Соседи

Лесли просыпается ближе к вечеру, когда на часах гордо красуются целых десять часов — она потягивается, чувствует в горле непреодолимую сухость и стенает с раздражением, схватившись за разболевшуюся голову: перед глазами стоит кровавый туман из ночных кошмаров с участием Александра, Лесли понимает, что с этим что-то срочно нужно делать, но она так же понимает, что снимать сексуальное напряжение, заказав себе проститутку, не выход. К тому же, как говорил сам Александр, мало кто будет разговаривать на ее родном языке в неизвестной ей стране. Лесли выдыхает, раскинувшись на кровати, и смотрит на свои ноги — торчат белые туфли острыми носками вверх, Лесли глупо улыбается и тут же снова хватается за голову от приступа боли — виски словно простреливают с одной пули, и Лесли это не нравится. Она думает, чем может себя занять, и ей в голову приходит обычный план, которым она пользуется каждый вечер — покурить, принять горячий душ и лечь спать пораньше. Никогда прежде Лесли не подводил этот план, и она думает, что и в этот раз не подведет — она потягивается, хрустя костьми затекшей спины, и садится на кровати, свесив ноги — ей нравится ощущать собственные ноги на высоченном каблуке. И теперь ей нравится, что она не может свалиться на пол в пьяном шаге — на трезвую голову это сделать очень трудно, Лесли ведь постоянно ходит в шпильках. Стянув с себя футболку, испачканную в разводах воды из-под крана, Лесли с неохотой стягивает и джинсы, оставаясь в одном белье — прохлада в номере сгоняет спесь, Лесли освежается и думает, что ей будет еще лучше, если она прямо сейчас выйдет на балкон и выкурит штуки три сигареты. Не накидывая на плечи халат, ступая острыми шпильками по мягкому темному ковру, Лесли берет в руки пачку сигарет и зажигалку и идет к дверям на балкон — распахивает их с гордо поднятой головой и тут же думает, что она последняя дура, если решила гулять по такому морозу (пусть и по собственному балкону) почти нагишом. Туфли и трусы, честно, от холода не спасают, но Лесли лишь думает, что это пойдет ей на пользу, когда она опирается голыми локтями о поручни бортиков балкона и подкуривает сигарету. Головная боль не отпускает так просто, но морозный воздух улиц Стокгольма немного дает сил, чтобы сделать вдох и выдох полной грудью — Лесли блаженно улыбается, прикрыв глаза — ей кажется, что ее жизнь стремительно катится с горы огромным снежным комом, обрастая снегом, который знаменует только ее проблемы, которых с каждым годом прибавляется все больше. Лесли выпускает горькую затяжку табака вперед, в дрейф в холодном воздухе уходит табачный дым, Лесли и не думает смотреть на окна соседнего отеля, ей сейчас не хочется ощущать на себе чьи-либо взгляды. Пусть даже властный взгляд Александра — Лесли в деталях прокручивает сегодняшнюю встречу и глупо улыбается, как влюбленная девушка, в самом деле ощущая себя идиоткой. Зачем она так резко с ним? Может, он и в самом деле хотел ей только помочь? Лесли пробирает горячий озноб, когда она вспоминает нежные и властные прикосновения Александра к собственным лодыжкам — ей нравится думать, что он смотрит на нее, как на женщину, которую хочет, но с другой стороны Лесли понимает и принимает во внимание тот факт, что «туфли, в которых буду ее трахать». Лесли не плохеет, но она отчаянно хватается за виски, кожа покрывается мерзкими мурашками, Лесли сглатывает на силу и выкидывает окурок в сторону, занеся руку повыше. Ей, конечно, в самом деле хочется посмотреть на жалкое окно ванной комнаты в соседнем отеле, но она понимает, что ведет себя, как последняя дура, как чертова мазохистка — ей неприятно думать, что могло что-то получиться, но ей так же неприятно думать, что это было бы ненадолго — разовая фикция. Крупные хлопья снега оседают на ее холодных плечах и совсем не спешат растаять, стекая каплями вниз, по голой груди, к животу и паху — Лесли выдыхает с тяжестью, убирает волосы с лица мощным рывком и запрокидывает голову: часовые пояса в каждой стране разные, но именно в Швеции Лесли не чувствует приближения скорой ночи. Мрак неба навевает тоску, Лесли снова закуривает и топчется с хрустом снега под каблуками по балкону, кусая свои заветренные губы в винной помаде. *** Александр вырывается из цепкой хватки Джесс, как только они оказываются в номере — он не может и не хочет сейчас заниматься с ней сексом. Возможно, он больше вообще никогда не сможет заниматься с ней сексом: ему попросту не до этого — Джесс хищно скалит свои белоснежные ровные зубы, и Александр отчего-то с улыбкой думает, что у Лесли зубы не такие идеальные, зато свои и настоящие, естественные. — Милый! — обиженно дует губы Джесс, пытаясь поймать его, пока он, вышагнув из своих ботинок, летит на кухню, чтобы просушить горло стаканом холодной воды. — Почему ты от меня бегаешь? — Бегаю? — он вскидывает брови, осушив стакан воды и хлопнув его о стол с щелчком стекла. — Кто бегает? — Александру не сложно построить из себя дурачка — он часто делает это на съемочной площадке, просто сейчас он понимает, что за эту роль примерного идиота ему в самом деле полагается Оскар. И не тот, что отлит из золота и вручается с пафосным выражением лица глупыми актерами, а тот, что живет в гостинице напротив, с рыжими лохматыми волосами и голубыми дикими глазами. — Ну, брось! — Джесс останавливается в дверном проеме на кухню и, кокетливо посмеиваясь, начинает расстегивать пуговицы на своем роскошном вечернем платье. Александр опирается бедрами о столешницу мойки, сложив руки на груди красивым статным крестом, его холодные голубые глаза усмехаются, глядя на Джесс, чересчур старающуюся быть сексуальной и желанной для него одного. — Бросаю, — кивает Александр и тут же продолжает умело прикидываться тупым. — А что бросать? — Алекс! — гавкает с обидой Джесс, и Александр впервые в жизни задумывается над тем, что ему, в общем-то, не очень приятно, когда его зовут сокращением от собственного имени: он привык к суровому «Александр» от коллег, к теплому «Солнце» от Анны, к заботливому «Саша» от родителей и к «Мистер Скарсгард» от Лесли…? Александр хмурит свои светлые широкие брови, прикусив губу. — Что? — Александр разводит руки в стороны, словно в добровольном жесте милосердия. Почти как Иисус, распятый на кресте. И Александр думает, что до Иисуса ему на самом деле далеко с тем, что творится в его голове и в его прошлом. И, тем более, в настоящем. — Малыш, — со слезами на глазах говорит Джесс слезливым голосом, осев на полу без сил. Александр понимает, что не может закатить глаза, как раньше, просто ему не хочется сейчас смотреть на женские слезы. Или просто смотреть на слезы Джесс. Или просто ему сейчас не хочется смотреть на саму Джесс. — Да? — Александр присаживается за небольшой кухонны стол, налив себе еще один стакан холодный воды из-под крана. — Ты в самом деле обижаешься на меня за что-то? — Джессика смотрит на него, вздернув брови, и Александр колеблется пару секунд, выражая свое непонимание. — Ну, — Джесс заправляет прядь светлых волос за ухо. — Ты так потратился на меня сегодня, — говорит она со смущением. Сначала Александр смотрит на нее, не моргая, а затем от души смеется, схватившись за живот — вот уж глупость. В самом деле! — Дело не в этом, — смеясь, отмахивается он. — А в чем тогда? — начинает злиться Джесс. — Сам не знаю, — Александр пожимает плечами, прекратив смеяться, и вздыхает тяжело, смотря на стакан воды, в котором пузырьки на стеклянных стенках держатся с каким-то самозабвением. — Послушай, малыш, — но Александр уже ее не слушает: он смотрит в потолок, расстегвая пуговицы собственной черной рубахи — они только вернулись с шикарного ужина в дорогом ресторане, где Джесс вела себя, как истинный ангел. Тем не менее, она и в самом деле успела проесть дыру в бюджете Александра — он задумывается об этом в последнюю очередь, точнее, дает себе отчет в том, что решает задуматься в последнюю очередь. Он смотрит на Джесс, пытаясь вразумить самого себя и придать собственному взгляду хоть какой-нибудь вразумительности, но вместо того все отчетливее понимает, что лучше бы ему бросать ее поскорее, чтобы окончательно не испортить свой заслуженный отдых. Конечно, Александра воспитали так, что он не может вести себя иначе, как джентльмен, но сейчас он готов попуститься собственными принципами и выставить Джесс из номера отеля, ничего не объясняя, просто бросив ей в лицо пачку свежих долларов, напечатанных и полученных совсем недавно, чтобы отдать дань ее стараниям быть с ним. — Слушай, Джесс, — он заламывает руки, скрипнув клыками. Иногда в нем все же просыпаются его сценические роли — сейчас он чувствует себя Эриком Нортманом, на время спрятавшим клыки, чтобы не испугать свою подружку на час. Честно, дела пошли бы в гору, думает Александр, если бы он мог, как и Эрик Нортман, просто зачаровать Джесс и внушить ей мысль о том, что они никогда не встречались, и вообще ей лучше поскорее убраться из этого номера. Джесс смотрит на него остекляневшими слезливыми глазами, покрасневшими и сырыми, и Александр вздыхает — от женщин в самом деле одни проблемы. — Слушай, давай поговорим завтра, ладно? — он выбирает из своих улыбок самую обворожительную и смотрит на Джесс испытующе: она шмыгает носом и, кажется, что-то своей женской логикой поняв для самой себя, кивает, широко улыбаясь. — Отлично! — Александр вскакивает на ноги и смотрит на нее с радостью. — А теперь ложись спать, хорошо? Джесс послушно, как и взаправду зачарованная его улыбкой и темными устрашающими глазами, уходит в спальню. Александр сначала недолго смотрит на стакан воды на столе и свои руки, а затем, выхватив из кармана телефон и на ходу скинув дорогой пиджак от костюма на заказ, идет в ванную, засучивая рукава расстегнутой рубахи. Захлопнув за собой дверь, он садится на белоснежную крышку унитаза и, вертя в руках бутылек шампуня, на котором вчера поскользнулся, быстро набирает номер и прикладывает трубку к уху. Длинных гудков он слышит всего два, а затем в трубке раздаются любопытствующие голоса Анны и Стива: — Ну-у-у-у-у и ка-а-а-а-ак там? Александр вздыхает и, улыбнувшись, оставляет бутылек шампуня на пластмассовую полку. — Ребят, я запутался… *** Лесли выпрыгивает из душа с сырой головой, обнаженная и влажная после теплой воды, она трясет бедрами, стараясь танцевать, потому что громкая музыка в ее номере заглушает все мысли в ее голове. Лесли не пьяна, она просто хочет позволить себе отдохнуть от суеты будничных дней в Нью-Йорке — она зашагивает в свои новенькие белые туфли и, выгибаясь и тряся руками, останавливается у зеркала — гостиницей предусмотрено наличие фена в номере, и сейчас это Лесли очень радует: она врубает его на полную мощность, втыкнув штекер в розетку у туалетного столика, и направляет поток горячего воздуха на свое лицо — расслабление и прилив сил захватывают ее. — Говори со мной, детка, — напевает Лесли, вертя головой перед зеркалом и смотря на свое до одури забавное отражение: она выглядит сейчас, как подросток, впервые вернувшийся с удачного свидания — розовые щеки и губы, нездоровый блеск в глазах и туфли, скрипящие от каждого шага. — Тебе следует от меня убежать, детка, следует от меня убежать! — она играет из себя породистую супер-звезду, дорвавшуюся до микрофона в нетрезвом состоянии, но ничего поделать не может — душа требует продолжения банкета, начатого сегодня с утра пораньше. — Господи, черт, в один прекрасный день я уеду от тебя, детка, в дикие-дикие места, — напевает она, пока ее рыжие волосы от приятных и теплых потоков воздуха из фена разлетаются в разные стороны. Лесли делает широкий оборот вокруг собственной оси и, выдыхая со смехом, продолжает петь: — Ты чертовски сумасшедший, но не такой сумасшедший, как я-я-я-я-я-я… Выключив фен, Лесли со смехом падает на кровать, раскинув руки в стороны, ее чистая кожа светится приятным розовым оттенком покоя — она выдыхает и понимает, что головная боль после нескольких таблеток обезболивающего больше не болит. Лесли прикусывает губу игриво, жеманно взмахивает рукой, в которой зажата ручка фена, и, намотав шнур на свою руку, решает, что пора бы выйти на перекур. *** — Ого, — многозначительно выдает Стив. — И как тебе ее… Туфли? — Александр понимает, что при жене Стив не станет говорить с ним в полную силу мужских разговоров: его это забавляет от души, и он не может себе отказать в удовольствии рассмеяться. — Все, что я видел, мне очень понравилось, — он улыбается, прислонившись запрокинутой головой к холодной кафельной стене. Стив смеется в трубку, пока ее отбирает Анна. — Она хорошая девушка, раз смогла поставить тебя на место, Скарсгард, — строго, но с улыбкой говорит Анна, и Александр сам это прекрасно понимает. — Точно-точно, это мало кому удается, — поддакивает с широкой довольной лыбой Стив. — Вы больше не виделись сегодня? Александр смотрит на пряжку дорогих наручных часов и вздыхает с улыбкой, вставая на ноги и подходя к широкому окну. — Нет, — только говорит он, поднимая глаза, и тут же его взгляд замирает с какой-то молниней в зрачках. Лесли стоит на балконе, кажется, совсем обнаженная, и Александр видит только ее белые туфли на высоченном каблуке с острым носом и горящие голубые глаза. Табачный дым из тлеющей сигареты красивой шалью обвивает голые плечи и острые ключицы — Александр хочет пораженно выдохнуть, с честью приняв свой проигрыш, но вместо того гордо вскидывает голову, его глаза светятся ярче яркого, он прикусывает нижнюю губу. — До этой минуты, — добавляет он, сбавив тон голоса на несколько ступеней. В трубке Анна и Стив заметно притихают: Александр пользуется моментом и наслаждается видом, ему открывшимся в эти тихие стокгольмские часы — Лесли размахивает рукой, в которой зажат фен, и строит из себя героиню дешевого, но смешного боевика. Александр опирается локтем о стену, ближе шагнув к окну, и выдыхает на силу, вскинув светлые северянские брови. — Она опять курит на балконе? — Анна хихикает в трубку. — Да, — улыбается Александр властолюбиво, словно окидывая королевским взглядом свои угодья с высоты наездника лошади. — И, Стив, в одних туфлях она и в самом деле… Огонь, — он жует собственные губы, не в силах удержаться от фантазий. Лесли докуривает и выкидывает окурок с балкона — тут же обхватывает ручку фена двумя руками и, приложив эту связку к лицу, как пистолет крупного калибра, присаживается на корточки, оглядываясь по сторонам. Александр не может сдержать смеха. — Не хочешь с ней поговорить? — предлагает Стив, и Александр только сейчас вспоминает свои слова, брошенные им в тот вечер не то от обиды, не то от разочарования: больше не позвоню. И он не может ей больше позвонить, словно эта будто бы нерушимая клятва сковывает его по рукам и ногам. — Не знаю, как, — Александр со вздохом пожимает плечами. — Помаши ей рукой, — вставляет свои пять копеек Анна. — Только нормально, не с лицом аля «я тебя сниму на пару ночей, сучка»! — Анна! — тут же пресекает Стив, и Александр смеется для виду, не спуская глаз с Лесли, которая снова закуривает. Ее кожа так бледна в этот вечер, но розовые плечи и колени Александр разглядывает даже любовно — в его взгляде пропадает почти окончательно нотка садизма и власти, он больше не смотрит на нее, как на кусок мяса, который хочется трахнуть. Он смотрит на нее, как на девушку, которая заслуживает его внимания. И внимания которой он заслуживает сам. — Я понял, понял, — шепчет Александр, смутившись окончательно и придя в восторг окончательно: Лесли голой горячей задницей, круглой и аппетитной, садится на поручни балкона, зажав сигарету губами, а ручку фена — побелевшими пальцами. — Но она не смотрит на меня. Не знаю, как привлечь ее внимание. — Господи, мы точно с Скарсгардом разговариваем? — шутит Стив, и Анна вторит ему теплым смехом. — Чувак, ты столько баб поимел, а сейчас не знаешь, как поздороваться с той, которую видишь не впервые в жизни? — Это сложнее, чем ты думаешь, приятель, — Александр поглаживает свой пах, кажется, немного начиная беспокоиться за Лесли. — Она сидит голышом на поручнях, которые занесены снегом. И я не думаю в самом деле, что она трезва этим вечером… — Очевидно же, что она никогда не трезва, когда встречается с тобой, — поддакивает сбоку Анна. — Я к тому, что, если она увидит меня, не свалится ли она с поручней? Падать тут… — Александр смотрит на занесенный снегом тротуар под балконом окон Лесли. — Прилично… — А ты не пугай ее, — советует Стив. — Билл, — сиплым страшным голосом говорит Александр, немного вжившись в роль. — Когда я пугал свою добычу? Анна закатывает глаза: — Так ты сердце девушки не завоюешь! — Но твое же завоевал, Сокки, — прибавив голосу хрипотцы, говорит Александр, задержавшись глазами на груди Лесли: обычная женская грудь, не выдающаяся ни размером, ни формой, ни цветом сосков — но почему-то именно сейчас из самых низов души поднимаются отчаянные фантазии о том, как и сколько это можно кусать, целовать, посасывать и поглаживать. — Скарсгард, не шути с девушками, — советует настоятельно Стив. — Не буду, — Александру не хватает сил, чтобы сглотнуть, он только понимает, что думает о том, как горяч пах Лесли, если он видит растаявший снег под ее бедрами. Ему интересно, о чем она думает, прикидываясь шпионом-любителем, сидя на такой высоте абсолютно голой. Ее стройные сильные ноги напряжены — Лесли закидывает одну на поручень, и Александр жмурится, представив, как к его горлу на секунду приставят этот белый пятнадцатисантиметровый каблук. — Маши ей рукой, пока она не ушла, — торопит Анна, суетясь. — Она не заметит, — Александр понимает, что его сердцебиение учащается, а дыхание становится таким тяжелым и спертым, будто он в одиночку сидит на вершине непокоренного Эвереста. — И к тому же… — он продолжает поглаживать свой пах. — Ребят… — Так ты даже не попробовал! — шипит Анна, и Стив смеется где-то позади нее. Александр чувствует, как его с ног до головы обдает не только возбуждением, но и чем-то, что гораздо теплее, чем его чувства к своей семье, друзьям и близким… Он закрывает глаза на одну секунду, а, распахнув их, не может дышать… Лесли смотрит на него прямо, честно, проникновенно — ее голубые глаза светятся, как два огонька, в темноте стокгольмской ночи — ее розовые обкусанные губы приоткрыты, рука с зажатым в ней феном опущена, а грудь вздымается от каждого шумного вдоха и выдоха — Лесли так хороша и прекрасна этой ночью, что Александр не может оторвать от нее взгляда. И только секундой позже он понимает, когда взгляд Лесли, заинтересованный и совершенно искренний, скользит ниже, к его паху, что он просто стоит и гладит себя, как озабоченный школьник, впервые увидевший обнаженную девушку. — Уа-а-а-а-а… — выдыхает Александр в трубку, стараясь особо не шевелить ртом. — Она смотрит на меня! Смотрит! — и он паникует и одновременно понимает, что бывали ситуации и пострашнее, но его пугает, что он не может не смотреть на прелестное лицо Лесли и не может не продолжать гладить свой пах. — Больше он… Не звонил… — трагичным голосом в трубку нашептывает Анна. — Потеряли бойца… — поддакивает трагичным тоном Стив. А затем вместе они в голос смеются до тех пор, пока Александр не бросает быстрое «Перезвоню позже» и не скидывает звонок — он суетно убирает телефон в карман и, сглотнув и заправив непослушные волосы назад, смотрит на Лесли, выпрямившись в полный рост. Он замечает мгновением позже, что ее губы шевелятся, но жалеет, что не слышит ни слова — он щурится, пытаясь прочитать по губам, но Лесли говорит слишком спесиво и торопливо, чтобы что-то внятное из этого выудить. Александру лишь остается безмолвно и с восхищением смотреть на ее шевелящиеся нежные губы, которые ему отчего-то остро хочется погладить своими пальцами. — Ублюдские шведы, — злостно шепчет Лесли, смотря на Александра и понимая, что никакие шведы не ублюдские, а очень даже такие, что и жизнь за взгляд на них не стыдно отдать просто так. Лесли сглатывает, ночной воздух становится крепче и морознее — крупные хлопья снега начинают падать и ложиться на голые плечи, на вздымающуюся горячую грудь, на живот и локти. Лесли перекидывает свою ногу обратно и прячет за спиной фен, зажатый в руке, сердце колотится где-то под горлом. Александр умный, и думает он, как правило, недолго — он рывком хватается за ручку окна и распахивает его на растопашку, выглядывая на улицу. Они молчат пару мгновений, а затем Лесли спохватывается и прикрывает грудь рукой, выронив вниз сигареты и зажигалку. — Тебе не холодно? — учтиво интересуется Александр, смотря на розовые щеки Лесли. — Нет, мистер Скарсгард, — голос Лесли подрагивает. — А Вам? — чтобы как-то резко не обрывать диалог — хотя кого она обманывает — (чтобы не заканчивать, разумеется, только начав), с глупой улыбкой говорит Лесли. — Я горяч, — Александр улыбается, видно его белоснежные клыки, и в свете уличных фонарей его лицо северянина и гордого вояки выглядит еще более прекрасным, чем обычно. — Мне холод нипочем. А вот тебе стоило бы приодеться… — Я одета, — Лесли гордо закидывает на поручни ногу, демонстрируя белые туфли на шпильке. Александр одергивает себя, чтобы не рассмеяться, как идиот. — Как и Вы вчера, — задумчиво замечает Лесли для самой себя, и Александр не слышит ее слов. — Что? Что ты сказала? — он прикладывает к уху ладонь, стараясь улыбнуться в себя, но уголки губ предательски ползут в стороны. На душе теплеет, и даже ночной стокгольмский снег не может заморозить хорошего настроения Александра. — Я говорю!.. — громче вторит Лесли, думая, что она никому и никогда еще не объясняла своего сарказма — проходящие мимо люди с интересом поднимают головы и, заметив раздетую Лесли, начинают громко перешептываться и улюлюкать. Лесли с испугом старается быстрее перекинуть свою ногу обратно, и белая туфля соскальзывает с аккуратной ноги — с шуршанием падает в сугроб под окнами гостиницы. Александр смотрит на Лесли, вскинув брови. — Доброй ночи, мистер Скарсгард! — покрасневшая до кончиков ногтей, Лесли кидается прочь с балкона — Александр смеется, слыша, как быстро и искрометно захлопывается дверь балкона, как люди начинают расходиться. Он смотрит вниз пару мгновений — белая аккуратная туфля и пачка сигарет лежат в сугробе, пока белые хлопья крупного снега ложатся сверху — а затем, не накидывая на плечи куртки или халата, срывается с места. Перебирая ногами ступени отеля, Александр летит вниз, лавируя между посетителями, и на его лице сияет такая глупая улыбка, что ему самому становится не по себе — он задается вопросом, что могло пойти так, когда достает из сугроба туфлю и пачку сигарет, когда любовно проводит пальцами по острому длинному каблуку и пленке на бумажной пачке. В гостинице, под окнами которой он стоит, горит свет, и в голове самого Александра зажигается теплая лампочка — он быстро входит через стеклянные двери, недолго смотрит на дорогую люстру с висюльками под потолком, а затем, подмигнув полненькой девушке за стойкой регистрации, неторопливо подходит к ней. — Здравствуйте, милая леди, я бы хотел узнать, в каком номере остановилась моя подруга, — он тщательно выбирает слова, чтобы растопить сердце девушки и произвести на нее впечатление, но и без слов становится все ясно, когда она влюбленными глазами смотрит на него. — Вы… Мистер Скарсгард? — дрожащими губами вымалвливает она, и Александр со скромной улыбкой кивает. — Вы хотите автограф?.. *** Лесли расхаживает по номеру из стороны в сторону, хромая от каждого шага — на ноге непривычно отсутствует вторая туфля, и Лесли хватается за виски снова и снова, думая, какая же она дура. Фен лежит на туалетном столике, а сердце Лесли бьется где-то под горлом. Она только хочет упасть на кровать и разрыдаться, как понимает, что делать этого не стоит — ничего страшного же не произошло? Лесли выдыхает, распахивая дверцу мини-бара, и без разгляду хватает первую попавшуюся на глаза бутылку — откупоривает ее на ходу и на ходу же делает несколько больших глотков. Боже мой! Да она же так скоро сопьется! Лесли хмурится, сжимая горлышко бутылки, пока заливает в себя алкоголь с жадной стремительностью, но остановиться не может. Кровь бешено стучит в висках, и Лесли чувствует, как ей становится жарче с каждой секундой. Только она хочет пойти и умыться ледяной водой, как раздается монотонный стук в дверь. Лесли от прилива страха и отчаяния даже забывает накинуть на плечи халат — только делает еще парочку больших глотков и идет открывать, даже не поинтересовавшись, кто там. — Добрый вечер… — бутылка падает из рук и с мягким шуршанием приземляется на ворс ковра, алкоголь тут же разбегается в стороны стройной лужей, Лесли хочет попятиться назад, но понимает, что просто вросла ногами в пол. — Мистер Скарсгард? — с вопросом в замлевших затуманенных глазах спрашивает она, пока Александр с теплой улыбкой смотрит на нее, сжимая в руке пачку сигарет и белую туфлю. — Лесли, — кивает он, не проходя дальше порога. — Что… Что привело Вас в такой поздний час? — тараторит Лесли, пока Александр разглядывает ее голое тело, такое теплое и горячее одновременно, такое желанное и вожделенное, такое нежное и страстное — такое противоречивое. — Ты, — они сталкиваются взглядами: в глазах Лесли уже начинают плавать пьяные звезды, в глазах Александра отражается синяя вересковая куща тьмы — они молчат пару мгновений. От Александра веет уличным холодом, но Лесли готова поклясться, что ей даже приятно ощущать это. — Чтож, — она придерживается рукой за стену, и Александр рывком садится на колено перед ней — Лесли теряет дар речи, вздрогнув всем телом. — Тебе идет белый цвет, — с нежностью проводя по ее тонкой лодыжке пальцами, Александр одевает ее маленькую ступню в туфлю и ни капли не улыбается, чувствуя одновременно и напряжение во всем теле, и некоторую степень облегчения. — А Вам идет… — Лесли неуверенно жует губы. — Ваша рубашка… — Спасибо, — Александр так же рывком поднимается и протягивает ей пачку сигарет: уверенность, с которой он хотел пару минут назад прижать ее к стене и зацеловать до оргазма, улетучивается, уступая место галантности и джентльменским началам. — Это твое. — Мое, — кивает Лесли, даже не смотря на сигареты. Сердце уже стучит в висках. — Как будет по-английски «ты берешь»? — поколебавшись, вдруг спрашивает Александр. — Ты берешь, — не понимая шутки, лепечет Лесли. Александр уверенно вкладывает в ее аккуратную ладонь пачку сигарет и проводит пальцами по тыльной стороне ее ладони, ощупывая розоватую кожу. — Ты берешь, — повторяет он и поднимает глаза, чтобы встретиться с Лесли взглядами. Они замирают на пару мгновений, и оба понимают, что хотят поцеловать друг друга — Александр чешет затылок и, ни слова больше не сказав, уходит. Дверь за ним с негромким хлопком закрывается. Пару мгновений Лесли стоит в ступоре, пока ее грудная клетка готова разорваться от неистового биения сердца, а затем Лесли зверем кидается к двери на балкон — вылетает туда и замирает на месте: Александр стоит у входа в свой отель и смотрит на нее, словно знал, что она выйдет его «проводить». «Доброй ночи», — одними губами шепчет Лесли. «Доброй ночи», — с улыбкой полушепотом вторит ей Александр, и Лесли, растерянная и сбитая с толку, скрывается в своем номере, прикрыв дверь на балкон. Александр засыпает в третьем часу ночи: убрав руки за голову, смотря в потолок, он лежит на кровати, пока рядом в его плечо сопит Джесс, а в голове все стоит и стоит смущение Лесли — он больше не улыбается, как охотник. Он улыбается, как идиот. И Лесли засыпает на кровати, прижимая к груди туфлю, которую ей вернул Александр, с глупым выражением на пьяном лице. Жизнь налаживается?..