Инфицированы любовью

      Слишком яркая луна светила в окно. Шторами мы так и не обзавелись, да и не видели в этом смысла, заглядывать к нам в окна на пятом этаже, кроме луны, некому, а спать нам луна не мешала. Впрочем, когда мы проваливались в сон, мы, обычно, были так утомлены, что и солнце светящее в глаза не заметили бы.       В свете луны тело Славы было почти сияющим. Длинная шея, плоский, даже немного впалый живот, возбуждённый член прижат к животу, губы закушены, на лице болезненная гримаса удовольствия. В позе наездника он смотрелся особенно хорошо. И раздражённо шипел, когда я пытался навязать ему свой ритм. Отталкивал мои руки, и двигался нарочито медленно. Впивался в мои плечи почти до синяков, наклонялся и целовал, почти кусая. Это было горячо. Так горячо, что я, даже являясь участником сего действа, себе завидовал. А Слава только сверкал глазами, как кот и улыбался. Долго я такую пытку я не выдержал, все его попытки разнообразить нашу сексуальную жизнь – как он это называл, усмехаясь, но при этом краснея, – заканчивались одинаково. Он в коленно-локтевой, я вколачиваюсь в него в каком-то безумном исступлении, крепко зафиксировав бедра, чтобы он двигался только так, как я хочу. Разрядка наступает слишком быстро. Иногда он сходит с дистанции даже раньше меня, и я кончаю под приглушённый довольный всхлип.       Силы не остаётся даже, чтобы дойти до кухни, чтобы глотнуть воды и выкинуть в мусорку презерватив. Бросаю резинку на пол, возле дивана, туда же Слава скидывает полотенце, которое неизменно берёт в постель, чтобы вытереть себя и меня и не испачкать простынь, накрывает нас одеялом и прижимается ко мне. Так мы и засыпаем уже который вечер. Обычно, не обмолвившись ни словом.       Хотя днём мы теперь стали разговаривать, по-прежнему обходя темы болезни и наших неожиданных отношений. Об институте, кино, политике. О чём угодно. Но осторожно, не выходя за невольно установленные границы. И темы наши далеко не постельные, поэтому я удивился, когда Слава вдруг сказал, вместо того, чтобы заснуть как обычно:       – Как-то легко ты принял свою гомосексуальность.       – Я не пидор, – проговорил я, понимая, как странно это звучит, учитывая то, что я его обнимаю, и даже поглаживаю по голой спине, а он лежит щекой у меня на груди, и его пальцы легонько щекочут мой живот. – Меня никогда не привлекали парни.       Слава отстранился, чтобы заглянуть мне в лицо. Я почему-то думал, что он обиделся. Но он, как ни странно, улыбался. Ехидно улыбался.       – Ох, мне очень неловко тебе это говорить, Артём. Но ты должен знать, – трагическим тоном, начал Слава и, придвинувшись ещё теснее, проговорил мне в ухо: – Если ты случайно не заметил – я не девушка. Больше тебе скажу: я – парень. И ты тоже парень. И мы – два парня – сейчас занимались сексом, а значит, что мы геи. Или, если тебе привычнее другое обозначение, – пидоры. Оба.       Что возразить, я не знал. Он загнал меня в логическую ловушку, но думать о том, что я гей, я упорно отказывался. Почему-то я был абсолютно убежден, что то, что я сплю со Славой, не делает меня пидором. Вообще не навешивает на меня какие-то ярлыки и не дает мне определений. Пидор этот тот, кто нарядившись в женские шмотки кричит на площади, что имеет право трахаться прилюдно. А я нормальный. И это моё дело с кем я сплю.       Но не зря я прежде иногда зависал на Славиной странице, читая бессмысленные сводки их бессмысленных тусовок. Нужный термин, с которым я готов был смириться при обозначении себя, всплыл в памяти.       – Я не гей, – упрямо сказал я. – Я би. И, несмотря на то, что я сплю с тобой, мне нравятся девушки.       Теперь Слава обиделся. Отпрянул от меня, забрав с собой одеяло.       – Ну и шёл бы к своим девушкам! Чего ко мне прицепился? Ах да! Ты же благородный герой, болезнь в массы не понесешь… Но я уверен найдётся с десяток таких, кто согласится даже заразиться, но потрахаться с тобой!       Я потянул одеяло обратно, а вместе с ним и Славу.       – Мне пока и с тобой нормально, когда ты молчишь, конечно. Не нагнетай, а?       – Достало всё! – устало вздохнул он. – Не хочу такой жизни! – Слава не вырвался, молча повернулся к стене и затих.       – Надо бы в больницу пойти… – начал я разговор, который он обычно обрывал на первых же фразах. – Лечение же какое-то положено. Диагностика. Диета, может… Одному идти в этот центр Спида мне был как-то стрёмно. Но Славе видимо было стрёмно идти туда и со мной.       – Я фаталист. Придёт срок – умру, – буркнул он, не поворачиваясь. – Не хочу, чтобы на меня пальцем показывали и жалели. Или смотрели осуждающе. Может, ограбим банк и поедем в путешествие?       Я не понял, шутит он или нет, и осторожно ответил:       – Или в тюрьму…       – Ага, там таких как мы любят! – усмехнулся он. – Ну, или таких, как я, а ты до последнего будешь кричать, что по девушкам.       – Ладно, давай спать, – решил я прекратить этот бессмысленный разговор. – У меня завтра экзамен.       – Живой мертвец тянется к знаниям. Комедийный триллер, – прокомментировал Слава.       Меня его подколы не задевали. Учеба связывала меня с той прежней нормальной жизнью, и бросать институт я не собирался. К тому же не приходилось врать родителям во всём. Мама всегда интересовалась: как дела в институте и не простыл ли я. Живу ли я в общаге, как моё состояние здоровья в целом и с кем я встречаюсь, она никогда не спрашивала.       – Тебе бы тоже стоило появиться в институте. Ты подумал по поводу академа?       – Я думаю по поводу похорон, что мне академ?       – А если серьёзно? – не отставал я. – Что ты собираешься дальше делать? До похорон ещё дожить как-то надо.       Слава тяжело вздохнул и повернулся, уставившись мне прямо в глаза.       – Буду искать какую-нибудь работу, чтобы скоротать время до смерти. Я не вернусь в институт. Какой смысл? Заберу документы. Хотя, не хочу там появляться, сами выкинут, когда отчислят.       – Давай я заберу твои бумаги? – предложил я. – Всё равно каждый день там бываю. Люду, секретаршу деканата, я знаю, она мне отдаст.       – Ага, и даст, – хмыкнул Слава. – Тебе оно надо, чтобы моё и твоё имена связывали? Эта же Людочка разболтает всем с подробностями и прикрасами. Пойдут слухи. И от тебя тоже будут шарахаться как от чумного. Хотя почему как…       – Но там же твой аттестат, данные… Вдруг они родителям твоим позвонят?       Слава тоже периодически созванивался с матерью и старательно ей врал, что готовится к зачётам, тоже скрывая и болезнь, и своё переселение из общаги.       – Я сам схожу, Артём, – тихо проговорил он. – Когда всё успокоится. Наши на каникулы уйдут, и схожу. Не хочу сейчас в институт. И всё не хочу об этом говорить. Спи. Раз уж завтра намерен идти на этот идиотский экзамен.       И он подкатился ко мне под бок, привычно обнимая. А я, обнимая его в ответ, подумал, что если бы не чёртова философия с её смертельной скукой, то я бы, наверное, был сейчас здоров. И как бы сдержаться и не вмазать завтра философу, если он вдруг начнёт выпендриваться и не поставит мне хотя бы трояк.       ***       Сессия подошла к концу. Каким-то чудесным образом я закрыл её всю. Хотя особенно не готовился, пофигистическая философия Славы делала своё дело. Я периодически задумывался о бренности всего и вся и предпочитал учебника бездумное валяние в кровати со Славой. Иногда эти валяния перерастали во что-то большее, и нравились мне куда больше, чем зубрёжка. Поэтому зачётка украсилась только тройками. Но мне было плевать, копеечная стипендия ситуацию не спасёт. Надо искать подработку. Грузчиком идти? Или, может быть, вышибалой куда-нибудь возьмут? Месяц заканчивался, меньше чем через неделю платить за квартиру, а денег нет. И у Славы, кажется, тоже.       Ехать домой? Слава как-то упоминал, что, наверное, поедет к матери. Но переживал, что может сорваться и рассказать ей о том, что инфицирован. Что для неё это будет ударом, мать даже не знает, что он институт бросил.       Я тоже не представлял, как поеду домой, как буду смотреть в глаза родным, делать вид, что всё по-прежнему. Поход в больницу, чтобы получить какие-нибудь рекомендации и лекарства, мы решили отложить до последнего. Пока никакие боли и недомогания не мучили. Я даже продолжал ходить на тренировки и чувствовал в себе ту же силу, что и раньше. Но с ужасом ждал, когда меня начнёт одолевать слабость и боль в мышцах. Всезнающий интернет обещал, что это неизбежно.       Но пока я оставался бодр и на ринге выкладывался по полной. Тренер был доволен. Тем более, что я победил в очередном районном турнире. Но радовало меня даже не первое место, а то, что до соревнований меня допустили по результатам прошлого медосмотра.       – Осенью на область пойдёшь, – мечтал тренер. – А там и дальше куда. И призы там нормальные.       Я не хотел его расстраивать и говорить, что это уже всё не для меня. И осенью я вряд ли вернусь в клуб. И мультиварка, которую мне вручили за победу на этом турнире – главное достижение моей спортивной карьеры.       Домой я возвращался мрачнее некуда. Хреново ведь жить без будущего. О том же, что всё тлен и мы всё равно сдохнем, кто-то пел под гитару в переходе. Пел довольно приятно, душевно, я даже хотел кинуть в чехол полтинник, кинул бы сотню, но сотни у меня нет, только мультиварка под мышкой. Интересно, музыкант сильно офигеет, если я вручу ему мультиварку? Или нет, это щедро слишком. Славе унесу, он жаловался, что кастрюль нормальных нет.       Впрочем, когда я дошёл до противоположного конца перехода, где пели, вопрос с подаянием отпал, пение прекратилось и там намечалась драка. Два пацана наезжали на третьего, того самого, что пел. Явно шпана хотела отжать у музыканта денег. Вечером переход довольно безлюдный. Но в час пик, мальчишка, наверное, что-то да заработал. Я ускорил шаг. И подоспел как раз, когда один и пацанов, приложил музыканта со все дури в стену. И в охнувшем и сползающем на пол певце я узнал своего непутёвого сожителя, который вместо того, чтобы добропорядочно ждать меня дома с горячим ужином, шлялся по переходам в поисках приключений.       Слава меня тоже увидел, вытер кровоточащий нос и попытался подняться мне навстречу. Но я молча сунул ему в руки мультиварку и, не сбавляя шага, направился к тем двоим, что выгребали из чехла деньги.       – А ну на место положили и свалили отсюда оба, – миролюбиво проговорил я.       Они с недоумением уставились на меня. Оба так себе, соплёй перешибёшь, но, видимо, недавняя победа их опьянила, и они решили со мной поспорить.       – А ты кто? Чего хочешь?       Но в диалог вступать у меня не было ни настроения, ни терпения. Поэтому я отправил в нокаут того, что стоял рядом и пнул под зад, по направлению к выходу, того, что выронил чехол. Он послушно сбежал. Не знаю, сколько денег они успели забрать, но я сунул поверх оставшегося гитару, взял её в одну руку, другой рукой поднял с пола испуганного и растерянного Славу, прижимающего к себе мультиварку и потащил всё это домой.       – Что ты с ним сделал? – вцепился в мою руку Слава, когда мы проходили мимо первого моего противника, то есть жертвы. – Мы не можем его тут бросить…       – Он уже почти очухался, – мрачно отметил я, не сбавляя шаг. Парень уже начинал шевелиться, я же не зверь какой-нибудь. – Я его не в полную силу даже.       Слава ещё что-то возмущённо бормотал, но послушно переставлял ноги. А я пытался подавить злость, чтобы не вернуться и не приложить этого урода ещё раз. А если бы я не пришёл, Слава бы сам кинулся в драку? Вдруг бы они его покалечили?       – Какого хрена? – спросил я, едва закрыл за собой дверь. Я всю дорогу сдерживался, чтобы не устраивать разборки на улице.       Слава молча прошёл в ванную, смывать кровь.       – Какого хрена ты попёрся в переход? – шагнул я за ним следом. – Да ещё один?       – А что мне с телохранителем на работу ходить? – огрызнулся он.       – Это что, работа - петь в переходе?       – Это хоть какие-то деньги приносит! И лучше, чем торчать в четырех стенах. Но на квартиру я не насобирал. И, благодаря тебе, вернуться туда возможности больше нет. Какого хрена ты на людей бросаешься?       – Они бы тебя избили и отобрали все деньги, – мрачно сказал я. – Просто так не встанешь на улице петь, все точки поделены.       – А то я не знаю! Это была их точка. Я просто пою лучше и предложил повысить доход, а деньги поделить пополам.       – А они такие честные и согласились?       – Они мне заплатили, хоть и меньше, чем договорились, - он склонился над раковиной, оттирая кровь с лица.       – И нос тебе расквасили.       – А ты вообще их чуть не убил. Нормальные они парни, выпили просто, на радостях, что я так много заработал. Завтра бы извинились.       – Ну уж прости, не знал, что вы друзья!       Я ушёл на кухню. Но есть не хотелось. Сел на подоконник, глядя в окно. Да уж, ввязался в драку с противниками, которые заведомо слабее, с музыкантами, судя по всему. Покалечил, не за что, можно сказать.       – Ладно, не парься, они тоже могли бы подумать, прежде чем руки распускать, и предположить, что у меня есть крыша, – Слава улыбаясь присел рядом и хлопнул меня по колену. Злиться расхотелось. Он на меня вообще странно влиял.       – Много хоть заработал?       – На билет домой, наверное, хватит. Нам ведь съезжать в четверг… – Он нерешительно замялся. – А ты? Ты домой поедешь? Я знаю, у тебя билет дороже намного выйдет. Но попробуем насобирать. Или, может быть... Может быть, ты со мной поедешь?       – К тебе? – с недоумением уточнил я.       – Ну да, я вообще-то уже сказал маме, что приеду с другом, - быстро проговорил он.       – С другом? - тупил я. - То есть…       – Мама знает, что я гей, она это давно приняла, и сейчас хочет с тобой познакомиться.       Я едва не свалился с подоконника.       – Ну то есть, если ты не против познакомиться с ней… Но тебе ведь всё равно где-то пока пожить надо. И ты для меня много сделал… Но, если хочешь, я могу маме сказать, что мы просто друзья, – заверил Слава.       – Да чего уж! У меня и подарок для тещи есть, – я кивнул на мультиварку, которую Слава поставил в прихожей. – Поедем к тебе. Родители думают, я на работу устроился на всё лето. А денег снимать хату или ехать домой у меня всё равно нет. Да и домой я в любом случае не поеду. Жить негде, я готов спать с тобой за еду и кров, – усмехнулся я.       – Даже снизу согласен быть? – выпалил Слава и замер, испуганно глядя на меня, понимая, что я ещё не ко всем шуткам готов.       Но я не собирался трястись как оскорбленная подозрениями девственница.       – Ну, если ты сможешь меня уложить на лопатки... – Я пересадил его к себе на колени. – И удержать в таком положении, то валяй.       Он несколько мгновений смотрел на меня, а потом расхохотался. А только я собрался его поцеловать, когда он успокоился, вдруг зашёлся в новом приступе смеха, уткнувшись лбом в моё плечо.       – Ты зачем гитару-то прихватил? – удалось мне услышать через его хохот. – Она же не моя. Или решил, помирать, так с обязательно с музыкой?       Я не сразу понял, посмотрел на старенький грязный чехол, в который в переходе сунул такую же старую грязную шестиструнку. И вдруг сообразил, что Славину гитару расколотили в общаге. И музыкой он меня не радовал, и вообще его пение я услышал сегодня первый раз. То есть я спёр чужой инструмент, а не просто устроил драку. И расхохотался тоже.       – А твои приятели на нас заявление не напишут?       – Не знаю, но мы же всё равно собираемся скрыть из города, – сквозь смех ответил Слава. – А ты, Артём, страшный человек, оказывается. Бандит! Мультиварку ты тоже у кого-то отжал?       Кажется, впервые за всё время мы так легко и искренне смеялись. А месяц назад я думал, что больше даже улыбаться у меня поводов не будет.