Буду твоим всем

Дверь со скрипом отворилась и тут же захлопнулась, зашедший в прихожую Людвиг опёрся спиной о стену, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. С его мокрой одежды стекала вода, падая и брызгами разлетаясь по полу, Гилберт точно будет ругаться, если увидит братца в таком виде. — Гилберт убьёт меня, — прошептал мальчик, стаскивая с себя промокшую грязную куртку. Заигравшись с друзьями и забыв о времени, Людвиг был вынужден бежать домой, дабы успеть к ужину. Силы природы явно были не на его стороне, в результате чего Людвиг попал под дождь, а когда он стоял у светофора, дожидаясь зелёного света, его облила проезжающая мимо машина. Сегодня всё наперекосяк. Точно накликав на себя беду, он увидел, как из-за угла показался старший брат, и судя по хмурому взгляду и сложенным на груди рукам, он был очень недоволен опозданием Людвига. — Явился, — на удивление спокойно и сухо произнес Гилберт. Но нет, это было обманчивое спокойствие. — Я тебе что сказал? Как только начнётся дождь сразу домой! Ты только посмотри на себя, всю прихожую залил! — размахивая руками, ругал его Гилберт. Виновато склонив голову, Людвиг ничего не отвечая, хотел было просто пройти мимо, но брат не дал ему этого сделать, преградив дорогу, точно постовой на границе. — Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю! Почему-то в этот момент Людвигу вспомнилась мама, она точно так же злилась на него и ругала за малейшую мелочь. Но сейчас всё по-другому, после смерти отца мать практически сразу повторно выскочила замуж и, повесив всю ответственность за младшего сына на Гилберта, сейчас разъезжает по стране, присылая красочные открытки, и время от времени звонит, чтобы узнать, как дела у сыновей. Людвиг скучает по маме, отца, родного отца он практически не помнит, знает его лишь по фотографиям. Гилберт, должно быть, тоже скучает по обоим родителям, но старательно скрывает это, не показывая слабости. Увидев слёзы на щеках Людвига, Гилберт сбавил обороты и смягчил тон, опустив ладони на плечи младшего брата. — Посмотри на меня, — скорее потребовал нежели попросил Гилберт, наклонившись к брату, но тот был обижен и не хотел с ним разговаривать. — Людвиг. Шмыгнув носом, Людвиг поднял свои слезящиеся голубые глаза на брата. Гилберт прекрасно видел и понимал, как сильно Людвиг скучает по маме, всё же ребенку нужны родители, а из него, несмотря на все старания, никудышный воспитатель. Но в сложившейся ситуации никому из них не представилось права выбора, судьба вместе с матерью всё решила за них, поставив жирную точку. Прижав к груди этого глупышку в надежде успокоить, Гилберт легонько погладил его по голове, стараясь особо не баловать этим, а то ещё привыкнет и вырастет нюней. Как только Людвиг успокоился, Гилберт отправил его в ванную, а сам занялся уборкой мокрой прихожей. Нежась в горячей водичке, Людвиг лениво приоткрыл глаза, услышав, как вошел брат. Взяв в руки специальную губку для тела, Гилберт уверенно подошёл к младшему брату. — Гил, ты чего это? — заволновался Людвиг, не в силах разобрать ход мыслей брата. — Спинку зашёл тебе потереть, сам же жаловался на недостаток внимания с моей стороны, — по большей части Гилберт хотел таким образом извиниться перед братом нежели проявить знак внимания. Два года назад братья всегда принимали ванну вместе, пока Гилберт не поставил на этом точку и постепенно отучил Людвига от этой привычки. Но Людвиг всё равно просил брата хотя бы посидеть за дверью, пока он не закончит. Страх воды выработался в Людвиге ещё в раннем детстве, когда они посмотрели «Пиратов Карибского моря» и Гилберт до чёртиков перепугал младшего братишку историями о кракене. — Н-не надо, — пробормотал Людвиг, чувствуя, как к щекам приливает кровь. — Надо, надо. Вставай давай и не имей моду спорить со старшими, — строго проговорил Гилберт. Людвиг послушно поднялся, стеснительно прикрыв свой несформировавшийся половой орган обеими ладошками. Как жаль, что вода достает ему чуть выше колен, а не до пояса. — Господи, Людди, что я там не видел? С шести месяцев купал тебя и подгузники менял. — Это было сто лет назад, я уже давно вырос, — пробубнил себе под нос Людвиг в надежде, что Гилберт ничего не услышал. Дети — такие наивные и милые существа.  — Руки убери, посмотрю, что у тебя там выросло. Не беря в расчёт сопротивление Людвига, Гилберт убрал ручонки брата, узрев таким образом его несформировавшийся половой орган. — У меня указательный палец длиннее чем… — Меня совершенно не интересует длина твоего указательного пальца, — обиженно буркнул Людвиг, смущённо отведя взгляд в сторону. Как ни странно, Гилберт замолк, приступив к старательному очищению белёсой кожи брата от грязи. В ванной повисла тишина, разбавляемая лишь едва уловимым трением губки о тело. Лицо Людвига продолжало стремительно наливаться кровью, в то время как лицо Гилберта не отражало ни одной эмоции. — Как дела в школе? — нарушил гнетущее молчание Байльшмидт-старший. — Как обычно… Хорошо, — скомкано проговорил Людвиг. — Не шалишь там? — Нет. Все учителя хвалят меня и ставят в пример другим более непослушным и отстающим ученикам, — скромно похвастался своими успехами Людвиг, отчего на его лице расцвела счастливая улыбка. Не часто Гилберт интересуется его жизнью. — Серьёзно? — вскинув бровь, Гилберт посмотрел в голубые глаза брата и, увидев в них серьёзность, подтверждаемую кивком головы, тяжело вздохнул. — Скукота какая. Мы в своё время дергали девчонок за волосы, а они в тоже время дергали нас за яйца. Это было намного интересней скучных книжек. Ну, не переживай, у тебя там пока что дергать не за что. — Ты ужасный брат, Гил, — обидевшись и отвернувшись, Людвиг мысленно проклинал судьбу за то, что она подарила ему такого родственника. — Я тоже тебя люблю, родной, — притянув к себе этого недотрогу, Гилберт легонько чмокнул братца в висок. Окажись они на людях, Людвиг непременно бы возмутился и отчитал брата за подобное действие. Но будучи в своём доме, Людди промолчал, не замечая, как губы сами собой растянулись в улыбке. Воцарившуюся идиллию в момент разрушил очередной бессмысленный вопрос Гилберта. — Что у тебя с Артуром? — закончив с оттиранием кожи от грязи, Гилберт убрал мочалку и отошёл к раковине, повернув смеситель. — Ничего, мы просто друзья, — опустившись в воду по самый подбородок и смотря в одну точку, Людвиг стал ждать, когда же Гилберт оставит его наедине со своими мыслями. Тема, касающаяся чувств к Артуру, помаленьку начинала становится больной, ибо из-за всех этих подколов старших братьев с обеих сторон Людвиг стал более чувствительно ко всему относиться. — Он тебе нравится? — одна из удивительных черт характера Гилберта — говорить всем всё прямо в глаза, не ходя долго вокруг да около. — Я не хочу разговаривать с тобой на эту тему. Вернувшись к брату и облокотившись обеими руками о бортики ванны, Гилберт вновь завёл свою шарманку: — Теперь давай головку помоем. — Я и сам могу. По-твоему, сколько мне лет, три? Четыре? Байльшмидт-старший усмехнулся и, склонившись к брату, проворковал: — Если перестанешь упрямиться, возьму с собой на прогулку с собаками. Людвигу очень хотелось выгулять псов хотя бы раз в жизни, Гилберт ведь не всегда разрешал даже играть с ними, отнекиваясь, мол, покусают ещё. А Людвиг ведь любил собак, даже сильнее чем родного брата. Тяжело вздохнув, Людвиг сдался и позволил Гилберту вымыть в дополнение к телу ещё и голову.

***

Выгул псов откладывался из-за дождя, чему оба брата сильно огорчились, а собаки и вовсе взвыли. Но вместо улицы Гилберт позвал Людвига в свою комнату, оправдавшись тем, что просто хочет что-то ему показать. — Первый ящик, выдвини его и возьми красную папку, — скомандовал Гилберт, Людвиг подобно истинному солдату не имел права ослушаться и тут же всё сделал. С интересом смотря на эту красную папку, перекладывая её из одной руки в другую, не решаясь открыть, Людвиг посмотрел на брата и, получив от него утвердительный кивок, таки открыл папку и увидел все свои детские рисунки и различные поделки, которые уже давно считал потерянными или уничтоженными. — Это… — начал было Людвиг, но в горле застрял ком, он ведь всегда считал, что брат его недолюбливает, а после отъезда матери так и вовсе стал ненавидеть. Постоянно кричит на него, шпыняет, пристает со всякими извращениями. А тут выясняется, что детские рисунки хранит, над которыми всю жизнь только и делал что смеялся. — Да, я храню всё, что ты делаешь своими руками, — присев на кровать и усадив на коленки младшего брата, Гилберт продолжил. — Хочу, чтобы после твоего ухода остались лишь хорошие воспоминания. — Ухода? — Людвиг удивлённо поднял глаза на старшего брата. — Ну… Вдруг женишься раньше меня или просто решишь съехать, — замямлил Гилберт, будучи огорошенным вопросом Людвига. — Это сложно объяснить ребёнку вроде тебя. Людвиг лишь улыбнулся, не став и дальше приставать к брату с расспросами, он кажется понял, что хотел донести до него Гилберт. — Ну что за улыбка? Такая фальшивая и противная, — завёл свою шарманку-дразнилку Байльшмидт-старший. — Я с тобой не разговариваю! — насупившись, буркнул Людвиг, закрыв папку и спрыгнув с колен, он убрал её обратно в стол. Пускай лежит до лучших времён, если в их однообразной жизни когда-нибудь наконец-таки настанут эти «лучшие времена».

***

Переждав дождь и наладив наконец свои отношения, братья Байльшмидт отправились на прогулку. Наступал вечер, нужно было выгулять псов и успеть до закрытия заскочить в магазин по дороге домой. Опустевший городской парк с подступившими первыми сумерками млел безмолвием, деревья осыпали тротуары яркой разноцветной листвой, которую так любила обнюхивать и помечать здешняя живность. На первый взгляд ничего необычного или нового. Но для Людвига эта прогулка была как глоток свежего воздуха, о котором он мечтал все эти девять лет жизни с братом под одной крышей. Гилберт всегда отталкивал его, придумывая различные отговорки, но скорее всего ему просто нравилось гулять одному, без никого. Это понимал и сам Людвиг, поэтому со временем перестал напрашиваться, попросту смирившись с этим. Остановившись, Гилберт спустил собак с поводка, позволяя питомцам спокойно справить нужду в ещё зелёную траву. Опустив ладонь на голову Людвига, Гилберт провёл рукой по блондинистым волосам, немного взъерошив их. С улыбкой посмотрев на брата, Людвиг перевёл взгляд обратно на собак, которые разбрелись по разным концам парка, что-то тщательно вынюхивая. Неожиданно собаки сплочённо кинулись к одному месту, братья побежали за ними и увидели, как псы загнали на дерево маленького бездомного грязного котёнка. — Спаси котика, — не поворачиваясь, пискнул Людвиг, дёрнув Гилберта за рукав. — Нафиг он нужен, пошли отсюда, — убрав руки в карманы, Байльшмидт-старший посмотрел с неким отвращением на это маленькое вопящее во всю глотку существо. На сей раз Людвиг повернулся к брату и взглянул на него таким жалостливым взглядом, каким на них не смотрел даже загнанный на дерево котёнок. Только это не помогло, к слову, ничем. Строго посмотрев на брата, Гилберт спокойно покачал головой, как бы говоря: «Нет. И хватит уже об этом. Лишняя грязь в доме мне не нужна, а уж тебе и подавно». Вновь переведя взгляд на кроху, что так жалобно молил о помощи, Людвиг смотрел на него уже через пелену слёз, едва сдерживая их в себе. Сердце так и обливалось кровью, шкурка животного была взлохмачена, как волосы Людвига после поглаживания брата. На секунду Байльшмидт-младший даже увидел себя на месте котёнка, отчего на душе стало ещё больнее. Гилберт с забавой продолжал смотреть на это зрелище, трое задир загнали на дерево беззащитного малыша. Что в этом только может быть весёлого? Не выдержав, Людвиг повернулся к брату, предварительно с силой дёрнув того за рукав, таким образом разворачивая его к себе лицом, и с горячо выпалил всё в лицо Гилберту: — Ты эгоист! И думаешь только о себе! Неужели я так многого прошу, раз ты постоянно отмахиваешься от меня?! Получив в ответ слабый подзатыльник, Людвиг окончательно обиделся, чувствуя, как по щекам побежали слёзы, образуя мокрые дорожки. Вместе с ними убежал и Людвиг домой и заперся в своей комнате, около часа проплакав в подушку. Когда за окном окончательно стемнело, что уже невозможно было что-либо разобрать, Людвиг занялся уроками, иначе этот противный Гилберт вновь отругает его. Услышав, как скрипнула дверь, Людвиг не стал поворачивать голову, потому что итак прекрасно знал, кто стоит позади него. Запереть дверь раз плюнуть, вот только не стоит забывать, что от двери имеется две пары ключей, которые Гилберт умело прячет неизвестно где от младшего брата. — Привет, — осторожно начал Гилберт, пытаясь достучаться до несмышленого братишки. Подойдя к Людвигу, он заботливо провёл ладонью по его светлым волосам, опять же взъерошив их. — Чем занимаешься? Продолжая дуться на брата, Людвиг молчал как партизан, надеясь, что Гилберту быстро надоест его молчание, и он сам уйдёт, так и не получив ответа ни на один из своих дурацких вопросов. — В молчанку собрался играть, значит… Наклонившись, Гилберт хотел было в привычной манере поцеловать братишку в макушку, но тот быстро одёрнул голову, не позволяя ему осуществить задуманное. Тяжело вздохнув, Гилберт вновь попытался поговорить с Людвигом: — Мышонок, ты же знаешь, что у нас три собаки и котёнку тут не место. В ответ тишина. Людвиг даже не повернулся, продолжала усердно корпеть над задачкой, которую по вине старшего брата приходилось в третий раз перечитывать. Всё же поцеловав вредного мальчишку в макушку, Гилберт вновь попытался подступиться к нему. — Ну не злись, братик любит тебя, — сложив руки на угол стола и положив на них голову, Гилберт смотрел на братишку под кривым углом. Вытянув руку, он хотел было погладить Людвига по голове, но тот снова дёрнулся и не дал ему этого сделать. — Братик любит только себя, — буркнул Людвиг, перелистнув страницу, и стал переписывать пример из учебника в тетрадь. — Ну зачем ты так, братик же старается… — Нифига ты не стараешься. Просто делаешь то, что считаешь нужным, — огрызнулся Людвиг, и Гилберту это ох как не понравилось. — Так! Молодой человек, вы снова забыли, с кем разговариваете. Сбавь обороты, не то… — Не то что? — бросив ручку в тетрадку, Людвиг гневно посмотрел на брата, в этих вечно холодных голубых глазах читалась решимость и ненависть. — Снова отжиматься заставишь или, может, припугнешь отцовским ремнём? — с усмешкой проговорил он, на что Гилберт замялся. Конечно воспитание младшего брата давалось Гилберту нелегко, ведь мальчику нужны родители, а не старший брат в их роли. Порой всё заходило слишком далеко и упиралось в тупик, после чего Гилберту приходилось прибегать к крайне жёстким мерам и воспитывать Людвига лёгкой поркой. Во всяком случае, пока что он мог ограничится одной лишь поркой, а дальше возможно придётся и за ремень взяться. Отец братьев Байльшмидтов был военным и старшего сына воспитывал по принципу кнута и пряника, с ранних лет закладывая в Гилберта определенный список дисциплин. Однако Людвиг не сумел застать времена всей этой строевой подготовки, так как отец скончался, когда ему было пять, а Гилберту двенадцать. От чего и как погиб их отец, мать умалчивала, выдумывая всякий раз новые истории, в которые сыновья уже давным-давно перестали верить. Гилберт пообещал себе, что когда вырастет обязательно узнает правду о кончине отца и, если понадобится, пойдёт в кадетский колледж и станет солдатом. — Упал, отжался, рядовой! — скомандовал Гилберт, в точности скопировав голос отца и так же скрестив руки на груди. Людвиг беспрекословно подчинился, он спрыгнул со стула и, припав к полу, начал руками отталкиваться от него — отжиматься. Послушание — это, пожалуй, единственное хорошее качество этого ребёнка на сегодняшний день. Людвиг отжался сколько смог, в нашем случае это пятьдесят восемь раз. Похвалив братишку, Гилберт помог ему подняться и даже накинул сухое полотенце на голову. Наклонившись, Гил игриво шепнул на ушко Людвигу: — Посмотри на кровать. Людвиг с недоверием посмотрел на брата, после плавно перевёл взгляд на кровать и увидел там того самого бездомного черного котёнка. И когда только Гилберт успел пронести его в комнату? На долю секунды Людвига охватила радость, которая в ту же секунду сменилась тревогой. — Зачем ты притащил его сюда? — подняв глаза на брата, поинтересовался Людвиг. — Удивлён, да? — зазнавшимся тоном проговорил Гилберт, ожидая благодарности. — Это твой котёнок. Научись заботиться о нём, тогда ты сможешь понять, что я чувствую. — Хорошо, — кивнул Людвиг, подчиняясь воле брата. Последние несколько лет Людвиг и так понимал своего старшего брата только через слово, а сейчас и вовсе запутался. То он против кошек в доме, то сам притаскивает одну из них в дом и дает наказ заботиться. Чего ему вообще надо? Пока Людвиг игрался с новым членом семьи, Гилберт проверил его домашнее задание. Убедившись, что братец не отупел со своими онлайн-играми и Интернетом, Байльшмидт наконец-то подошёл к этому шалопаю и вдоволь потискал его, расцеловав всю макушку и превратив волосы в кукушкино гнездо. А после Гилберт утащил братца в свою комнату со словами, что они сегодня будут спать вместе, даже разрешил взять с собой котёнка, не беря в расчёт того нюанса, что Людвиг предпочитает спать один. — Я давно сплю один, без игрушек и старшего брата, — возмущался Людвиг, не желая залезать к Гилберту под одеяло. — Обними своего крутого брата и скажи, какой он замечательный! — расставив руки в стороны, пропел Байльшмидт-старший. Не имея права на возражения, Людвиг опять же подчинился воле брата, обняв его. От Гилберта пахло лесными ягодами, аромат геля, которым он привык мыть тело. Людвиг любил этот запах, но никогда не говорил об этом брату. — Так приятно, — точно на автомате прошептал Людвиг. — Что? — не разобрав его шёпота, переспросил Гилберт. — Н-ничего, — залившись румянцем, пробормотал Людвиг. — Давай договаривай, — схватив скромнягу за щёчку и слегка оттянув её, потребовал Гилберт. — Я слышал, как ты сказал «приятно». — Мне приятно… — замямлил Людвиг, не зная, как и выкрутиться теперь из этой нелепой ситуации. — Когда ты меня обнимаешь. От слов братишки Гилберт настолько возгордился собой, что всю ночь распевал, как мартовский кот, о том, какой он крутой, великий и прекрасный.