Шелковое сердце

- У меня нет больше вопросов к истцу. – заявила Синтия и вернулась на свое место возле Адама. - Мистер Амрулл, - обратилась судья Солинг к Сутану. – У вас есть вопросы к вашему подзащитному? - Только один, Ваша Честь, - поднялся Сутан. – Мистер Рэтлифф, мы поняли, что инициатива вступить в брак с мистером Ламбертом исходила от вас, точно так же, как и инициатива расторгнуть его сейчас тоже исходит от вас. И если в первом случае причиной была любовь, то что же сейчас является причиной расторжения вашего брака? Том посмотрел на неподвижно сидящего за своим столом Ламберта. - Я понял, что ошибался. Ни единый мускул не дрогнул в красивом лице Адама. Он по-прежнему спокойно сидел за столом, положив на матовую его поверхность свои красивые руки. - Поясните суду вашу ошибку, мистер Рэтлифф. – произнесла судья. - Я думал, что для нашего брака сначала хватит любви только с моей стороны, а потом, я надеялся, что мистер Ламберт тоже полюбит меня в ответ, или же просто, с течением времени, мы придем к компромиссу, который бы устраивал нас обоих и избавил бы нас от постоянной подстройки друг под друга. - То есть, к моменту заключения брака, мистер Ламберт вас не любил? - Протестую, - вскинулась Синтия. – Субъективное оценочное суждение. - Протест подтверждаю. - Тогда у меня больше нет вопросов к моему клиенту, - Сутан вернулся за их с Томом стол. - В таком случае, пришло время послушать аргументы ответчика, - произнесла судья. – Мистер Ламберт, пожалуйста, поднимитесь сюда для дачи показаний. - Итак, мистер Амрулл, в порядке протокола ваша очередь задавать вопросы. Прошу вас. Сутан прошелся по небольшому залу перед Столом Судьи. - Мистер Ламберт, нам сейчас практически ясна позиция вашего супруга мистера Рэтлиффа. Вы поженились два года назад, перед этим вы были довольно хорошо знакомы друг с другом, что, в принципе, как в большинстве других пар могло бы стать достаточным основанием для устойчивого брака. Какая же была причина того, что этого не произошло? Адам слегка улыбнулся своими четко очерченными губами. - Это очень просто, - ответил он своим знаменитым бархатным баритоном, - мы никогда не были похожи на большинство других пар. Адам тоже старался говорить Тому правду. Там где не получалось ответить на его вопрос прямо, он пытался ответить другими словами, исподволь, окольными путями уводя Тома от главной темы вопроса. Нельзя сказать, что подобное случалось часто, все же Адам был искренен со своим писателем, но, иногда его прямолинейность ставила его в тупик, а наивность и неосведомленность в жестокости шоу нравов, даже раздражала. Тогда, еще по время съемок второго сезона «Плохих хороших мальчиков», они с Джеффом, который тоже играл в сериале одну из главных ролей – школьного приятеля Адама, валялись в шезлонгах возле бассейна отеля, наслаждаясь выдавшейся передышкой между их сценами, и попутно затягиваясь косячком, чувствуя, как напряжение длинного и взбалмошного съемочного дня потихоньку отступает на второй план. - Эти гримеры совсем стыд потеряли, - сказал Джефф, - никак не могут сдать мои штаны в стирку, так и приходится второй день подряд играть в грязных! - Где ты их изгваздал, чудак? – спросил Адам, лениво жмурясь на заходящее солнце. - Да, мы там с Мией пошалили немножко… Пришлось мне задницей на полу ерзать, до номера не добежали, очень уж захотелось. - Захотелось в пыли поваляться? –насмешливо протянул Ламберт. - Ну, иногда и грязи, для разнообразия… - невнятно пробормотал Джефф. Адам насмешливо фыркнул. - А что? – сладковатый дымок облачком вырывался изо рта Джеффа. – Это ты у нас чистоплюй, а, если вот подумать, то есть, если совсем наоборот – не думать, потому как ты, Ламберт, вообще слишком много думаешь….Так если не думать, то с твоими внешними данными, или просто данными, черт, о чем я сейчас говорил…? - Ты говорил что-то про подумать. – подсказал приятелю Адам. - Ну да. – воспрял Джефф. – Если подумать, ты мог бы резвиться со всей съемочной бригадой, если бы захотел. - На кой черт мне все это? – Адам почесал себе пятку, подтянув голую ногу к груди, потом подтянул пестрые шорты. – Бригада? - Не знаю… - Джефф задумался. – Для удовольствия? Адам засмеялся. - Удовольствие не зависит от количества. Оно зависит от качества. - Все-таки, общение с высокоилт…инртр…интеллектуальным писателем на тебе плохо сказывается. – снова затянулся Джефф. – Ты начал говорить какими-то словами непонятными. - Расслабься, дружок. Зато у меня штаны всегда чистые. - Вот это ты верно подметил! Ты всегда словно с иголочки! Подозреваю, что когда ты вместе со своим писателем, то ты наверняка, эксплуатируешь его по полной! - В каком смысле? – не понял Адам. - В том самом, он тебе и стирает, и гладит, и продукты в дом, и пижамку тебе греет, чтобы ты переоделся в тепленькое после ванны, да? Адам вдруг задумался, что-то в словах Джеффа было разумное, но что он никак не мог взять в толк. - Может, это у нас такое обоюдное, - наконец ответил он, - может и я тоже в ответ пижамку грею и омлет по утрам готовлю в постель? Джефф заржал так, что чуть не выпал из шезлонга. - Ты?? Да ты себя что ли плохо знаешь, друг мой? Ты в лучшем случае позволишь на себя эту пижамку надеть, а в худшем еще и разорешься, что пижамка плохо выглажена! - Неправда, я не такой! – искренне возмутился Адам. – Что за чушь ты несешь, мелкий укурыш? Тогда Адам не придал словам приятеля никакого значения, но позднее, когда работа над сериалом уже подошла к концу и он вернулся в Нью-Йорк, цепкая память профессионального актера напомнила ему о той беседе. В студии Тома Адам очень любил проводить время. Здесь было уютно, да улица, на которой располагался томмин дом, была узкая, чисто такая нью-йоркская, не та, которую бы рвались посетить многочисленные туристы, а та, которую называют «для своих». Оставаясь у Тома, Адам не чувствовал себя тем, кем привык показывать себя публике – гордым открытым геем, актером, полностью увлеченным работой, звездным мальчиком, который с легкостью завоевывает сердца поклонников и лучшие предложения режиссеров. Он был тем, кем считал себя сам – существом одиноким, думающим и неуверенным. Адам наблюдал за работающим Томом и ему не хотелось никуда уходить. До тех самых пор, пока Том не отрывал свой взгляд от компьютера, а очень часто этот взгляд был словно сквозь дымку или стекло, потому что Том очень глубоко зарывался в свои романы, своих героев, свои сюжеты и интриги и тогда Адаму становилось страшно, что вот сейчас, Том очнется и с удивлением и неузнаванием уставится на него, Адама. Или скажет, что тот надоел ему, что ему с ним скучно и неинтересно. И что самое страшное, скажет, что все, поиграли и хватит и он может быть свободен на все четыре стороны. Тогда в Адаме моментально просыпалась его звездность, которая часто бывала синонимом стервозности, и очень часто его врожденный темперамент не давал ему и секунды на размышления. Адам начинал капризничать, нести всякую дичь, обижая Тома, но странным образом, чувствуя, что при всех своих обидах, Том, как бы укрепляет в своем сердце его место, место, которое могло принадлежать лишь ему, Адаму. И Адам, часто, чисто ребячески этим пользовался и тащил Тома в клуб или в постель. В зависимости от количества своей неисправимой стервозности. И в тот вечер было почти также, когда Том вышел из-за стола с компьютером и присел на диван к Адаму. - Будем ужинать дома? – спросил он его, проводя пальцами по его плечу, словно считая его веснушки, большие и маленькие. – Что тебе приготовить? И Адам вспомнил те давние уже слова Джеффа. - Давай, я приготовлю, - сказал он Тому. – А то получается, что ты все делаешь и все для меня, а я… - Ну не совсем для тебя, - улыбнулся Том. – Я тоже рассчитываю поужинать с тобой вместе. - Ты же понимаешь, о чем я говорю. Том помолчал, по-прежнему водя пальцами по веснушкам Адама. - Какая разница? – наконец ответил Том. – Мне не сложно и мне это нравится, тогда зачем думать об этом? - Так значит, мне и думать уже нельзя? – словно вспыхнул костром, Адам. – А что тогда мне можно? Ах, да, я чуть не забыл, что… Том поморщился. - Вот что ты опять начинаешь? - Иногда у меня такое чувство, - остынув моментально, остановив себя от выражения тоски в глазах Тома, сказал Адам, - иногда мне кажется, что я специально хочу причинить тебе боль словами, Том. Томми прижал Адама к своему боку. - Нет, тебе только так кажется, - ответил он. – Просто ты привык к своему экранному образу жизни и тебе трудно бывает перестроиться, это правда, трудно, я понимаю. Адам сопел у него под мышкой. - И еще, я хочу, чтобы ты понял, я никогда не буду тебе врагом, не буду искать выгоды в общении с тобой, и я, я – не твой поклонник, который, сметая все на своем пути, с ненормальным блеском в расширенных глазах, бежит к тебе за автографом! Адам засмеялся. - Представляю такую картину! Смех Адама всегда действовал на Тома как призыв полюбоваться еще раз его совершенной красотой, очарованием непреходящей юности и невинности. И не только полюбоваться. И Адам прекрасно это чувствовал. Он опрокинул Тома на диван и сам лег на него сверху, целуя его губы и одновременно расстегивая на нем джинсы. Том засмеялся тоже своим тихим гортанным смехом и снял с Адама его футболку, поглаживая его уже везде своими горячими ладонями, задевая кончиками ногтей его соски, и наслаждаясь его деловито-сосредоточенным видом выпускника-отличника. Адам отбросил всю ненужную одежду их обоих и лег на Тома сверху, а Том сразу же обхватил его, оплел своими ногами, умудряясь поглаживать его ягодицы своими ступнями. Вдоволь нацеловавшись до опухших и даже немного покусанных губ, Адам сел между ног Тома. Том положил руку на свой член и глядя снизу вверх на Адама, провел по нему своей рукой, вверх и вниз. Адам молча бросился вперед. Они оба были уже на таком пределе возбуждения, что никто из них не чувствовал ничего, только друг друга, они были настроены лишь друг на друга и свернуты между собой лентой Мебиуса. Том выгнулся навстречу Адаму и тот вошел в него сразу, полностью, сильно и резко, но Том даже не остановился для передышки, заставляя Адама сразу начать свои движения, быстро набирающие темп и сбивающие дыхание. Буквально несколько минут им хватило до белых сполохов под сильно зажмуренными веками, и белых капель на телах друг друга, а впечатление было такое, словно они и не отлеплялись друга от друга . Адам упал на диван рядом с влажно блестевшим потным телом Томом и погладил его по щеке. Том улыбнулся. - Это всегда так феерично, что мне кажется, что я давно уже оставил свои попытки разгадать тебя. – сказал Том. - Разгадать? – удивился Адам. - Понять, прочитать, расшифровать, я как писатель могу подобрать еще десяток синонимов. - Но… - Адам еще не отошел от удивления его словами. – Но зачем? Что такого во мне загадочного? Я всегда с тобой весь, целиком, какой я есть. - Да, это отчасти верно. – Том задумался. - Или тебя волнует какая-то отдельная часть меня? – никак не мог успокоиться Ламберт. – Какая? - Твоя задница меня волнует. – пошутил Том, - твоя маленькая упругая мальчишеская попка волнует. Адама словно током подбросило и швырнуло с дивана на пол. Том испугался до полусмерти, ему казалось, что ничего такого он не сказал, ну шутка, конечно, неуклюжая и чисто с американским юмором ниже пояса, но Адам среагировал на нее как на удар в лицо армейским ботинком. - Адам, - Том спрыгнул за ним на пол. – Что с тобой? Адам сидел на ковре возле дивана, голый, зажав руки под коленями и раскачиваясь смотрел в никуда невидящим взглядом. - Адам! – еще громче позвал Том, стягивая плед с дивана и накидывая ему на плечи. Адам замотался в плед и покачав головой, что-то несвязно забормотал себе под нос. Том прислушался и уловил в его бормотании отдельные слова: «Да, малыш, задница, что надо задница, будешь паинькой, и мордашка какая, но задница …». Дальше было снова неразборчиво, Адам сидел бледный как мел, с остановившимся взглядом и по-прежнему, держа стиснутые руки под сведенными коленями. Том придвинулся ближе и обнял его. Адам умолк. - Адам, все хорошо, я с тобой, слышишь. – И испуганно почувствовал, как дрожит Ламберт. Крупно, с постукиванием зубов. Том подхватил его и усадил в угол дивана, замотав в еще один плед и подоткнув его со всех сторон, устраивая вокруг фигуры Адама некое подобие мохнато-пушистого кокона. Адам дрожать перестал, и его глаза посмотрели на Тома вполне осмысленно. - Я испугал тебя. – голос его звучал тихо и хрипловато, но не потеряв все еще своей фирменной интимной окраски. – Случайно, вспомнилось, я не успел отвлечься и … - Что с тобой произошло тогда? – Том догадывался в общих чертах, беспокоился и не знал, как помочь Адаму. - Я не хочу об этом говорить. – голос окреп и стал тверже. – Это ничего не значит, пустяки. - Адам! – воскликнул Томми. - Я не хочу об этом говорить. – повторил Адам. – Я пойду в душ. А потом, можно мне горячего кофе?