медленно, медленно

Элфи не совсем в восторге от перспективы посетить одну из старых библиотек вершков, но она ещё никогда не видела Артемиса в таком предвкушении. Они добрались до Санкт-Галлена – города в трех часах езды к северо-востоку от того озера, где они были накануне. Завтра они направляются в Германию. По дороге в Санкт-Галлен Элфи поражает внезапная мысль, что они, по идее, уже прошли половину всего маршрута, расписанного Артемисом. При этой мысли что-то вздрагивает у неё в животе. – Прошло так много времени с тех пор, как я в последний раз был в Библиотеке монастыря Галла, – восторженно говорит Артемис. – Тогда я был ещё ребенком. – Что такого интересного в библиотеке? – ошеломленно говорит Элфи. – Это тебе не художественный музей. – Это точно как художественный музей, – радостно говорит Артемис. – Только с меньшим количеством картин. – Но в этом весь смысл художественного музея, – раздраженно говорит Элфи. Однако, когда они прибывают в Санкт-Галлен, Элфи полностью очарована. Город полон узких улочек с высокими домами, и на каждом углу раскидываются парки и сады. Ей кажется, что она попала на несколько веков назад в прошлое. Они останавливаются в маленьком кафе, чтобы перекусить; Артемис заказывает сырное фондю (которое всё равно не доедает), а Элфи грызет горячие жареные каштаны. А затем он фактически тащит Элфи в ту библиотеку, о которой она (к сожалению) так много слышала. Но на улице хороший день, прохладный ветерок обдувает щеки, а теплое солнышко пригревает улицы, поэтому она не сопротивляется. Он, в своем волнении, идет немного впереди неё, затем понимает, что она отстает на несколько шагов, останавливается, ждет её, а затем делает всё то же самое. Она не может не думать о том, как это мило, но затем в её голове всплывает предательское воспоминание о том, как она трогала себя, думая о нём. После этого она идет быстрее. --- Артемис проводит её через старый монастырь и подходит к дверям, которые так хорошо помнит. Открывая эти двери, он сразу чувствует себя как дома; полки в стиле рококо и полированные полы встречают его как старые друзья. Запах кожи и дерева витает вокруг, и он вдыхает его полной грудью. – Ну, это довольно мило, наверное, – признается Элфи, подходя к нему. Артемис оскорблен. – Довольно мило? – он обводит рукой библиотеку во всем её великолепии, стараясь говорить тише. – В этой библиотеке хранится более двух тысяч рукописей, датируемых тысячелетиями, и она является настоящим памятником рококо. Это прекрасный пример Каролингской архитектуры! Элфи пожимает плечами. – Откуда ты знаешь, в каком разделе какая книга? Выглядит плохо спроектированным. Артемис раздраженно кладет руки на бедра, чтобы придать себе строгий вид. – Иди сюда, – говорит он, наклоняясь и хватая её за руку, и тащит к ближайшей полке. Естественно, он неизбежно замечает, какая у неё теплая рука, как дрожит её пульс, и как поразительно хорошо и уютно она ложится в его руку. Они подходят к полке, и Артемис другой рукой указывает на гравюру херувима. – Видишь это? – Нет, – протягивает Элфи. – Я работаю в спецназе, и дожила до своих лет, не имея ни грамма наблюдательского мастерства. – Обратила внимание, что херувим держит телескоп? – спрашивает её Артемис. И внезапно, он замечает, что она ещё не отняла свою руку. Она пожимает плечами. – Конечно. – Этот раздел посвящен астрономии, – объясняет Артемис. – О, – говорит Элфи. – Это... действительно мило. – И посмотри на потолки, – говорит он, показывая вверх. – Вычурная, театральная декоративность. Это период барокко в самом расцвете, Элфи. Само это здание является картиной в художественном музее. Он рад видеть её неохотное восхищение, когда она снова рассматривает потолки. – Ладно, – признает она. – Я понимаю, почему тебе это так нравится, даже если это не мой стиль. – Это всё, о чём я могу просить, – говорит он, улыбаясь. Их руки всё ещё переплетены, и он замирает, боясь спугнуть её. Она всё ещё смотрит вокруг, поэтому он украдкой бросает взгляд вниз, запечатлевая в памяти её темную кожу поверх своей, её изящные, сильные предплечья. Его сердце набухает нежностью, и прежде чем он может остановить себя, он нежно гладит большим пальцем её руку. Элфи напрягается и отнимает ладонь; ярко-красные пятна разгораются на её щеках. – Я пойду посмотрю на эти гравюры, – говорит она, и отходит, оставляя его там, среди полок. --- Элфи безучастно смотрит на гравюру херувима, играющего со старинным глобусом, и заламывает пальцы, как будто горящие огнем. Что это было? Это нежное прикосновение, этот взгляд, с которым он смотрел на неё, этот румянец, огонь в его глазах. Может для вершков это нормально? Может, для них эти прикосновения абсолютно платонические. Она прищуривается, вспоминая учебу в колледже и Академии. Она знает, что в целом это более присуще женщинам – платонические прикосновения, естественность в поддержании интимной дистанции, и всё такое, но в некоторых восточноазиатских культурах это присуще и мужчинам... Дворецки евразиец, но он точно не воспитывал Артемиса в этой культурной среде, да и она бы не назвала Дворецки человеком, расположенным показывать свои дружеские чувства посредством прикосновений, так что это не объяснение… Она всё ещё чувствует его руку, помнит, какой она была – легкой, тонкой и прохладной – и почему она вообще не отняла свою руку сразу? Но он был таким пылающим, таким увлеченным этой дурацкой библиотекой, и – Элфи закрывает глаза и считает до десяти. А потом считает до двадцати. Когда она доходит до восьмидесяти трех, она немного успокаивается. Артемис – один из твоих самых близких друзей, – напоминает она себе. – И он был рад поделиться с тобой чем-то, что его вдохновляло. Ты делаешь это странным – не он. (Странно скучать по ощущению его руки, но она игнорирует это, добавляя к куче поводов для свидания по приезду). Хотя ей нравится это место. Она может прочувствовать его историю, а в Гавани сложно найти что-то подобное. Когда все живут долго, никто не интересуется сохранением предметов старины. Элфи садится у окна и рассматривает потолок и картины. Тут есть один особенно красивый портрет женщины, на который Элфи не может не обратить внимания – эта женщина сидит в саду, одетая в плотное светлое платье, и с улыбкой на лице смотрит на кого-то невидимого. – Это особенно красивый портрет, – говорит ей по-английски проходящая мимо пожилая дама. Чуткая Элфи, услышав акцент, отвечает на швейцарском немецком, и женщина широко ей улыбается. – Кто это? – спрашивает Элфи. – О, я не знаю, – говорит женщина. – Но я уверена на все сто процентов, что она влюблена. – Почему же? – Ты только посмотри, как она улыбается! Не говоря уже о том, как она выставляет свои ключицы. Ты много знаешь о рококо как о стиле, моя дорогая? – Что он… вычурный? И театральный? Пожилая леди качает головой. – Да, но дело не только в этом. Речь идет о праздновании женственности, женской сексуальности. Элфи переводит взгляд на картину. – Она выглядит очень милой, – говорит она, мысленно включая своё студенческое художественное зрение и подмечая мягкие, светлые цвета. – Любовь ей к лицу. – Как и тебе, – понимающе говорит женщина. – Простите? – Ты и твой парень – очень красивая пара, – говорит она. Элфи вспыхивает. – О, – только и произносит она. Женщина похлопывает её по плечу, подмигивает и неторопливо отправляется вдаль, а Элфи сидит там, ошарашенная, пока её не находит Артемис. --- За ужином она совсем тихая, и Артемис чувствует себя виноватым. Сегодня он зашел слишком далеко. Но он не знает, как загладить свою вину. Может, если он озвучит тот факт, что они держались за руки, это сделает всё только хуже? Должен ли он притворяться, что ничего такого не имел в виду? Я не хочу притворяться, – думает он с яростью, которая пугает его. – Так что же мы будем делать в Германии? – тихо спрашивает Элфи, поднимая голову от своего рёшти. Артемис цепляется за эту тему. – Кое-что, – говорит он, начиная загибать пальцы. – Сначала мы поедем во Фрайбург на пару дней. Это город, известный своими пешеходными тропами через Шварцвальд, они тебе должны понравиться. После этого однодневная поездка в Гейдельберг, а затем в Нюрнберг на выходные. И тогда мы сможем добраться до Дании на самолете. – Подожди, – хмурится Элфи. – Дания была перед самой Ирландией. Он пожимает плечами. – Ну, да. Но я действительно хочу задержаться в Норвегии на неделю. А потом мы уже возвращаемся в Ирландию. Она ужасно тихая. – Что случилось? Она пожимает плечами. – Я думала, что поездка будет дольше. Артемис улыбается, чувствуя неуверенность и тепло в её разочарованном тоне. – Нас не было почти два месяца, – отмечает он. Элфи тихо присвистывает и откидывается на спинку стула. – Я даже не заметила. – Ну, время быстро летит, когда ты хорошо проводишь его. – Это был прекрасный отпуск, – признается она. – Из тебя выйдет отличный турагент. – Я очень рад это слышать, – искренне говорит он, скрывая облегчение. Немного позже, когда они обсуждают период рококо, Элфи наконец расслабляется и рассказывает Артемису о той забавной пожилой леди, с которой она разговаривала в Библиотеке. – Ну, в каком-то смысле она права, – признает он. – Стиль рококо определенно женственный. – Я никогда не видела ничего подобного в искусстве, – размышляет Элфи. – Эльфийское искусство фокусируется совсем на других вещах. – Разве ваше классическое искусство не похоже на наше рококо? Она отрицательно качает головой. – Я думаю, что ближе всего к рококо будет Бирк`ад. – Ох, – говорит Артемис. – Слово, которого я не знаю. – Ты всего лишь человек, который свободно говорит по-гномьи, – смеется Элфи. – Всё в порядке. – И всё же, что это значит? Она хмурится, думая над ответом. – Самый близкий перевод, наверное, «быть красивым», – говорит она в конце концов. – Но это что-то более… конкретное. Это относится скорее к красоте тела. Иногда ещё его называют стилем Дира`ох. – Интимный стиль? Она кивает. – Большинство работ очень стилизованы. Это напоминает мне ту картину, которую ты мне показывал, там, где мужчина обнимал девушку. На нём ещё была золотая накидка с узорами, помнишь? Вот что-то вроде этого. – Звучит довольно хорошо. Климт – исключительный художник. Она опять пожимает плечами. – Это был совсем короткий период. Прошел как раз перед тем, как были изобретены технологии фотографий, в 1700-х. – Как моё имя звучало бы на гномьем? – хитро, но с любопытством, спрашивает Артемис. Элфи фыркает. – В Подземной Полиции у тебя и так уже есть одна кличка. – Не могу поверить, что ты мне не говорила об этом, – говорит он. – Ну и что это за кличка? – Это не я придумала, – говорит она ему, слегка краснея. – Понял. – Сон оуэн`ор, – говорит она неохотно. – Но я так не говорю. Он обдумывает это. – Это как-то связано с золотом, не так ли? – Примерный перевод – это «цыпленок, который жаден до золота», – подтверждает она, и он смеется. – Но некоторые из молодых фей, которые не особо много слышали о той истории с золотом, немного более… благодушные. – И как они меня называют? Она отводит взгляд. – Лиинкэ. Сокращение от Лии`нанкэрай. Артемис немного удивлен. – Любимец фей? Но затем он ещё немного думает. «Лии`нан» может переводиться как «любимец» или «любимый», но не как «высоко оцениваемый обществом», а скорее (в определенных контекстах, насколько он знает) как «возлюбленный». Элфи немного краснеет, так что Артемис подозревает, что в этом прозвище есть нечто большее, но не настаивает. Он и так сегодня натворил делов. --- В ту ночь они останавливаются в небольшом прибрежном городке около немецко-швейцарской границы, в небольшом коттедже с видом на Боденское озеро. Они накупили свежих фруктов, и, пока Элфи нарезает их и раскладывает по тарелкам, Артемис разговаривает по телефону с близнецами, которые с нетерпением ждут возвращения своего любимого эльфийского майора. – Мы с Элфи вернемся максимум через три недели, – уверяет он Беккета. Улыбающаяся Элфи, бросая взгляд на экран, видит, что мальчик обиженно надувается. – Но я хочу показать ей свои новые приемы дзюдо, – скулит Беккет. – Почему бы тебе не попросить Джульетту снять тебя? – тепло предлагает Артемис. – И я покажу это Элфи. – Нет, – вздыхает Беккет. – Я хочу опробовать это на Элфи. Она смеется. – Обещаю, что это будет первое, что я сделаю, когда вернусь, Бек, – громко говорит она. Артемис направляет камеру телефона на неё. – Твой брат не очень подходит для борьбы. – Что вы там до сих пор делаете? – недовольно спрашивает Беккет. – Осматриваем достопримечательности, – отвечает Артемис. – И много едим. – Вы ходили в Библиотеку монастыря Святого Галла? – спрашивает Майлз, слегка отталкивая брата в сторону. – Да, – кивает Артемис. – Элфи не очень понравилось. – Что за Библиотека? – спрашивает Беккет. – Очень старая библиотека, – говорит ему Майлз. – Папа говорит, что она очень красивая. – Да, – защищаясь, говорит Элфи. – Мне не так уж и «не понравилось». – А Джульетта сказала, что ты взял Элфи в эту поездку, чтобы – – Ну, моя очередь, – торопливо говорит Джульетта, забирая у них телефон, и камера хаотично скачет, пока не останавливается на её лице. – Как там поживают два моих самых любимых друга? Как вам Швейцария? – Много старых зданий, – провозглашает Элфи. – И странных статуй. – Тебе понравился Берн, – протестует Артемис. – Ты сказала, что статуи смешные. – Давай начистоту, Арти, – говорит Джульетта. – Ты ведь не замучил её до смерти своим занудством? – Конечно, нет, – возмущенно говорит он. – Что скучного в архитектуре семнадцатого века? Джульетта переводит взгляд поверх головы Артемиса и многозначительно смотрит на Элфи. – Всё было прекрасно, – уверяет Элфи. – Ну, хорошо, – удовлетворенно говорит она. – Дворецки немного беспокоился, что Артемис будет просто таскать тебя от здания к зданию. – Неужели никто не верит в меня? – ворчит Артемис. – Артемис был очень чутким, – говорит, улыбаясь, Элфи. – Готова поспорить, что был, – отвечает Джульетта странным тоном. – А теперь моя очередь, – раздается откуда-то низкий, слегка нетерпеливый голос, и камера, которую явно выдернули из рук Джульетты, останавливается на лице Дворецки. – Дворецки! – радостно приветствует его Элфи. – Я рад слышать, что у вас всё хорошо. Как Минерва и Кэти? – О, прекрасно, – говорит она. – Счастливы и влюблены. – Замечательно. Артемис, твои родители передают привет из Америки. Они в последнюю минуту отправились на одно благотворительное мероприятие, но должны приехать к тому времени, когда вы с Элфи вернетесь домой. Элфи не может это объяснить, но то, как Дворецки говорит «домой», то, как он включает в это слово и её, согревает её сердце. По какой-то причине, это также заставляет её немного нервничать. – Мы вернемся через девятнадцать дней, – подтверждает Артемис. – Ещё раз спасибо тебе за помощь. – С удовольствием, – серьезно говорит Дворецки. – Ладно, я пока уложу этих сорванцов спать. До связи. Он отключается, и Элфи переносит фрукты в маленькую гостиную. Свет горит только на кухне, так что в гостиной царит уютный полумрак, и через огромное окно они могут видеть озеро и россыпь звезд. – Что ты планируешь делать, когда мы вернемся? – спрашивает её Артемис, беря клубнику. Она пожимает плечами. – У меня ещё примерно полтора месяца отпуска. Я ещё не думала над этим. – Можешь остаться у нас, – предлагает Артемис. – Очень мило с твоей стороны, – говорит она, и это правда. – Но я, наверное, поеду в Гавань. Понянчусь с детьми, пойдем куда-то с Мульчем. – Да, конечно, – говорит Артемис (и это её воображение или он выглядит немного разочарованным?). – Может быть, ты мне когда-нибудь покажешь ночную жизнь Гавани? Она смеется, представляя это. – Конечно. Не могу представить, что может пойти не так. Диван, на котором они сидят, маленький, поэтому Артемис немного толкает её бедром, когда он разворачивается к ней лицом. – Я серьезно, – говорит он, доставая другую ягоду. – Если я смог провести тебе тур по Европе и не навлечь на нас неприятности, я определенно могу поехать и в Гавань. – Да, быть на полметра выше всех остальных, вовсе не будет логистическим кошмаром. – Мы можем пойти посмотреть ту ужасную экранизацию нашей первой встречи, – предлагает Артемис, и Элфи стонет. – Я лучше умру, – заявляет Элфи. – Во-первых, актриса слишком красивая. Артемис поднимает бровь. – Но ты тоже красивая, – говорит он. – Потрясающая, на самом деле. Элфи чувствует, как кровь приливает к её щекам, и решает не зацикливаться на этом. – Не говоря уже о том, – добавляет Артемис, – что её красота не помешала ей победить Большого и Страшного Вершка. – Нет, но её каблуки и обтягивающая униформа, – протестует Элфи. – Этот фильм – это настоящее зверство. И даже не начинай про тот пародийный порносиквел – Она обрывает себя на полуслове. Артемис неотрывно смотрит на неё. – Что-что? – радостно спрашивает он. Элфи поднимает руки вверх. – Я этого не говорила. Я вообще ничего не говорила. – Если ты не уточнишь это утверждение, – говорит он, – я спрошу Мульча. Элфи заливается краской, представляя, как Мульч отреагирует на это. – Ладно, ладно. В общем, в Гавани есть одна порнографическая компания, специализирующаяся на фильмах для взрослых, которые, ну… пародируют известные фильмы. – Я знаком с этой концепцией, – нетерпеливо говорит Артемис. – И, возможно… возможно, они сняли и выпустили к «Элфи Малой: дело Фаула» сиквел с таким же отвратительным названием, – она делает глубокий вздох. – Ну, в общем, он называется «Целка Малой: испытание Фаулом». Артемис начинает смеяться. – Как-как он называется? – В общем, по сюжету проходит несколько лет, и я там показана, как сексапильная судья, которую ты соблазняешь, чтобы сократить свой тюремный срок. Артемис рыдает от смеха. Элфи терпеливо ждет, пока он успокоится. – Это ужасно, – наконец говорит он, вытирая слезы и пытаясь отдышаться. – И мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с этим, – искренне добавляет он. – Могу себе представить, что это было достаточно неприятно. – О, что ты. ЛеППРКОН подал на них в суд и легко выиграл. Жеребкинс дополнительно запустил программу для расширенного поиска, чтобы уничтожить все копии, которые остались, – Элфи гримасничает. – Но эти несколько дней были крайне неприятными. – Когда это произошло? – спрашивает Артемис. Она пожимает плечами, отводит взгляд. – До твоего возвращения, – тихо говорит она, и Артемис сразу понимает, о чём она говорит. – Прости, что рассмеялся, – говорит он так же тихо. В ответ она смеется сама. – О, ну теперь это смешно, – признается она. – Тогда – не настолько. Она помнит всё это: помнит, как проснулась от звука сообщения от Мульча, который ей всё рассказал. Она сразу же отправилась на работу, прямиком в Судебно-Процессуальное Управление, и написала иск. Следующие два дня новость о фильме распространялась как лесной пожар – не потому, что люди поверили хоть чему-то оттуда, а потому, что он был настолько ужасно снят, что стал мемом – но затем Жеребкинс получил разрешение прикрыть лавочку этой студии после очень поспешного и однозначного решения суда. Элфи провела эти дни в своей квартире, притворяясь, что ничего не случилось, и что её друг не лежит, мертвый, под землей. Возможно, это отражается на её лице; Артемис ободряюще прикасается к её плечу. – Ну, теперь я здесь, – говорит он. Она фыркает. – Да, надо предполагать, так и есть. Он совсем легонько похлопывает её по плечу, а затем собирается забрать руку, но Элфи перехватывает её. И они держатся за руки. Снова. Строго платонический знак благодарности, – говорит она себе. – Я рада, что ты вернулся, – внезапно охрипшим голосом говорит она, глядя на его изящные кисти рук. Она может почувствовать, как ускоряется его пульс – обычно более медленный, чем у неё. Но его лицо не выдает ничего, кроме тепла. – Как и я, – говорит Артемис. – Спасибо, что не вытерла лоб, – добавляет он, и она смеется. – Да. Должна сказать, это был не самый надежный твой план. Он пожимает плечами. – Ну, в конце концов это сработало. Они разделяют руки, но оставляют их на диване, достаточно близко друг к другу; пальцы Артемиса иногда задевают её пальцы. Они сидят в тишине, едят фрукты, смотрят на проплывающие мимо лодки, наблюдают за рябью воды, за отражениями луны и звезд. – Можешь забрать последний кусок яблока, – говорит Артемис. – Нет, спасибо, – автоматически отвечает Элфи. Но она сразу об этом жалеет, потому что яблоки были действительно хорошими. – Почему бы нам не поделиться, – предлагает Артемис и откусывает немного от ломтика, а вторую половину передает ей. Элфи принимает яблоко очень нерешительно; её щеки вспыхивают. Артемис вообще знает, что означает этот жест в эльфийской культуре?.. Конечно, нет, – ругает она себя. – Мы же никогда не делились едой. Одно дело – разделить тарелку с едой, но другое – поделиться чем-то, что укусил другой человек. Это то, что делают возлюбленные, это что-то интимное и весомое. Если бы Артемис был эльфом, и она бы съела этот ломтик, это было бы равносильно принятию ухаживания. Но Артемис не эльф, – напоминает она себе. – Ты опять ведешь себя странно. Она ест яблоко и делает вид, что не краснеет всё время. --- Через секунду после того, как Артемис предлагает ей вторую половину яблочного ломтика, он вспоминает, что Элфи – эльфийка, и что это предложение имеет свои, чрезвычайно важные, культурные коннотации, которые он совершенно не учел. Но прежде, чем он может признать свою ошибку и сыронизировать над ней, Элфи принимает яблоко. И она неустанно краснеет, и она даже не указывает на его культурную бестактность, чего раньше не чуралась – и если раньше возможность того, что они потенциально могут быть вместе, была примерно двенадцать процентов, то сейчас это – тридцать девять. В эту ночь, когда Артемис лежит в постели, ему приходит в голову, что это, возможно, не такая уж и надуманная возможность, и он засыпает с сердцем, переполненным теплом, улыбаясь в подушку как идиот.