медленно, медленно

Элфи, погрязающая в рутине совершенно незанятых дней и пытающаяся притвориться, что с ней всё в порядке, одним вечером прогуливается мимо художественной школы на окраине Гавани и, прежде чем осознает, что делает, уже толкает дверь. Стоит ранний полдень, феи гуляют, рисуют, смеются и творят, и она, окрыленная, чувствует, что ей снова двадцать, а всё вокруг – свежее, новое и яркое. На неё накидывается запах свежей краски и глины, разгоряченного стекла и прохладного мрамора, и она следует за ним, будто по ниточке, в художественную мастерскую. Она задерживается на пороге, но никто её не замечает; в комнате, вокруг приземистой гномихи сгрудилась небольшая группка фей (как она прикидывает, в среднем каждой по сто лет); голос этой женщины, неспешно рассказывающий о свойствах камня и тонкостях гномьего скульптурного искусства эхом разносится по мастерской. Она не узнает эту женщину, пока та не оборачивается, и Элфи не видит её профиль: коротко подстриженные волосы и борода, которые могут посоперничать с растительностью Мульча, этот нос картошкой, который она видела по нескольку раз в неделю на протяжении нескольких лет своей жизни… Перидота – ошарашено узнает Элфи. Сейчас ей, должно быть, уже полмиллиона лет, но она жестикулирует с таким энтузиазмом, что не выглядит старше двухста. Ученики расходятся по комнате, подходя к своим мраморным глыбам, и Перидота поворачивается к Элфи, уперев руки в толстые бедра. – Шестьдесят лет, – грозно гремит она через всю комнату, но Элфи видит незаметную ласковую усмешку в уголках её губ. – Шестьдесят лет я ждала, пока ты вернешься. – Привет, Перри, – говорит смущенная и радостная Элфи. – Ну, иди сюда, девочка, – машет ей Перидота. Некоторые скульпторы смотрят на Элфи с любопытством, но никто ничего не говорит, и Элфи оказывается нос к ному со своим старым учителем. – Я просто проходила мимо, – говорит Элфи. – Я не хотела срывать вам урок. – Какие мы вежливые, – ухмыляется Перидота. – Где та эльфийка, которая бросила мою начатую статуэтку в печь? Элфи незаметно вздрагивает. Вот об этом она Артемису точно не рассказывала. Её отец, достаточно консервативный эльф (чересчур, вообще-то, консервативный), был просто шокирован тем, что его дочь «просто изучает искусство», а не вносит настоящий вклад в сообщество, как её мать. Однажды он зайдет слишком далеко в своих нравоучениях, и Перидота найдет Элфи в студии, кипящую от гнева и пинающую стулья. Ей было двадцать два, она была в ярости, и у нее были некоторые проблемы с управлением гневом. Так что некоторые вещи были сломаны, а некоторые резкие слова – произнесены. – Перри, – говорит Элфи. – Мне правда очень жаль. Перидота смеется. – Думаешь, ты первый подросток, который разгромил мою студию? Элфи, я тебя прошу. – Всё равно, – говорит Элфи. – Мне следовало извиниться перед тобой. – Ну, – говорит Перидота. – Лучше поздно, чем никогда. А потом она нежно обнимает Элфи, почти как мать; Элфи предательски шмыгает носом, но Перидота любезно ничего не говорит. – Как Диа? – спрашивает Элфи, когда они наконец отпускают друг друга. – Мы поженились пару десятков лет назад, – ухмыляется Перидота, сверкая зубами. Она поднимает руку; сквозь курчавые волосы, растущие на её пальцах, Элфи видит помолвочную гномью татуировку. Она невероятно красивая. Элфи улыбается. – Этот класс будет тут сидеть только до половины шестого, – говорит Перидота. – Почему бы тебе не остаться? Ну, ей больше нечего делать, поэтому она соглашается и устраивается поудобнее. --- Артемис неожиданно оказывается втянут в планирование свадьбы Минервы. Минерва, такая же зануда-перфекционистка, как и он сам, сначала нанимает его в качестве человека, которому можно жаловаться на идиотов-организаторов, а затем он рекомендует ей хорошую кондитерскую, а потом он уже летит во Францию, чтобы переговорить с одним пекарем… и вот уже берет такси в центре Парижа. Вдобавок к давлению, которое оказывает на него роль друга невесты, вдруг опомнился Жеребкинс, вновь начавший преследовать Артемиса, каждую свободную секунду консультируясь с ним по поводу АкваСети. Он заручился помощью одного работника по имени Мосс, в котором Артемис сначала сомневался (впрочем, потом он достаточно впечатлился). Но у Артемиса всё равно создается ощущение, что Мосс в первую очередь был нанят, чтобы успокаивать Жеребкинса, когда тот начинал заводиться по поводу вопросов логистики. Становится холодно, и, когда такси останавливается, Артемис запахивает плотное пальто. Он дает чаевые водителю (он может по достоинству оценить хорошее и молчаливое обслуживание) и заходит в кондитерскую. Время терпит, так что Артемис терпеливо ждет, пока от прилавка не отойдет какой-то пожилой джентльмен. И, как только мужчина уходит, пекарь, изящный мужчина лет тридцати, наконец замечает Артемиса и прямо расцветает. – Ах, Артемис! – он выходит из-за прилавка и коротко, но нежно целует Артемиса в обе щеки и кладет руки ему на плечи. – Прошло так много времени! Артемис легко переходит на французский и так же тепло говорит: – Действительно, слишком много, Клемент. Где Гаэтан? Клемент пренебрежительно машет руками. – Этот простачок? Он болеет. Гриппом. Я говорю ему принимать витамины, а он отказывается. Но он будет очень разочарован узнать, что так и не увидел тебя, поверь. Что привело тебя в Париж? – Моя близкая подруга женится, – говорит Артемис, вешая пальто на крючок у двери. – А каким бы я был другом, если бы не порекомендовал лучшую кондитерскую во всей Франции? – Артемис, ты флиртуешь со мной, – с усмешкой говорит Клемент. – Ну, пойдем, поговорим о деле. Он отводит Артемиса в подсобку, приносит ему эспрессо и вынимает огромный фирменный каталог, который их кондитерская использует для принятия решений о дизайне тортов. – Сколько же будет человек? – спрашивает он, а его пальцы зависают над страницами. – Я бы сказал, не меньше двухсот, – говорит Артемис. – Мы ещё не узнали все диетические требования гостей, но я знаю, что у тебя может быть много работы. Лучше начать раньше. – И когда всё это будет? – Примерно через два месяца. Клемент озабоченно закусывает губу. – Ах, тебе повезло, что ты мне так нравишься, Артемис. Мы придумаем что-то. Так что они целый час посвящают дизайну торта, обсуждая цвет и форму. Артемис, обычно столь уверенный в своем французском, наслаждается каждым моментом, когда Клемент поправляет его или объясняет какое-то новое слово. И по удовлетворению (а не по раздражению), которое это приносит, Артемис понимает, как он всё-таки вырос. Один из пекарей приходит пожаловаться на то, что у них не получается крем, и, поскольку они в основном закончили обсуждение, Артемис закрывает заметки на своем телефоне. Он бросает последний взгляд на торт и ненавидит всем естеством ту сосущую грусть, которая скручивает его желудок. Артемис Фаул, сентиментальный дурак. Возможно, Клемент замечает это, и, когда Артемис снимает своё пальто с вешалки, всучивает ему маленький мешочек с фирменными печеньями. – Кем бы она ни была, – говорит ему Клемент, – она придет в себя. Озадаченный Артемис стоит на улице ещё минуту, зажав в руках мешочек. И когда только он стал такой открытой книгой? --- Элфи плетется домой. Её душа и ноги ноют, но, что более важно, несколько дней в её календаре уже заполнены. – Итак, чем ты занимаешься по жизни? – спросила её Перидота, когда они сидели в пустой студии в окружении мраморной стружки. Она пожала плечами. – Работаю в ЛеПе. Потихоньку спасаю жизни. Перидота только покачала головой. – Да нет, Элфи. Какие у тебя хобби? Чем ты занимаешься в свободное время? Элфи недоуменно моргнула и пожала плечами, немного смущенная. – Я сейчас в отпуске, – жалко пробормотала она. Перидота поджала губы, но глаза её хитро заблестели. – Ты должна прийти и попробовать себя в преподавании. – Что-что? – Поучишь этих оболтусов! Одна из других учительниц сейчас в декрете, а я наконец-то смогу вздохнуть. – Но я уже много лет не прикасалась к инструментам, – сказала Элфи, удивленная тем, что не может найти хорошего оправдания. – Ба, – фыркнула Перидота. – Ты же мастер, Элфи. Знаешь, в галерее всё ещё стоят твои скульптуры. Я заставляю младших учеников смотреть на них время от времени и восхищаться. Ты должна была родиться гномом. Элфи засмеялась, несмотря на свои сомнения. – Это лестное предложение, Перри, но я не настолько квалифицирована, чтобы преподавать. Перидота накрыла её руку своей. – Ты меня неправильно поняла. Это не предложение, а отчаянная просьба, – она наклонилась. – Понимаешь, если мне придется объяснять ещё хоть одному зеленому юнцу, как правильно держать стамеску, – улыбнулась она, – я просто кого-нибудь из них убью. Элфи подняла брови. – Хочешь сказать, что у меня получится? Перидота пожала плечами, махнула рукой. – Ну, подумай о волонтерстве. О платном волонтерстве. Надо всё-таки отдавать долг обществу. – Обществу, – иронично повторила Элфи. – Ну, мне, – ухмыльнулась Перидота. – Я – твоё общество. И у тебя будет собственная студия. Может быть, ты бы могла заполнить своё свободное время. – Перри, – нерешительно протянула Элфи. – Я не слышу от тебя «нет»… – Хорошо, хорошо. Я совсем ничем не рискую. – Тогда в следующую среду, в два часа дня, – сказала довольная Перидота. – Ладно, ладно, – пробормотала Элфи ещё раз, вставая. – Пора идти. У меня ещё свидание. – Элфи? – позвала Перидота, когда Элфи уже была на пороге. Элфи повернулась к ней. – Было очень приятно снова тебя увидеть, – мягко сказала гномиха, и Элфи невольно улыбнулась. – Я тоже была рада тебя увидеть, – сказала она, а потом добавила: – Спасибо. Так что Элфи сидит на диване, закутавшись в плед, пока внезапно не бьет шесть часов. Она бежит в душ, причесывается, и даже немного красится. Странное ощущение. Она смотрит в зеркало, и не узнает себя. Волосы откинуты со лба, глаза подведены. Она действительно выглядит мило – и сразу вспоминает, как на неё пялились прохожие, когда они с Артемисом шли ужинать. Вообще-то она очень редко красится. Элфи сразу чувствует себя глупо, как будто она слишком старается для этого несчастного ужина. Но это всё равно она, не так ли? Эти мышцы, выстраданные потом и кровью, эти шрамы. Эти разные глаза. Обычный макияж этого не изменит (хотя волосы уже начали раздражать). Она настолько долго ходит с прядями такой длины, что начинает скучать по тем временам, когда она была жестче, мужественнее и сильнее, когда, в конце концов, брила эту чертову голову. Скоро подстригусь, – обещает она себе, а потом кидает взгляд на часы и внезапно осознает, что уже шесть тридцать. Чертыхаясь, Элфи натягивает первое, что видит: черный комбинезон, который она надевала однажды на официальный ужин в ЛеПе – немного обтягивающий, эластичный и в меру женственный, и балетки, добавившие пол сантиметра к её росту. Она в спешке вызывает такси, бежит вниз по лестнице и, когда машина тормозит у её дома, ныряет на задние сидения. Водитель кидает на неё взгляд. – Ты Элфи Малой. – Ага, – говорит она с натянутой улыбкой. Водитель выезжает на трассу, а Элфи посылает Моссу сообщение с извинениями (он отвечает: без проблем, я занял нам места), и понимает – боги, она и вправду едет на свидание. – Вы сегодня прекрасно выглядите, Майор, – говорит водитель. – Странно видеть вас не в форме. Она улыбается, уже намного искреннее. – Спасибо. Мне тоже странно выходить на улицу не в форме. Водитель больше ничего не говорит (слава Богу), и чем ближе они к бару, тем больше она нервничает; её пальцы потеют, а коленки подергиваются. Да ради Бога. Она сталкивалась с троллем. Она несколько раз посадила Опал Кобой за решетку. Она может справиться со свиданием. (Она опять чувствует эту тянущую боль в животе. Это бабочки, да?) Она расплачивается с водителем, вылезает из машины и быстро входит в бар. Мосс сидит у окна, наблюдая за проходящими мимо людьми – и, надо признать, он действительно красив. Темные волосы, ясные глаза. Интеллигентный. Может, всё будет не так плохо. Он замечает её и машет ей рукой; Элфи садится рядом с ним, и её внезапно одолевает страшное осознание: она понятия не имеет, что сказать. Мосс, благослови его Господь, делает первый шаг. - Вино, или что-то покрепче? – спрашивает он. Элфи бросает взгляд на тонкое электронное меню, которое он ей протягивает. Всё это сим-алкоголь, конечно. Она понимает, что скучает по настоящему вину, но быстро прогоняет эту мысль. – Вот, коктейль «Бараида». Звучит хорошо, – предлагает она, и Мосс заказывает два. – Я должен сказать, – говорит он, опуская меню. – Я был удивлен, получив твоё сообщение. И очень польщен, – добавляет он, едва заметно улыбаясь. Элфи улыбается ему в ответ. – Ну, – говорит она, мысленно вынимая свою шляпу для кокетства из пыльного шкафа и надевая её. – Редко можно увидеть красивого эльфа в технической индустрии. Она съеживается. Боже, она переборщила, да? Но Мосс выглядит польщенным. Он прочищает горло. – Мне почему-то всё время кажется, – говорит он, – что должен поблагодарить тебя за службу Гавани. Это странно, да? Элфи смеется. – Я не отказалась бы. – Благодарю вас за службу Гавани, Майор Малой, – говорит он очень серьезно, а затем отдает салют, который не так уж и плох. Она снова смеется. Стеб? С этим она должна справиться. – Можно просто Элфи, – говорит она. – Элфи, – пробует Мосс. А потом качает головой, – Это достаточно странно. Я знал тебя много лет, как Капитана Малой, а затем как Майора Малой. – Ну, я законно поменяла это звание, – говорит Элфи, и Мосс улыбается. Официант приносит им два коктейля и Элфи делает глоток; ягодный вкус острый и освежающий. Мосс ставит свой стакан на стол и одобрительно хмыкает. – Я столько раз проходил мимо этого места и даже не обращал на него внимания. Элфи смотрит в окно на свой город, шумный и темный. – Я была здесь пару раз, когда была моложе, – говорит она ему. – И недавно заново его открыла. Сейчас он более чистый, чем я помню. – Когда мне было около сорока, я часто бывал в старом пабе в том районе, где раньше были Гномьи Трущобы. – Ты не похож на гнома, – удивленно говорит Элфи. Он улыбается. – Я приемный. Но оба моих отца – гномы. – Это, – с чувством говорит Элфи, – похоже на интересное детство. – О, они замечательные отцы, – говорит он. – А вот гномы-соседи были не очень. В любом случае, там был какой-то старый паб, но я забыл название. «Перец-Баррелл»?.. Элфи прищуривается. – Он был на пересечении Листовой и Винной? – Да, – говорит удивленный Мосс. – Ты там была? Элфи гримасничает. – Должна была пресечь там одно покушение. Мне было около пятидесяти. Я помню, там был такой пол… – Такой нереально, невозможно и ужасно липкий? Элфи смеется и кивает. – Боже, ты даже не представляешь. Я испортил всю свою обувь из-за этого треклятого пола. – И вот ты здесь, работаешь в техническом отделе ЛеПа, – говорит Элфи. – Как так получилось? Он пожимает плечами. – Ну, я участвовал в нескольких финансируемых программах обучения ещё в школе… и мои отцы устроили меня в инженерную – они оба работали на шахтах, пока их не закрыли. А потом я купил свой первый компьютер в старшей школе, начал на нём работать, и вот… я здесь. – Кажется, ты немного пропустил, – говорит Элфи. Он выглядит застенчивым. – Я очень долго вкалывал. Это не то… о чём можно рассказать в паре слов. – Ах, – кивает Элфи. – Это знакомо. – А что насчет тебя? Как ты попала в ЛеППРКОН? – Разве ты не читал биографию, опубликованную в прошлом году? – кисло спрашивает она с несколько кривой улыбкой. Он смеется. – Ну, пролистал. Моя девушка в то время западала на знаменитостей. Элфи гримасничает. – Знаменитостей? – Да, это то, что я сказал, – говорит он извиняющимся тоном. – Но потом я узнал, что она воровала у меня деньги. Так что не обижайся слишком сильно. Элфи пожимает плечами. – Наверное, мне уже пора к этому привыкать. – Наверное, так бывает, когда ты раз за разом спасаешь Гавань, – говорит Мосс, и Элфи сразу же понимает, что он хочет спросить её о небезызвестном Артемисе Фауле, поэтому она одним глотком осушает свой стакан и бодро говорит: – Ну что, второй раунд? --- В общем, они порядочно напиваются. Он настаивает на том, чтобы провести её домой, она разрешает, и вот они уже стоят под дверью её дома, запнувшись в неловком молчании. А затем Элфи, удивляя его (и саму себя), наклоняется вперед и целует Мосса; поцелуй становится по-особенному глубоким, и вот каким-то образом они оказываются в её квартире, судорожно стягивая куртки. У неё очень давно не было секса, и она боится показать это ему, боится признаться самой себе, почему она колеблется. Но Мосс, даже изрядно выпивший, замечает, как она вздрагивает, когда он проводит рукой по чашечке её лифчика. – Элфи? – спрашивает он. – Всё в порядке? – Я впрядке, – бормочет она, и притягивает его ближе, отчаянно себя ругая. Она ловко садится на него и целует его шею, чувствуя, как он выгибается, прижимается к ней; она еле слышно стонет, его рука опускается по её спине и сжимает задницу; её прикрытые веки трепещут – И это Артемис целует её сейчас, это умелые руки Артемиса нежно обхватывают её тело, это его яркие пронзительные глаза смотрят на неё, Артемис стонет под ней и – Она распахивает глаза и замирает. Мосс снова останавливается. – Элфи? Тебе плохо? – Нет, – отвечает она. – Нет, я в порядке, я... Мосс очень мягко возвращает её в сидячее положение и отодвигается, выбираясь из-под неё. Она опускает голову на руки. Комната немного кружится. Она чувствует, как приподнимается матрас, когда Мосс встает, а затем проседает – когда он возвращается. Он дает ей стакан с водой. – Наверное, я слишком много выпила, – говорит она, выдавливая смешок. – Элфи, – ласково говорит он, кладя руку ей на плечо. Она отпивает воду и чувствует себя немного лучше. – Ты знаешь, что тебе не обязательно... Это нормально, если ты не хочешь этого делать. – Да уж конечно, – протестует она. – Я вообще-то накрасилась и всё такое. Он смеется, встает, находит штаны там, куда их бросил. Есть что-то знакомое в том, как он выглядит, когда застегивает рубашку, и её сердце сжимается: он напоминает ей Артемиса. – Элфи, я провел с тобой чудесный, потрясающий вечер, – говорит Мосс. – Но я думаю, что кто бы это ни был – ты всё ещё любишь его. – Что, прости? Он пожимает плечами. – Работая в ай-ти, учишься видеть мельчайшие детали. Не знаю. Просто иногда ты выглядела грустной, когда мы разговаривали. – Я вовсе не влюблена в него, – протестует она, а потом смущенно вспыхивает. – Послушай, – мягко говорит ей Мосс. – Я бы с удовольствием сходил с тобой на второе свидание. Ты смешная, ты яркая, ты просто великолепная, – он заканчивает застегивать рубашку и смотрит на неё. – Но я думаю, мы оба знаем, что это вряд ли к чему-то приведет. Наверное, мне пора. Смущенная до глубины души, она натягивает халат и провожает его до двери. – Прости, – тихо говорит Элфи, открывая ему дверь. Мосс смеется. – Я бы солгал, если бы сказал, что мне не было приятно целоваться с Майором Малой, так что не извиняйся. Может, когда-нибудь ещё увидимся? Она улыбается, услышав в его голосе надежду. – Да. Возможно. Он колеблется и говорит: – Могу я поцеловать тебя ещё раз? Элфи смеется и кивает. Он притягивает её и оставляет ошеломительный, обжигающий поцелуй, поцелуй, который на мгновение открывает ей все возможности. Но затем она закрывает глаза – и опять видит Артемиса, поэтому она только выдавливает улыбку и машет Моссу на прощание, а затем закрывает дверь, оставаясь опять одна в своей квартире. Элфи смывает макияж, принимает душ и ложится спать. Она лежит в своей кровати, всхлипывая; не способная больше лгать самой себе. Но она Элфи Малой, она всё ещё прагматик, поэтому она заставляет себя перевернуться на другой бок и вскоре наконец-то засыпает. Ей снится Европа, что она дотрагивается до его руки, и легкий аромат знакомого одеколона. --- Артемис как раз обговаривает с Жеребкинсом АкваСеть и все важные дедлайны на следующий месяц, и, пробегая глазами список, замечает, что Мосс так и не отослал свой табель учета. – Жеребкинс, – рассеянно говорит он, прерывая жалобы кентавра на бесполезных интернов. – Мистер С`ёу ещё не отправил мне своё расписание. Жеребкинс смеется, и Артемис недоуменно поднимает взгляд на экранчик с видео. – Он и сегодня утром не пришел, – улыбаясь, говорит Жеребкинс. – Был вчера вечером на горячем свидании. Артемис поднимает брови. – Это всё очень хорошо, но я не знал, что это имеет какое-то отношение к его расписанию работы. – Разве ты не хочешь знать с кем у него было свидание? – хитро спрашивает Жеребкинс, подмигивая бровями. Что-то в Артемисе обрушивается вниз, когда он вежливо, терпеливо спрашивает: – С кем? – С Элфи, – радостно отвечает Жеребкинс, и Артемис чувствует, как что-то в его сердце сжимается так болезненно, что на секунду ему кажется, будто его подстрелили. – Разве это не замечательно? – Великолепно, – выговаривает Артемис, и остальную часть разговора проводит как на автопилоте. Когда довольный Жеребкинс прощается и отключает связь, он опускается за стол, смотрит на темный экран своего компьютера, на своё отражение, и на самом деле чувствует себя физически больным, чувствует, что его вот-вот вырвет. Но он заставляет себя встать, пойти навестить Дворецки и близнецов, потому что всё что угодно лучше, чем эта невообразимая тяжесть на его плечах, чем этот вес, который пригибает его к земле, чем то, что он тонет – но он застегивает пиджак, и проводит рукой по волосам, и закрывает за собой дверь.