Зазеркалье: Синдром Алисы

*Зеркало 7* *** Дождь, насмехаясь, лил. Лил, срываясь с хмурых небес. По лицу девушки потоками стекали злые струи. Ее губы непрестанно шептали только одно. Одно имя: Айзен... Она смотрела в небо. Смотрела, запрокинув голову, и не мигала. Капли жгучими, стальными бабочками-бомбочками падали ей в равнодушно распахнутые настежь стально-лазурные очи. Падали, разлетаясь от удара о них серебристо-жгучими искрами и при этом не вызывая ни малейшего дискомфорта. Вода не мочила её. Не окропляла ее наполненное светом тело. Не касалась её сверкающей звездным мерцанием кожи. Она отстранялась, буквально обтекая и, словно бы проходя сквозь. Она словно избегала ее черного платья, мерцающего бликами звездной пыли и осколками разбитых сновидений, что в изобилии были повсюду. *** Дождь страдал. Страдал, так же, как и она. Он страдал так же, как и Эдна… Так же как прекрасная, но такая же, одинокая, как и ее красота, серафима этой грешной земли - Мидгарда… Зонт, что она держала в своих бледных руках, был сложен и с силой прижат к ее телу. Ее трясло… Она смотрела в небо. Смотрела туда, где, как ей казалось, был ее брат. Смотрела туда, где в призрачно хмуром ореоле алой, как кровь девственницы, Луны, отражался его нетленный образ. Она сжала зубы. Сжала, здраво понимая, что он мертв. Понимая разумом, но не сердцем, что он был мертв… Мертв, проклятые семь тысяч лет… Мертв для мира, но не для нее! Мертв, с того самого проклятого момента, когда он столкнулся в неравном бою с одним из проклятых драконов Мидгарда - Тиамат. Столкнулся, отдав миру свою душу и жизнь… *** Земля плакала. Плакала в ее сердце… Плакала, как и ее сердце… Плакала, скорбя, вместе с ней… Вместе с той, что со дня его смерти, как Деметра, носила вечный траур по прекрасной Персефоне… И не в силах превозмочь свою тоску и горечь расставания, вечно искала его. Искала и ждала, вступая в извечный бой с противоречьями в собственной душе… *** Сидя рядом с ней, на мокрой и стылой от дождя земле, точно так же в небо смотрела ее подруга по несчастью - Симонна. Она тоже потеряла своего любимого. Потеряла своего Пастыря… Своего Георга… *** Девушка, отведя взгляд, посмотрела на осколки. Осколки, что в изобилии были разбросаны по холму. Тысячи, миллионы, миллиарды битых зеркальных фрагментов были рассеяны повсюду и заполняли всё пространство холма. Она посмотрела вниз, посмотрела вверх, посмотрела везде и всюду. Она смотрела, вглядываясь в них до кровавых слез в глазах. В них же, сломанной мозаикой отражался реальный мир. Отражался, сверкая огнями на искаженных гранях и звеня смехом тысяч голосов. *** Она искала взглядом того, кого любила. Она искала своего Пастыря тьмы. Искала своего любимого. Искала его вечно. Искала - не находя… Его образ возникал там. Возникал на миг. Возникал и тот час же исчезал - гасня. Она узнала однажды, что он был жив. Жив и жил, утратив воспоминанья, о ней. Жил, будучи счастлив со своей новой семьей. С теми, кто теперь был его счастьем. Его смыслом жизни. И самое мерзкое, он не помнил - ее… Не помнил времени - проведенного с ней. Не помнил тепла ее сердца. Он - забыл ее… Забыл и предал, разлюбив и оставив одну, в этом стылом мире вечных слез и разочарования. Оставил вечно предаваться тоске по былому и ушедшему. И это разбило ей сердце. Ей даже стало казаться, что она начала ненавидеть его, но при этом и продолжала любить. Любить всем сердцем. *** Вместе с ним, она искала и остальных - ушедших из Мидгарда. Искала тех, кто так безнравственно-коварно, вернулся за грань времени и пространства в реальность, а вернее, в иной мир. В мир, лежащий за гранью понимания и здравомыслия, предпочтя мир живых - миру мечты, навечно забыв свое истинное счастье здесь в Мидгарде. Она искала тех, кто сбежал от своего счастья в мир с иными законами и правилами. И ей это даже почти удалось. Нет, ветер и дождь больше не рвал ее платье и волосы, но вода все еще своенравно-безнравственно стекала с ее хвостиков, пачкая пол. Она стояла в огромном зале, пронизанном бетоном и стеклом. Стояла за спиной того, кто в стародавние времена по меркам ее мира, носил имя Пастыря Михаила… Его пальцы скользили по клавиатуре. Скользили, набирая заголовок: «Котенок Шредингера и где он обитает». Он писал и не видел ее, погруженный в свою работу, а она… Она стояла там. Стояла, не сводя с него глаз и не в силах произнести ни звука. По крайней мере, ей так казалось… *** Злобно зашипев и выгнув дугой спину, на нее бросилась белая персидская кошка, до этого мирно дремавшая на столе Пастыря. Она не знала, что эта коварная зверюга, улизнув из подземного госпиталя, пробралась в кабинет, открыв дверь пушистой белой лапкой и, украв медитативный шарик Михаила, уснула на его бумагах. *** - Моргрим! Ты, что?! - испуганно воскликнул, удивленный и застигнутый врасплох внезапным странным поведением животного, Михаил. Он оглянулся и его аметистовые глаза расширились от шока, после чего резко сузились почти, что до точки…. *** Мокрая до нитки, полупрозрачная, с льющейся из глаз кровью, на белом ковре стояла девочка лет двенадцати-шестнадцати. Ее трясло, и она улыбалась. Улыбалась, излучая тьму и трепет, а затем… Засмеялась… Засмеялась, совершенно беззвучно, но при этом и гротескно. Михаилу стало жутко. Жутко потому, что ее смех перешел в вопль, который он все же услышал. Да, он услышал его, а услышав, понял, что в одночасье все стекла в офисе разбились. И словно норовя окончательно добить его, в воздухе внезапно, горя огнем, возникла пламенная надпись: - Верни его мне! Верни мне моего Владыку! Верни мне Георга, Михаил! *** Сияя пепельно-сизым, переходящим в черный, буквы пылали, опадая, растекаясь и размазываясь грязно шипящими каплями. Михаил помнил… Он помнил все. Помнил и знал, кто стоит перед ним, облаченный в праведный гнев ночной фурии. Он до костного хруста сжал подлокотники, а Моргрим, зашипев сильнее, вновь бросилась на серафиму и, пролетев сквозь ее эфемерное тело, бухнулась на ковер, буквально опаляя свою белую шерстку нездешним огнем. *** - Михаил? Что там с отчетом? Как продвигаются дела по слиянию корпораций? И что там с организацией похорон Сорея? - послышался голос его начальника и, открыв дверь, в комнату вошел Георг, не зная о творимом в зале. - Любимый! - обернувшись всем телом, радостно произнесла дева, засветившись и начиная рассыпаться на осколки. Георг застыл, побелев, как полотно. Он узнал ее мгновенно. Узнал, вспомнив все, что было с ним раньше… - С-Симонна?!. - прошептал он, задыхаясь и пораженно делая шпаг к ней. - Да, мой Пастырь! Вернись ко мне - мой Пастырь! Я не могу без тебя! - донесся до него ее нежный тающий шепот, а затем она рассыпалась лепестками черных роз, и на белом ковре черным пламенем остался тлеть древний символ из Зазеркалья… Метка Пастырей тлела, обжигая собой мир… Тлела, объединяя несоединимое. Тлела, возвращая ему его проклятую власть… *** Она открыла глаза. Над ней стоял Завейд. В его алых глазах читался укор, а в белых, как снег глазах Дезеля читалась скорбь. - Ты все же сделала это, не так ли? Ты увела сюда его сына, а он все равно не пришел, а теперь… Теперь, ты попыталась увести и его, но он все еще там! Это бесполезно, Симонна! Смирись! В одну воду дважды не войти! - произнес Завейд, садясь на траву рядом и принимаясь покусывать соломинку. - Я… Я, не смирюсь! Я не отдам его ей! Не отдам! Чем я хуже Селены? Чем? Я лучше! Я люблю его! Люблю всем сердцем! - буквально кричала она, отказываясь признавать поражение. *** Дезель молчал. Трава чернела, осыпаясь пеплом. - Дракон скоро будет здесь. Мир начал умирать. Пастырю придется вмешаться - наконец, мрачно изрек он, вновь вперив пустой взгляд в вечность. - Ну и пусть! Пусть он убьет дракона! Пусть! Тогда я верну Георга вновь! Верну, как нового Пастыря! Ведь на место убитого дракона всегда приходит дракон новый! Всегда тот, кто убил дракона, сам становится драконом! Он уже стал им однажды! Так что же мешает ему вновь, стать им? - кричала серафима, сжимая кулачки и ранясь своими острыми коготками. - Ты слишком наивна, Симонна! Мир жесток, а Мидгард, как ты, наверно, уже поняла - бессердечен! Пастыри - его истинные сердца, а вернуть уже отработанное сердце назад нельзя. Георг - пройденный этап, так же, как и ты! Прости, но это так! Пришло время Новых! Мир празднует! Этот дождь, к примеру, дань уважения новому Пастырю и его серафиму! Этот дождь призван смыть с Мидганда всю скверну и скорбь! Это дождь очищения! Радуйся, Симонна! - насмешливо-жестоко произнесла Эдна отворачиваясь от луны и раскрывая зонтик. По ее помертвевшим глазам текла ртуть ее сердца… *** Симонна закричала. Из ее груди вырвался душераздирающий скорбный вопль боли и неизбывного отчаяния, а тем временем на Земле, в зале, молча смотря друг другу в глаза, стояли Пастыри прошлого - Георг и Михаил. Они молчали. Молчание было красноречивей любых слов. Память ядом текла в их разумах, отравляя действительность и делая ее невыносимой. Моргрим устрашающе шипела, превратившись в пушистого ежика, а на компьютере вирус Симонны писал кровавыми буквами на мониторе: - Вернись ко мне мой любимый Пастырь! Мой Властелин Бедствий! Вернись ко мне! Я жду тебя! Твоя навечно - Симонна Мист!.. *** « - Зеркала теряли блеск! Отраженья исчезали! И люди сами не замечали, как свои теряли тени, Как Алиса по миру шагала, а мир плакал любви слезами! Зло крепчало. Трепетала листва в Геспериде. Орфей ушел за Эвридикой, а нить судьбы застыла, на грани фола… Ведь обратившись Люцифером, в Мидгард земной пришла Аврора…» - шептали небеса Мидгарда, обливаясь слезами неизбывной скорби.