***
Был среди собравшихся и тот, кому спортивные успехи и падения были до лампочки. Едва выйдя из машины, своего нового выстраданного кровью и обманом, оплаченного из совести Астон Мартина, Дженна Мастерсон засела у перил школы и стала наблюдать, выжидая. Как учила ее мать — прежде чем наступать, надо тщательно осмотреть позицию. Она сразу заметила Грэга, выцепила из толпы надменный взор с арийскими светлыми бровями и невольно остановила взгляд на нем. На первый взгляд Вудкастер казался красавчиком, холёным, как и все, кто его окружал, но красивых черт в его лице не было — каждая в отдельности была неказистой, глаза щурились в серо-равнодушный взгляд, горбатый нос со вздёрнутыми ноздрями придавал лицу вечно недовольный вид, будто Грэг пробовал мир на нюх, и мир смердил ужасно. Тонкая линия поджатых губ резала вытянутый подбородок, гладкий и белый, лоб — напротив — был испещрён морщинами, так часто высокомерно вскидывал брови его хозяин. Волосы, платиной сверкавшие и без всякого освещения, на солнце сияли, словно натертые воском, оттеняли другие черты, вгоняли лицо Грэга в некое подобие сумрака, будто пряча его во тьме. Тем не менее, подогнанные воедино, все эти черты так складно умещались на лице, так единообразно выдавали его едкую душу, что на Грэга хотелось глядеть и глядеть, как на чей-то очень удачный портрет. Рядом с ним остановился Дэмьен — он как раз подходяще контрастировал с другом — его черты были ладными и красивыми, от тёмных, глубоких, похожих на маслины глаз, до зачесанных назад вороных блестящих волос. Они тоже удачно вписывались в светлое, словно высеченное скульптурно изящное лицо. Марлоу был поужимистее друга, совсем немного уже в плечах, но оттого и стройнее, и поджарее. Обоим особой прелести придавала юность: Грэгу шла гладкая загорелая кожа, почти без щетины, сильное тело, остатки детской заносчивости во взгляде; Дэмьену был к лицу контраст чёрной шевелюры и глаз со светлым лбом и румяными щеками. Вслед за ними показался Сесил, простодушное лицо этого парня искажала вечная гримаса деланной сердитости — как маска, натянутая впопыхах, сквозь которую отчетливо угадывался любопытный блеск глаз и нечто очень далёкое от скепсиса, которым он хотел бы прикрыться. Останавливать внимание на нем Дженна даже не хотела — этот был не из повес, соблазняющихся на всё, что принято осуждать, а она искала порок — был ли он у Эндрю или не был, его наверняка будет слишком трудно отыскать во всей его отшлифованной добродетелью душе. Объект внимания Дженны Грэг, стал курить и о чем-то оживлённо спорить с подошедшей Изабель. Имена всех тех, чьи ряды ей предстояло временно пополнить, Дженна знала наизусть, как и многие факты из их жизней, казавшихся ей почти живой историей. Изабель обмахивалась каким-то буклетом, она тут же вступила в спор с Вудкастером, едва он произнёс первую реплику, и несколько раз к ряду легонько ударила его книжкой по губам. Грэг на это только изумлённо вскинул брови, Марлоу неприятно рассмеялся, а Изабель стала оттягивать веки к вискам, приглядываясь к парковке. Переведя взгляд чуть правее, Дженна отметила еще один концентрат внимания общественности, скопившийся возле Бриллиантовой Принцессы Жардан Рояль, как ее благоговейно именовали местные фанатички. Мануэла и впрямь была девушкой видной — одна только походка чего стоила. Теперь она стояла, словно распустившийся бутон гигантской благоухающей розы, румяная, в мехах, томно поглядывающая из-под ресниц, настолько яркая своими выразительными чертами, что неизменно притягивала взгляд. Подле неё остановился Сесил, держа в руке стаканчик с чем-то дымящимся, и Мэтьюз. На втором Дженна вновь остановила внимание. Да, этот юноша тоже был из интересных — забил пороки куда подальше, но это не значит, что они исчезли — то-то даже слепой заметит, как гуляют желваки по его щекам, едва Сесил наклоняется к его благоверной пониже, чтобы расслышать. Джонатана и Дэмьена несведущие в делах поселка часто путали, но Дженна сразу уловила их различия — если Марлоу стелился и хитрил, увиливая от ненужного, то Мэтьюз пер напролом, не сомневаясь, что достаточно силен для открытого противостояния с чем угодно. Оба и внешне были похожи лишь поверхностно, сразу бросался в глаза светлый взгляд Джонатана — кажется, зеленый — длинное лицо, горбинка на носу, живая мимика крупных черт, да холодный оттенок стриженных волос. И всё же Дженна знала, с кого стоит начать — недаром, на Грэга она обратила сразу самое пристальное внимание. Дождавшись, пока все местные знаменитости покинут школу, а толпа успокоится по поводу их присутствия, Дженна оттолкнулась от перил и пошла прямиком к близнецу, который вот-вот поравнялся бы с ее машиной. Он не обращал внимания до тех пор, пока она не приблизилась вплотную, не облокотилась на Астон Мартин и невозмутимо не подала голос: — Эй, блонди! Он обернулся так, будто на плечо сел комар, да еще изъявил наглость не слететь в тот же момент. — Ты меня не помнишь? — улыбнулась хитро Дженна. «Ты сбил меня на машине в том году», — пронеслось в голове. — Ты у меня занял ручку на лекции вчера, — произнесла она. Выражение лица Вудкастера стало просто непередаваемым — словно двуликий Дент, той половиной лица, что была ближе к Дженне, он постарался изобразить презрение, а той, что видели приятели — полное равнодушие. Дэмьен, с беспокойством заглянувший в глаза другу, должно быть, подумал, что у него инсульт, но тут подала голос стоящая рядом с ним холеная высокая блондинка. — Не переживай, Вудкастеры всегда платят свои долги, — насмешливо бросила она. Эту девицу Дженна не знала, хотя на изучение того, чем жил Жардан, у нее ушло немало времени. Судя по тону и тому, как она лихо причислила себя к Грэгу и Марлоу, скорее всего, была из местных, но Дженна не могла взять в толк, почему ничего о ней не слышала. «Это может быть проблемой», — пропустила она нервную мысль, но быстро собралась. Грэг наконец сфокусировал взгляд и уставился на всё то, на что Дженна делала столь высокие ставки. Жакет от Том Форд, золотая именная цепочка, сверкающая на загорелой коже, как бы намекающей, что зиму в Эл-Эй хозяйка не проводила. Он и вправду оценивал все, как по учебнику, и Дженна пошла легкими мурашками. «Только бы это сработало!» Обмануть внешним видом такого человека, как Грэг, было непросто, и попытка отчетливо напоминала Дженне миссию по обезвреживанию бомбы. Он всего за мгновение, но весьма придирчиво окинул взглядом висящую у Дженны на локте сумочку от Гуччи, пробежал взглядом по ногам — явно оценивал обувь, но она и тут подготовилась: высокие ботильоны из натуральной кожи, идеально начищенные, чтобы не дай бог, кто-то не подумал, будто бы она сделала больше десяти шагов пешком. Наконец взгляд Вудкастера переместился на ее лицо — прошла, казалось, всего пара секунд, но Дженна успела взмокнуть. Медового оттенка волосы, собранные сейчас в достаточно небрежный для её якобы-статуса хвост, отливали золотом, прядь к пряди, как и положено девушке хай-класса, кожа сияла мелкими блестками, бархатная и ухоженная. Дженна потратила немало времени на то, чтобы изучить и повторить самые мельчайшие детали повадок этого зверинца. — Я тебя не помню, — наконец ответствовал Грэг, но уже явно намного приязненнее прежнего — неужели поверил? — Я могла и ошибиться, — пожала плечами Дженна, на этот случай ответ у нее был заготовлен. — В форме вы неотличимы. — Недавно в КГН? — Грэг скрестил руки на груди, Дженна отсчитала секунд пять и повторила жест. — Перевелась в этом году из Калифорнийского Католического, — ответила Дженна, зажмурившись на солнце, — папаша-пуританин развелся с мамой, наконец, появился шанс бросить этот монастырь. — Католичка? — прищурился Дэмьен. Дженна сделала вид, что смотрит на него, а наблюдала, конечно же, за Грэгом. — На исповеди каждое воскресенье — католичка, — рассмеялась она максимально непринужденно. На это наконец ей впервые улыбнулась удача, Грэг усмехнулся, невесомо покивав. — Добро пожаловать к нам, — передернул плечами Дэмьен, а после обернулся на свою спутницу. — Едем? Грэг, ты с нами? — Ага, — лениво отозвался он, прищурился, а после выдавил еще одну реплику: — еще увидимся?.. Он вскинул брови и сделал паузу, явно ожидая, что Дженна назовет свое имя, и она назвала. — Мирна Морó, — выдала она, протянув ладошку. — Я на истории искусств. — Грэг, — ответил он, даже не потрудившись добавить фамилию — после того, как ее брякнула блондинка, она все еще витала в воздухе, давя на говоривших. — С меня ручка. Дженна слабо усмехнулась, делая вид, что теряет интерес прямо на глазах. На самом деле она злилась: столько времени потратила, чтобы научиться называть подставное имя естественно, и все равно срезалась — голос дрогнул и протянул фамилию дольше, чем следовало бы. Кажется, Грэг не заметил, Марлоу сразу пошел за ним, а вот блондинка на мгновение остановилась и бросила взгляд на Астон Мартин, служивший Дженне сидением. — Приятно познакомиться, Мирна, — улыбнулась она, как показалось на мгновение, с легким ядом в голосе. А следом тут же отвела взгляд от собеседницы и, не дожидаясь ответа, пошла прочь вслед за спутниками. Подобное пренебрежение могло означать одно из двух: либо её всё-таки не удалось провести, либо — статус незнакомки позволял так говорить даже с теми, за кого пыталась выдать себя Дженна. И еще неизвестно, что из этого было большей проблемой.***
Утром понедельника Мануэла в кои-то веки приехала на учебу. Она не появлялась там с самого дня рождения, не хотела видеть Аделию и Грэга, но в выходные отец намекнул, что пора бы и честь знать, и Мануэла, запасшись своим любимым оружием — тотальным игнором — вторглась в КГН. На улице стремительно теплело, в шубе, которые Мануэла так любила и так редко имела возможность надеть, было уже душновато. Стянув солнцезащитные очки, она процокала по коридорам, освежая в памяти расписание. Около классов было немноголюдно, Мануэла уже почти обрадовалась, но, войдя в аудиторию, тут же гневно подобралась — в конце ряда на одиночном месте сидела, лазая в телефоне, Аделия. «С чего это ты вдруг стала такой прилежной студенткой», — подумала про себя Мануэла, садясь впереди и уже слыша стук каблучков за спиной. — Мануэла? — окликнула ее Адель, плюхаясь рядом. — Чего тебе, — сухо ответила та. — Я на тебя еще зла, так что предпочитаю посидеть одна. — Да знаю я, — отмахнулась Аделия. — Слушай, я бы не приставала, но у меня важное дело. Это касается Сесила. — Ох, если ты пришла просить меня помирить вас, надеюсь, ты понимаешь, насколько это глупо! — всплеснула руками Мануэла. Аделия закатила глаза и отмахнулась. — Да нет же, это касается его и тебя! Послушай… — Не хочу я слушать, — буркнула Мануэла. — Эндрю сказал мне… такое! — Что бы он ни сказал, это все равно не хуже того, что сказала ты, — снова оборвала Мануэла. Тогда Адель, не церемонясь, повернула подругу за плечи и заставила смотреть себе в лицо. — Сесил признался, что влюблен в тебя! — отрубила она. — Что?.. — Лицо Мануэлы исказила почти гримаса боли. Внутри словно перевернули чашку с кипятком, голова резко пошла кругом, а на спине выступила испарина. Пусть скажет, что это нелепая шутка… — Не может быть, — помотала головой она. — Что, прямо так и сказал?.. — Нет, — мотнула головой Адель. — Сказал что-то вроде… нас связывает… между нами связь… что-то такое. Он извинился передо мной! Сказал, я не зря ревновала! — Ох, Аделия, черт тебя дери! — подскочила Мануэла, не выдержав почти больного напряжения. — Опять ты со своими подозрениями? И так уже разрушила все, что могла! — Да нет же, я не о том… Сесил… — начала беспомощно Адель, но Мануэла со всей силы шибанула своей тоненькой ладошкой по парте. — Оставь меня в покое! Не хочу я ничего слышать про Сесила! — вскрикнула она и, схватив сумочку, выскочила из аудитории, борясь с желанием зажать уши. Проносясь по коридору и едва ли не вслух умоляя вселенную, чтобы Аделии не приспичило пойти за ней, Мануэла вырвалась из здания КГН, хватая ртом холодный воздух. Слезы сами заполонили взгляд, сердце все еще колотилось как бешеное, словно Мануэла пережила самый большой на свете страх. На самом деле так и было. Больше всего она теперь боялась, что хрупкое равновесие, и так державшееся на одном волоске, рухнет, и тогда она уже не сможет убедить себя в том, что не виновата в этом. Мануэла зашлась в плаче, наспех натянув на плечи шубу, а на зажмуренные глаза надвинув очки, и опустилась на ступени, подогнув ноги. — Мануэлита? — спросили сверху. Она подняла зареванные глаза и увидела склонившегося над ней Вудкастера. — Ну, конечно, кто же еще… — выругалась она, утирая слезы под стеклами очков. — Все нормально? — вскинул брови он. — По-моему, тебе стоит поехать домой. — Разберусь, — буркнула она, поджимая колени к себе. Грэг вздохнул, как будто капризный ребенок перед ним отчаянно пытался отстоять свое право быть взрослым, и очень аккуратно, в своей манере присел около Мануэлы на корточки. — Мануэлита, мимо тебя в слезах ни один мужчина не может спокойно пройти, ты же и так это знаешь, — заметил он. — Ну давай, поднимайся, я тебя отвезу домой. — Я с тобой не поеду, — излишне обиженным тоном выдала она. — Почему это? — вскинул бровь Грэг. — Я тебя ненавижу, — мяукнула она. — Во новости, — усмехнулся ласково Вудкастер. — Ну будет тебе, пойдем, по дороге как раз расскажешь, за что. Она сдалась. Злость на Грэга была не такой сильной, как на Аделию (особенно сейчас), а за то, чтобы прямо сейчас убраться подальше от подруги, Мануэла была готова на многое. Она позволила проводить себя до машины и даже, пожалуй, излишне интимным движением отряхнуть от дорожной пыли ее хорошенький зад. Замахнувшись на Вудкастера кулачком, Мануэла встретила очередную улыбку и кивок, напоминающий сесть в машину. Феррари цвета металлической фуксии приятно заурчал, пока Мануэла складывала ноги на каблуках, Грэг пристегнулся и кивнул. — Ну, повествуй, Куколка, что у тебя за беда. — Тебе-то что? — фыркнула она. — Не делай вид, что хочешь помочь, я про тебя все знаю! — Что же ты знаешь? — удивился Вудкастер. — Ты разрушил отношения моих друзей! — бросила невольно Мануэла. Вообще-то, она не хотела ему этого говорить, Грэг наверняка ни на минуту не устыдился бы, но вырвалось помимо воли. — Да что ты? — усмехнулся он. — Ты переспал с Аделией! — напомнила она. — А ты — с Сесилом, — парировал он. Мануэла задохнулась от возмущения. — И давай без обиняков, Мануэлита, то, что сделала ты, разрушило их отношения намного раньше, — лукаво добавил Грэг. Машина стартанула с места, и это стало единственной причиной, почему Мануэла не рванула на себя ручку двери и не помчалась бегом прочь от Вудкастера и тех паршивостей, что он говорил. — Что, не хочешь быть такой же, как я? — улыбнулся он, увидев, как она побелела. — Да пошел ты, — прошептала она, с трудом сдерживая слезы. Злость схлынула так же быстро, как и дошел смысл сказанного. Он, мать его за ногу, был прав. От осознания этого Мануэла едва не завыла в голос. До крика не хотелось признаваться себе, что она такая. Что делает такое с людьми, более того — людьми, которые ей были дороги. — Да ладно тебе, я-то думал ты овечка шаг вправо, шаг влево — расстрел — а ты вон какая! — ухмыльнулся, подбадривая Грэг. — Нечего тут расстраиваться. — Я не хочу никому причинять боль, а это именно то, что ты делаешь! — сглотнула Мануэла, вперившись в дорогу. — И кому же? — Да всем! Тебя не интересуют чужие чувства, ты просто берешь, что хочешь, и всё! Казалось, пока она бросает эти обвинения, ей на пару секунд становится легче. Однако Грэг как-то, похоже, это уловил. — Ты не виновата в том, что Аделия и Сесил расстались, — вдруг до мурашек серьезным тоном сказал он. — Они расстались потому, что не любили друг друга, это был вопрос времени. — Что ты говоришь? — обернулась она, едва осознав, что услышала. — Говорю, что знаю. Сесил хотел заполучить её, как трофей, потому что она ему не принадлежала. Я тоже спортсмен и знаю, что это за чувство: мы втрое сильнее хотим того, чего у нас нет. Это не любовь. Он смотрел вперед, а Мануэла поймала себя на мысли, что Грэг при ней вообще впервые говорил хоть что-то о любви. Даже само это слово его голосом звучало странно, цепко и обжигающе холодно. — Адель привыкла к тому, что он рядом, и не захотела от этого отказываться. Она ведь дала ему зеленый свет именно тогда, когда поняла, что теряет его, верно? — спросил он, не дождавшись ответа. — Да, — просто вспомнила Мануэла. — Они оба хотели обладать друг другом, — справедливо заметил Грэг. — Поверь мне, нет разницы, кто именно щелкнул по карте, домик бы все равно развалился. И поделом. — А тебе-то какая с этого радость? — фыркнула она. Грэг на это только пожал плечами. — Это ты, наверное, была за них рада, а мы все видели, какой это был хренов цирк. Мануэла пропустила мысль о том, что ей, должно быть, это пришло в голову раньше всех, но слишком не хотела соглашаться с Вудкастером. Казалось, перейди она хоть в чем-то на его сторону, окончательно предаст Сесила. — Они любили друг друга так, как умеют. — Значит, они не умеют никак, — усмехнулся Грэг. — Оба только и делали, что хотели друг друга ранить. — Адель просто взбесилась из-за колье, — справедливо напомнила Мануэла. — Вообще-то… я бы, наверное, тоже взбесилась. — Конечно, Адель взбесилась — ведь Сесил уязвил ее гордость, отдав свое внимание кому-то, кроме неё, — покивал Грэг. — Она хотела побольнее его ударить, помнишь, что я говорил о ней в тот вечер? — Она говорила то, чего не думала… — Верно, она хотела его задеть, — кивнул Вудкастер. — Она переспала с другим. Разве это любовь? — Она сделала это от обиды, — возразила Мануэла. — А ты бы сделала это от обиды? — парировал он. Она покачала головой. — То-то и оно. Удивительно, как здраво порой могли рассуждать люди, не отягощенные лишней моралью. Грэг полностью скинул с себя всякую вину за то, что разрушил, и лишь тогда стало отчетливо видно, что его вины здесь вообще-то толком и не было. Да, он попался Аделии под горячую руку, но если посудить… С чего бы ему говорить «нет» и пытаться сохранить то, что не пожелала сохранить Адель? — Так ты себя успокаиваешь, когда делаешь что-то плохое? — усмехнулась Мануэла. — Да, — пожал плечами, улыбнувшись, Грэг. Мануэла вздохнула, вновь возвращаясь мыслями к старому. В присутствии Вудкастера ей казалось жизненно необходимым защитить Аделию, дав ему понять, что он виновен больше, но она не смогла. Даже по его меркам Адель поступила низко и подло. — Так за что ты меня ненавидишь? — напомнил с улыбкой Грэг. — Не за эту же ерунду? Тем более, я Сесила для тебя освободил, так что стоило бы сказать «спасибо»… За это он, несмотря на статус водителя, получил неслабый тычок в плечо и рассмеялся. — Ты поставил на меня денег, — буркнула Мануэла, не найдя, что еще припомнить. — Я не забыла. Хотел унизить? — Унизить? Тебя? Помилуй, Куколка, да у кого поднимется на тебя рука вообще? — отмахнулся Грэг. — Азарт, только и всего. И Мэтьюза поддержать хотел. — Думал я давалка? — презрительно сверкнула глазами Мануэла. — Давалка? Грэг расхохотался, на что она возмущенно поджала губы и пронзила его взглядом. — Нет… я тебе вот что скажу, — вскинул указательный палец он. — Все девушки в Жардан, все наши жеманные красавицы с парой миллиардов приданного за пазухой — абсолютные, — произнес он по слогам, — неизлечимые сексоголички. — Что? — невольно рассмеялась в ответ Мануэла. — И ты тоже, — покивал Грэг. — Я? Я вообще не такая! — ошарашенно запротестовала она. — Да ладно, — поморщился он, выруливая на подъездную дорожку Пуарье. — Ты вон даже Чемпиона оприходовала, а это уж, знаешь ли, уровень! Несмотря ни на что, на это Мануэла невольно расхохоталась во все горло, стянув очки. В глазах все еще стояли слезы, но вот уже во второй раз от разговора с Вудкастером заметно полегчало на душе. — Обещай больше не реветь из-за этих двух обезьян, — наказал ей Грэг, когда она отстегнула ремень. — Что Адель, что Сесил — отсталые по самую задницу, вместе они уж точно все запороли бы. Ты ни в чем не виновата. Что она могла сказать? Поблагодарив за эскорт, Мануэла вышла из машины и пошла в дом, намереваясь сделать лишь одно — выгнать напрочь из сердца проклятое чувство вины.***
Хантер благополучно проспала пары, впрочем, как и ее спутник, с которым они не являлись в КГН уже порядка трех дней подряд. Подобные загулы становились чем-то традиционным для неё и Дэмьена, начинались с веселого вечера в окружении всего, что горит и курится, а продолжались полднем следующего дня, когда оба приходили в себя, но вылезать из постели было слишком лениво. Марлоу заказывал огромный сет роллов, которые он и Хантер ели руками прямо в постели, пили игристое, смотрели кино на огромном экране, задвинув шторы, а после, пользуясь интимным сумраком, предавались любви прямо в окружении тарелок. Раньше Хантер была уверена, что подобное времяпрепровождение приносит радость исключительно людям бедным (и материально, и духовно), ведь для богачей существовало столько возможностей развлечься! Но на поверку выяснилось, что свобода делать именно то, что хочется, и не перед кем не держать ответ — и есть главное развлечение богачей. После очередной концовки фильма Хантер попросилась в ванную комнату, захватив свое белье — к вечеру она рассчитывала появиться дома. Дэмьен пошел следом, показать другую душевую, на другом конце этажа, и вскоре привел ее в куда более просторную ванную, нежели та, которой она пользовалась в его доме раньше. Тут, помимо широких умывальников, было возвышение с массивной джакузи, массажным душем и отдельной просторной душевой кабиной. — Хочешь, искупаемся, — качнул головой Дэмьен, прислонившись задом к умывальнику и закурив косяк. — Я вначале немного освежусь под холодной водой, — распорядилась Хантер, скидывая белье и переступая порог душевой. Она задвинула створку, та поддалась почти бесшумно, мебель в ванной явно была класса люкс. Хантер встала под прохладные струи, позволила себе продрогнуть, чтобы слегка взбодриться, а после отрегулировала воду потеплее. Она открыла створку, чтобы сказать Марлоу, что пора включить джакузи, но едва отворила, столкнулась с ним нос к носу. — Освежилась? — поинтересовался он шепотом, не вытаскивая косяка изо рта. Запах травки витал по всей ванной, уже заполоненной паром, идущим из джакузи. Хантер до последнего не хотела пить игристое, но в конце концов согласилась, и потому пузырьки ударили в голову только теперь. Она положила руки на плечи Дэмьену, притянув его к себе. Он с такой готовностью переступил порог душевой и босиком, но в домашних тоненьких брюках и футболке зашел к ней под струи воды, что захотелось расхохотаться от этого пьянящего ощущения вседозволенности. Конечно, он тут же промок, прижимая ее к себе, а через мгновение к стенке душевой. Хантер обернулась, чтобы сделать воду потеплее, Дэмьен привлек ее к себе спиной и оставил на шее явно ощутимый засос. — Вампир! — рассмеялась она, вцепляясь ему в волосы. За это ее сверху еще и укусили. Окончательно распалившись, Хантер распахнула дверцу из душевой и с разбегу нырнула в джакузи, ожидая, что спрячется там от Марлоу и тем самым подогреет его интерес. Однако она не учла, что он был прилично накурен и, к тому же, уже промок. Вальяжным движением он прямо в одежде шагнул за ней. Хантер невольно расхохоталась от накатившего адреналина, попыталась отпихнуть его в живот носочком, но Дэмьен поймал ее ступню и медленно потянул на себя, присаживаясь на одно колено. — Что собрался мне предлагать? — ухмыльнулась Хантер. — Кое-что, от чего ты не сможешь отказаться, — деликатно вскинул брови он. Подобравшись, он поднял ее за пояс и посадил на край джакузи, а после, вытащив косяк, закурил еще раз. Сделал пару затяжек и отдал самокрутку Хантер, а сам наклонился, целуя ее колено, а затем бедро. Она была уверена, что ничего более любопытного, чем просто секс в джакузи ей сегодня не светит, но когда осознала, что происходит, едва не опрокинулась с бортика джакузи назад. Зажмурившись, Хантер запустила ладонь в волосы Марлоу, который как раз придвинул её ближе, трогательно обняв ладонью ее колено. Свободной рукой Хантер дотянулась до косяка, сдавив его пальцами и затянувшись как следует, чтобы пробрало аж до самых пяток — тех самых, что теперь дрожали мелкой дрожью, скользя по фигурному кафелю. Все самое прекрасные вещи в постели она как минимум впервые (а как максимум вообще) попробовала с одним лишь Дэмьеном. Не выдержав одновременного расслабления и напряжения, она улеглась на кафель, затягиваясь снова, протянула ладонь и взяла Дэмьена за руку, отцепив её от своего бедра. Он пропустил свои пальцы через её, очень вовремя — как раз захотелось их как следует сжать. За прошедшие несколько недель Хантер немало привыкла и к его обществу, и к странно нежному отношению, но Марлоу не уставал её удивлять. Если бы только она не знала его, могла бы поклясться, что он влюбился. Еще немного она списывала это на наркотики, но в целом сам факт того, что Дэмьен состоял с ней во вроде-как-отношениях, заставлял удивляться. Хантер задавала вопросы девочкам, и они уверили её, что ранее Марлоу ни в каких порочащих его честь ветреного повесы серьезных связях замечен не был. Прошли все сроки, за которые он мог бы воспользоваться ею, что-то с неё получить, отомстить или поглумиться — и он все равно остался рядом. Впрочем, почти всё, что происходило с Хантер последние месяцы походило скорее на сценарий мыльной оперы, нежели на реальность, так что она уже почти приучила себя не удивляться происходящему. Какая, в конце концов, разница, почему Марлоу к ней привязался, если она нутром чуяла, что подвоха нет? Да и какой тут мог быть подвох — с такими-то жертвами. Ноги свело приятной судорогой, когда Хантер не смогла сдержать мычащего стона, зажав косяк в зубах. Её погладили по ноге, словно хваля, она не глядя потушила сигарету о лужу воды, выплеснувшейся из джакузи на кафель, и неловко поднялась на руках, тяжело выдыхая. — Мне нужно вернуться домой, — промурлыкала она, положив голову на кафель и погрузившись в горячую воду по самую шею. — А то что? — невнятно спросил Дэмьен, держа сигарету в зубах и лапая Хантер под водой. Она прильнула к его плечу, потершись щекой о промокшую ткань футболки. — А то Люк забудет, что у него теперь больше на одну дочь, — пробормотала она, закрыв глаза. — Не пущу, — так же тихо заявил Дэмьен. — Мне скучно одному. — Ты капризный, — заметила Хантер и отобрала у него сигарету. — Но мне правда стоит появиться дома. Дэмьен улыбнулся и теснее сдавил ее в объятьях под водой, пытаясь укусить. Мокрые пряди его волос защекотали ее шею. — А если я тебя свяжу, Хани-Бани, что скажешь? — соблазнительно предложил он. Хантер идея понравилась, но она цепко схватила его за волосы на затылке. — Отцу заложу! — расхохоталась она. — Да он знает уже… — отмахнулся неожиданно Марлоу. — То есть как? — непонимающе вскинула голову Хантер, поднявшись на локтях. — Приходили ко мне… спрашивали, серьёзно всё у нас или нет, — нехотя продолжил он. — И что ты сказал? — Конечно, я сказал, что серьёзно, я что, идиот? — вытаращился на нее он. Хантер возмущенно распахнула рот, повернувшись на него. — Ну, то есть, я сказал серьёзно, потому что это правда, — поправился Дэмьен, закатив глаза. Ничего на это не ответив, Хантер снова прилегла виском ему на плечо. Что могло быть нужно отцу от Дэмьена, и если он уже в курсе их отношений, то почему ничего не высказал ей? Она слышала, что Ферлингер ухажеров дочерей вроде как не одобрял, впрочем, слышала Хантер это от кого угодно, но только не от него самого. Это было сродни легенде, страшилка для великовозрастных детей — теперь Хантер поняла, что слухи вполне могли распустить и сами девочки. Но вот тот факт, что к Марлоу отдельно наведались люди отца? Не слишком ли всё это для простой юношеской интрижки серьезно?***
День с самого утра не заладился для Бензли: в школе Сесила проходила игра, которую он в силу занятости не мог лично контролировать, плюсом Олдос довольно жестко отреагировал на его предостережение — конечно, отменять турнир он бы и не подумал. Сидя в кабинете местного отделения полиции, Бензли курил в окно, ожидая, пока ему принесут несколько папок с делами из архива — пора было разобраться с основной работой, которую он, признаться, подзабросил со всей этой нервотрепкой по поводу Каса. — Мистер Ройе, — позвал кто-то из коридора. — Вас просят подойти. — Не сейчас, — отмахнулся тот. — Это важно, сэр, — настоял, заглянув в двери, молодой человек в форме агента. — Что еще? — рассерженно фыркнул Бензли. — Артур Уэстбрук, — добавили в ответ. — Он узнал, что вы здесь, и стал требовать свидания. Говорит, ему есть, что рассказать. Бензли замер на мгновение, вспомнив, что именно здесь, в камере, в ожидании выяснить хоть какие-то сведения держали Артура. Следом он подскочил и молча проследовал вниз, по направлению, что указывал федерал. Тот завел его в небольшое помещение, что-то оформляя прямо на входе, наконец, Бензли увидел заключенного. Уэстбрук сидел за столом, прикованный к нему наручниками, опустив голову, и глядел в одну точку. — Наконец, решил сознаться? — поздоровался Бензли. — Это похвальное решение, Артур, быть может… — Я знаю, что произошло с Уэйном, — оборвал его Уэстбрук. — И вы знаете, что это не моих рук дело. Бензли, к чему спектакль? Я не убийца. — Что мешало тебе оставить закладку? — поразмыслил Бензли. — К тому же, ты ведь о чем-то хотел поговорить, разве не о своем участии в этой истории? — О нем, — кивнул Артур. — Я не убивал и Дюаваля травить не собирался тоже. Я лишь вспомнил, как именно ко мне попала та марка, что я ему продал — и в голове у меня кое-что сложилось. Но чтобы ты понял, мне придется рассказать всё сначала. Бензли вскинул голову, показывая, что готов слушать, Артур причесал челку и постучал пальцами по столу. — За несколько недель до того, как ты нашел меня, я продавал в Виньябле на одной из вечеринок. Всё шло как обычно, к полуночи приехал Уэйн. Он частенько покупал у меня… Я даже сказал бы, что Уэйн был моим лучшим клиентом, брал чаще других и почти никогда не обращался к другим продавцам. — В этот вечер он тоже купил у тебя? — поторопил Бензли. — Нет, — отмахнулся Артур. — Точнее, да, но дело не в этом. Уэйн только что закончил турнир, он проиграл Сесилу на групповом этапе и вылетел, был очень зол. Когда он немного выпил, то стал плевать ядом, говорил, что Сесил — заносчивый говнюк, что отец всегда покрывает его ошибки… После он принял что-то, а когда это произошло… — Уэстбрук поднял взгляд на Бензли и поджал губы. — Он предложил мне сделку. Он замолк, словно не зная, что сказать, но бегающий взгляд Артура выдал его — ему было стыдно! — Что за сделка? — нахмурился Бензли. — Он сказал, что заплатит мне полмиллиона наличными, — начал Уэстбрук, — если я достану отравы и угощу ею Сесила. — Он хотел… — Лицо Бензли пораженно вытянулось. — Да, он хотел избавиться от Сесила. Хотел его убить. Воцарилась тишина, Бензли лихорадочно соображал. — Что было дальше? — наконец, спросил он, подняв взгляд. — Я сказал, что я пас, — выдохнул Артур. — Я же не убийца, Бензли, посуди сам… Я поднимал неплохой доход в Виньябле, при этом никогда не продавал несовершеннолетним… Товар у меня неплохой, мои руки чисты, ясно? — Ты отказал Уэйну? — пояснил для себя Бензли. — Отказал, разумеется, — покивал Артур. — Я попросил его не втягивать меня в это. — И он отвязался? — прищурился Ройе. — Не сразу… — неопределенно качнул головой Артур. — Он был рассержен, но наутро остыл, даже извинился за то, что был резок со мной. — Затею он оставил? Бензли слушал так напряженно, что даже не успевал обдумывать услышанное. — В том-то и дело, — вздохнул Уэстбрук. — Так я думал. Когда мне довелось встретиться с Уэйном снова, я задал ему пару вопросов… но он сказал, что давно оставил затею травить Сесила — сказал, что возьмет его иначе. — Как? — Бензли непонимающе прищуривался, скрестив пальцы. — Он сказал, что собирается подорвать трибуну, — выдал Уэстбрук. Ройе побагровел, резко подняв голову. — И ты молчал? — прошипел он. — Что я мог сказать?! — опешил Уэстбрук. — Я даже не знал, сделает ли он это на самом деле, идею с отравой он оставил быстро… Но я не дошел до сути. — Поторопись, — произнес Бензли, борясь со злостью. — О’Берли боялся лезть на Сесила в одиночку, он замыслил настоящий заговор. Когда я спрашивал его о трибуне, он сказал, что действует не один, и назвал четыре имени. Догадаешься, какие? — Рэншоу, Вудкастер, Фолкс и Джекоби? — пораженно выдал Бензли. — Именно, — кивнул он. — Уэйн очень был доволен своей идеей, я тогда, признаться, несколько напугался за Сесила, но время шло, а он ничего не предпринял. А потом умерла эта девушка… Падма. Ничего такого я не подумал, только вот вслед за ней буквально спустя пару недель ушел Фолкс. Тогда я заподозрил неладное… Бензли напряженно закивал. — И Уэйн снова говорил с тобой? — догадался он. — Нет, Уэйн нашел меня после того, как отравился Джекоби, но я и без него понял, что кто-то охотится за заговорщиками. Словно петарды одна за другой, взрывались догадки: вчерашние жертвы оказались заговорщиками, убийцами! Половине из них не было и двадцати, а в головах уже сидели такие отмороженные мысли! Убить Сесила… Нет, мальчишка не внушал Бензли доверия и приязни, но убивать его Ройе точно не был намерен позволять. Однако, подумалось ему в ту секунду, так ли уж Сесил невинен? — Если О’Берли затевал заговор против Сесила, стало быть, Сесил — и есть убийца? Кому нужно наказывать заговорщиков, кроме него? Да и кто, кроме него, знал? — удивленно протянул Бензли, прохаживаясь по кабинету. — Сесил вряд ли знал, — качнул головой Уэстбрук. — Он, насколько я понял, любитель решать все по чести, так ведь? Он уже пришел бы к тебе. Бензли задумался над его словами и закурил, Артур поднял голову. — Я не всё сказал, — напомнил он. — Дюаваль говорил всё верно, я продал ему марку, но только теперь я вспомнил, как она попала ко мне. — И как же? — отвлекся от размышлений Ройе. — Мне самому ее продали, — произнес Уэстбрук. — Неделей раньше. Я не стал принимать, забыл о ней, а когда пришел в Виньябле на следующий уикенд, встретился там с актёром. Он шарился по холлу, искал марки, кричал, что выложит пять кусков тому, кто его порадует. А я сам проверял всех дилеров по вашей наводке, время было к утру, большинство я разогнал. Товара у меня, разумеется, не было, но в кошельке завалялась эта самая марка. Бензли гневно сверкнул глазами на подопечного: — И ты представился Касом? — Да… — глянул на Бензли Артур. — Да, представился, меня как Каса знали в Виньябле… Это было моей ошибкой. — Вот почему ты ничего толком не смог сказать мне о той ночи… — протянул Бензли. — Я тогда и не подумал, что Дюаваль отравился из-за меня, я забыл, что покупал марку, думал, она завалялась из моих, а в своем товаре я всегда был уверен и сразу отмел эту мысль. Когда ты заговорил о Касе, я понял, что подставился, но Дюаваль потерял память, и это сыграло мне на руку. А после началась какая-то магия… — Стало быть, убийца никогда и не звался Касом? — догадался Бензли, затягиваясь. — Чёрт подери, Уэстбрук! Ты мог так облегчить мне жизнь! — И как же? — фыркнул тот. — Никто, кроме Дюаваля, не называл имени Каса, в нашем случае совершенно неважно, как звался дилер. И звался ли вообще. Как продавец со стажем могу сказать — покупателей редко интересует, как меня зовут. Ройе чертыхнулся. — Ну, а тот, кто продал её тебе? Эту марку? Его ты помнишь? Это был тот же парень, которого описывал Вудкастер? — Похоже на то, — кивнул Артур. — Я плохо его запомнил, но капюшон… тощий такой, кажется, рыжий… да, я и Грэг видели одного человека. Присев на край стола, Бензли замолк и напряженно поглядел вперед. Он куснул край сигареты, сводя в голове всё то, что услышал, чтобы понять хотя бы примерное направление, в котором нужно искать. — Нет идей, так, Бензли? — насмешливо прервал его размышления Артур. Тот гневно посмотрел на заключенного. — Говоришь так, будто у тебя они есть, — буркнул он. — Есть одна, — пожал плечами Уэстбрук. — Как бы тебе ни хотелось упечь меня за решетку, самым лучшим решением сейчас будет вернуть меня в Виньябле. — С чего бы это? — вскинул бровь Бензли. — Потому что из всех, кого убийца пытался отравить, остались в здравии лишь я и Вудкастер, — рассудил тот. — У тебя осталось мало времени и совсем не осталось зацепок — всё, что ты можешь — это ловить убийцу на живца. Грэга ты, конечно, под прицел не поставишь, а вот меня — с легкостью. — А какая тебе с этого выгода? — нахмурился Ройе. — Есть выгода, разумеется. Уэстбрук замолк, словно выдерживая театральную паузу. — Ну? — нетерпеливо бросил Бензли. — Я помогу поймать дилера, подставившись под пули, но после поимки твоя контора не закроет меня за продажу. — Он сказал именно то, чего Бензли и ожидал. Он вздохнул. Отпустить наркоторговца, который продавал ЛСД в доме, куда каждый уикенд ходила его родная дочь… Вспомнив о дочери, Бензли невольно вздохнул с облегчением. Если убийцу интересуют заговорщики против Эндрю, стало быть, Аделия точно вне опасности. — Ладно, — наконец, выдал он. — Я впаяю тебе условный срок. Это будет гарантией, что если я прижму тебя за торговлю снова, ты точно сядешь. Ясно, Уэстбурк? — По рукам, — грустно отозвался Артур, кажется, поняв, что такая мера — это максимум, на что он может рассчитывать. — Стало быть, убийца либо Сесил, либо кто-то из его близких родных, — заключил Бензли. Ох как бы ему хотелось, чтобы мальчишка был к этому причастен. Это и облегчило бы ему жизнь, и потешило самолюбие, и заодно приспустило бы с небес папашу Сесила — наконец, ему воздалось бы по заслугам! Но затем Бензли не без уныния вспомнил, что Эндрю прослыл, пожалуй, даже слишком хорошим малым — убийства точно не были в его стиле. Однако он мог что-то знать, и Бензли ни за что не преминул бы воспользоваться шансом с пристрастием его допросить.***
Одна хорошенькая давалка, которую Уоттс однажды снял в городе ради утоления примитивного, животного сексуального голода, заявила ему, что у него клиническая депрессия, и посоветовала обратиться к врачу. Лечение своих душевных ран он тогда поручил ей одной, теперь же всерьез задумался, не была ли она права на его счет. После болезни (он даже в мыслях называл это именно так) матери словно что-то перемкнуло у него внутри, сломалось и больше не контачило. Сон часами не шел, от алкоголя выворачивало наизнанку, наркотики спасали не лучше — после каждого приема даже чего-то совсем невинного захлестывало с головой чувство вины напополам с горечью и жалостью к себе. Кэмерон знал, что приход почти всегда зависел от того, в каком настроении его начинать, и вскоре бросил затею отвлекаться таким путем. Днями напролет он сидел в поместье, не желая ни видеть, ни слышать никого из знакомых, словно закрывшись от всего мира. Казалось, в таком состоянии ничто не могло бы заставить Уоттса покинуть дом. Однако, он ошибался. Поздним утром, едва продрав глаза, Кэмерон уже заранее приготовился провести день как настоящий холостяк: не вылезая из спальни, с пятнадцатью банками пива, баскетболом на широком экране плоского гигантского телика, лишь иногда переключая на платную подписку порносайта. Но все планы рухнули, стоило ему спуститься в столовую, чтобы поприветствовать мать и заказать себе завтрак. В полукруглой комнате, внешний вид которой сильно оставлял желать лучшего, уже завтракали трое: Робин, Фрэнклин и этот великовозрастный придурок, который вечно ходил за ним хвостом. Кэмерон так и замер в дверях, ловя себя на легком приступе головокружения — так ярость и страх одновременно ударяли в голову. Мать непринужденно болтала со Стэнли, теребя в руке пластиковую банку со своими таблетками, она ела омлет и отпивала крошечные глоточки из бокала с белым вином. Следы усталости отчетливо виднелись сквозь наложенные пудру и румяна, волосы были стянуты в хвост — значит, Робин гостей не ждала, лишь в панике успела привести себя в порядок, пока прислуга их устраивала за столом. — Тебе нельзя пить, — не выдержав, произнес свою первую реплику Уоттс. Вся троица резко обернулась на Кэмерона, мама улыбнулась, отставив бокал, Фрэнклин аж вырос за столом, вскидывая голову, а Стэнли — напротив, развалился, глядя сверху вниз, будто предчувствуя спектакль. — Кэмерон, — прошелестел отец. — Присаживайся, только тебя и ждем. Тот уже понял, что все его планы полетели к чертям: единственным желанием, которое у него осталось, был резкий позыв свалить как можно скорее из дома, даже не здороваясь. Кэмерон перевел взгляд на мать, она смотрела с дебильной надеждой, почти умоляюще. Он опять сдался. — Какого черта приперлись, — проронил он вместо приветствия, садясь около Робин. — Кэмерон! — ахнула она. — Помолчи, мам, — оборвал он. — Пускай твой бывший объяснит, где его носили черти все эти две недели, пока я тебя выхаживал. Фрэнклин наблюдал прищуренно и почти с полуулыбкой. Уоттс поднял взгляд и вперился ему в глаза до неприличного пристально. — Я знал, что оставляю Робин в надежных руках, — спокойно пояснил он наконец, взяв вилку вновь. — Кэмерон, у меня к тебе разговор. — А как насчет тебя? — перебил Кэмерон, переведя взгляд на брата. Стэнли поднял голову и заозирался, будто вопрос был в крайней степени неуместным и неожиданным. — Что ты заладил? Сам бы нас на порог не пустил, мудень психованный, — фыркнул он. — Кэмерон, Стэнли, — тошнотворно примирительным тоном проговорила мать. — Прошу, хотя бы раз обойдитесь без своих распрей. — Тем более что мы по делу, — кивнул Фрэнклин. — Кэмерон, надеюсь, ты помнишь, что после истории с Тори Фостер-Спрингс ты мой должник? — Кому должен, всем прощаю, — покивал Уоттс, перед которым поставили тарелку. Он, в отличии от матери, сразу взялся за бокал белого и опустошил наполовину. На голодный желудок вино пошло не очень — Кэмерона повело. — У меня есть к тебе дело, — невозмутимо продолжал Фрэнклин. Он поднял голову, глядя, как Уоттс ковыряет еду в тарелке. — Последний шанс для тебя, Кэмерон, — со сталью в голосе добавил он. Все то время, что он говорил что-то про акции и проценты, Уоттс словно плавал в ледяной плотной воде. Последний шанс, значит? И что будет, если он не оправдает этого последнего шанса? Станет ли отец ненавидеть его еще сильнее? Было ли это вообще возможно? — Если справишься… я пойму, что из тебя еще может выйти толк, — сухо окончил отец. Он перегнулся через стол и положил руку Кэмерону на плечо. — Может, зря… но я надеюсь на тебя, сын. Вечером, когда от гостей не осталось напоминаний ни в виде терпкого запаха одеколона, ни в виде мерещащегося эха в коридорах, Кэмерон постучал к матери. Голос Робин позволил войти, он отворил дверь. Она лежала, коконом завернувшись в одеяло, в очках, которые всегда стыдилась носить на людях — видимо, задремала, читая. Он подошел, присев на край ее постели, Робин взяла упавшую страницами вниз на простыни книгу и убрала на тумбочку. — Я знаю, сегодня был непростой день, котеночек, — проронила она. — Что ты думаешь о предложении отца? — А ты что думаешь? — обессиленно спросил Уоттс. Она промолчала, а после стянула очки и улеглась на подушки. — Какая разница, что я думаю, милый, — шепотом сказала она. — Разве твое решение это переменит? «Твоё упрямство» послышалось ему, Уоттс тяжело вздохнул. — Я еще ничего не решил, — солгал он. Робин улыбнулась так, будто принимала поражение, и взяла его ладонь, сжав в своей, сухой и теплой. — Прости меня, Кэмерон, — дрогнувшим голосом сказала она. — Ты был прав. — В чем? — просто спросил он. — Ты — единственное, что у меня есть, — произнесла Робин. — Я знаю, ты думаешь, я зря надеюсь, но разве я могу не… он же мой сын. — Я тебя ни в чем не виню, — не слыша себя из-за стука сердца в ушах, проговорил Уоттс, сдавив руку матери. Она помолчала пару мгновений, а после снова улыбнулась, поджала губы, скрывая выступившие слезы. — Я всё сделала неправильно, котеночек, — прошептала она. — Я всегда знала… я же всегда любила тебя больше. Нельзя было допускать этого. Пускай хотелось, но Кэмерон не мог с этим поспорить. — Стэн мне до сих пор за это мстит, — покивала Робин. — Он тоже всегда это знал. Уоттс погладил ее по руке и, наклонившись, поцеловал в лоб, желая спокойной ночи. Каждый раз, когда он злился на мать или был обижен за неё, все разговоры оставляли его совершенно пустым. Он смотрел, как Робин устроилась на кровати, завернувшись в одеяло, и буквально ощущал свои острые края. Ничего другого, кроме как ранить, он теперь не умел. Они оба всё еще были лишь осколками, которые никак не могли примириться с тем, что всё сокровенное давно было разбито.