Панели

— Саша, и вот зачем оно тебе надо? Голос у Меньшикова хриплый и виноватый, точно он сам полез к Сане целоваться на его кухне. Нет, это Саша сам себе всё только что сломал. Разбитыми в хлам пальцами, разбитыми, измазанными в крови губами. Головой своей дурной. Впрочем, на что он рассчитывал? На то, что их новый директор гей-педофил? Не, вероятность была, но слишком маленькая, чтобы быть правдой, и слишком большая, чтобы начать его целовать. — Нравитесь вы мне, зачем ещё! Глухо огрызается, не глядя на Олега. Куда угодно. На чашки-блюдца-пряники. Лишь бы только не глаза в глаза! Он уже увидел всё, что о нём думает мужчина. Больше не хочется, ему с лихвой хватило этого мгновения, наполненного дымом страха, растерянности и злости. На себя, что позволил, или на идиота Сашку? — И ты в этом настолько уверен? За те пару дней так влюбился, что самое то лезть с поцелуями? Не поняв даже, как я отреагирую? Рассуждаете вы хорошо, Олег Евгеньевич, вот только мне наплевать. Если и бросаться, то сразу в омут и с головой. Полумеры — не для него. Если в драку, то до последней крови. Если любить, то только так. Ярко, до искр перед глазами. — Будь на моём месте другой, выгнал бы уже взашей. — Так выгоняйте! Сам вскочил на ноги, цепляясь руками за края чужой футболки, только чтобы снять её и убежать отсюда побыстрее. Оставить всё здесь и попытаться забыть. Снова тупо шутить и подкалывать. Но не подходить ближе, чем на метр. Как только ткань оказывается на уровне глаз, он пошатывается и чуть не сносит стол. Матерится, даже не сквозь зубы, а так — в открытую. Слышит через свою же возню тяжёлый вздох и звук отодвигаемого стула. — Может успокоишься, влюблённый? Мужчина обратно дёргает футболку и аккуратно за плечи держит. Саня, может, и ярый фанат драки и всё такое, но мускулатурой никогда не отличался. Удержать его, даже не прикладывая особых усилий, не сложно. Затихает, смотрит вверх то ли с вызовом, то ли с болью. — Ну ты сам посмотри. Во-первых, тебе семнадцать лет. Я, знаешь ли, о сроке в восемь лет никогда не мечтал. Во-вторых, ты меня знаешь даже не неделю! Кто даст гарантию, что ты не одумаешься через месяц? И кому будет хорошо? Мне или тебе? Олег смотрит на Сашку и понимает, что сделал только хуже. Пацан улыбается во все тридцать два: он уже слышит, как у того шестерёнки завелись, разрабатывая новый план по его, Меньшикова, охмурению. Или как они там говорят. — Значит, если бы мне было восемнадцать, вы были бы не против? Вот что он вынес, значит. Или совсем дурак, или, наоборот, умный слишком. — Ты забываешь второй фактор. Собственную ветреность. Обижается. Хмурится, собираясь мужчине всё о своей «ветрености» и «несостоятельности» высказать. Но почему-то молчит. Снова думает. И всё это не отводя взгляда. Глаза в глаза. Вначале он этого боялся, теперь сам же не даёт порвать зрительный контакт. Смешной мальчишка. — А если я до своего дня рождения любить не перестану? Ну, тут же до января пол года. И совершеннолетний буду, не заметут. И чувства докажу. — И что тогда? Воодушевление Сашино сейчас ничто не сломает. Даже если Олег прямо скажет, что мальчики его не интересуют, тем более такие, гоповатого типа. Соврёт, конечно, но не особо. Да, гоповатый тип был явно не в его вкусе, но гетеросексуальность Меньшиков потерял давно. Ещё до рождения этого пацана. — Как «и что тогда»? Вы дадите мне шанс! Мысль для самого Сани кажется не просто гениальной — лучше и не придумаешь. Ну да, всё гениальное просто. Максимально просто. — Нет, Саша, нет. Никто ничего не будет доказывать и ждать. Сейчас ты допьёшь чай и пойдёшь домой. Завтра занесу твою рубашку. И мы не будем возвращаться к этому разговору, потому что оно нам не надо. Тебе не нужен пожилой директор в любовниках, а я, вроде как, никогда не мечтал о малолетке под боком. Но остановить мальчишку уже невозможно. Он уже понял свой план и будет идти к нему, говорить что-то бесполезно. Видел Олег таких, которые по головам пойдут, но своего добьются. Будь это должность или человек. И иногда на своём пути они спокойно сметали объект своих чувств. А потом удивлялись: «Почему это ты не такой, как раньше»? — Я лучше пойду. И докажу вам. Что я не дурак и не ребёнок. Что вы мне правда нравитесь и отступать я не буду. Олег только устало поправляет чёлку, пока Саша надевает куртку и кроссовки. Портфель на спину и взглянуть на мужчину. Тот всё так стоит и смотрит совершенно задолбавшимся человеком. Саше его жалко. Чуть-чуть. Но не оттолкнул же! Сказал, что будь Саня серьёзней и старше — может, и получилось бы что. Ну, он понял, к сведению принял. И не остановить его уже. Остаётся только понять и полюбить. — До завтра, Олег Евгеньевич. Улыбнувшись, выходит. Старательно хлопает дверью и не спеша спускается вниз. Олег видит его в окне. Идущего под дождём, оглянувшегося и заметившего его в окне. Рукой машет на прощанье и переходит на бег, чтобы окончательно не промокнуть. К себе бежать две минуты, а к Серёге — все семь, а он всё равно уверенно пробегает мимо своего дома, заворачивает прямо по рыхлой и грязной клумбе. Вот Кемпо ему нагоняй устроит, если Саша ещё и ноги не вытрет. — Петров, ты дебил. Сергей смеётся, устраивая Сашу у себя на кухне. Весь день у него крутится вокруг кухонь. На одной он целует своего директора, а на другой тырит у друга сигареты. У некурящего друга — сигареты. — И что, серьёзно взял и поцеловал? Ему смешно. А Саня уже минуту не может нормально сигарету взять и тем более прикурить. Как только получается — зажигалка падает по подоконник. Он крупно затягивается и тут же заходится в кашле, морщась. Курил он редко, обычно когда совсем хреново было. И как следствие — курить особо не умел, каждый раз доводил себя до головной боли и кашля. Может, эту цель и преследовал? — Да. Взял и поцеловал. А он сказал, что не педофил, а я вообще дурной. Хмыкает и затягивается. В этот раз успешней. В горле только першит, а так он спокойно выдыхает дым в дождь. — И что ты делать будешь? — Что-что. Докажу ему, что не пальцем деланный. Серёга нагло хмыкает. Да, планы у него классные, с такими хоть на войну, хоть куда. Сказать пространственнее? Но ведь в любом случае всё сводится к тому, что он должен потерпеть до дня рождения, прийти и сказать: «Вот, я пришёл. Мне восемнадцать, и я вас люблю. Давайте что-то делать». — А сейчас? Сидеть, ныть, курить? Парень пожимает плечами, тушит сигарету о землю в горшке и щелчком отправляет её в полёт. Всё равно на улице никого в такую погоду нет. — Почему? Ты забыл ещё один фактор. Саня улыбается. Да так, что априори ни о чём хорошем не думаешь. — Петров, ты вот проанализируй себя. Ты курить-то не умеешь, тем более пить. Тебя же с банки пива уносит в неведомые дебри! Факт был фактом. Пить Саша не умел от слова «вообще». И особо никогда не хотел, но иногда прям выть хотелось. Особенно когда отец совсем с катушек слетал. А потом страшно становилось. Вот банка пива. Но дальше ведь больше. И в итоге будет как свои родители. Бухие, ни на кого не обращающие внимания. Обычно сразу желание отбивает. — Значит сок. У тебя яблочный был, бабкин, помню. На сок согласны. Серёга несёт сок.