getting closer

Джун зовёт его Минхао. Не Мёнхо, как все остальные участники, менеджеры, стафф, продюсеры, хореографы и даже директор. Джун восхитительно произносит Мин-ха-о. Совершенно по-китайски. Джун смотрит на своего Минхао нежно и очень любя. Он прикасается к нему с особым трепетом, аккуратно, как к коллекционной фарфоровой кукле. Гладит тонкие запястья, целует длинные пальцы и острые костяшки. Минхао это очень нравится, правда нравится, но иногда... ему хочется большего. Он стыдится сказать об этом Джуну. Чтобы Джун не думал, что его малыш Минхао испорченный и грязный. Он должен думать, что Минхао самый светлый и невинный, что никто никогда не прикасался к нему, что даже он сам к себе не прикасался. Что Джун для него во всём первый. Джун не должен знать, что Минхао ласкает себя в темноте, выстанывая его имя, краснеет, воображая, будто Джун крепкой верёвкой связывает его запястья за спиной, вставляет ему в рот пальцы, заставляет облизывать, размазывая обильную слюну, вымазывая Минхао этой грязью. Грубо берёт его прямо на полу, обесчестив и опустив, а Минхао только и рад, плачет, умоляет, задыхается от пальцев во рту, рыдает от переизбытка всего, и кончает долго, опустошительно, до звёздочек перед глазами. В суровой реальности же Минхао не может заставить себя кончить даже чуть-чуть. Ему нужно, чтобы из него вырвали все силы, все эмоции, ему нужен грубый властный командующий Джун, а не мягкие объятья, тёплый плед и невинные поцелуи в щёчку. Джун гладит рукой его ногу, проводит по бедру, едва касаясь особо горячей кожи на внутренней стороне, поддевает пальцем край шорт, но это всё. Он обнимает со спины, забирается пальцами под футболку, щекочет бока. Забирается выше, касается рукой соска, будто невзначай, а у Минхао из-за недостатка чувств от одного этого движения всё плывёт перед глазами. Ему нужно продолжение. Ему нужна развязность, грубость и жёсткость. Ему нужна боль. Джун останавливается. — Я не могу совращать тебя, — на китайском шепчет он на ухо (немного путает один тон, но Минхао прекрасно всё понимает), касается губами мочки, — ещё не время. Минхао еле сдерживается, чтобы не заорать, когда же это блядское время наконец настанет. Минхао — всего-лишь милая кукла, и Джун сдувает с него пылинки, как коллекционер. Джун не видит, потому что недостаточно всматривается. Минхао же молчит и молит, чтобы его со всей силы бросили на пол и разбили. Он плачет, размазывает сопли по лицу, но молчит и молит у коленей Джонхана.