медленно, медленно

Перед ней возвышается кусок мрамора, обвинительно голый и неотесанный; её инструменты разложены на маленьком столике, как столовые приборы. Элфи смотрит на них – прошло очень много времени с тех пор, как она в последний раз сидела перед сырьем, неограниченная во времени и с наушниками в ушах. Она поставила альбом той группы, которую ей рекомендовала Кэти. Сегодня понедельник, полдень, и в небольшой, но просторной частной студии Перидоты (она отдала её Элфи в полное распоряжение) никого нет; искусственный солнечный свет проникает сквозь окна. Нет времени кроме «сейчас», – думает она, закатывая рукава и беря стамеску потолще. Перидота предложила ей новейшие инструменты, но Элфи предпочитает традиционный метод; есть что-то медитативное в том, чтобы чувствовать, как удары отдаются в её костях, как через разрушение создается что-то новое. Перидота дала ей планы учебных курсов за предыдущие годы. Они валяются рядом, в окружении кучи заметок, заметок, которые сначала были редкими и разрозненными, а затем выросли, расцвели буйно и пышно, как цветы, как давно забытый огонь, разгоревшийся в её душе. Элфи всегда предпочитала глине мрамор, его прохладу и прочность. У неё даже есть своя стратегия резьбы по камню, которая её успокаивает и расслабляет. Мосс не звонил и не писал – это её устраивает, хотя на следующий день Жеребкинс всё-таки дал ей небольшой дружеский нагоняй (это было удивительно приятно, хоть и немного раздражало), да ещё и Мульч оправил целую серию полуутешительных, шутливых сообщений, когда узнал, что свидание не закончилось, как он надеялся, потрясающим сексом. От Артемиса она ничего не слышала. Она действительно хочет написать ему, но что бы она сказала? Она не имеет понятия. Знаешь, я преподаю искусство студентам. Здешнее вино отвратительно. Я скучаю по Европе. Я скучаю по тебе. Последняя мысль новая, внезапная, естественная, и она появляется во всей своей неосознанности и незнакомости, и это что-то, что Элфи не до конца понимает, нечто, тронутое стыдом и неуверенностью. Элфи любит простые вещи, которые легко классифицировать; именно поэтому она так долго считала Артемиса своим другом. И эта новая боль в глубине её сердца – это не то, что она может просто положить в аккуратную коробочку в своем разуме и убрать в сторону. Это нечто, что противоречит её культуре, её представлениям о мире. Она сжимает долото и приступает к работе. --- Дела со свадьбой идут хорошо: отчасти потому, что Артемис приготовил хорошо продуманный план и преуспевает в его выполнении, а отчасти – потому что бросился в организацию вечера с головой. Каждый день он встает, совершает свой утренний заплыв, работает над АкваСетью. Обедает, работает над организацией свадьбы. Идет на долгую прогулку, ужинает и читает что-то, пока не придет время ложиться спать – рутина, которой он старается забить свой день настолько, насколько это возможно. Потому что когда он не двигается, не думает о чём-то отвлеченном, не делает что-либо – одна мысль о том, что Элфи целует кого-то другого, любит кого-то другого, действует как медленное умирание от пыток водой; боль измучивает, изнуряет его. Прошла уже неделя с того момента, когда Жеребкинс случайно подкинул Артемису Ту Самую Новость. Они с Джульеттой готовят обед, стоя бок о бок и нарезая овощи. Легкая соул-музыка льется из блютуз-колонки Джульетты. Их общение дружеское, легкое, почти такое же легкое, как с Элфи. Артемис украдкой бросает на неё взгляд. Её русые волосы завязаны в неаккуратный пучок на макушке, немного начинают просвечивать коричневые корни. Взгляд темно-карих глаз сосредоточен на разделочной доске. Он помнит, что был немного влюблен в неё в детстве: Артемис восхищался её красивой улыбкой и дьявольскими ямочками на щеках. Джульетта, конечно, всё ещё хорошенькая, даже потрясающая. Он пытается мимолетом представить их как пару, но не может. Он относится к ней как к сестре; к тому же у него есть горькое чувство, что Элфи всегда будет жить в его разуме и сердце. – Как ты думаешь, Минерва наденет костюм? – спрашивает Джульетта, отвлекая его от мыслей. – Не уверен, – говорит он, хмурясь. – Но я скоро встречаюсь с ней, чтобы обсудить её наряд. В любом случае это будет впечатляюще. – Потому что, ну, – размышляет Джульетта, – она бы выглядела потрясающе в костюме. Но я думаю, что тогда она ввяжется во всю эту игру в гетеронормативность. – Я цисгендерный, гетеронормативный мужчина, – говорит Артемис, смахивая нарезанный перец в салатницу. – Я не могу знать, что она думает по этому поводу. Кроме того, я никогда не видел Минерву в костюме. Скорее, она наденет какое-то экстравагантное платье. – Да, хорошая мысль, – Джульетта умолкает, а потом быстро говорит: – Я вчера написала Элфи. Артемис поднимает взгляд, в его взгляде читается предупреждение. Она поднимает руки, защищаясь. – Я не написала ничего такого! – протестует она. – Вообще-то, это не связано с тобой. Она тоже моя подруга, знаешь ли. Помолчав, Артемис спрашивает: – Она ответила что-нибудь? Надежда умирает последней; но даже когда Артемис задает свой вопрос, он напрягается, ожидая худшего. – Вообще-то да, – говорит Джульетта. – Держи. Она достает смартфон и передает ему. Он держит его, как новорожденного ребенка. Сообщение Джульетты простое: хэй, извини, что не писала раньше, без тебя очень скучно! надеюсь, Гавань встретила тебя хорошо :*:* Ответ Элфи так же прост и разочаровывающе лишен каких-либо подсказок о том, что она чувствует: все норм. моя бывшая учительница предложила мне попреподавать в её художественной школе, так что я постоянно занята. кстати, мульч передает привет. К сообщению прикреплено селфи Мульча и Элфи, сидящих где-то в кафе над едой; Артемис не может сосредоточиться ни на чём, кроме её лица. Мульч завязал свою копну волос в пучок, а улыбка Элфи искренняя, но не слишком восторженная. Её волосы отросли на дюйм, челка падает на глаза; он видит руку, держащую камеру, и замечает, что её мышцы стали немного больше. Его сердце дергается от боли. Он ничего не говорит, отдает телефон Джульетте и продолжает резать помидоры. Преподавание в художественной школе? Он мельком размышляет над тем, как Элфи в это втянули, пытается представить её скульптуры, её саму в качестве учительницы. Он не может – но хочет, хочет – сделать пару звонков и войти на узкие улочки Гавани, но вместо этого он нарезает помидоры – один за другим. --- Её первый урок определенно был неудачным: она входит в класс, и все оборачиваются в замешательстве, как будто она просто проходила мимо и перепутала кабинеты. Это сбивает с толку, потому что Элфи привыкла к непоколебимому вниманию и уважению от офицеров в Восьмом Отделе, поэтому она запинается на каждом слове – и все студенты кажутся ей слегка испуганными и удивленными, вообще не сосредоточенными на своей работе. Она уходит домой смущенная и сердитая; и от злости пробивает дыру в боксерской груше в тренажерном зале своего жилого комплекса. Но затем она приходит на занятия в пятницу утром, и ученики не так шокированы её манерой преподавания, потому что накануне вечером она тщательно проштудировала свои записи. Она садится перед своим куском мрамора и поднимает долото. – Итак, – говорит Элфи. – Со среды я сделала немного больше, так что вы можете увидеть, к чему надо стремиться. Перед ней стоит «пробная версия» мраморной скульптуры птицы. А перед учениками стоят скульптурные близняшки, намного большие в размерах, но только начатые – большие куски мрамора торчат то тут, то там, намекая на очертания фигур. – Мрамор – сложный материал для работы, – говорит Элфи. – Но, к счастью для нас, пещерных жителей, у нас его предостаточно. Ученики хихикают, и она довольно улыбается. – В течение следующей недели не беспокойтесь насчет деталей, не пытайтесь привести птицу в полное совершенство, просто удалите лишний мрамор с фигур и придайте им форму. И посмелее, в противном случае курс закончится, а вы даже не дойдете до стадии шлифовки. Она показывает нужные движения, сбивая лишний мрамор с фигуры; кто-то смеется, когда кусок мрамора рикошетит в кучу книг и сбивает их. – Может быть, не настолько смело, – извиняется она и идет поднимать книги. Как только все начинают работать, и звук трескающегося камня наполняет воздух, она начинает ходить по классу, проверяя учеников и поправляя их небольшие ошибки. Это смешанный класс: некоторые пришли, чтобы попробовать себя в новом хобби, некоторые – чтобы набрать кредиты на своих курсах в колледже. Лишь немногие действительно заинтересованы скульптурой, и только один ученик, кажется, понимает, что делает. Это гномиха, с кудрявыми волосами, крепкая и полненькая, с внешностью, характерной для гномов из рабочих шахтерских семей. Её глаза горят воодушевлением и страстью, и она сбивает мрамор с уверенностью, которой не хватает её сокурсникам. Акафи Алфур – через несколько секунд вспоминает Элфи. На последнем уроке она сидела тихо, пока Элфи старалась взять себя в руки и перестать позориться, но сегодня всё по-другому. Элфи задерживается около её стола. – Ты ведь не в первый раз держишь инструменты? – спрашивает Элфи. Акафи качает головой, сосредоточенная на своей фигуре. Элфи редко замечала гномов в этой школе. Её темная одежда выделяется среди ярких разноцветных нарядов, которые носят другие. – Что же сподвигло тебя начать? – спрашивает Элфи, и Акафи нерешительно поднимает голову. Через секунду она жестикулирует: «Ты понимаешь язык глухонемых?». А. И Элфи неуклюже отвечает: – «Да, но я не особо хороша». Это ежегодный обязательный предмет, который должен был сдать каждый, кто поступал в ЛеП. К тому же её отец сам не мог разговаривать. Она жестикулирует неловко и неуверенно, но нужные знаки помнит хорошо. Акафи улыбается, и жестикулирует медленнее, тщательней. – «Я видела твои – скульптуры? Это слово похоже на «скульптуры» – несколько лет назад. Они интересные. Я предпочитала – грязь? Нет, конечно, глину – но потом попробовала поработать с мрамором. Мне нравится». – «Что ты хочешь сделать?» – спрашивает её Элфи. – «Покрыть птицу тканью», – отвечает она. Элфи поднимает бровь. – «Амбициозно». – «Не более чем стремление стать первой женщиной-капитаном в ЛеППРКОН», – с улыбкой отвечает Акафи. Элфи ухмыляется. – «Ты меня поймала. Что ж, желаю удачи». Конечно, Акафи становится её любимой ученицей. Девушка так старательно работает, каждый день приходя в студию, чтобы улучшить свою скульптуру, что вскоре встречать её каждый день по дороге в свой кабинет становится для Элфи привычкой. К тому же, Акафи ни разу не спрашивает её ни о чём, кроме искусства. И для Элфи это действительно важно. --- – Не могу решить, что надеть, – жалуется ему Минерва. Она сидит на краю бассейна, погрузив ноги в теплую воду, пока Артемис наворачивает круги брассом, держа голову над водой. – Часть меня хочет красивое, простое, элегантное платье, часть меня хочет что-то от кутюр, часть меня хочет прийти в пижаме. – Я не позволю тебе появиться на собственной свадьбе в ночной рубашке, – говорит Артемис, тяжело дыша от напряжения. – А Кэти уже выбрала себе платье. В нём она выглядит просто потрясающе. Я так люблю свою невесту… – Это плохая примета – увидеть платье невесты перед свадьбой, – с улыбкой предупреждает он. Она пожимает плечами. – Зато моя невеста в нём прекрасна. Засуди меня. – У вас осталось свадебное платье твоей матери? – О, – говорит Минерва. – Это не такая уж плохая идея. – Ещё бы. Я в этом разбираюсь. – Моей невесте это понравится, – мечтательно говорит Минерва. – Ты действительно любишь это повторять, не так ли? Артемис ухмыляется, и Минерва окатывает его водой. – Элфи, конечно, тоже приглашена, – говорит Минерва, и Артемис останавливается, медленно поводя в воде руками. – Мы уже говорили об этом, – предупреждающе говорит он. – И что? – лениво говорит Минерва. – Мы с Кэти хотим, чтобы Элфи пришла на свадьбу. Это не наше дело, что между вами произошло. – Она не хочет меня видеть, – обеспокоенно говорит Артемис, подплывая к ней. – И я не хочу, чтобы ты ставила её в неудобное положение. – Ну, ты мог бы просто... не приходить на свадьбу? – невинно говорит Минерва, и визжит, когда он обрызгивает её в ответ. --- – Так, всё, – говорит Мульч, выключая телевизор. – Я сдаюсь. С меня достаточно. Элфи поднимает на него взгляд. – Что такое? – в замешательстве говорит Элфи. – Тебе нужно с ним поговорить, – Мульч указывает на неё пультом. – Как твой лучший друг, я должен сказать тебе, что время пришло. – Я бы не сказала, что лучший… – Последние четыре недели ты только мучаешься и страдаешь. – Я выходила на улицу, – протестует она. – Одно другому не мешает. – И что я ему скажу? Он жестикулирует. – Дай мне свой телефон. Элфи смотрит на него, испуганная. – Что ты собираешься делать? – Я тебе всё прочитаю, – искренне обещает Мульч, и она неохотно передает ему смартфон. Он нажимает несколько кнопок, и Элфи застывает, услышав гудок. Их взгляды пересекаются, она кидается за телефоном, и Мульч, со скоростью, нехарактерной для гнома, скатывается с дивана. Она вырывает телефон у него из рук. – Элфи? – говорит Артемис, и его голос такой неуверенный, такой полный облегчения, что у неё перехватывает дыхание. Мульч поднимает большие пальцы вверх (её колено всё ещё придавливает его к полу), и она кидает на него яростный взгляд. --- Мучительное молчание длится несколько секунд; а затем Элфи заговаривает. – Артемис. Он чувствует, как его сердце сжимается. – Как ты? – нетерпеливо спрашивает он, а затем морщится от собственного энтузиазма. – Я... в порядке, – неловко говорит она. Его голову посещает внезапная мысль – может быть, она позвонила случайно – но прошло уже двадцать восемь дней, и вот она здесь, разговаривает с ним – и все его самоограничения разлетаются как дым. – Минерва и Кэти помолвлены, – говорит он, надеясь, что это простимулирует разговор, и это срабатывает. – Это здорово, – тепло говорит Элфи. – И я занимаюсь организацией свадьбы, – добавляет он. – Никогда не думала, что услышу это. – На самом деле, я довольно хорош, – говорит он ей, садясь за свой стол. – Я как раз складывал салфетки, когда ты позвонила. – Салфетки? – Без салфеток свадьба не может состояться, Элфи, – говорит он. – Придется поверить тебе на слово, – говорит она; веселье скользит в её тоне, и Артемис будто улетает, опьяненный, исполненный надеждой до кончиков пальцев. – Ты знаешь, сколько существует разных способов складывать салфетки? – спрашивает он её. – Эм… – Более пятнадцати, Элфи, – говорит он. – Боюсь, если кто-то ещё хоть раз спросит меня, как надо их складывать, я попрошу Дворецки убить его. Она смеется, и Артемис дрожит. – Моя преподавательница попросила меня помочь ей в художественной школе, немного попреподавать, – говорит она через несколько секунд. – Ты будешь в ужасе. Половина из учеников не узнает стамеску, даже если я их ей стукну. – Джульетта говорила, – говорит Артемис, а потом вздрагивает; но она ничего не отвечает, и он неуверенно продолжает. – Они были сильно шокированы, увидев Элфи Малой в студии? – О да. Мой первый урок был просто кошмарным. Но уже лучше. Они стараются. Элфи делает паузу, а затем говорит: – Мне лучше уйти. Извини. – Элфи, – вырывается у него. – Да? – Я рад, что ты позвонила, – говорит он. – Я... было здорово. Говорить с тобой. Пауза – и она отвечает: – Да. – Ты не против, если я позвоню тебе как-нибудь в ближайшее время? Поговорить ещё? Боже, когда он превратился в сопливого подростка? Его сердце колотится, пока он ждет её ответа. – Не против, – говорит она и отключается. Он сидит в кресле ещё добрых десять минут, улыбаясь, спрятав лицо в ладонях, чувствуя себя таким легким, что ему кажется, что он может лопнуть. --- – Ну, это было так трудно? – Мульч. – Мм? – Я тебя люблю, но если ты ещё хоть раз выкинешь что-нибудь подобное – тебе не жить. – Справедливо. --- Он весь издергался; и поэтому рассказывает всё Джульетте, когда она заглядывает, чтобы пожелать спокойной ночи. – И когда ты собираешься ей позвонить? – спрашивает она. – Завтра, – моментально отвечает он и хмурится. – Слишком рано? Джульетта смеется. – Позвони ей послезавтра. Дай ей время отойти. Это хороший совет, но Артемис ненавидит его всей душой. Готовясь ко сну, он чувствует, как тикают секунды. Она не упоминала о своем прошедшем свидании, и Жеребкинс тоже ничего насчет этого не говорил. Может, всё пошло не так? Может, между ними с Моссом ничего нет? Кого ты обманываешь, Артемис, – говорит он себе, возвращаясь к реальности. – Наверняка всё прошло чудесно, и теперь для неё снова дружить с тобой просто-напросто безопасно. Господи, он и так должен быть благодарен, что Элфи не исчезла с лица Земли, но его сердце сводит болью от мысли, что ему придется сидеть и смотреть, как она будет строить своё счастье с кем-то другим. Я могу быть кем угодно, – думает он, – Могу быть кем угодно для неё. И если она хочет, чтобы я был её другом, значит, так тому и быть. Он очень долго вертится, пытаясь заснуть, пока внезапно не отключается. Ему снова снится этот сон, и он его сразу узнает: спортивные штаны, лемуры, а ещё – Элфи. Элфи смеется и плачет, пока он, дрожа, возвращается к жизни. – Ты снова спасла меня, – слабо говорит он, искренне и благодарно улыбаясь, и она сияет, гладя его по щеке. – Конечно, я спасла тебя, – смеется она. – Я не могу без тебя. И тогда его сердце замирает, потому что Элфи Малой наклоняется и целует его; магия искрится между ними, когда её слезы падают на его щеки; она прижимает свой лоб к его; и, когда магия исчезает, откидывается назад, глядя на него с самой красивой улыбкой, которую он когда-либо видел за свои четырнадцать лет – Сон скачет, перематывается, а потом – – Мне невероятно, ужасно жаль, – говорит Элфи. – Я... это была непростительная, отвратительная и постыдная ошибка. Артемис смеется, несмотря на то, что его сердце медленно тяжелеет, превращается в кусок свинца от нарастающей неизбежности. – Элфи, я тебя прошу, – говорит он. Элфи сидит перед ним, и он видит по её позе, по напряжению тела, что она не может найти себе место от стыда. – Всё в порядке. Я принимаю твои совершенно ненужные извинения. Он не знает, как ещё успокоить её, так что просто протягивает руку, и она, смеясь, пожимает её; но даже когда их разговор меняется, он хочет, чтобы всё было по-другому – Глаза Артемиса распахиваются. Элфи. Всё это время это была Элфи. И в этом свете всё вдруг обретает смысл.