Трактат об исправлении

Солнце оказалось в келье Му-шишу, и пары часов, что Мин Фаню удалось отхватить у ночи, вдруг оказалось чересчур много! Шицзунь умылась, покрыла плечи принесённой им накидкой и дозволила ученице Цяньцао проводить их до других покоев. Там было тесно и просто, однако то и тихо, и Мин Фаня в который раз восхищало достоинство наставницы, с которым она держалась даже в такой обстановке. Девы с Сяньшу наверняка оглядели бы помещение с презрением, шицзунь же на извинения ученицы ответила, что была вполне удовлетворена. Пока шицзунь облачалась в сменную одежду за тканой ширмой, ученица заваривала целебный сбор, а Мин Фань положил на прикроватный столик веер с двумя книгами и хранил молчание, ожидая, когда они останутся наедине, чтобы не выносить сор на обозрение чужих людей. Простая причёска и однотонная одежда придавали шицзунь вид расслабленной повседневности, и за отваром она заслушала доклад Мин Фаня: дом-де бамбуковый обвалился полностью; он сам вместе с другими учениками ещё вечером собрали всё, что могло пострадать от влаги в архив и теперь ожидают дальнейших указаний. Когда спросила шицзунь о смене её покоев, Мин Фань с готовностью озвучил уже обдуманное своё предложение. Хозяевам вершин полагалось наилучшее жильё, а на Цинцзин таковым издавна был дом Отдыхающего облака. Последним его обитателем был уважаемый шигун. Мин Фань понимал, что у шицзунь была причина не занимать его, однако на данный момент альтернативы не имелось. Шицзунь, разумеется, это прекрасно понимала и согласилась с ним. Она повелела усилить охрану ворот и впускать на вершину лишь адептов с Аньдин; поручить им разобрать крупный мусор, своим ученикам разобраться в вещах из передней, самому Мин Фаню она доверяла свитки и книги, вещи же из спальни должна была перенести Ли Цзеюй. Но когда Мин Фань предложил поручить это Нин-шимэй, шицзунь ответила, как ему показалось, слишком резко: — Она безответственна! Мин Фань бы солгал, если бы сказал, что это его нисколько не задело. Нин Инъин была самой младшей из учениц, признаться, довольно наивной, но далеко не безответственной! Однако встать на защиту шимэй он не смог, поскольку шицзунь спросила его о другом: о Ло Бинхэ. — Ваш недостойный ученик не смог найти для Ло Бинхэ места в общих спальнях, поэтому временно поселил его в сарае для дров. — Он ещё не умер от холода? Мин Фань опешил от подобного вопроса, но сумел взять себя в руки. — Нет, шицзунь. — Ответь мне, Мин Фань, — в очах шицзунь не отразилось ни единой эмоции, что порой было страшнее её гнева, — что станет с репутацией Цинцзин, если кому-то станет известно об этом? От этого у Мин Фаня всё внутри похолодело. Неужели он ошибся? Но ведь… Мин Фань пал на колени. Он давно приучился к такому порядку: сперва признавай вину и проси прощения, а уж разобраться, в чём именно была твоя ошибка, можешь позже. — Этот недостойный ученик подвёл учителя и просит наказания! Шицзунь равнодушно сказала: — До конца недели перепиши все сутры на самой верхней полке хранилища. А ему дай перца. — Ваш ученик всё понял! — Понял ли. Мин Фань понурил голову. Шицзунь знала, что по поводу перца он искренне недоумевал. Она дала ему ещё некоторые указания прежде чем прогнать, и Мин Фань, почти не разбирая дороги, первым же делом направился на Цинцзин. Досада и разочарование в себе не давали Мин Фаню покоя ещё некоторое время, однако юноша гнал мрачные мысли прочь от себя, чтобы они не помешали исполнению его обязанностей. Мин Фань гордился тем, что быстро учился на своих ошибках и не позволял себе повторять чужие, и потому как можно скорее собирался исправиться в глазах шицзунь. Сейчас привратники должны были быть особенно настороже, чтобы на Цинцзин, оставшийся без головы, не проникли в первую очередь варвары Байчжань и не учинили беспорядков. Охрана врат была возложена на тех учеников предыдущего поколения, которые поступили на обучение уже после того, как был избран наследник, и потому в иерархии вершины находились ниже одногодок лорда – те обучали в залах, – и старших братьев лорда – те считались старейшинами. Мин Фань призвал их удвоить защиту и они, зная, кто стоит за этим приказом, подчинились, хоть и с видимым недовольством. Их было всего трое, если они будут нести службу одновременно, у них не останется времени на так необходимый в их мирное время отдых – в глубине-то сильнейшего ордена Поднебесной! Тем не менее, для Мин Фаня даже самые младшие братья наставницы оставались дядями и тётями, и потому он выказывал им должное почтение. Он пообещал прислать им на смену кого-нибудь из преподавателей. Он был уверен, что один из них точно не откажется взять небольшой отгул. Восходя торопливо, Мин Фань распределил в голове все обязанности и сразу после утренних чтений направил всех учеников на исполнение, отмахиваясь от приветствий. Он выискал глазами Ли Цзеюй и позвал за собой в сторону. На его беду раньше неё к нему подошла Нин Инъин. — Дашисюн! В бездонных детских её глазах был чуть ли не поток слёз, и Мин Фань чертыхнулся про себя. Да за что ж ему это сейчас? Инъин теребила свой рукав и кусала губы, и у старшего брата закололо сердце от её опечаленного вида. — Шицзунь в порядке, она под присмотром Му-шишу, — сказал он, видя, что шимэй была страшно расстроена. Личико Инъин стало лишь немногим более светлым, однако улыбки так и не появилось. — Тогда можно мне к ней? — спросила она почти без особой надежды, будто почувствовала отказ заранее. И раньше Мин Фань непременно ответил бы утвердительно, непременно бы заверил её, что шицзунь всего лишь не в духе, но сейчас не решался. Сейчас это было неправдой. Он не знал, за что так обозлилась на любимицу шицзунь и почему её гнев был столь силён, что она приходила в видимую ярость от упоминания её имени. Мин Фань знал, что их младшенькую не на шутку беспокоила резкая перемена в их отношениях с наставницей, однако ответов дать не мог ни на один из её вопросов, поскольку и сам бродил в потёмках. Недавно, вот, оступился. — Пока нельзя, она отдыхает. Нин Инъин тут же издала жалобный звук и залилась горючими слезами, привлекая в их сторону обеспокоенные взгляды. — Аи, шимэй, не плачь! Мин Фань поспешно начал выдавать на ходу все свои предположения: шицзунь чем-то занята, чем-то встревожена, чем-то расстроена, её ци взбушевалась, быть может, она близка к прорыву или усмиряет особенно сильного демона сердца? Мин Фань одновременно хотел и не хотел объясняться с ней. Нин Инъин была ещё ребёнком, разумные доводы её ещё не убеждали. “Она безответственна!” Вероятно, Нин Инъин чем-то сильно разочаровала шицзунь? Быть может, в этом и крылась причина такой внезапной неприязни? Усилия Мин Фаня успокоить Нин Инъин особого успеха не возымели, и глядя на это, Ли Цзеюй, незаметно подошедшая во время их разговора, решила вмешаться. — Шимэй, шицзунь сейчас не совсем здорова. Нам нельзя беспокоить её ещё сильнее. Посмотри на шисюна: он с утра на ногах, места себе не находит. Уверена, шицзунь будет спокойнее, если ты покажешь, что уже достаточно самостоятельна, чтобы заботиться о себе сама. Ли Цзеюй мягко промокнула её слёзы платком и улыбнулась, чтобы приободрить Инъин. Мин Фан предложил ей помочь другим братьям и сёстрам, надеясь, что это увлечёт её. Нин Инъин шмыгнула носом, но возражать не стала и ушла вслед за остальными, кидаясь в объятия Сэ-шимэй. Мин Фань приосанился, когда Ли Цзеюй повернулась к нему. — Шисюн. Ли Цзеюй была старшей среди учениц их поколения, и потому по обыкновению выступала от их имени. И кабы не было бы Нин Инъин, она могла бы вполне стать любимицей шицзунь, во всём полностью соответствуя её вкусам: была скромна, молчалива и трудолюбива. Не доставало ей, пожалуй, только красоты, однако Мин Фань, положа руку на сердце, не мог бы назвать её такой уж невзрачной. Сейчас Мин Фань был поражён несколько иным. — Всегда хотелось узнать, как у тебя получается сохранять спокойствие с детьми. — У меня было трое младших сестёр, поэтому я довольно устойчива к такого рода вещам. — Было, — заметил Мин Фань, и Ли Цзеюй улыбнулась с каплей смущения, поправив прядь возле уха. — Теперь мои братья и сёстры здесь. Редко встречался тот, кто готов был так решительно рвать кровное родство, ступив на стезю самосовершенствования. Мин Фань, как и многие другие послушники, сам обменивался с семьёй письмами и подарками, в разговорах они иногда делились воспоминаниями из жизни в мяотан, но не Ли Цзеюй. Намеренная ли это была скрытность? Врождённая или приобретённая? На это ли обратила внимание шицзунь? — Шисюн позвал меня, потому что у него есть ко мне особое поручение? Мин Фань кивнул. — Шицзунь поручила тебе позаботиться о вещах из её спальни. В первую очередь отложи книги и свитки, а следом проверь большой ларь, там лежит её цинь – ему шицзунь уделила особое внимание, обращайся с ним с большой осторожностью. Лишь потом можешь заботиться о прочих вещах. — Поняла, шисюн. Я могла бы взять с собой Ин-шимэй, она поможет… Мин Фань поспешил поднял руку, прерывая её. “Она безответственна!” Шицзунь наверняка разочаруется и в нём, если он её ослушается снова. Хотя Мин Фань испытывал трудности в выборе меж обеспечением её воли и слабостью к Нин-шимэй, перечить тигру не смел. Раз наставница была недовольна Нин Инъин, он был обязан был покориться. — Шицзунь не велела поручать ей это, — сказал он в итоге, и удивление Ли-шимэй выдали лишь на момент взметнувшиеся брови. — О. Поняла. Да, определяющим качеством в этой девушке Мин Фань назвал бы, пожалуй, именно это хладнокровие, из-за коего Ли Цзеюй, казалось, могла приспособиться ко всему. И стоило ему прийти к этой мысли, он принял другое решение: — Шимэй, как закончишь с этим делом, отправляйся к шицзунь, — медленно произнёс он, наблюдая за лицом Ли Цзеюй. Ли-шимэй была лишь немногим младше самого Мин Фаня и достаточно ответственна, чтобы ей можно было поручить заботу о деликатных нуждах наставницы, которая сейчас была лишена тех благ, что доступны были ей на Цинцзин по праву хозяйки. Цяньцао, конечно же, не посмеет притеснять её, однако, учитывая, что Лю-шишу недавно вернулся на Байчжань, всё внимание лекарей было наверняка направлено на то, чтобы поставить его учеников на ноги. Раз шицзунь посчитала Ли Цзеюй достойной доверия её личных вещей, то Мин Фань мог со спокойной душой поставить её наставнице в услужение вместо Нин Инъин, пока не прояснятся мысли шицзунь по её поводу. — Хорошо. Тогда, шисюн, оставляю его на тебя, — сказала Ли Цзеюй, кивнув куда-то за спину Мин Фаню. Его? Мин Фань обернулся и увидел то, что хотел видеть ещё меньше слёз Нин Инъин: злополучный Ло Бинхэ. Настроение у него упало ещё ниже. — Приветствую старшего брата, — сказал мальчишка, подойдя ближе и поклонившись. Вчерашний бродяжка был умыт и причёсан, одет в белые ученические одежды, слишком свободные из-за его возраста. Учитывая, что Мин Фаню его «передала» Ли Цзеюй, это, вероятно, была её работа. — Чего тебе? — огрызнулся Мин Фань, в мыслях ругая мальчишку на все лады. — Как ш-шицзунь? Этот ученик может чем-то помочь? — Ничем, — отрезал Мин Фань. Ло Бинхэ поник, и Мин Фаню захотелось хорошенько его поколотить, чтобы он бросил свою босяцкую привычку вызывать жалость. Со смазливым лицом это получалось слишком уж хорошо, а шицзунь пуще всех ненавидела именно таких детей. — У шицзунь важный этап самосовершенствования, не твоего ума это дело. Понимания в глазах Ло Бинхэ не прибавилось, он всё взирал так же снизу вверх, сжимая одежду, как будто бы она могла в любой момент с него упасть. — Значит, она не сможет вести занятия? Мин Фань рассердился и хотел было сделать ему пару тычков в лоб, однако сдержался. «Не глупи, Мин Фань! Ты старший ученик, ты лицо шицзунь! Ты сам виноват, ты сам ошибся, ты исправляйся. Это всего лишь глупый ребёнок! Это всего лишь ребёнок!» — Думаешь, у шицзунь есть сейчас время думать о таких мелочах? У тебя ещё даже ядро не сформировано, тебе даже близко рядом с шицзунь делать нечего! Получишь писаное руководство, а дальнейший прогресс зависит от твоего усердия. Глядишь, может, через десяток-другой лет лягушка доберётся до корней вишни. Ло Бинхэ непонятливо моргнул своими огромными глазами. — Лягушка? «Воистину, ребёнок», — подумал Мин Фань, не найдясь с достойным ответом на детскую глупость. Как бы этот Ло Бинхэ его ни раздражал, что бы ему ни показалось, а шицзунь приказала, и Мин Фань должен исполнять. Он глубоко вдохнул и смерил Ло Бинхэ тяжёлым взглядом. — Собери свои пожитки и отправляйся в южные покои, займёшь комнату там. — У меня будет комната? — Иди-иди уже! И на кухню зайди. Возьми перца. Почему-то это заставило Ло Бинхэ прослезиться и просиять так, что у Мин Фаня в глазах зарябило. — Спасибо шисюн! Теперь мне не будет так холодно! — Благодарить надо шицзунь! Иди-иди уж… Мин Фань вдруг остановился, поражённый внезапной мыслью. Воздух в горах был холоднее, чем у подножия. Мин Фань много лет занимался совершенствованием и потому уже давно его не чувствовал, однако этот мальчишка ещё даже обучение не начал. Он сейчас обычный смертный ребёнок. Вот почему шицзунь спросила, не замёрз ли он насмерть в сарае. Мин Фань присмотрелся получше к этому новому шиди. «А ведь если подумать, кажется, я уже видел его, когда отправился к подножию горы по поручению шицзунь! Точно видел! Может ли быть так, что они знакомы?» — … приготовить ей что-нибудь питательное? Шисюн? Что он там сказал о пище шицзунь? — Ты недостоин даже близко подходить к её посуде! — рявкнул Мин Фань, заставляя мальчишку схватиться в испуге за подол формы. — И думать забудь! На этот раз вместо того, чтобы прогонять докучливого шиди, которого ещё предстояло научить понимать человеческую речь, Мин Фань ушёл сам. Было в этом Ло Бинхэ что-то похожее на Нин Инъин, некое качество, вызывающее слабую боль в голове, а Мин Фаню на сегодня боли было предостаточно, а после той боли ему ещё предстояли часы в компании нудных повторяющихся текстов: согласно установленному порядку, чем выше находились книги в хранилищах Цинцзин, тем они были старше, а соответственно, драгоценнее и хрупче. Чтение буддийских сутр было его самым нелюбимым занятием, и шицзунь наверняка это прекрасно знала. Судя по всему, в интересах Мин Фаня было как можно скорее их полюбить, в противном случае грядущая неделя грозилась превратиться для него в истинную пытку. Мин Фань рассудил, что вполне мог уложиться с этим наказанием в срок. В конце концов, раз у него теперь была помощница в лице Ли-шимэй, у него освобождалось немного свободного времени. Весь оставшийся день Мин Фань провёл в хлопотах. Они с Ли Цзеюй вынесли вещи из спальни и кабинета в дом Отдыхающего облака, который чистили Сэ Цайцинь, Юань Фэй и Нин Инъин, после чего за работу принялись шиди вместе с прибывшими адептами Аньдин. Мин Фань следил за тем, чтобы ученики Аньдин не позволяли себе лишнего, а разговоры не выходили за пределы дозволенного. Он дал кухне распоряжение готовить для них обед с ужином и раздал им по мешочку духовных камней в знак благодарности, и вечером они ушли вполне довольными. Уборка заменила шиди и шимэй физические нагрузки, и после ужина Мин Фань отправил их на покой. Вернувшаяся Ли Цзеюй доложила о стабильном состоянии шицзунь, и на том тяжёлый день завершился. Поздним вечером Мин Фань отправился в хранилище книг со свечой и стопкой бумаги, чтобы углубить вынужденное знакомство с буддизмом и заодно проверить сведения о предыдущем поколении Цанцюн. Из прочих нынешних лордов никого с фамилией Ло не было, поэтому он надеялся отыскать зацепку среди поколения Чжэ. Мин Фань довольно быстро отыскал нужную сводку, хотя в ней и не указывались за ненадобностью происхождения. Фамилия шигуна была Мо, значит, очевидными семейными узами они с Ло Бинхэ не были связаны. Мин Фань также перебрал фамилии других предыдущих лордов: Сяо, Цзинь, Ли, Чжу, Лянь, Яо, Шуан, Жуй, Фу, Жань, хоть и маловероятно было то, что шицзунь была бы так расположена к их родственнику. Никто из них не был официально женат и не имел детей за исключением младшего брата шигуна и предыдущей госпожи Сяньшу. Дочь их носила фамилию своей матери Шуан и также не была замужем и не имела детей. Могло ли быть так, что Ло Бинхэ имел отношение непосредственно к шицзунь? Положим, что имел. Но тогда каковы были их отношения? На лицо меж ними не было и капли сходства, ни в глазах, ни в бровях, ни в ушах, ни в губах. Волос у Ло Бинхэ был непослушный, совсем не гладкий, как у шицзунь. И руки у шицзунь были хрупкие, с тонкими белыми перстами, у Ло Бинхэ же они крупные, грубые. Не было в них ничего общего, не мог он быть ей братом или племянником, или ещё кем! Чего же Мин Фань не понимал? Записи соучеников шицзунь были отрывочными и лишь косвенно касались её персоны, и ни о каких Ло не было и слова. Соответственно, даже теория о том, что Ло Бинхэ был принят из тяготившего шицзунь долга перед кем-то, почвы под собой не обрела. Мысли Мин Фаня были далеки от мудрости буддизма, кипели и бурлили в пыли бытовых отношений, изнуряя полночи, и он пришёл к выводу, что, коль скоро и ответа он не нашёл и дерзостью спросить не обладал, ему оставалось отбросить все сомнения подальше. Довольно было с него этого Ло Бинхэ! Приняли – и приняли, пусть теперь пробует выжить тут! Будь путь совершенствования прост и лёгок, каждый был бы уже небожителем, и шицзунь дала это понять сразу. Мин Фань с дрожью вспоминал свои первые годы обучения: абсолютное безразличие шицзунь, препятствия на каждом шагу, постоянные сомнения в себе и своём выборе. Однако ж он выдержал, сжал зубы и вытерпел, превозмог позорное желание сдаться и сбежать домой, и теперь он был старшим среди учеников – и даже ему приходилось непросто. Мин Фань не мог найти в себе жалости к тем, кто провалился и был сейчас на дне пищевой цепочки Цинцзин: слабым не место было на второй вершине сильнейшего ордена. Время покажет, достоин ли Ло Бинхэ выжить.