления и вскинула брови — Уоттс впервые на ее памяти назвал кого-то другом, пусть даже и в шутку. Хорнер рассмеялся.       — Надрессируй кота, — посоветовал он. — Аделия, ты видела этого кота? Он у Уоттса сам как ребенок, вся галерея его фотками забита!       К тому времени он лихо наполнил себе и приятелю бокалы, передал Кэмерону и молчаливо за что-то поднял тост.       — Ага, — коротко и безрадостно сказал Уоттс, и они выпили.       — Снова за упокой какого-нибудь наркомана-теннисиста? — усмехнулась Аделия. Хорнер будто не замечал мрачности приятеля или делал вид, а может, просто чтобы отвлечь внимание, веселился от души.       — Я — теннисист, Уоттс — наркоман, вот тебе и общая тема для разговора, — мурлыкнул Уэсли, хитро улыбаясь Аделии. — А ты, кстати, выпить не хочешь? Слава богу, на этот раз без черных ленточек.       — Ох, я б на твоем месте не был так скор на выводы, — кашлянул Уоттс. — Вечер только начался…       Адель не успела ответить. Она увидела, как обменялась какими-то возгласами охрана, негромко зашуршала в другом конце террасы шипящая рация. Аделия огляделась, весь этот едва заметный переполох поселил у нее внутри какую-то тревогу. Но перебрать догадки она не успела — навстречу ей с лестницы на нижний уровень выскочила, словно ошпаренная, Делорис, и тут же схватила дочь за локти.       — Ты видела Фелис? Ты забрала ее?!       — Нет, — оторопело ответила Аделия, оглянувшись на Уоттса и Уэсли, молча застывших у бортика. — Ты о чем, мам? Что с Фелис?       На крик Делорис медленно подтянулся народ. Из крытого бара вышел отец, он нахмурился, услышав голоса, и одними глазами вопросил, что происходит.       — Фелис! — ахнула в отчаянии Делорис, метнувшись к нему. — Ее нигде нет, Бензли! Ее нигде нет!..       — Что значит нет? — мрачно коротко спросил он. — Ты все время была с ней, разве не так?       — Она ныряла в детском бассейне! — выпалила Делорис, убирая медовые волосы за уши. — С перекрытиями… А теперь ее там нет, я осмотрела его весь! Секунду назад была, а сейчас… Бензли, она никуда не ушла бы без спросу!       Мимо пронеслись сразу двое перекрикивающихся в рацию спасателей, чувство навязчивой паники стиснуло внутренности, Адель нахмурилась:       — Что ты имеешь в виду? Она же не могла просто исчезнуть?       Делорис обратила на дочь распахнутые, полные слез глаза и едва слышно пролепетала:       — Если только она не захлебнулась и ее не унесло течением…       И словно в подтверждение ее страшных слов, все гости услышали стихающий утробный гул. Умолкли искусственные волны, ушли под воду пузыри в горячих ваннах, перестали плескать потоки, огибающие террасу. Вся вода на Вилле Фиеро остановилась, и кругом воцарилась мертвенная тишина.