Мы сможем быть вместе

Лёша понял, что влюбился… Она вскружила ему голову, своей неземной красотой. Голова была забита ей. Девушкой с небесно-голубыми глазами… — Лёш, извини, мне нужно идти… — сквозь слёзы сказала Ева. — Хорошо, напиши, как дойдёшь. — Ладно… — она смахнула слёзы и ушла из зала. «Я дома.» «Всё хорошо?» «Да, спасибо, мне легче)» «Приятно слышать!» Хоть их диалог был короткий, но он был пропитан заботой и любовью. У Лёши есть друг — Герман. Они шутили, болтали, каждый день звонили друг другу. Говорили то, чего не знает никто. Но, они не испытывали чувства друг другу, по крайней мере, они так думали… — Лёх, привет! Чё не пишешь, не звонишь? Чё случилось, братан? — Ой, Гера, некогда мне писать тебе. — Вот как. Значит, бабе какой-то пишешь, а лучшему другу нет. (да, у друзей был доступ к аккаунтам друг друга) — Герман, ты ревнуешь? Забавно. — посмеялся Летучий. — Неет, вовсе нет. Сдался ты мне, чмошник. — Он не умел врать, поэтому Леша раскусил его. — Слышу я всё, ладно, не ревнуй. — сказал Летучий с насмешкой. — Ладно-ладно. Я чё звоню-то. Это чё за баба? Ева кажется. У тебя девушка появилась? — Нет, ты чего? Не совсем. Понимаешь, я испытываю к ней что-то тёплое, мне хочется заботиться о ней и защищать… — А, понятно. Чмошник влюбился? Апхапзпх, смешно. — хоть Герман и смеялся, но понимал, что в глубине души ему обидно… — Ладно, браток. Умирай там в своих розовых соплях. Не буду тебе мешать. Герман положил трубку и бросил телефон на диван. Ему было больно, что сердце его мальчика похитила эта Ева… Ева пришла в этот дом. Ей казалось что он проклят… для неё это было тюрьмой строгого режима. Женская колония, так сказать… Мать, которая пила целыми днями… Она не смогла спокойно «пережить» предательство отца. И старшая сестра. Она била Еву… Лиза. Какая она была противная. Её узкие карие глаза, нос с горбинкой и губы ниточкой. Она не следила за собой. Дранные шмотки, сальные грязные волосы и не ухоженное лицо. Она была пацанкой. Лиза пошла в мать. Внешностью и характером. Проходя мимо, Ева могла услышать издёвки, иногда получать побои. Но, это не было, так, чисто по-дружески, её шутки доводили Еву до истерик, а синяки от ударов не проходили неделями. Этот день не стал исключением… — Ой, посмотрите кто идёт? Какая цаца! — Лиза сказала это с презрением. — Спасибо за комплимент! — Слышь, уродка. Ты чё тут? Страх потеряла? — Ты сама, вообще, себя в зеркало видела? Ты сколько дней, ой, прости, месяцев душ не принимала? Тебе самой не надоело так жить? Сколько можно? Тебе на всех все равно! Я тебя не боюсь! Я скажу тебе! Ты не Бог! Ты дворняшка! С таким поведением ты никому не будешь нужна! Хватит, Лиза! Хватит так жить! Поменяйся, пожалуйста! Ева кричала на неё. Ей было всё равно, ударит она её или нет. — Ради такой уродки как ты, я меняться не собираюсь! Ты сама кому нужна?! Ты умрёшь! Поняла? В этом гнилом доме! В одиночестве! И да, ты вообще с чего вдруг решила, что я буду слушать тебя? Забыла с кем базар имеешь? Я тебе напомню! — зубы Лизы скрипели от злости и, со всего размаху, она ударила её по щеке. С такой силой, что ей казалось, что её зубы отвалились. А мозг вылетел из головы… Взяв Еву за глотку, Лиза ударила ей в глаз и произнесла: — Ты умрёшь! И я помогу тебе! Бросив Еву на пол, она ушла на улицу. А девушка так и лежала на холодном полу. Ведь ей казалось, что весь этот ужас закончился.