И Сицилиана заиграет вновь

      На протяжении 17 лет Тобиасу Регбо казалось, что он проживал не свою, а чужую жизнь. Хватало и того, что он родился аккурат в день смерти родителей - и, в отличие от большинства соседей, не имел никакой возможности даже поговорить с ними - даже по телефону, как Терри периодически слал куда подальше своего отца, когда тот звонил сыну в период между запоями. Джейми пытался подбадривать его - в своей манере, конечно. Хлопал по плечу, затягивался сигаретой и выливал жалобы на своих родителей. Кэмпбеллы были неплохими, просто почти все время пропадали на работе - но Тоби не видел в этом ничего страшного. Ведь у Джейми они хотя бы были.       Дед был его единственной семьей. Он старался лишний раз не говорить о трагедии, произошедшей 22 ноября 1990 года - учитывая, что в этот самый день погибла его дочь и мать Тобиаса. Он даже дарил внуку подарки и пытался как-то это все отпраздновать, но чем старше становился мальчик, тем более невыносимо ему становилось и тем яснее он осознавал, что все это бессмысленно и лишь добавляет нового горя. Последний свой день рождения он провел на могиле родителей, после чего напился в компании Джейми, который позже отволок его пьяную тушу домой. Дедушка не сказал ему ничего - наверное, и нечего было говорить. Тоби не питал любви к алкоголю, но в тот самый день он помог забыться, помог отвлечься от точащей вины, от вечного напоминания о том, что его первой колыбелью стала могила матери и отца. Тоби ненавидел мироздание.       Конечно, в его жизни были не только ненависть и тоска. Было много хорошего. Дед заботился о нем, прививал интерес к учебе, возил в разные места - даже за границу. У него были неплохие отношения с соседями, он с детства дружил с Джейми, который постоянно возил его на своем байке. Пару раз тот пытался познакомить его с девушками - но ничего не выходило. Может, те девчонки были просто не в его вкусе, а может просто пока рановато. Тоби не чувствовал в себе интереса к девушкам - да и к парням, в общем, тоже.       Впрочем, определенный интерес он испытывал к новому преподавателю истории, мистеру Гриндевальду. Возможно, все дело было в том, что мужчина умел заинтересовать и был чутким, внимательным учителем. Кроме того, Гриндевальд подружился с его дедом, когда подвез задерганного Тоби домой - с тех пор периодически появлялся в их доме - по большей части, просто подвозил Тоби из школы, подкидывал ученику интересные книги по истории древнего мира и пил чай с его дедом. Тоби чай не любил, ему нравился кофе.       Такое внимание со стороны преподавателя напрягало Джейми - тот даже попытался завести шарманку про «чрезмерный интерес к молоденьким мальчикам» - но Тоби знал, что со стороны друга это была банальная человеческая ревность. Гриндевальд был очень внимательным ко всем, кому предстояло сдавать историю в конце года, не был слишком строг к откровенным лодырям вроде Джейми. Хотя, возможно, Тобиас просто бегал от своего интереса. В последние несколько дней он постоянно ловил себя на смущении и волнении в присутствии учителя. Его голос то и дело дрожал во время ответов, он с трудом справлялся с волнением во время докладов, хотя Гриндевальд никогда не указывал ему на это.       Тобиасу было нелегко находиться совсем рядом с мужчиной, когда тот подвозил его домой, когда приближался к его парте во время уроков, когда сидел в их гостиной. Мальчик не мог полностью расслабиться в обществе Гриндевальда, хотя было очевидно, что тот просто проявил сочувствие и чуткость - тем более, как оказалось, их объединяет трагедия, произошедшая семнадцать лет назад. Нет, учитель не говорил с ним о смерти любимого человека, зато об этом проболтался дед - как бы между делом, когда нахваливал статью Гриндевальда об особенностях революционных настроений в Европе и Восточной Азии в 30-е годы прошлого века. Дед часто упоминал важные вещи по ходу дела. Потеря любимого, по мнению Тоби, была самой страшной трагедией, которая могла случиться с человеком - и с того момента Регбо начал подмечать застарелую, истлевающую, но все еще живую тоску в глазах мужчины.       Чаще всего он мучился проблемами со сном. Кошмарные сны. Не каждый день, но раз-два в неделю они преследовали его с раннего детства. Он не мог понять почему. В этих снах он был другим человеком, смотрел его глазами и немного проживал его жизнь. Он не знал, как этого человека зовут, но знал, что у него не было родителей, зато были брат и сестра - а еще у него был любимый. Тоби никогда не видел его лица, но знал, что он очень красивый и что он его любит - вернее, того человека, которым Тоби был во сне. Поначалу Тоби находил это забавным, спустя некоторое время он от этого устал. Зачем ему кадры чужой жизни? Чужой счастливой жизни - жизни незнакомого человека, той, которой, может и нет, а все происходящее - просто игра воображения. Эта жизнь - не его, а этот незнакомец из сна любит не Тоби, а того, кто существовал во сне.       В этот раз сон начинался спокойно - он шел в направлении вокзала, вот загорелся зеленый свет светофора - и предвкушение встречи с любимым человеком охватывало его. Один момент - визг колес, крики людей, и последнее, что он видит - искаженные ужасом любимые карие глаза. Регбо резко проснулся. Лоб покрывала мелкая испарина, дыхание с трудом восстанавливалось. Его рука буквально горела. Она как будто отваливалась. Вскочив с кровати, он включил свет и посмотрел на руку. На запястье темно-зеленым цветом переливалась метка соулмейта. В шоке прижав руку ко рту, Тоби сполз по стене. По общепринятому мнению, метки появлялись в раннем детстве, но ему, внуку профессора антропологии, было известно, что это далеко не так. Были известны случаи, когда метки появлялись и в 20, и в 30 лет, и даже когда человек уже завел семью - особенно трагичным это становилось, если у партнера соответствующего знака не было, а еще метка изредка и перед смертью проявлялась. Мироздание было жестоким.       Оправившись от шока, Тобиас принялся разглядывать метку. Она была странной. Обычно это были красивые узоры, частенько - животные и птицы, а вот геометрические фигуры встречались редко. Тем не менее, запястье Тобиаса украшал треугольник, в который был вписан круг - и обе фигуры были разделены линией. Удивительно. Наверное, стоит поискать соулмейта. Но делать это точно не сегодня. Не в день смерти родителей. Дед очень удачно отъехал на конференцию антропологов в Белфаст, поэтому Тоби планировал навестить могилу матери и отца, а после зайти к Джейми и попросить что-нибудь горячительное.       Приняв холодный душ и выпив крепкий кофе, Тоби вышел из дома, предварительно надев напульсник на метку, и рубашку с длинным рукавом. Это все будет также скрыто тканью пальто, но Регбо был параноиком. До кладбища он добирался тремя автобусами, а после еще около километра шел пешком. Было раннее утро, хотя для тех, кому необходимо навестить тех, кто здесь захоронен, не существовало ни дат, ни времени суток.       Он в шоке застыл, увидев среди родных могил знакомую фигуру. Тот стоял на коленях, видимо, не страшась запачкаться и выдергивал сорняки. Что он делал у могил его родных? Поборов смущение, Тоби не спеша подошел к могиле, у которой сидел его учитель. - Мистер Гриндевальд? Мужчина поднялся на ноги. - О, здравствуйте, Тобиас. Вы уж извините, что я здесь. Мальчик покачал головой. - Не за что извиняться. В конце концов, это свободная страна. Не думаю, что вы на кладбище развлекаться ходите, - сказал Тоби и положил на могилу гиацинты - рядом с четырьмя красными розами. - Я не знаю, как родители относились к розам. Но розы красивые. Дед рассказывал, что отец всегда дарил матери гиацинты. Она не то чтобы очень любила гиацинты, она не любила цветы вообще - но всякий раз она радовалась, всякий раз она была счастлива. Она любила минералы, у нас даже сохранилась коллекция каких-то обрезков. Она мечтала о карьере в сфере геологии, как и мой отец. Кто знает, сколько бы камушков стало бы в доме, останься они живы… - Тоби как будто задыхался.       Он не был уверен, что мистер Гриндевальд все еще стоял у могилы. Говорил он в пустоту. Он часто говорил в пустоту, воображая что его родители здесь, что они его слышат и видят, что они поддерживают его - хотя бы молчаливо, хотя бы на миг выбравшись из того мира, из которого нет возврата. - Я часто воображаю, что было бы, будь они живы. Наверное, их часто не бывало бы дома. Знаете, Джейми часто жалуется на отсутствие родителей, на их периодические нотации и на шлепки по губам, за то, что он курит, и я еле сдерживаюсь, чтобы не врезать ему, чтобы не прокричать прямо в лицо: «Очнись, идиот! Они у тебя есть! Они тебя любят! Они просто хотя бы живы!». Черт, это так несправедливо, знаете. Думаю, вы знаете… Почувствовав руку на своем плече, Тоби обернулся. Мистер Гриндевальд стоял рядом, сжимая его плечо. В его уставших глазах, помимо жалости и сочувствия, было невыносимое понимание. Стоя настолько близко, он заметил, что темные волосы испещрены сединой. - Мистер Гриндевальд, а вы тут ради кого? - памятуя о трагедии учителя, спросил Тоби. Гриндевальд замялся и потер подбородок рукой. - На этом кладбище могила моего любимого, - едва слышно ответил он. - А я… я могу сходить к ней вместе с вами?       Тоби не был уверен в правильности своего решения. Но он чувствовал себя по меньшей мере обязанным также молчаливо поддержать мужчину, разделить с ним его горе и печаль - учитывая, что у них отняла самое дорогое одна трагедия. - Конечно, Тобиас. Конечно, пойдемте, - Гриндевальд печально улыбнулся и пошел в сторону, жестом приглашая парня присоединиться.       Несмотря на то, что кладбище было довольно большим, могила человека, к которому пришел Геллерт Гриндевальд, оказалась недалеко от могилы его родных - неудивительно, ведь они умерли буквально в один день. Учитель тем временем подошел к памятнику и положил на могилу неясные цветы. Тоби не был силен в ботанике. - Что это за цветы, мистер Гриндевальд? - Боярышник. Каждый год я ношу сюда разные цветы, с близким значением. Он не понимал язык цветов, да и вообще, не слишком был силен в ботанике, но это важно для меня. Боярышник - символ надежды. Надежды, наверное, на то, что спустя столько лет я наконец смогу жить, не оборачиваясь на прошлое - и надежда на то, что он ждет меня, где-то там, откуда нет возврата.       Тоби посмотрел на могильную надпись, которая гласила: «Альбус Дамблдор. 1966-1990». С фотографии смотрел красивый, безумно красивый молодой мужчина. В его голубых глазах светилось счастье и любовь - Тоби не сомневался, что объектом этой самой любви был мистер Гриндевальд. - Такой молодой… - прошептал Тоби. - Да, он был так молод, - как-то пусто отозвался Гриндевальд, - любил сладкое, историю, Баха… Тоби вздрогнул. - И меня, - продолжил учитель, - как ты любил меня, Альбус, - мужчина прижался рукой к фотографии на плите, - как же мы любили друг друга. А я, знаешь, Альбус, я все еще работаю учителем, хотя всегда подшучивал над тобой за глупую мечту. У меня даже получается. У меня прекрасные ученики, Альбус. Альбус, один из них сегодня со мной - это Тоби. Своим рвением даже напоминает тебя. Он прекрасно разбирается в истории, да и не только в ней. Он такой умный, он бы тебе понравился, Альбус. Альбус, тебя так не хватает. Даже после всех этих лет…       Мистер Гриндевальд поднялся с колен и повернулся к Тоби. В его глазах отражалась тоска, печаль и безнадежность. Парень не представлял, каково это - жить без любимого человека вот уже столько лет. Иметь столько планов, перспектив, знать, что рядом с тобой - твоя истинная вторая половина, человек, роднее которого в мире нет - и в одно мгновение его лишиться. Не в силах больше смотреть на отражающуюся в карих глазах тоску, Тоби порывисто обнял мужчину. Не было сказано ни слова - и неизвестно, сколько они так стояли, обнявшись. Регбо чувствовал, как учитель дрожал в его объятьях, сомкнув руки на спине настолько сильно, что юноше стало больно, и было трудно дышать, но он не стал говорить ничего. Мистеру Гриндевальду были необходимы эти объятия, эта молчаливая поддержка, это присутствие человека, наверное, единственного в мире способного разделить с ним его горе. Мужчина дрожал, и Тоби был готов поклясться, что он плакал - но не сказал ни слова, чувствуя слезы, зарождающиеся в глубине его души. Наверное, надо закричать и завыть, но сил хватало только на это. Когда они вышли с кладбища, Тобиас хотел было направиться в сторону остановки, но учитель остановил его: - Подвезти вас до дома, Тобиас? Сюда трудно добираться на общественном транспорте. Запустив руку в волосы, Тобиас сжал губы и покачал головой. - Спасибо, мистер Гриндевальд, но я пока не хочу домой. Я… Гриндевальд мягко усмехнулся. - Хотите выпить? - Я… ну… - Слушайте, дело ваше. Просто хотел предложить выпить вместе, у меня. Поверьте мне, Тобиас, в такие моменты трудно быть одному. В надежном месте вам алкоголь не продадут, а у меня неплохая коллекция. Если вам станет плохо, то это будет там, откуда вас не прогонят и где вы будете в безопасности.       Не зная почему, Тоби согласился. Возможно, просто не хотел спорить. Возможно, просто хотел быть рядом с человеком, который понимает его горе, который пережил ту же трагедию, что и он сам. А может, он просто хотел провести больше времени с мистером Гриндевальдом.       Уже сидя в его седане и облокотившись лбом о стекло автомобиля, Тоби спросил учителя: - А вы просто положили цветы на могилу моих родных? Или вы что-то им говорили? Гриндевальд печально улыбнулся и просто ответил: - Говорил. Почти то же самое, что и Альбусу. Я рассказывал им о том, что их сын вырос прекрасным, талантливым человеком. Что его ждет большое будущее. Что они могут им гордиться, как горжусь им я, - голос мужчины дрожал, как будто он едва сдерживал слезы.       Тоби же не смог сдержать свои и позорно разрыдался. Он был безмерно благодарен мистеру Гриндевальду за его молчаливую поддержку и за то, что не оставил его одного в этот день. Горе и безумная признательность захлестнули его настолько, что он не замечал боли в запястье.