Альбом моей памяти.

Конечно же, пришёл я в сознание в больнице. Белые беленные стены, снизу покрытые бледно-зелёной краской. Несколько белых железных кроватей, застеленных покрывалами всё того же белого больничного цвета. Это было первое, что я увидел. И лишь после я понял, почему нахожусь тут. Рядом со мной стояла капельница, левая рука неприятно ныла. Голова моя была замотана, но совсем не так, как у героев фильмов, попавших в аварии, не полностью. Наверное, у меня рассечён висок или что-то вроде этого, поэтому просто перебинтовали. Правая рука была замотана. Снова замотана, если точнее, ведь полторы недели назад мне было сказано снимать гипс… Лучевая кость, о которой я уже упоминал. Когда я полностью осознал всё произошедшее, последствия которого не мог даже предположить, мне стало плохо. Конечно, до этого мне было отнюдь не хорошо, но всё же… Я вздохнул и закрыл глаза. Судя по ощущениям, на этот раз всё было намного серьёзней… Помимо ног, которые ужасно болели, немало досталось и моим внутренностям… «По крайней мере, без внутренних кровотечений…» – с мысленной усмешкой подумал я, вспоминая ужасные рассказы Катерины о «бытовухах», которые она постоянно рассказывала мне, пытаясь уговорить меня расстаться с Артёмом. «Вот и расстались мы с ним… Наверное…» – я снова вздохнул и открыл глаза, чуть повернув голову. Наверное, был день. Или вечер. В любом случае, в палате было светло, солнечный свет на стене неприятно слепил глаза. А ещё было тихо, наверное, мои соседи по палате или были такими же разбитыми и могущими исключительно моргать, или все спали. Нет, не все. Я поймал на себе взгляд пожилого мужчины, кровать которого была слева от меня, у самой стены. Он сочувственно улыбнулся, после чего сел на постели и чуть наклонился ко мне. – Подрался? Или был боксёрской грушей? Я постарался кивнуть, что вышло у меня чертовски плохо. Поморщившись, я ещё раз внимательно посмотрел на этого мужчину. Ему было лет шестьдесят, он чем-то напоминал мне отца: вполне сильный и крепкий мужчина. Его правая нога была загипсована. Вполне логично, если так подумать. Травматология. – У тебя сотрясение, но лёгкое, как я понимаю, – продолжал мужчина. – А вот с рукой хуже, ты сильно не шевелись, они там что-то с гипсом плохо разобрались, наверняка переделывать ещё будут. А так, как говорится, до свадьбы заживёт, – он улыбнулся, явно желая меня приободрить. Я ответил ему улыбкой. Представляю, как он в скором времени начнёт злиться из-за того, что я ему не отвечаю. – Ну вот… – протянул мужчина, вздохнув. Около минуты он молчал, а после поднялся, опираясь рукой на спинку кровати, а другой замахал. – Э, дежурный! Тут новенький в себя пришёл! – крикнул он. Ему что-то ответили, и он опустился на постель, снова посмотрев на меня. А через пару минут пришёл человек, которого я не слишком ожидал увидеть. Да что уж, я его вообще списал на сотрясение… – Добрый день, – произнёс этот красивый, но всегда такой грубый мужчина в белом халате. Но сейчас он, несмотря на серьёзное выражение лица, выглядел как-то иначе. Мягче, дружелюбнее… – Меня зовут Ярослав Александрович, сегодня я дежурный в этом отделении. Так… – он внимательно на меня посмотрел. – Документов при вас не было, телефона или чего-то в этом роде – тоже, так что вы у нас пока личность неустановленная. Как ваше имя? Я страдальчески на него посмотрел, после чего зашевелил губами, «произнося» своё имя, и зашевелил левой рукой, делая вид, что пишу в воздухе, что вызвало малоприятные ощущения. А Сафронов удивлённо на меня посмотрел, ничего не понимая. Может быть, у него действительно проблемы с памятью, а?.. Мой сосед по палате, чуть приподнявшись, внимательно на меня смотрел. А после, неожиданно для меня, обратился Сафронову: – Константин. – Что? – лицо того ещё больше вытянулось. – Костей его зовут. Немой он. – О, – протянул Сафронов, смущённо на меня смотря. Да, таким виноватым он не выглядел даже тогда, когда на мой сломанный палец, на который должен был наложить гипс, наступил! – Прошу прощения, не догадался… Так… Владимир, – он повернулся к мужчине, – поможете мне, ладно? – Да он, кажись, левша, – отозвался Владимир, устраиваясь на своей постели. – Так что, если дадите ручку да бумагу, сам всё напишет. А если уж нет, то постараюсь помочь. – Вы левша? – Сафронов внимательно на меня посмотрел. Я кивнул. – Тогда подождите пару минут, я сейчас всё принесу. Он ушёл. А на меня уставилось шесть любопытных глаз. Оказалось, другие мои соседи по палате играли в карты на дальней постели, но просто тихо себя вели, сочувствуя моему состоянию. – Не обращай на них внимания, – Владимир строго на них посмотрел. Тихие смешки и переговоры, которые я сначала почти не замечал, стали громче. На меня часто поглядывали, но не подходили. Наверное, Владимир имел тут авторитет, или же его почему-то держались стороной. – Ну, как уже сказал Ярослав Александрович, меня Владимиром звать, можно просто Вова. Могу же тебя просто Костей называть? «Да, – «произнёс» я одними губами. – Но как ты меня понимаешь?». – Мог бы и не спрашивать, и так бы сказал. Ну, я бывший военный врач, так что спокойно могу прогнозировать тебе полнейшее выздоровление, разве что правая рука в непогоду к старости ныть ощутимо будет. В общем, я на горячих точках служил, чего там только не было… По молодости одного глухонемого знал, пришлось обучиться общению с ним. Ну, как глухонемого… Немой он всегда был, а глухим после взрыва стал. То есть, не полностью глухим, на одно ухо лишь. А потом, когда уже бывалым был, один парень без языка остался. Полевые условия, ногу ампутировали, не рассчитали… Откусил. Всё по-быстрому, прижгли… Чуть от заражения не умер… Правда, его сейчас уже в живых нет… Туберкулёз! – Владимир нахмурился и умолк, прикусив губу. Кажется, многие картины прошлого предстали перед ним, и вряд ли они были ему приятны… Конечно, как и любое воспоминание, они приносили удовольствие от осознания, что это было, что он смог через всё это пройти, но воспоминания эти, судя по исказившемуся лицу мужчины, были ужасны. – В общем, – опомнился Владимир, тряхнув головой и растерянно улыбнувшись. – Так, а о чём я?.. А, о Ваньке… Ну, конечно, дальше ему служить было заказано, но пока он у нас был, ну, когда уже оправился после операций, приходилось же с ним общаться. Я его тому, что помнил, обучил, так что… Я это к тому, что могу тебя понимать, хотя, скорее всего, не всегда. Столько же лет прошло… «И всё равно, хоть будет с кем поговорить», - опять лишь губами изобразил я. Да, с одной рукой будет трудно… – И то верно, – кивнул Владимир. – А ты это, меня останавливай… Как ты уже заметил, я очень люблю придаваться воспоминаниям. Так что, к примеру… Пальцами щёлкать умеешь? Вот, как я увлекусь, отойду от темы, или тебе наскучит слушать – щёлкай, буду прекращать болтать. – О да, прекратите вы, так я вам и поверил, – с улыбкой произнёс Сафронов, возвращаясь в палату. – Ох, сочувствую вам, Константин! Этого человека не переслушаешь. – Лучше к нему просто «Костя», – произнёс Владимир, взглянув на меня. Я кивнул. Сафронов вздохнул. – Нет, Константин. В общем, садитесь вы… Помочь? – Нет, сам справится, – ответил ему Владимир. Я взглянул на него с улыбкой, а Сафронов с раздражением. Кажется, этот пациент ему не слишком уж и нравился. Странно, что он так дружелюбно с ним обходится… Мне подали тонкую широкую книгу, несколько листов и ручку. Я в пару минут написал и своё полное имя, и адрес, и телефонный номер Инны, а также то, что следовало ей сказать. Сафронов кивнул и вышел из палаты, остановил какую-то медсестру, велев ей заняться этим, а сам вернулся ко мне и начал осмотр, а также расспрос, во время которого часто бросал раздражённые взгляды на Владимира. - Сколько переломов? – удивлённо переспросил Сафронов, смотря на меня круглыми от удивления глазами. – Да сказал же… – начал было Владимир, но его остановили. – Я понял, просто… – Да, невезучий парень, – кивнул мой сосед, вздохнув. – И вы бы лучше его карточку искали, думаю, там можно прочитать больше, чем услышать здесь. – Карточку ищут в поликлинике, но не волнуйтесь, в течение дня она будет у меня на руках. Если найдём, конечно. Тогда я назначу более точное лечение. – Вот и славно. А сейчас дайте парню отдохнуть. Сафронов вздохнул, почесал подбородок. – Конечно. Но если что – зовите меня, хорошо, Владимир? – Как иначе-то. И он ушёл. В палате тут же установилась почти полная тишина, лишь те трое сидели и о чём-то тихонько говорили. – Настырный, да? – усмехнулся Владимир, растягиваясь на своей постели. – Как за кого возьмётся – не оттащить. Целые допросы устраивает. Но это и хорошо, с другой-то стороны. Выяснит всё, что нужно и не нужно, после чего считается с мнением больных, старается назначать всё, как следует… Вообще, действует по совести. Отличный он врач. Я просто частенько с ним сталкиваюсь, с его отцом служили вместе, только он на гражданку ушёл, а я по контракту, горячие точки… Романтика! – рассмеялся он. – И правда, отдыхай. А я пока книжку почитаю, чтобы не надоедать тебе. «Спасибо», - как мог, показал ему одной рукой. Он улыбнулся и кивнул, опираясь на стену спиной и раскрывая книжку, что всё это время лежала на постели. А я вздохнул и прикрыл глаза. Голова ужасно гудела и кружилась. Да, все эти расспросы да и просто разговоры… И это странное поведение Сафронова, которое я всё не мог понять… Мне он казался человеком, который стал врачом совершенно случайно, а, как оказывается, тут ему самое место… Хотя он и был требователен во время нашего разговора, я чувствовал, что он беспокоится обо мне, я чувствовал его сочувствие. Совсем не так, как во время приёмов… «И куда подевался тот грубый невнимательный человек?» - подумал я, посмотрев на свою руку, в которой всё также была игла капельницы. И меня начало клонить в сон, хотя до этого такой уж сильной усталости я не замечал. Ох, я и забыл выделить сцену, что навсегда останется в моей памяти… Это тот момент, когда я встретился взглядом с этими серыми глазами, полными сочувствия и заботы, когда Сафронов вручал мне выпавшую из рук ручку.