Аттическая соль

5.

      Началась школа. Мы с Дайки намеренно держались отстраненно. Я по-прежнему обедала в гордом одиночестве, но меня это совсем не смущало. Я всегда умела себя занимать. Жуя какую-нибудь вкусняшку, приготовленную отцом или купленную в на удивлении приличном школьном кафе, я читала с телефона книги, слушала музыку, смотрела обучающие видео или переписывалась с Киром. Дайки же обедал со своей подругой Сацуки. Признаю, что иногда я чувствовала легкие уколы ревности из-за того, что она проводит с ним гораздо больше времени, его девушка. Но потом мне становилось смешно. Я же не такая, и понимаю, что у нас с Аомине разные жизни.       После занятий каждый из нас направлялся на тренировки в свой клуб, а потом мы порознь шли на станцию. Иногда кому-то из нас приходилось ждать там другого. Мы заходили в пятый вагон, и только убедившись, что в поле зрения нет никого из знакомых, парень подходил ко мне. Поезда были забиты людьми, возвращавшимися с работы, и иногда их количество превышало размер свободного пространства. Но у меня была защита в виде парня довольно грозной наружности, рост которого превышает метр девяносто. Мне даже не нужно было держаться за поручень. Я просто обнимала его за талию и ехала всю дорогу, окруженная островком безопасности. Мы перекидывались односложными фразами. Я спрашивала, как прошла тренировка. Он лениво отвечал. Однажды Аомине сказал: — Ты знаешь, что из-за тебя мне приходится регулярно посещать тренировки?       Мы ехали в забитом вагоне, и я стояла как обычно, обняв Дайки за талию и прижавшись щекой к его груди: слушала размеренный стук его сердца и практически скатывалась в дремоту, нагоняемую укачивающими движениями поезда. Поэтому не была готова к внезапной атаке. Я подняла на него глаза: — А? Почему? Разве посещение не обязательно?       Он презрительно фыркнул: — Для меня нет. Когда хочу, тогда хожу. Все равно я не научусь там ничему новому.       Я представила, что произошло бы с капитаном Онодерой, если бы я заявила, что буду посещать тренировки по желанию. Думаю, даже американцы на другой стороне мира услышали бы, как она визжит на меня: — Иванова-кохай, ты что о себе возомнила???       Странные у них порядки в баскетбольном клубе, подумала я, а вслух сказала: — Прости. Я не хочу тебя обременять. Давай ездить домой раздельно. Тебе не обязательно задерживаться из-за меня.       Парень нахмурил лоб: — Ты думаешь, я позволю тебе одной ездить в таких переполненных поездах? Тут же полно извращенцев. Как представлю себе, что кто-нибудь попытается облапать тебя, кровь закипает.       Я встала на цыпочки, потянулась и чмокнула его в уголок рта: — Спасибо, Дайки-кун. Полагаюсь на тебя.       А потом снова уткнулась лбом парню в грудь. Оставшиеся несколько остановок я раздумывала: ездила же я до этого одна. И ни разу не сталкивалась с фроттеризмом, несмотря на то, что чикан явление весьма распространенное в Японии.       Сентябрьские дни катились один за другим. Учеба и прочая школьная активность отнимали очень много времени. Иногда нам с Дайки удавалось выбраться куда-нибудь на свидание. Но каждый раз мне приходилось в буквальном смысле слова тащить Аомине, как на аркане. В этом отношении парень оказался жутко ленивым. И везде ходил с таким снисходительным лицом, как будто делает мне огромное одолжение. Откровенно говоря, меня это раздражало и порой хотелось пнуть его в колено. Но я сдерживалась, потому что быть с ним стоило того.       Иногда мне удавалось заинтересовать его чем-нибудь, и тогда в глазах Аомине загорался огонек, а на лице появлялось азартное выражение. И он становился похож на озорного, задиристого ребенка. Так было, когда я потащила его в боулинг. Сначала парень отнекивался и говорил, что это развлечение для сопливых школьников. Как будто мы и сами не были обычными школьниками. Но расслабленный, скучающий вид мгновенно слетел с него, когда я с первой же попытки выбила страйк. Мой заносчивый бойфренд не знал, что дома мы с Киром каждую неделю ходили в боулинг покатать шары. — Тебе просто повезло, — заявил Дайки нагло.       Я насмешливо улыбнулась: — Не нужно недооценивать меня, Дайки-кун. А то останешься в дураках.       И выбила второй страйк.       Тут уж он серьезно взялся за дело. Ведь этот наглец терпеть не может проигрывать. В итоге, мы два часа рубились, не обращая внимания на окружающих, и забыв, что мы на свидании. Практически всё время я вела в очках. И Дайки становился все мрачнее и мрачнее. Я знала, что ему меня не одолеть. Потому что я по-настоящему хороша в боулинге. Мы с Кирюхой даже в любительской команде играли. Поэтому в конце я поддалась — оправдываясь усталостью, специально промазала несколько раз. Но промазала так, чтобы Аомине ничего не заподозрил. Узнай он об этом, без лишних разговоров прибил бы меня. Но парень ничего не понял. Когда был брошен последний шар, и на табло высветился окончательный баланс очков, убедительно показывающий победу Аомине, на его лице появилась улыбка. Искренняя, довольная, практически счастливая. Он сказал: — Единственный, кто может победить меня — это я сам.       Потом он заключил меня в медвежье объятие. А я, обняв его в ответ, чувствуя сквозь одежду жар его тела, вдыхая его запах, ставший родным, подумала: Дайки, какой же ты наивный. Но твоя улыбка стоит моего обмана.       Он же сказал тихо: — Во мне сейчас столько энергии. Я видел тут недалеко рабу-хотэру.       На его лице появилось выражение, которое иначе, как похотливым, не назовешь. Но меня это совсем не шокировало. Мы встречались всего пару месяцев, но я уже успела понять, что мужчины и женщины по разному смотрят на отношения и ставят во главу угла абсолютно разные вещи. Для Дайки желание заниматься со мной любовью казалось совершенно нормальным, и он не стеснялся прямо заявлять об этом. Иногда в школе, когда никто не видел, он так смотрел на меня, что мои щеки начинали пылать от стыда. Я могла только догадываться, о каких развратных вещах парень думает в такие моменты. Но признаюсь откровенно, что меня и саму захватила эта сторона отношений. Поэтому мы с Аомине ходили в так называемые рабу-хотэру или сокращенно рабухо — отели для свиданий.       Многие иностранцы, узнав о них, начинают представлять себе что-то вроде борделей, где по полу бегают тараканы и за каждой дверью прячется извращенец. На самом деле, гостиницы эти выглядят вполне прилично, и по внешнему виду некоторых из них и не поймешь, что это отель свиданий. Внутри поддерживают чистоту, анонимность гарантирована и многие молодые японцы, путешествующие по Японии, спокойно останавливаются на ночь в таких отелях.       Мы же, естественно, ходили туда с вполне определенной целью. Я не видела ничего предосудительного в том, что парень и девушка, которые встречаются, хотят заняться любовью. Ко мне домой мы не могли пойти. Хотя отец работает с утра до вечера, но иногда у него появляется окно и он может заскочить домой на пару часов. И мне совсем не хотелось, чтобы он застукал нас за весьма интересным занятием. Я так и не рассказала папке об Аомине и даже не знала, как подступится к этому нелегкому делу.       Дайки же о своей семье совсем не рассказывал — я даже не знала, где он живет. На мои редкие вопросы парень давал односложные, неопределённые ответы, поэтому я перестала спрашивать — не имею привычку устраивать допросы.       За номер всегда платил он. Еще одна загадка: откуда Дайки брал деньги? Я предлагала заплатить сама, но он отверг мое предложение с презрительной ухмылкой.       Во время нашего третьего раза с Аомине я, наконец, поняла, что же хорошего в этом неоднозначном занятии под названием «секс». В какой-то момент, лежа в его объятиях и чувствуя, как он двигается внутри меня, то замедляясь, то вновь ускоряясь, я вдруг осознала, что меня сейчас накроет. На миг внутри все сжалось, а потом меня окатила волна невыносимого удовольствия. Я почувствовала, как разжалась невидимая пружина, и мне стало очень хорошо. Я даже не сразу поняла, что он остановился и неотрывно смотрит на моё лицо, впитывая испытываемые мною эмоции. И хотя номер был без окон, но у изголовья горел тусклый ночник, поэтому Аомине прекрасно все видел.       Я прошептала прерывисто: — Не смотри… на меня… так.       Парень склонился совсем низко и прошептал мне на ухо: — Я раньше не видел такого выражения на твоем лице.       И начал двигаться с удвоенной силой. Кажется, от увиденного и собственных слов он возбудился еще больше, потому что движения стали резкими, а темп рваным — Дайки совсем перестал сдерживаться. Немного погодя он достиг предела.       Когда мы лежали, приходя в себя, я повернулась на бок и поцеловав его в плечо, сказала: — Мне было очень хорошо.       Он приподнялся на локтях: — Правда? — в его голосе прозвучала неприкрытая мужская гордость.       Я улыбнулась: — Правда. Ты — хорош в этом.       Он ухмыльнулся: — Думаю, я могу еще лучше.       Как впоследствии оказалось, он не кривил душой.       Но не все было идеально: когда двое людей притираются друг к другу, мелкие конфликты неизбежны, тем более, если эти люди принадлежат разным мирам. Были некоторые вещи, которые меня откровенно раздражали в Аомине. Его жуткая спесь цвела буйным цветом. Команда готовилась к Зимнему кубку, и, с одной стороны, баскетболист предвкушал встречи с возможными сильными соперниками, но, с другой стороны, я видела, что подсознательно он не верит в то, что кто-то сможет обыграть его. Поэтому он маялся от скуки, выплескивая свое раздражение на сокомандников.       А еще у него имелась совершенно дурная привычка ковырять мизинцем в ухе. Когда я увидела это безобразие в первый раз, у меня даже глаз задергался. Я, проведшая первые годы жизни под строгим надзором бабушки — большой поборницы внешних проявлений «приличного человека», просто обалдела от подобной беспардонности. Ставить локти на стол во время еды, чавкать, ковырять в носу, ушах или зубах, жевать за обе щеки, чихать, не прикрывая рта, сморкаться на людях, не брить подмышки, не пользоваться дезодорантом, ходить в грязной обуви, мятой одежде или с грязью под ногтями — эти вещи и многие другие считались в моей семье чуть ли не преступлением.       Поэтому этот характерный жест Аомине вызвал во мне желание несильно стукнуть парня по руке, как в свое время делала бабушка, если видела, что я пренебрегаю приличиями. Но в первый раз я сдержалась, подумав, что это единичный случай подобного свинства. Увидев этот жест снова, я сказала: — Можешь, пожалуйста, так не делать?       Он нагло ответил: — А что? — Ковырять пальцем в ухе неприлично.       Дайки обалдел, но быстро обрел свою обычную нахальность: — Мне плевать на приличия. Не нужно учить меня манерам.       Я сказала со вздохом: — Я не пытаюсь поучать тебя, но мне это неприятно. Можешь при мне так не делать, пожалуйста?       Он скривился: — Ты слишком много из себя воображаешь.       Разговор происходил в вагоне метро — мы ехали домой. Приближалась моя станция и мне совсем не хотелось расставаться с ним на такой ноте, но в то же время я не могла спустить подобный тон, поэтому сказала: — Дайки-кун, ты должен понимать, что наши с тобой взгляды на определенные вещи не всегда будут совпадать. И нам нужно научиться прислушиваться к мнению другого.       Двери вагона открылись, и я вышла на своей станции, оставив Аомине обдумывать мои слова.       На следующий день в классе он вел себя как обычно отстранённо. Но это была не показная отстранённость. Я сразу же почувствовала разницу — парень явно злился на меня. Моя гордость топила за то, чтобы показать Аомине, что у меня тоже характер имеется. Но мое сердце было против подобных эскапад. Поэтому после уроков я пошла на крышу — знала, что в теплые, солнечные дни он спит там, увиливая от тренировок. Поднявшись по лесенке на самый верх, я увидела его лежащим прямо на разогретом гудроне. Дайки спал, подложив руки под голову. Его лицо выглядело расслабленным, ветер легко шевелил короткие волосы. Приблизившись неслышно, я тихо присела рядом, и некоторое время просто смотрела на его лицо, размышляя о том, что бесполезно пытаться изменить такого человека, как Аомине Дайки. И мне придется принять его или прекратить все это. Но правда заключалась в том, что я чертовски не хотела ничего прекращать. И знала, что смогу смириться с некоторыми вещами, например, с этим долбанным ковырянием в ухе или с фактом, что он постоянно «заимствует» еду у Сакураи. Но было нечто, что не давало мне покоя — его отношение к баскетболу. Игра была его жизнью, а жизнь игрой. С одной стороны, баскетбол наскучил ему, потому что Аомине никак не мог найти достойного соперника, но, с другой стороны, парень никак не мог перестать думать о проклятом мяче. И переносил эти переживания на отношения с окружающими людьми. Злость, фрустрация, гнев — я понимала его чувства, но ничем не могла помочь.       Сидя на той крыше и разглядывая спящего Дайки, я поняла, что когда-нибудь все это вскроется, как воды реки, освобождающиеся ото льда весной, и нас смоет мощным потоком. Но гнала от себя эту мысль.       Вдруг парень пошевелился и открыл глаза. Его взгляд был затуманен ото сна, и он пробормотал лениво: — Разглядываешь спящего человека? — Разглядываю того, кто мне нравится, — ответила я примирительно. — Какая разница? Жутко в любом случае.       Похоже, Аомине не хотел подыграть мне и оставить нашу ссору позади. Поэтому я сказала холодно: — Извини, мне не стоило сюда приходить.       И собралась вставать, чтобы уйти. Но парень не позволил мне подняться: схватил за руку и резко потянул на себя. От неожиданности я не смогла удержать равновесие и упала прямо на него. — Что ты делаешь? — воскликнула я. — Я же тебя раздавлю!       Он хмыкнул: — Я не такой хилый, чтобы не выдержать твои пятьдесят килограммов веса.       У меня нашлось еще одно возражение: — А вдруг нас увидят? — Не увидят. Кроме Сацуки никто не знает, что я тут бываю. — А если…       Он перебил меня: — Ты слишком шумная. Давай просто полежим так.       Я устроилась на нем поудобнее, прижалась щекой к его груди и закрыла глаза. Так мы пролежали некоторое время. Я чувствовала, как размеренно бьется сердце парня, его пальцы играли с моими волосами, потом он сказал: — От тебя пахнет конфетами. — Это мой шампунь. Странный запах. Как будто я весь день просидела в кондитерской. Нужно сменить его, — пробормотала я. — Хорошо, что ты не в Йосен. Увидишь где-нибудь длинноволосого парня ростом за два метра, жующего сладости, не позволяй ему нюхать себя. — О чем ты? — встрепенулась я. — Долго объяснять, — лениво отмахнулся Аомине.       Я знала, что опаздываю на тренировку в клуб, да и лежать так было не совсем удобно, но никак не могла решиться разомкнуть наши объятия. Наконец, я сказала: — Дайки, мне нужно на тренировку в клуб.       Я хотела подняться, но Аомине сделал неуловимое движение, и я оказалась прижатой к крыше его телом. Он склонился к моей шее и начал блуждать по ней губами. Мое сердце бешено забилось, а в животе появилось знакомое тянущее чувство. Но я нашла в себе силы оттолкнуть его: — Что ты делаешь? Нельзя делать такое в школе!       На его лице появилась фирменная ухмылка: — Кто сказал?       В синих глазах прыгали черти: он знал, что я в его власти.       Я сказала насколько могла твёрдо: — Мы не будем заниматься таким в школе. Отпусти меня сейчас же!       Парень неохотно отодвинулся. Я встала и поправила одежду. Аомине поднялся следом за мной. Я жутко разозлилась на него. У этого товарища совсем стыда нет. — Мари, — окликнул он меня.       Сделав вид, что не слышу его, я направилась к лестнице. Но не таков Аомине Дайки, чтобы отстать просто так. Он схватил меня за руку: — Не игнорируй меня. — Что еще? — спросила я холодно. — Не понимаю, из-за чего ты так разозлилась?       Я взвилась: — Не понимаешь? Может ты не заметил, но я не из тех, кто занимается всяким непотребством на крыше школы. — Да не собирался я делать ничего такого — просто дразнил тебя. — Себя подразни, засранец чертов, — сказала я по-русски. Но мой гнев к этому моменту испарился.       Он уставился на меня с подозрением: — Ругаешься на меня по-русски?       Я улыбнулась — было совершенно невозможно долго злиться на него: — Пойдем уже.       И большинство наших мелких стычек кончалось так же безобидно. Хотя, признаю честно — поддающийся стороной выступала в основном я.       Эту картину тяготило еще одно неприятное дело, которое необходимо было сделать — рассказать Киру о нас с Дайки. Я почему-то тянула с этим — никак не могла заставить себя. Как будто в наших отношениях было что-то постыдное. Наконец, в середине сентября, в один из дней я проснулась рано утром и сказала себе: Today is the day! Весь день я внутренне готовилась к непростому разговору и, как оказалось, не зря.       Кир ответил на мой видео-звонок сразу же: — Маська, привет!       Я начала серьезно: — Кирилл, мне нужно кое-что тебе сказать.       Улыбка пропала с лица друга, и он спросил: — Ты переспала с этим баскетболистом? — А? — я осеклась, но затем продолжила, — нууу… да. А как ты понял? — Я знаю тебя, как облупленную, забыла? И что, вы встречаетесь или как?       Его тон казался враждебным. Я кивнула головой в ответ на его вопрос. — Ясно, — протянул он. Затем добавил, — И как тебе его инструмент? Размерчик устраивает?       Мои глаза расширились, а к лицу прилила краска стыда. Такой пошлости с его стороны я не ожидала.       Я сказала с отвращением: — Так грубо! И как у тебя только совести хватает спрашивать подобное?       Парень осклабился: — А что здесь такого? Мне просто интересно. А то знаешь, про японцев говорят, что Бог их обделил в этом отношении. Может, и у твоего Аомине там кот наплакал.       Я скривилась: — Не ожидала от тебя такого, Кирилл. Не звони мне больше!       И отключилась. Через пять секунд он перезвонил, а я скинула звонок. Потом он звонил снова и снова в течении двадцати минут, а я продолжала игнорировать его. Меня душили злые слезы. Я не могла понять, чем заслужила такое отношение. Наконец, от Кирилла пришло сообщение: Я буду звонить, пока ты не ответишь. Прости меня. Ответь, пожалуйста.       Я приняла звонок со словами: — Чего тебе ещё?       Вид у него был побитый: — Машка, прости меня. Я — козел!       Я смотрела на его лицо и понимала, что не в состоянии ненавидеть кого-то столь важного для меня. — Кир, ты — баран, — сказала я, надув губы. — Какая муха тебя укусила?       Друг скривился: — Просто меня жутко бесит этот твой баскетболист. Как представлю, какие вещи он делает с тобой, мне его убить хочется. — Эй, ты там полегче со своим воображением! Не надо ничего представлять! К тому же, — веско добавила я, — ты таким с четырнадцати лет занимаешься.       Он скорчился: — Да знаю я. Но, я — другое дело. Я — мужик!       Я скептически подняла брови: — О, сексистские штучки в ход пошли. Ты — мужик, можешь гулять. А меня в паранджу и в комнате запереть.       Он осклабился: — Было бы неплохо. Нужно дяде Жене идейку подкинуть. — Заканчивай троллить меня, — сказала я со смехом. — Ладно. Но если серьезно, не нравится мне твой парень и все тут. Он с тобой хорошо обращается?       Я махнула рукой: — Конечно, хорошо. О чем ты?       На лице Кира появилось странное выражение: — Знаешь, хоть я и видел его всего один раз, но есть в нем что-то мрачное. Не знаю. Не обижайся, но мне показалось, что он — проблемный чувак.       Я замялась: — Ну… я не могу сказать, что ты полностью не прав. Есть тут кое-что. — И? — Да ничего. Думаю, все будет нормально.       Он вздохнул: — Смотри, как бы его проблемы не перекинулись на ваши отношения.       Я нетерпеливо дернула плечом: — Не переживай, все будет хорошо.       На сей ноте этот неприятный разговор был закончен.       Сентябрь отметился еще одном событием — в последних числах месяца должен был состояться осенний школьный фестиваль. И я находилась в предвкушении этого события. Школьные фестивали всегда были одним из обязательных атрибутов манги и аниме. И такой любитель манги, как я, мог только мечтать когда-нибудь стать непосредственным участником подобного действа.       В один из дней состоялось собрание класса, на котором решалось, что мы будем делать на фестивале. Накамура-сан, наш куратор, оставил решение за учениками. Слово взял Такахаши Кэнто, наш староста, который также был казначеем школьного совета. Он начал перечислять возможные варианты: комната страха, косплей кафе, сувенирная лавка, конкурсы с призами. Ребята загудели, кто-то выкрикнул: — Кафе с горничными!       Ох уж эти кафе с горничными! У японцев какой-то фетиш на них.       Так получилось, что в нашем классе наблюдался большой дисбаланс по половому признаку: на двадцать мальчиков было всего пять девочек, включая меня. И когда возникла идея с горничными, предполагалось, что мы впятером и наденем костюмы. Лично я не возражала бы: будет забавно оказаться на месте Мисаки из «Президент студсовета — горничная». Киру фотки отправлю, вот он поржет.       Но в этот момент общий шум прорезал голос моего бойфренда, который тоже присутствовал в классе, но до сего момента сидел, отрешенно уставившись в окно. — Никаких горничных! — заявил он громко.       Все замолчали, удивленные его выпадом. С начала учебного года Аомине избегал любой активности в классе. Староста спросил: — Аомине-кун, почему ты возражаешь против этого плана?       Дайки нагло ответил: — Не нравится мне это и всё. Придумайте что-нибудь другое.       И это были слова человека, который совершенно точно самоустранится от подготовки к фестивалю. Но никто не посмел ему возразить — спортсмена откровенно побаивались. Поэтому обсуждение вернулось к началу.       А я внутренне посмеялась: знали бы они, почему Аомине так резко возражает против горничных. Не хочет, чтобы его девушка щеголяла в подобном наряде.       Я видела, как Сакураи Рё кинул на меня украдкой взгляд. Он-то понял, в чем проблема.       Обсуждение зашло в тупик. А мне, увлеченной размышлениями о косплее, в голову пришла идея: — Может, сделаем медицинский кабинет?       Такахаши насторожился: — Мари-сан, что именно ты имеешь в виду? — Отгородим ширмами несколько кабинок. В одной можно будет взвеситься, в другой измерить давление, в третьей проверить зрение, не по настоящему, а в какой-нибудь шуточной манере. У меня дома есть…- я замялась, не зная, как по-японски будет тонометр, — эта штука, которой измеряют давление.       Кто-то выкрикнул, как тонометр будет по-японски.       Началось обсуждение, и эта идея нравилась им все больше и больше.       Кто-то предложил сшить или взять на прокат костюмы врачей или медсестер. На том и порешили. Распределили обязанности — мне досталось измерение давления.       Нужно заметить, что я с детства умела пользоваться тонометром. После маминой смерти от эклампсии отец стал одержим давлением. Каждое утро он заставлял меня измерять давление — это стало частью моей утренней рутины.       Началась подготовка к фестивалю. Как и ожидалось, Аомине участия не принимал. Зато не раз и не два недовольно высказал мне, что я буду трогать незнакомых людей (то есть парней), да еще и костюм медсестры надену. Насмотрелся в своих журналах на похабных лжемедсестёр и думает, что его девушка наденет нечто еле прикрывающее зад. Я же в магазине, специализировавшемся на косплей одежде разных времён, нашла наряд медсестры в стиле середины двадцатого века: приталенное голубое платье с узким лифом и широкой юбкой до колена. К нему прилагался белый фартук с вышитым красным крестом и стоячая накладка на волосы.       Фестиваль в нашей школе должен был состояться в последнее воскресенье сентября. Когда до него оставалось два дня, в пятницу после школы едва зайдя в квартиру, я получила звонок от отца: он просил срочно приехать к нему в офис и привезти забытую дома папку с документами.       Когда я выполнила его поручение, было уже восемь часов вечера. Я почувствовала голод, отец же был очень занят и сказал мне поужинать в каком-нибудь ресторане. Но на глаза попался Maji burger — японский аналог Макдональдса. Я стараюсь не есть такую еду, но иногда даю себе послабление.       Я шла по залу со своим заказом в руках, выглядывая свободное место, когда услышала: — Мари-сан.       Как будто из воздуха материализовался Куроко, через трубочку потягивающий ванильный коктейль. Если бы парень меня не окликнул, я бы прошла мимо его столика. — Тецуя-кун! Давно не виделись! — Если хочешь, можешь сесть за мой стол. — Спасибо большое!       Я села напротив него, и мы немного поговорили. Их команда тоже напряженно готовилась к Зимнему кубку. Он как раз пришел в кафе после тренировки.       Когда с вежливой болтовней было покончено, я спросила серьезно: — Тецуя-кун, можно задать тебе один вопрос? — Конечно. — Вы с Дайки дружили в средней школе?       На его лице мелькнуло странное выражение, и парень сказал: — Мари-сан, извини, я вынужден ответить вопросом на вопрос. Ты встречаешься с Аомине-куном?       Его вопрос застал меня врасплох, и я смутилась: — Как ты понял? — Ты теперь называешь его по имени. — Ты очень наблюдательный. — Но дело даже не в этом. Кисе-кун сказал мне.       Мой рот приоткрылся от удивления. Я и забыла о случайной встрече на баскетбольной площадке с бывшими одноклассниками Дайки. И уж точно не думала, что они станут болтать. — Черт! - вырвалось из меня. — Кисе-кун не умеет хранить секреты, — сказал Куроко серьезно.        Я вздохнула и снова начала наступление: — Прости, что задаю тебе такие вопросы. Но ты единственный, с кем я могу поговорить об этом. Дело в том, что я очень волнуюсь за Дайки. Я не знаю, каким он был раньше. Но вижу, что его что-то съедает изнутри. Он…       Я замялась, не зная как выразить свою мысль. — Он мучается, потому что не может найти соперника себе по силам, — закончил за меня Куроко.       Я кивнула головой. Мы немного помолчали, затем парень добавил: — Раньше, когда Аомине-кун играл в баскетбол, он всегда улыбался. Я хотел бы увидеть снова улыбку на его лице во время игры.       Я понимала, о чем он говорит. Мне тоже доводилось видеть эту улыбку у Дайки. Буквально пару раз, мимолетно. Но она запала мне в душу. Я хотела, чтобы человек, которого я люблю, был свободным и снова улыбался.        В моей памяти всплыла одна вещь, и я спросила: — Тецуя-кун, ты знаешь, что такое Поколение Чудес? — Да. — Можешь рассказать мне?       И он рассказал. О баскетбольном клубе средней школы Тейко. О пятерых непобедимых игроках, одним из которых был Аомине. Оказалось, что я знакома еще с двумя: Кисе и Мидоримой. Имена оставшихся двух мне ничего не говорили.       Все встало на свои места: и то напряжение, которое я почувствовала между Дайки, Мидоримой и Кисе, когда мы встретили их случайно, и заносчивость Аомине. Оказывается, три года подряд они выигрывали чемпионат средних школ, а потом разошлись по разным старшим школам и теперь соревнуются друг с другом, пытаясь выявить сильнейшего. Но была еще одна вещь, которая меня беспокоила: — Тецуя-кун, а ты тоже был в основном составе?       Он кивнул. — То есть получается, ты тоже из Поколения чудес? — Не мне судить об этом.       Загадочный все-таки парень этот Куроко. Разговор с ним пролил свет на некоторые моменты, но не дал мне никакой подсказки, что же делать дальше.       Куроко увидел сомнение, отразившееся на моем лице, и сказал: — Мари-сан, не переживай. На Зимнем кубке будет очень много сильных команд, включая Сейрин. Есть большая вероятность, что Аомине-кун кому-нибудь проиграет. Могу сказать одно: если я встречусь с ним на площадке, то в этот раз не проиграю.       На лице парня была написана решимость сделать так, как он сказал. Я промямлила виновато: — Я такая плохая. Как я могу желать проигрыша дорогому мне человеку? — Потому что знаешь, что после этого ему станет легче. Он сможет двигаться дальше. А сейчас он застрял и никак не может освободиться. — Ты прав.       Я уже съела свою еду, Куроко тоже выпил коктейль. Нужно было прощаться. Но тут я вспомнила про фестиваль: — Тецуя-кун, а в вашей школе тоже будет осенний фестиваль? — Да, на следующей неделе. — Правда? А у нас послезавтра. Если сможешь, приходи. — Ты его на свидание приглашаешь? — раздался голос над нами.       Над столом нависла тень. Кагами стоял с полным подносом еды. Таким количеством можно было бы пятерых накормить! Мне подумалось: бедные его родители — такого ребенка проще прибить, чем прокормить.       Я недовольно закатила глаза: — Тайга-кун. А ты откуда взялся?       Он мгновенно взорвался: — Это я у тебя должен спросить. Сидите тут как пара, о встрече договариваетесь.       Поставив поднос на стол, парень взял стул и уселся рядом со мной.       Настал мой черед высказаться: — Чего ты сел рядом со мной? Места мало? — Потому что ты уселась на мое место. — Ты его купил или у тебя пожизненная бронь? — Чего? Я тебя не понимаю, ты странно строишь предложения!       Куроко вступился: — Кагами-кун, я уже говорил, что ты не умеешь общаться с девушками. И Мари-сан очень хорошо говорит по-японски.       Я сделала ехидное лицо: — Слышал? И, между прочим, на последнем тесте по японскому языку я набрала восемьдесят баллов.       В отличие от того же Аомине, который набрал всего тридцать два. Я потом долго подтрунивала за это над своим парнем.       Услышав цифру, Кагами немного осел. Куроко подлил масла в огонь: — А Кагами-кун набрал всего три. — Куроко, что ты несешь? — возмутился Тайга. — Я набрал девяносто восемь баллов. — Тебе помог «ленивый Бог» — карандаш Мидоримы-куна. А я имел в виду тест, который ты написал своими силами.       Я засмеялась: — Не знаю, о чем речь, но звучит так, как будто тебе пришлось положиться на силу соперника.       Кагами взвился: — Куроко, зачем ты сказал об этом? Мог бы и промолчать! А ты, мартышка мелкая, может, уже пойдешь своей дорогой? — And you, asshole, can kiss my beautiful ass!, — перешла я на английский. — May be I would. Probably I should even kiss some other parts of your body?       Услышав это, я обалдела и почувствовала, как краска стыда заливает мое лицо. Что он только что сказал? Можно было только надеяться, что парень нарочно хоте вывести меня из равновесия, поэтому и ляпнул такое.       Куроко точно не понял сказанного, потому что сидел и с совершенно невозмутимым видом наблюдал за нашей перепалкой. А вот у Кагами на лице появилось триумфальное выражение. Молчание затягивалось. Мне нужно было что-то сказать, а я не знала, куда девать глаза. Мой взгляд выхватил кольцо, висящее на цепочке у Тайги на груди.       Я сказала: — Давно хотела спросить, что за кольцо ты все время носишь на груди? — Не твое дело, — отрезал он, дожевывая бургер.       Но в этом ответе я увидела возможность поквитаться с ним. Поэтому хитро прищурившись, сказала: — Девушка подарила? А, Тайга? — Нет. — Можешь не притворяться. Конечно, девушка.       Я бесцеремонно взяла кольцо и потянула к себе: — Смотри, какой маленький размер. Только у девушки могут быть такие тонкие пальцы.       Парень сжал моё запястье: — Отпусти сейчас же!       Но я крепко держала кольцо в кулаке: — А если не отпущу? — Я тебя сейчас прибью!       Говоря это, он слишком близко наклонился к моему лицу. Я уперлась ладонью другой руки в его щеку: — Ты слишком близко! Не наклоняйся так! — Ты сама тянешь за кольцо, дура! — Сам дурак!       Нашу перепалку прервал жутковатый голос: — Что здесь происходит?       В запале спора мы не заметили, что, во-первых, полресторана смотрит на нас осуждающе, а во-вторых, что рядом с нашим столиком остановилась большая компания. Голос принадлежал Хьюге Джумпею, капитану Сейрин. — Что вы тут учинили? Куроко, а ты почему их не остановил? — Я решил, что лучше им не мешать.       Хьюга взвился: — Не мешать? Они же тут цирк устроили!       Я к тому времени уже убрала руки от Кагами, он тоже отодвинулся. Честно говоря, его семпай был прав. И обычно я себя так не веду, но этот долбанный тигр вызывает во мне желание нахамить ему. Парень сам постоянно нарывается. Тем не менее, это не оправдывает моего поведения, поэтому я сказала виновато: — Простите меня, пожалуйста.       Потом встала, а Кагами выпустил меня из-за стола. Я добавила: — Тецуя-кун, спасибо за разговор. Всем пока!       

***

      Наступил день фестиваля. Я отправилась в школу с утра пораньше. Ребята из класса дружно принялись за работу. Как и ожидалось, Аомине даже не появился.       К половине десятого наша классная комната была оформлена и готова к приему посетителей. Всего получилось пять отдельных кабинок. В моей стояло кресло для посетителей, небольшой столик, стул для меня и железная вешалка для одежды. Действительно, было похоже на небольшой медицинский кабинет.       Фестиваль должен был распахнуть свои двери для посетителей в десять часов. Платье медсестры сидело на мне как влитое, выгодно подчеркивая изгибы фигуры. Образ довершали волосы, убранные в высокий хвост и легкий макияж, единственным заметным акцентом которого были губы, накрашенные красной помадой. Нужно заметить, что этот цвет помады хорошо сочетается с моими синими глазами и черными волосами. Но я им редко пользуюсь, не желая выглядеть вызывающе.       Когда я вернулась в класс, ребята вовсю фотографировали друг друга для инстраграма. Увидев меня, девочки заверещали. Понеслось обычное «кья», «моэ» и «кавайи».       Наконец, в десять часов начали появляться посетители. Первые три часа пролетели довольно быстро. Перед моим лицом проходил поток школьников обоих полов и разных возрастов. Я измеряла давление и записывала показатели на специальные листки, предварительно вписав туда фамилию и имя «пациента». Мелькнули и знакомые лица: ученики с нашей параллели, девочки из моего клуба. С последними мы сделали несколько фотографий на память.       Аомине не объявлялся. На мою вопросительную смску он ответил, что в школе, но не собирается работать. Кто бы сомневался, подумала я. Валяется, наверно, на крыше да облака глазами провожает.       В час дня меня подменил одноклассник. У меня было полтора часа на отдых и обед. На последнее я решила не тратить много времени, намереваясь перекусить едой из палаток других классов. Мне очень хотелось успеть пройти по всем кабинетам и посмотреть, что они организовали. Я начала со своей параллели и побывала в комнате страха, потом быстро выпила сока в кафе с дворецкими, выиграла мягкую игрушку в палатке, где нужно было мячиками сбивать цели. Впрочем, выигрыш забирать не стала — терпеть не могу эти пылесборники. Потом в другом классе нарисовали мой экспресс-портрет, от которого чересчур попахивало постмодернизмом.       Передвигаясь от одного кабинета к другому, я раздумывала, как хорошо было бы оказаться здесь с Дайки. Некоторые конкурсы были предназначены исключительно для пар. Я смотрела на школьников, которые не стесняясь держались за руки, и меня грызла небольшая зависть. Как же неприятно, что нам приходиться скрывать наши отношения!       Наконец, я добралась до классов третьегодок. У меня оставалось всего десять минут свободного времени, и я решила напоследок посетить прорицателя — Великого и Таинственного Ван Мессинга (Ван Мешингу, если читать по-японски).       Заплатив сто йен и отстояв небольшую очередь, я, наконец, зашла в кабинку, отгороженную черной тканью. Внутри по периметру горело несколько свечей, что показалось мне не очень разумным, учитывая обилие легко воспламеняющегося материала.       Прорицатель в длинном черном одеянии сидел за столиком, покрытым темным бархатом. Переливаясь и отражая свет, перед ним стоял хрустальный шар. Я села напротив мага. Его лицо было скрыто капюшоном. Заклинатель начал водить руками над шаром. Когда его руки замерли, из-под капюшона раздался голос, характерно растягивающий гласные на кансайский манер: — Иванова-кохай, ты же не будешь кричать и обвинять меня в домогательствах?       Блеснули очки, и я поняла, что великим и ужасным Ван Мессингом оказался не кто иной, как Имаёши Шоичи — капитан баскетбольного клуба.       Меня чуть не расперло от еле сдерживаемого смеха. Этот антураж: декорации, черное одеяние, свечи, шар — все это не очень вязалось с образом Имаёши.       Проглотив смех, я сказала: — Имаёши-семпай, но ты же предсказатель, должен знать ответ на свой вопрос. — Хорошо. Тогда мой шар видит, что ты сожалеешь о своей дерзости, сказанной тогда в автобусе, и хотела бы извиниться за это. Я хмыкнула и сделав несколько движений руками над шаром, сказала: — А МОЙ шар видит, что я зря потратила сто йен.       И добавила по-русски: — Дерьмовый из тебя предсказатель, чувак.       Потом я собралась вставать, но парень ловким движением перехватил мое запястье и сказал: — Подожди. Иванова-кохай, ты уже здесь, поэтому позволь мне сказать тебе кое-что.       Пальцы этого спортсмена, сжимающие мою руку, оказались на удивление сильными, и по моему позвоночнику пробежал неприятный холодок. Я сказала: — Хорошо. Только, пожалуйста, отпусти мою руку и не зови меня «Иванова-кохай». Называй просто по имени.       Парень убрал свою руку: — Извини.       А затем снял капюшон: — Итак, Мари-чан…       Мари-чан? Даже Дайки меня так не зовёт!       Имаёши продолжил: — Судя по всему, у вас с Аомине все пришло к закономерному результату. Не делай такое удивленное лицо. Любой более или менее наблюдательный человек понял бы, что вы состоите в довольно близких отношениях.       Ох уж эта его витиеватая манера выражаться! Но тот факт, что он догадался о нас с Дайки, удивил меня. Неужели всё настолько очевидно? А вдруг со стороны видно, что мы спим друг с другом? Не хватало ещё чтобы меня за легкодоступную девицу начали считать!       Увидев сомнение на моем лице, Имаеши сказал: — Не переживай. Кроме меня вряд ли кто-то догадывается. Люди очень не наблюдательны. Хотя это довольно легко вычислить. Аомине теперь не пропускает тренировки клуба, если в этот же день есть тренировки у легкоатлетов. Правда, Мари-чан?       Меня начинал раздражать этот странный разговор. Я никак не могла понять, к чему клонит семпай. Поэтому спросила прямо: — Имаёши-семпай, о чем ты хочешь мне сказать? — Знаешь, баскетбол японских старших школ — довольно закрытое сообщество. Здесь все знакомы друг с другом в той или иной степени. И все интересуются друг другом. Особенно игроками высокого уровня. — И? — я все еще не понимала, куда он клонит. — Рано или поздно люди узнают, с кем встречается ас Поколения Чудес. И тогда ты почувствуешь на себе множество любопытных взглядов.       Я хмыкнула: можно подумать я с Леонардо ди Каприо встречаюсь! Но потом вспомнила, каким образом эта новость дошла до Куроко, и мне стало не по себе.       Семпай продолжил: — Я вижу, что ты не воспринимаешь мои слова всерьез. Что бы ты ни думала, я забочусь о своих игроках, и не хочу, чтобы у Аомине были неприятности. Поэтому прими, пожалуйста, мой совет — будь осторожнее.       Это прозвучало практически как угроза. Я хотела резко возразить ему, но тут отодвинулась боковая створка, и вместе со светом внутрь шагнул какой-то верзила. Внутри будки предсказателя сразу же стало тесно. Скользнув по мне взглядом, верзила сказал спокойно: — Имаёши, снаружи собралась приличная очередь.       «Предсказатель» улыбнулся своей противной улыбочкой: — Прости, прости, Суса. Мы уже заканчиваем.       Я встала: — Спасибо за совет, семпай. Приму твои слова к сведению.       И вышла на свет. А потом медленно брела по коридору, занятая своими мыслями. И повернув за угол, наткнулась прямо на Дайки и Момои. Сначала они не видели меня, и у меня была возможность понаблюдать немного за ними. Друзья стояли перед прилавком с сахарной ватой и ждали свои порции. Сацуки что-то щебетала, заглядывая Дайки в глаза, а он своим характерным жестом рукой почёсывал в затылке и отвечал лениво. Я сразу же почувствовала себя лишней на этом празднике жизни. В очередной раз меня кольнула мысль, что они подходят друг другу гораздо больше, чем мы с ним. Они связаны невидимой нитью, совсем как я и Кир.       Захотелось сесть на корточки прямо посреди коридора и зареветь в полный голос. Не желая делать себе еще больнее, я развернулась, чтобы уйти по-тихому. Но в этот момент Аомине повернул голову и заметил меня: — Мари.       Я сделала вид, что не слышу его и пошла быстрым шагом прочь. Парень двинулся за мной следом. Так мы и шли по людным коридорам школы: я, Аомине, отстав шагов на пять, а за ним еле поспевая, бежала Сацуки с двумя порциями сахарной ваты.       Ноги сами понесли меня на крышу. Выйдя на свежий воздух, я вдохнула полной грудью. Через пару секунд там же появился Дайки, а следом за ним Сацуки. — Эй, ты не слышала, что я тебя звал? Что за дела? — спросил парень раздраженно, совсем не смущаясь присутствия третьего человека.       Проигнорировав его вопрос, я поздоровалась с Момои: — Здравствуй, Сацуки-сан.       Она ответила так же вежливо: — Здравствуй, Мари-сан.       А потом добавила, отдав вату Аомине: — Аомине-кун, возьми свою вату. А я пойду. Увидимся.       Когда девушка ушла, я сказала: — Сацуки-сан знает.       Дайки поморщился: — Да. С самого начала. Я просто не могу ничего скрывать от нее. — Понятно. Извини, мне нужно возвращаться в класс к своим обязанностям.       Я хотела пройти мимо него, но он перегородил мне путь: — Подожди. — Что еще? — мой голос прозвучал холодно.       Парень начал заводиться: — Я не понимаю, на что ты злишься? Наверняка, ты тоже рассказала о нас своему другу!       Он упорно избегал называть Кира по имени.       Я сказала: — Я не злюсь. Но у меня сейчас нет времени на разговоры. В отличие от тебя, меня от обязанностей в классе никто не освобождал. И, кстати, твоя вата оседает.       Выходя на лестницу, я кинула на своего парня последний взгляд: его лицо было мрачнее тучи, а свободная рука сжата в кулак.       Сама не знаю, что на меня нашло. Меня совсем не волновал тот факт, что Аомине рассказал Сацуки о нас. Но видеть их так беззаботно общающихся было выше моих сил. Похоже, это была самая обычная ревность.       Я вернулась в наш кабинет и снова приступила к своим обязанностям. Мне оставалось отработать два часа. В пять тридцать вечера все участники фестиваля должны были собраться во дворе, чтобы наблюдать за кульминацией дня — большим костром.       Был уже шестой час, и я с нетерпением ждала окончания своей работы. Весь день улыбаться, выполнять одни и те же действия — я начала сочувствовать работающим людям. Быть взрослым не такой уж и кайф!       Занятая этими мыслями, я сначала не обратила внимания на очередного посетителя. Я только услышала спокойный голос: — Можно? — Проходите, пожалуйста, — ответила я, нацепив на лицо дежурную улыбку.       Вошедший оказался чуть выше меня ростом, красноволосым и одетым в форму какой-то школы, состоящую из темных брюк, темно-серой рубашки, черного галстука и светло-серого пиджака.       Я, как попугай, повторила фразу, которую твердила на протяжении всего дня: — Уважаемый посетитель, пожалуйста, снимите пиджак. Можете повесить его на вешалку, а затем закатайте левый рукав и присядьте в кресло.       Парень последовал моим указанием. Я попросила: — Пожалуйста, если Вас не затруднит, назовите своё имя. Я запишу на бланк Ваши показатели. — Акаши Сейджуро.       Я замерла на мгновение, раздумывая, какими канджи пишутся его имя и фамилия. Увидев мое замешательство, он подсказал: — Ака-ши, как красный и командир, Сей-джу-ро, как идеальный и подчинение. — Спасибо большое, — я записала иероглифы. Странная фамилия и странное имя, подумалось мне. Подчинение? Какой родитель захочет писать имя своего сына таким иероглифом?       Взяв тонометр, я подошла к нему. Наши взгляды встретились, и я увидела, что у него глаза разного цвета. Правый — красный, а левый — желтый. На мгновение я смутилась. Полная гетерохромия? Довольно редкая штука! Особенно среди японцев.       Я постаралась быстро отвести глаза. Меня с детства учили, что неприлично пялиться на людей. Особенно, если они имеют внешность, отличающуюся от внешности других людей.       Протерев антибактериальной салфеткой свои руки и манжету, я начала натягивать ее на руку парня, попутно обратив внимание на хорошо развитые мышцы предплечья и плеча. Пронеслась мысль, что он занимается каким-то спортом. — Когда я включу тонометр, Акаши-сан почувствует давление. Может появиться неприятное ощущение, но это не опасно.       Улыбнувшись легко, парень сказал, прочитав имя на небольшой табличке, прикрепленной к моему платью: — Мари-сан, не беспокойтесь. Делайте, что должны.       Мне понравился его спокойный, доброжелательный вид. И голос его звучал очень приятно.       Улыбнувшись в ответ, я включила тонометр. Секунд через двадцать на экране мигнули цифры: 110 на 75, пульс 52. Частота его пульса подтвердила мою догадку, что он спортсмен.       Я сказала вслух: — 110 на 75, пульс 52.       Потом стянув манжету, я отвернулась к столу, чтобы записать показатели, попутно говоря: — У Вас очень хорошие показатели. Можете надевать пиджак и переходить в следующую кабинку. Спасибо, что посетили наш…       Повернувшись, я осеклась: парень стоял прямо за мной — расстояние между нами было меньше шага. На его лице застыло странное выражение. — Я думал, ты окажешься другой. Дайки в очередной раз удивил меня. — А? — его слова настолько поразили меня, что я не смогла сказать ничего, кроме жалкого междометья.       Он продолжил: — Меня всегда немного раздражала непредсказуемость Дайки, но сейчас это даже забавно.       Парень окинул меня оценивающим взглядом с головы до ног: — Знаешь, ты совсем не в его вкусе. Кажешься слишком воспитанной. К тому же ты, скорее всего, умная. Но, говорят, ты не очень интересуешься баскетболом. С какой стороны не посмотреть, между тобой и Дайки нет ничего общего.       Я понимала, что мне нужно поставить нахала на место. Но перемена, произошедшая в нем, была столь разительна, что я не знала, что сказать. Его доброжелательность куда-то испарилась. Передо мной как будто стоял совсем другой человек. И чем больше я смотрела ему в глаза, тем страннее чувствовала себя. Мои ноги вдруг сделались ватными, а перед глазами все поплыло. Казалось, этот человек вытянул из меня все силы.       Закрыв глаза и прижав руку к лицу, я легко качнулась вперед. А он сделал шаг, сводя расстояние между нами к нулю. — Тебе нехорошо? — в его голосе не было ни капли сочувствия.       Я пробормотала: — Что-то странное… я не понимаю…       Он отнял мою руку от лица: — Не волнуйся, я не дам тебе упасть.       И закинул мою руку себе за плечо. Я стояла там, в попытке сохранить равновесие вынужденно обнимала совершенно незнакомого парня и понимала, что он что-то сделал со мной. Его странные глаза, голос, слова — все это каким-то образом вывело меня из равновесия. Моя голова кружилась, поэтому я закрыла глаза и невольно оперлась лбом о его плечо.       Он же чуть склонился к моему уху и сказал тихо: — Если сейчас нас кто-нибудь увидит, то будет очень неприятно. Со стороны может показаться, что мы с тобой тут неплохо проводим время.       Я не понимала, что ему нужно от меня. За что он так поступает со мной?       Я пробормотала: — Почему?       Он понял, что я имела в виду и ответил: — Потому что я могу.       Эти слова вывели меня из транса. Я разозлилась. Я поняла, что этот Акаши обладает очень сильной волей и имеет хорошо развитую способность манипулировать людьми. Не последнюю роль здесь играл его голос. Потому, хотя он продолжал что-то говорить, я перестала вслушиваться в слова и начала вспоминать доказательство теоремы о трех перпендикулярах. В то же время левой рукой, свободно висящей вдоль моего тела, сквозь тонкую ткань платья я больно ущипнула себя за ляжку. И морок рассеялся. Ко мне вернулись силы. Мяч оказался на моей стороне.       Я хмыкнула и Акаши, наконец, замолчал. Я подняла голову с его плеча, но объятие не разомкнула. Наоборот, обняла его крепче за шею и сказала насмешливо, глядя парню прямо в глаза: — Nice try, pal, but I ain’t buyin’ it.       Я знала, что это должно вывести его из равновесия. Японцы относятся очень щепетильно к тактильным контактам. В этой стране не принято трогать других, особенно людей противоположного пола. И он явно хотел унизить меня своим объятием, но и мне ничто не мешало провернуть такой же трюк в отношении него. И это сработало. Его лицо исказилось, а глаза странно расширились, и парень сказал жутковатым тоном: — Никому не позволено смотреть на меня свысока.       Я поняла, что пора заканчивать этот делирий, поэтому просто убрала от него свои руки и отошла к креслу, пробормотав по-русски: — Бред какой-то. В последнее время ко мне липнут всякие с манией величия.       Я отвлеклась буквально на несколько секунд, но когда снова взглянула на этого чудака, в руках у него были ножницы. Те самые ножницы, которыми я в течение дня разрезала напечатанные бланки, в которые потом вписывала показатели посетителей.       Мне стало не по себе. What the fuck? Он серьезно? — Мои приказы абсолютны. Преклони свою голову, — сказал он тоном, не терпящим возражений.       Я не знала, плакать мне или смеяться, а, может, просто дать ему в морду. Парень выглядел серьезно настроенным. Но настроенным на что? Пырнуть меня ножницами? Такой дикой чуши я даже в России не видела.       Эти мысли пронеслись в моей голове за какую-то секунду. Потом я услышала капризный голос, шедший из-за ширмы: — Акашиччи, ты здесь?       Ширма отодвинулась, и внутрь шагнул Кисе Рёта. Когда я снова взглянула на Акаши, ножниц в его руках уже не было. Он стоял как ни в чем не бывало и держал в руках свой пиджак. — Рёта, где твои манеры? Тебя не учили, что нельзя без разрешения входить в мед. кабинет? — спросил он недовольно. — Ой, прости, прости.       Кисе сказал это с улыбкой, но я видела, как в глазах парня мелькнуло что-то настороженное. Казалось, что он изображал непринужденность и весёлость, а на самом деле чувствовал прямо противоположное.       Акаши сказал холодно: — Я ухожу.       И вышел, не удостоив меня и взглядом.       Смотря ему в след, Кисе пробормотал: — Ну что такое? Сам позвал меня, а теперь бросает.       Но могу поклясться, что на его лице было написано облегчение. Потом Рёта повернулся ко мне, и его лицо озарила улыбка: — Мариччи, ты выглядишь такой милой в этом наряде!       Я улыбнулась в ответ: — Спасибо, Рёта-кун, — потом добавила, — Хочешь, я измерю тебе давление? — А? Нет, спасибо.       Тем не менее он присел в кресло. Его лицо вдруг стало серьезным: — Мариччи, скажи, Акашиччи, тебе ничего не сделал?       Настал мой черед деланно улыбаться: — Нет, конечно. О чем ты?       Парень едва заметно выдохнул с облегчением: — Прости, я виноват.       Я не поняла: — За что ты просишь прощения? — Понимаешь, немного погодя после той встречи с тобой и Аоминеччи на баскетбольной площадке, я в городе случайно столкнулся с Акашиччи. И он понял, что я что-то знаю. А если Акашиччи что-то спрашивает, невозможно ему не ответить. Также если он что-то просит, нельзя отказать. Сегодня утром он позвонил и сказал, что хочет вместе со мной посетить фестиваль в Тоо. И я не мог…       Я остановила его словесный поток: — Рёта-кун, все в порядке. Твой друг мне ничего не сделал.       Он смутился: — Ну, он не совсем друг. Он был нашим капитаном в средней школе.       Все встало на свои места. То-то когда Акаши сказал свою фамилию, она показалась мне смутно знакомой. Наверно Куроко называл ее, когда мы беседовали на днях. Но мои мысли были тогда заняты Дайки, и я не обратила внимания. А зря! Нужно было слушать внимательнее.       Кисе продолжил: — Понимаешь, Акаши — не плохой. Но он любит испытывать людей на прочность.       Я подумала: вот оно что! Нашелся хренов испытатель! Но самое смешное в этой ситуации было то, что, похоже, Имаёши, действительно, может предсказывать будущее. Несколько часов назад он предупредил меня, и вот на мою голову сваливается этот Сейджуро с замашками доморощенного Наполеона.       Я решила сменить тему: — А тебе удалось увидеться с Дайки?       Парень вздохнул: — Нет, я думал, что встречу его здесь.       Я усмехнулась: — Вот уж нет. Его совершенно невозможно заставить сделать что-то ради класса.       Кисе засмеялся: — Похоже на него! — Он был таким же в средней школе? — Мы все время были в разных классах. А вот Мидоримаччи на втором году был его одноклассником. И постоянно ругался, когда Аоминеччи отлынивал от уборки.       Да, похоже, Дайки всегда был тем еще лодырем.       Я глянула на часы — стрелки подходили к половине шестого.       Кисе сказал: — Я тебя задерживаю. Думаю, мне пора уходить. Но напоследок давай сделаем селфи. Ты так мило выглядишь, что я не могу просто так уйти.       Мы с ним встали рядом, и парень сфотографировал нас.       Кисе сказал: — Я выложу это в инстаграм. Кстати, у тебя есть инстаграм? — Да.       И мы подписались друг на друга. Оказалось, что у этого парня больше ста тысяч подписчиков. Я сказала шутя: — Твои поклонницы меня побьют, если ты выложишь это фото. — Я напишу, что ты девушка друга. — Только не уточняй, какого именно друга. — Хорошо. Мариччи, а у тебя классные фотки. Это твой город? Твои друзья? — он начал просматривать мою страницу.       Нужно заметить, что у меня там было очень много фотографий с Киром. На некоторых мы дурачились, обнимались, на одной я сидела у него на коленях. Я никогда не задумывалась, как это может выглядеть со стороны. Но теперь видя, как Кисе странно смотрит на эти фотографии, я поспешила заметить: — Это мой лучший друг. Он мне как брат.       Рёта посмотрел мне прямо в глаза: — А ты интересная. Но, думаю, Аоминеччи с тобой не легко приходится, правда?       Я раздумывала, что же ответить на его замечание, когда ширма отъехала в сторону, и на пороге появился предмет моих размышлений. — Что вы здесь делаете вдвоем?       Кисе воскликнул радостно: — Аоминеччи! А мы тут разговариваем. А еще мы селфи делали. И подписались друг на друга в инстаграме.       И он показал ему фото. Мне на ум пришло выражение: простота хуже воровства. Кажется, это про Кисе. Я вообще-то не говорила Дайки, что у меня есть аккаунт в инсте.       Аомине недовольно протянул: — Понятно. Кстати, Кисе, а как ты здесь оказался? Что-то сегодня тут людно. Я только что видел Акаши. Он начал говорить что-то странное о том, что я удивил его. Никогда не понимал, что у него на уме. И зачем он притащился сюда из Киото? А ты из Йокогамы. Вам больше делать нечего?       Кисе улыбнулся: — А мне уже бежать нужно. Завтра рано вставать. Аоминеччи, надеюсь сыграть с тобой на Зимнем кубке! И в этот раз я выиграю!       Аомине усмехнулся, смотря Кисе вслед: — Победить меня могу только я сам… И зачем он приходил? Странно.       Потом его внимание переключилось на меня: — Так чем вы тут занимались?       Я вышла из кабинки. В классе было пусто — все ушли на костер. Я подошла к окну и открыла створку. Вместе со свежим воздухом в кабинет ворвался шум — вокруг костра на футбольном поле собралось множество людей.       Аомине подошел и встал рядом со мной. Я ответила на его вопрос: — Просто разговаривали. А ты где был? — На крыше.       Кто бы сомневался. Ему бы стоило поставить палатку на этой долбанной крыше и жить там. — Дай мне свой телефон, — это прозвучало как приказ. — Зачем? — спросила я, заранее зная ответ на свой вопрос. — Я хочу посмотреть твой инстаграм.       Рано или поздно он должен был увидеть его. Поэтому я зашла в приложение и протянула парню телефон. Он начал листать мои посты, и его лицо становилось все мрачнее и мрачнее. Нет, в моем инстаграме не было неприличных или вызывающих фотографий. Там просто была моя жизнь до Дайки. И это была замечательная жизнь. Отец, Кир, путешествия, школа, волейбол, другие мои увлечения. Мне нравилось все это. Я была счастлива и много улыбалась. Мне не приходилось ничего скрывать. Меня не пытались унизить странные личности с разными глазами. И у меня не было парня, которого мучили внутренние демоны и который в отместку мучил всех вокруг.       Взгляд Аомине замер на одной фотографии: я сижу на коленях у Кира и задорно смеюсь, обнимая его рукой за шею. Помню, мы тогда ходили в кафе с его товарищами по команде. Мы дурачились и кто-то сфотографировал нас. Я давно заметила, что такие спонтанные кадры получаются лучше всего.       Я прервала молчание, забирая из рук Дайки телефон: — Дайки-кун, позволь мне рассказать тебе кое-что. Когда я росла, в моей жизни было очень мало женщин. Только бабушка, которая жила с нами до того времени, когда мне исполнилось девять лет, и была еще тетя — жена папиного лучшего друга. Всё. У меня никогда не было лучшей подруги. Был только отец. Был Кирилл. Были папины лучшие друзья и сотрудники его фирмы, в своем большинстве — мужчины. И мне все это казалось естественным. Мне никогда не было трудно находиться в мужском обществе. И здесь нет никакой подоплеки. Я не из тех, кто специально ищет мужского внимания. Но я и не вижу в общении с парнями никакого пошлого контекста. Понимаешь?       Я замолчала и посмотрела на его лицо. Но не смогла понять, о чем он думает. Аомине не выглядел злым, но и в то же время не было похоже, что парень понял, о чем я говорю. — И что мне теперь с этим делать? — спросил Дайки холодно.       Я пожала плечами: — Ничего не делай. Но надеюсь, мои слова помогут тебе лучше понять меня. — Значит, ты так и будешь продолжать улыбаться другим парням. Легко заводить знакомства. Делать селфи со всякими Кисе. Приглашать на дни рождения кого-нибудь вроде придурка Кагами.       Я начала терять терпение: — Я улыбаюсь не только парням. Я сама по себе улыбчивая. Ну же, Дайки, — я погладила его по руке и ткнулась лбом в его плечо, — прими меня такой, какая я есть. — Мне не нравится твоя помада. Слишком вызывающая. Сотри ее.       Я подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Я поняла, что Аомине не хочет идти мне на встречу. Поэтому отпустила его руку и сделала шаг назад: — Я буду носить, что захочу. Пользоваться той косметикой, какая мне нравится. И общаться с тем, с кем пожелаю. Ты не вправе мне указывать!       В моем голосе прозвенел металл. Я знала, что сейчас в моих глазах переливается свинец, а подбородок упрямо выставлен вперед. Я — дочь своего отца и переняла его упрямство.       Аомине шагнул вперед, оттесняя меня к подоконнику. Спиной я ощущала открытое окно и могла только надеяться, что люди, увлеченные костром, не увидят нас.       Парень склонился ко мне, довольно грубо обхватив меня за сзади шею: — Иногда мне хочется сделать что-нибудь с тобой. — Ну так сделай, — сказала я насмешливо.       Я понимала, что играю с огнем. Что Дайки, действительно, может сделать что-нибудь со мной, но чувство противоречия, поднявшееся во мне, не позволяло отступить. И в то же время мне хотелось запустить руку в его волосы, притянуть к себе и целовать, пока не закончится дыхание, а потом повалить на пол и почувствовать его всем своим телом. И это было так странно, что даже напугало меня. Неужели это и есть любовь? Не так я себе ее представляла.       Аомине отпустил меня и молча вышел из кабинета, шарахнув дверью.       А я вышла на улицу и присоединилась к одноклассникам. Куда ни посмотри везде были довольные лица. И только мне было совсем не весело.       После окончания фестиваля мы дружной толпой двинулись по классам — убираться. Я переоделась в школьную форму, смыла макияж с лица и впряглась вместе со всеми в работу. Откровенно говоря, нужно обладать лошадиным здоровьем, чтобы учиться в японской школе. В России мы столько не пахали на благо учебного заведения.       После того, как уборка в была завершена, кто-то выдвинул предложение пойти в кафе и отпраздновать удачное окончание фестиваля. Уже был девятый час, и я чувствовала себя так, как будто весь день мешки с песком таскала, но не могла отказаться. В Японии не принято выделяться из коллектива, поэтому я написала отцу, что буду позже, потому что иду с одноклассниками в кафе.       Дайки больше не объявлялся. У меня было ощущение, что после произошедшего, он вряд ли захочет показаться мне на глаза.       В кафе мы сдвинули несколько столиков. Было шумно и весело. Ребята болтали о всякой ерунде, перекрикивая друг друга. Я же тихо сидела в уголке, ела свое пирожное, пила апельсиновый сок, улыбалась и отвечала на вопросы, если меня спрашивали. Но на самом деле я очень хотела домой. Мне казалось, что усталость заполнила каждую клеточку моего тела.       Наконец, в десять часов кто-то подал сигнал к окончанию вечера. Шумной ватагой мы вывалились на улицу. Десять человек, включая меня и Сакураи Рё, отправились в сторону станции. Я шла впереди с двумя девочками, мальчишки шли за нами, шушукались и смеялись.       Мы как раз подходили к станции, когда перед нами материализовался Аомине. Его обычно довольно заметная фигура отделилась от какого-то навеса и буквально выросла перед нами. Судя по тому, что он все еще был в школьной форме, домой мой парень так и не ходил. Где же Дайки пропадал эти несколько часов, пронеслось в моей голове.       Увидев его, мальчишки загалдели наперебой: Аомине! Ты где был? Ты пропустил все веселье.       Но парень, проигнорировав их, подошел прямо ко мне и сказал приказным тоном: — Мари, пойдем!       Воцарилась тишина. Восемь пар глаз уставились на нас. И только Сакураи смотрел себе под ноги. Краем глаза я видела, что на его лице застыло виноватое выражение. Вот мелкий двурушник! Понятно теперь, как Аомине узнал, где мы.       Из раздумий меня вывел нетерпеливый голос Дайки: — Мари!       А потом он взял меня за руку и повел в направлении противоположном станции. Мне оставалось только сказать через плечо: — Всем пока. Увидимся в школе.       Мы отошли буквально на несколько шагов, когда за нашими плечами раздалось общее: — ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ?!       А потом они наперебой начали обсуждать увиденное. Но я уже не слышала их слов. Аомине шел быстрым, широким шагом, буквально таща меня за правую руку на буксире. Мне пришлось практически бежать, чтобы поспевать за ним. Левую руку оттягивал пакет с вещами и школьная сумка. — Дайки, — я дернула руку, — куда мы идем? Я не успеваю за тобой! — Уже пришли.       Светящаяся вывеска очередного рабухо поведала о намерениях моего бойфренда. Я хотела возмутиться и послать его куда подальше. Это был очень длинный, странный день и последнее, что мне было нужно — секс. Тем более после того, что он сказал мне. Но взглянув на своего парня, я поняла, что мой отказ означал бы разрыв отношений. В тот момент Аомине выглядел страшнее обычного. В его глазах затаился какой-то нехороший блеск, а морщины меж бровями казались глубже обычного. Я боялась того, что он может сделать со мной. Но в то же время понимала, что если сейчас поддамся страху, то навсегда перестану доверять ему. Поэтому я послушно пошла за ним.       Пока он выбирал номер через специальный терминал, я стояла рядом и всё-таки серьезно раздумывала о побеге. Но в итоге любовь перевесила опасения.       Мы едва успели войти в комнату, снять обувь и кинуть сумки на пол, как парень начал раздевать меня. Пальцы Дайки торопливо теребили пуговицы моего школьного пиджака. Вскоре он полетел вслед за сумками, а рука парня уже тянула резинку с моего хвоста, захватив при этом несколько волосков. Я вскрикнула от боли. Это его немного отрезвило, и он переключился на блузку. Я же распустила волосы и начала помогать ему с пуговицами, опасаясь, что он их попросту оторвет. Пока я снимала одежду, Аомине тоже разделся, оставшись в одном нижнем белье. На шее Дайки висел подаренный мною медальон. Почему-то в тот момент блеск трискеле показался мне зловещим.       А потом мои глаза опустились ниже, и я поняла, что Аомине полностью готов к бою. По моему позвоночнику пробежал холодок страха, но в тоже время внизу живота стало тепло.       Он вытащил пару презервативов из сумки и подошел ко мне вплотную. — Дайки, ты какой-то странный, — начала я с опаской. — Молчи. Сейчас я не хочу слышать твой голос, — сказал он холодно. А потом склонился к моему уху и добавил, — Но если ты будешь стонать и просить еще — другое дело.       Мое сердце забилось, как ненормальное, а глаза широко распахнулись. Парень же взял в тиски мое лицо и начал целовать в губы. Грубо, жёстко, хозяйничая языком в моем рту, лишая меня дыхания. Когда поцелуй закончился, он без церемоний расстегнул бюстгальтер и откинул его к остальной одежде. Его руки начали мять мою грудь, оставляя отметины на нежной коже. Потом он одним резким жестом стянул вниз мои трусики и толкнул меня к кровати: — Ложись лицом вниз.       В голове пронеслось: что за херня тут творится? Нужно было сматываться, пока был шанс!       Теперь же мне оставалось только подчиняться, надеясь, что Аомине в здравом уме и не сделает со мной ничего плохого.       Я легла на живот. Внутри меня бушевала буря смешанных эмоций: страх соседствовал с предвкушением. И казалось, что Дайки делал все, чтобы подразнить меня. В наши предыдущие разы парень старался надеть презерватив быстро и так, чтобы я не видела самого процесса. Но в этот раз он остановился рядом с кроватью и, глядя на меня сверху вниз, раскатывал презерватив на члене медленно, как будто специально демонстрируя мне, насколько он возбуждён.       Потом он лег рядом. Я хотела перевернуться на спину, но не позволил: — Нет. Лежи так.       Откинув мои волосы со спины, Дайки начал целовать мою шею. Он медленно спускался губами по позвоночнику. А его рука поглаживала и сжимала мою попку. Нужно признать, его поцелуи были нежными, и у меня появилась надежда, что парень пришел в себя и все будет хорошо. Но это был скоропалительный вывод. Потому что в этот момент его пальцы скользнули между моих разведенных ног. Раздвинув складки, он ввел внутрь сразу два пальца. Я вскрикнула — это было на грани, практически больно. Практически, но не совсем. Он начал безжалостно растягивать меня под себя. Я уткнулась лицом в подушку. Это было унизительно, но в тоже время очень возбуждающе. Я буквально текла. Закусив зубами наволочку, я чувствовала, как внутри нарастает теплый ком, но в этот момент Аомине вытащил пальцы. Я протестующе вскрикнула, а парень сказал, опаляя дыханием мою щеку: — Даже не надейся отделаться так легко.       А потом он взял меня за бедра и потянул наверх, заставляя встать на колени. Затем надавил рукой на верхнюю часть моей спины, вынуждая меня максимально прогнуться. Хорошо, что перед тем как лечь я убавила освещение, оставив минимум. Но думаю, что даже при таком тусклом свете он все отлично видел. От этой мысли мое лицо залила краска стыда.       Аомине же без дальнейших задержек резко вошел в меня.       Мы впервые делали это не лицом к лицу, и вскоре новые ощущения захватили меня. Несмотря на унизительную позу, мне было очень хорошо. С каждым новым глубоким, резким толчком я возбуждалась все больше и больше. Его руки сжимали мои бедра до синяков. По комнате разносился жутко пошлый хлюпающий звук, иногда перекрываемый моими стонами. В голову пришла мысль: раньше мы занимались любовью, а сейчас меня трахают. Жёстко имеют в унизительной позе, подчинив себе. И от этой мысли внутри меня всё сжалось так, что даже Дайки почувствовал это. Парень отрывисто выдохнул и, отпустив мои бедра, прижался грудью к моей спине. Правой рукой он уперся в кровать, левой же сжал мою грудь. Затем возобновил толчки.       Я чувствовала себя такой маленькой и беспомощной. Я вся была в его власти. Мне казалось, что его массивное тренированное тело полностью подавляет меня. Но в тоже время по всему моему телу расходились волны удовольствия. — Как же хорошо, — услышала я прерывистый, бархатистый голос.       И я была полностью с ним согласна, чувствуя, что скоро достигну пика. — Дайки… — я вцепилась ногтями в руку парня.       Он же, поняв мое состояние, замер во мне, не позволяя дойти до высшей точки. А потом резко откинулся назад и сел на кровать, утянув меня за собой. Я оказалась буквально насаженной на него. Мне некуда было деваться — вес моего тела тянул вниз, а рука Аомине, удерживающая меня за грудь, не позволяла мне слезть с него. Мне оставалось только неловко ерзать на нем, усугубляя ситуацию.       Он сказал насмешливо: — Мари, ты сейчас беспомощна.       А затем пальцами свободной руки начал ласкать меня спереди. У меня чуть крышу не снесло. Чувствовать одновременно его всего глубоко внутри себя, его руку, сжимающую и ласкающую мою грудь, и пальцы другой руки, массирующие, легко царапающие и играющие с моим самым чувствительным местечком. Чтобы не застонать мне пришлось прикусить свою ладонь. Хотя крики экстаза обычное дело для подобных мест, но я не хотела уступать Аомине и выставлять себя такой слабой. Он склонился к моему уху: — Хочешь кричать, кричи.       Я упрямо помотала головой, и парень убрал пальцы с моего клитора.       Мне пришлось выпустить ладонь изо рта и сказать слабым голосом: — Не убирай. — Я тебя не слышу, — его голос прозвучал издевательски. — Я хочу еще, — сказала я громче. — Пожалуйста, Дайки. — Хочешь кончить от моих пальцев?        Я кивнула головой. — Проси лучше. — Пожалуйста, Дайки-кун. Сделай мне хорошо! — в моем голосе послышались умоляющие ноты.       Он хмыкнул: — Скажи, кто может делать с тобой такие вещи? Кто может видеть тебя такой?       Мое тело жаждало разрядки, и я послушно выдохнула: — Ты. Я хочу только тебя.       Он снова хмыкнул: — Так и быть. Получай свою награду.       Его пальцы приступили к делу с удвоенной энергией. В то же время он шептал мне на ухо: — Знаешь, ты была так хороша в костюме медсестры сегодня. Мне пришлось пойти в душевую нашего клуба и прямо в школе удовлетворить себя. Тебе придется взять на себя ответственность за это. И не рассчитывай, что все закончится быстро. Чувствуешь, что он становится тверже?       Действительно, не смотря на то, что он Аомине уже пару минут не двигался, но его инструмент во мне был так же тверд, и мне казалось, что он даже увеличился в размерах.       Эта мысль послужила контрольным выстрелом. Вытянувшись всем телом в тугую стрелу, я откинулась головой на его плечо и меня накрыла волна невероятного экстаза. Перед глазами мелькали какие-то мушки, все тело дрожало от напряжения, внизу живота пульсировало. А потом я обмякла.       Дайки аккуратно снял меня с себя, уложил на спину и раздвинул мои ноги. Я открыла глаза и встретилась с его недобрым взглядом. — Теперь моя очередь, а?       Сказал он и, не встречая сопротивления, резко вошел в меня. Признаюсь честно, после такого сильного оргазма мне хотелось просто спокойно полежать и прийти в себя. Но Аомине было плевать на это — он-то еще не получил желаемого.       Парень сразу же взял резкий темп, в погоне за своим удовольствием буквально вбивая меня в кровать и, то и дело, припадая грубыми поцелуями к моим губам. Через какое-то время я почувствовала нарастающее возбуждение и с удивлением поняла, что скоро последует очередная разрядка. Она не заставила себя ждать — внутри все сжалось, а потом резко разжалось и меня унесло. Но Аомине не обратил на это ни малейшего внимания, он и сам уже был на пределе. Парень максимально ускорился и вскоре кончил, в последний момент прижав меня к себе изо всех сил. Мне показалось, что у меня кости хрустнули.       Мы оба дышали, как загнанные лошади. Мое сердце бешено колотилось, влажные волосы прилипли к спине.       Наконец, Аомине отпустил меня и упал на спину рядом со мной.       Немного отдышавшись, я с трудом сползла с кровати, и еле как собрав трясущимися руками одежду, отправилась в душевую. Там я собрала волосы в пучок, затянув их резинкой, которая все это время была на моем запястье. А потом встала под упругие, горячие струи воды, смывая с себя произошедшее. Мне пришлось намыливаться два раза, чтобы смыть с себя все последствия бурного секса. Ноги дрожали, и я то и дело прислонялась к кафельной стене, чтобы немного отдохнуть.       Стоя там, я пришла к следующему выводу: Аомине хотел меня наказать. И ему это удалось. Хотя тело было в восторге от того, что с ним только что сотворили, но разум понимал, что меня унизили. Мое чувство собственного достоинства и самоуважение сидели, понурив головы, как побитые собаки.       Я стукнула кулаком по стене и сказала зло по-русски: — Сука, блядь! Какого хрена?!       Я не из тех, с кем можно так обращаться. Не так воспитана. И либо Аомине это поймет, либо нашим отношениям конец. Я не буду терпеть подобное! А ведь Кир меня предупреждал, что такое может произойти. Нужно было слушать его, а не позволять любви делать из меня безмозглую, послушную овцу!       Выйдя из кабины душа, я протёрла рукой запотевшее зеркало и посмотрела на себя. Под глазами залегли темные круги. Губы выглядели измятыми и чуть опухшими. На груди остались отметины от пальцев Дайки.       Я с трудом оделась, чувствуя ужасную усталость во всем теле и думая о том, что мне еще предстоит дорога домой. Отец, наверно, потерял меня и точно устроит допрос. Неприятно кольнула мысль, что он догадается обо всем. Мне казалось, что любой человек, взглянув на меня, поймет, что меня только что отымели.       Из ванной я вышла злая и готовая к драке.       Аомине лежал на животе, раскинувшись на кровати, как большая сытая хищная кошка. Но хотя бы трусы натянул, и на том спасибо.       Наши глаза встретились, и я поняла, что парень не чувствует за собой никакой вины. Я подошла вплотную к кровати и сказала холодным тоном негромко: — Подобное не должно повториться. Больше никогда, понимаешь?       Он не спеша перекатился на бок и, подперев голову рукой, спросил лениво: — То есть мы больше не будем спать? Ты это имеешь в виду?       Я нетерпеливо дернула плечом: — Нет. Я имею в виду, что ты не можешь ТАК обращаться со мной.       Аомине похабно осклабился: — А мне показалось, что тебе это понравилось. Ты так стонала и просила меня не останавливаться.       Я стояла там, смотрела на него сверху вниз, видела, как парень доволен собой, как упивается тем фактом, что так безобразно меня унизил, и в моем сердце вскипала черная ненависть. Мне хотелось кричать, материться, врезать по этой наглой темной морде. Обрушить на него весь свой гнев. Но вместо этого я просто отвернулась и начала надевать свой пиджак.       Дайки окликнул меня: — Мари.       Но для меня он уже перестал существовать. Я нагнулась за сумками, намереваясь выйти оттуда и больше никогда не вспоминать о человеке по имени Аомине Дайки.       Взяв свои вещи, я двинулась к двери, но он оказался там раньше меня. Движения парня были стремительны и выверены. В этом ему не отказать — он всегда безупречно владеет своим телом.       Мы замерли друг напротив друга, как два дуэлянта, ожидая, что предпримет другой. Наконец, я сказала: — Уйди с дороги. Я ухожу.       Он хмыкнул. Кажется, Аомине не понимал до конца серьезность ситуации. Он стоял, привалившись к косяку. Влажные волосы прилипли ко лбу, синие чуть прищуренные глаза смотрели на меня сверху вниз, на его лице блуждала насмешливая улыбка. Смуглое тело выглядело расслабленным, но я-то знала, что это обманчивое впечатление. Он был хорош. Я не могла не признать, что в тот момент он был жутко привлекательным, но в то же время я понимала, что мне нужно уйти оттуда. Поэтому подошла к нему вплотную и сказала: — Пропусти меня.       Его ответом было: — Уверена? А, может, повторим? У меня в запасе еще много трюков, которые заставят тебя стонать.       Это было последней каплей. Я резко размахнулась, намереваясь врезать парню, но он молниеносно перехватил мою руку. На его лице появилось это дьявольское выражение, с которым он измывается над соперниками на площадке. Баскетболист сказал недобро: — Во второй раз у тебя это не пройдет.       Я чувствовала исходящие от него волны угрозы… и желания. Он прижимал меня к себе, и я понимала, что парень снова возбудился. Я осознавала, что он на грани. Что ему осталось полшага до роковой ошибки. Что еще немного, и он изнасилует меня. И потом ни один из нас не сможет оправиться от этого. Поэтому я посмотрела ему прямо в глаза и сказала спокойным, безразличным голосом: — Аомине, я не хочу иметь с тобой ничего общего. Не приближайся больше ко мне. А еще лучше умри.       Он едва заметно вздрогнул. А потом отступил в сторону.       Я вышла из отеля и побрела по улице в сторону станции. Я не чувствовала ничего кроме холода. Он растекался по венам, заполнил грудь и живот. И не имел ничего общего с погодой. Он шел изнутри.       Как все так обернулось? Легко было бы обвинить в этом Акаши, который свалился, как снег на голову, со своими замашками конченного психопата. Или спустить всех собак на легкомысленного идиота Кисе, который не умеет держать язык за зубами.       Но я всегда была честна с собой. И в тот момент понимала, что виновата во всем сама. С самого начала не нужно было в это ввязываться. Мы не подходим друг другу, но я закрывала глаза на этот факт, пленённая Дайки. А зря! Не нужно забывать старую народную мудрость: каждый сверчок знай свой шесток. Мы с Аомине живем в разных мирах. И так будет всегда.       Занятая этими мыслями, я подошла к светофору. Горел красный свет. Я стояла одна посреди абсолютно пустынной улицы, но законопослушно ждала, когда зажжется зеленый. Вдалеке слева показались фары автомобиля. Мой красный мигнул и сменился на зеленый. Я начала переходить дорогу бодрым шагом, держа в поле зрения приближающийся слева автомобиль. Даже полугодичное проживание в Японии не заставило меня до конца привыкнуть к левостороннему движению, поэтому зная это, я старалась всегда быть очень внимательной при переходе дороги.       Автомобиль снизил скорость практически до нуля, приблизившись к переходу, по которому шла я. В глаза мне бросилась одна странная деталь: несмотря на то, что уже была ночь, на водителе были темные очки. Образ довершала кепка и шарф, обмотанный вокруг нижней части лица. Все это в совокупности оставляло на виду только кончик его носа. Я опустила глаза и отметила еще одну странность: передний номерной знак был скручен.       В этот момент в моей голове молниеносно пронеслись две мысли: первое — у отца проблемы в бизнесе, второе, я — труп. И как бы отвечая на мои мысли, противно взвизгнули шины, раздался ревущий звук, который бывает, если нажать на газ, не отпустив сцепление, и машина понеслась на меня. Все произошло в какие-то доли секунды. Меня парализовало от страха и я, неспособная двинуться, видела только приближающийся автомобиль, а мой взгляд как приклеенный застрял на руках водителя, судорожно сжимающих руль.       А потом неведомая сила подняла меня в воздух, и на мгновение мне показалось, что я обрела возможность левитировать. Но жесткий асфальт, принявший меня в свои немилосердные объятия, доказал обратное.       Лежа на левом боку, я провожала глазами быстро удаляющийся автомобиль и успела заметить полное отсутствие и заднего номерного знака, что только подтвердило мою догадку о намеренном наезде.       И это была последняя моя связная мысль. Потому что далее на меня обрушилось одновременно сразу несколько разрывающих на части чувств: жуткая усталость этого бесконечного дня, резкая боль в левой руке и ноге, на которые пришелся удар, страх того, что ожидает впереди и чувство потери из-за того, что произошло между мной и Дайки. Мое сознание не выдержало этого одновременного натиска и уступило свое место милосердному обмороку. Но, уже соскальзывая в черноту, я почувствовала, как чьи-то руки переворачивают меня на спину и начинают осторожно ощупывать.       Не знаю, сколько я провалялась бездушной куклой. Думаю, что недолго. Первым вернулся слух. Я услышала встревоженный голос: — Мари, открой глаза. Давай же!       Пару секунд я силилась вспомнить, кому принадлежит этот голос. Проблема была в том, что просящий тон никак не ассоциировался с обладателем голоса. Поэтому мне понадобились эти несколько секунд, чтобы понять: Дайки. — Черт! Мари! Пожалуйста, приди в себя. Обещаю, я больше и пальцем тебя не трону. Только открой глаза!       И как бы мне не хотелось остаться навсегда в мягкой, теплой темноте, но предприняв практически нечеловеческое усилие, я открыла глаза.       Мы были на тротуаре. Аомине сидел, а я полулежала в его объятиях. Мой взгляд упал на светофор — пешеходам был красный. Я поняла, что с того момента, как я ступила на переход, прошло не больше пары-тройки минут. Но у меня было странное чувство, как будто было это целую жизнь назад.        Когда Дайки увидел, что я пришла в себя, на его лице разлилось болезненное облегчение: — Мари! Слава Богу! Я сейчас вызову скорую!       Я сказала слабо: — Не надо скорую. Со мной все хорошо. — Но ты была без сознания. Тебе нужно в больницу! — Это из-за испуга. Ничего страшного. Помоги мне подняться.       Парень осторожно помог мне встать. А потом не удержался и обнял меня так крепко, что у меня стеснило дыхание. — Прости меня, — сказал он глухо куда-то мне в макушку.       Я сначала не поняла, за что извиняется Аомине. Ведь он только что спас мне жизнь. Но потом перед моим мысленным взором пронеслось произошедшее в отеле. На какой-то миг мне стало больно, но потом эта боль прошла. Ее сменила боль совсем другого плана. Мерзкое предчувствие того, что будет дальше. Усилием воли я отогнала это от себя.       Дайки ослабил хватку, и, я посмотрев ему в глаза, сказала: — Дайки, спасибо тебе. Ты снова спас мне жизнь. Ты всегда меня спасаешь.       Я увидела, как по лицу парня снова проскользнуло чувство облегчения: — Ты не злишься, что я пошел за тобой? — Злюсь? Конечно, нет! — воскликнула я. — Если бы не ты, я сейчас лежала бы на дороге со сломанной шеей!       Его лицо просветлело. Я хотела обнять его, но подняв левую руку, ахнула от боли. — Мари, дай посмотрю.       Оказалось, что у меня ободрана левая ладонь, а на левом колене сквозь колготки светит огромная ссадина. — Черт! У тебя кровь на ноге, — он вытащил из кармана платок и, сев на корточки, обмотал им мое колено. — Ничего страшного. Честно говоря, это не самая большая проблема. Локоть болит сильнее.       Действительно, падая, я неплохо так приложилась локтем, и теперь меня терзали подозрения, что там могла треснуть кость. — Может, все-таки в больницу? — Нет. Все хорошо. Я просто хочу домой.       Дайки собрал наши сумки, разлетевшиеся в разные стороны, когда он меня буквально выхватил из под-под носа у машины.       Парень предлагал и меня взять на руки и донести до станции, но я решительно отказалась.       Пока мы шли на станцию, Аомине убеждал меня написать заявление в полицию. Наивный. Он всячески костерил водителя, убежденный, что за рулем был пьяный, который перепутал педали.       Но я решительно отвергла предложение связаться с полицией. Мне подумалось: не хватало еще, чтобы местные менты упали отцу на хвост. Не стоит привлекать к себе внимание.       Сидя в объятиях Дайки в практически пустом вагоне метро, я с содроганием думала о том, что будет дальше. Еще на том злополучном пешеходном переходе я поняла, что у отца проблемы с бизнесом и его ненавязчиво так хотят предупредить. И такое происходит не впервые. Нет, убить конкретно меня пытались впервые. Но вот пагубное влияние того, чем занимается отец, я ощущаю на себя далеко не в первый раз.       Впервые это произошло, когда мне было одиннадцать лет. Стоял декабрь. До Нового года оставалось недели две. Я жила предвкушением праздника, подарков, новогодних посиделок и походов с папкой на каток. Но в одну из ночей отец разбудил меня: — Машунь, дочь, просыпайся.       Разлепив глаза, я поняла, что в комнате кроме него находится также тетя Нина, жена дяди Толи — моя крестница, женщина, которая во многих вопросах заменила мне мать.       Натянув одеяло до подбородка и сквасив плаксивое лицо, я захныкала: — Спать хочу. Почему нужно так рано вставать?       Наигранно веселым тоном отец сказа: — А вы с тетей Ниной отправляетесь в путешествие. У тебя будет самое настоящее предновогоднее приключение!       И хотя тон его был весел и бодр, но я не могла не заметить застывший в его глазах настороженный блеск и темные круги, залегшие под глазами. Но я была ребенком и не поняла тогда, в чем дело.       Тетя Нина помогла мне быстро собрать вещи. Через два часа мы были в Кневичах, а еще через час вылетели в Воронеж с пересадкой в Москве.       В деревне под Воронежем, в просторном двухэтажном деревянном доме жили родители тети Нины. И мы провели там чудесные три недели. У тети Нины и дяди Толи не было своих детей и на правах крестных родителей они считали меня своей дочерью. Поэтому и ее родители приняли меня как родную.       Практически каждый день дед отвозил нас в город, и там мы ходили по магазинам и кафе, смотрели представления в Театре юного зрителя, ходили в цирк, в музей, в кино и на каток. А дома нас ждала вкуснейшая деревенская еда, приготовленная бабушкой. Каждый день я ела домашний творог и сметану, пила парное молоко от своей коровы и в итоге приехала с этих каникул, раздобревшая на три килограмма.       Новый год мы встретили там же. Отец звонил практически каждый день. Рассказывал мне смешные истории и обещал, что скоро мы увидимся. Но я чувствовала в его голосе странное напряжение.       Седьмого января, рано утром я услышала какой-то шум внизу. Совершенно точно там кто-то смеялся и радостно что-то говорил. Вдруг в общем шуме я уловила папкин голос. Выскочив из постели, я пронеслась стрелой вниз по лестнице, не обращая внимания на ледяной пол, холодивший босые ноги, и влетела прямо в объятия отца. Он закружил меня. А я смотрела на его лицо и видела, что с него пропало напряженное выражение, и он стал прежним собой.       Уже гораздо позже, спустя несколько лет я узнала, что тогда под Новый год на отцовский бизнес наехали менты. У отца, конечно же, была крыша в органах. Но со временем эта крыша решила, что может безосновательно требовать все больше и больше денег за свои услуги. Перед отцом встал неприятный выбор: прогнуться под этих уродов или поставить зажравшихся козлов на место. Но дело в том, что мой папка никогда ни под кого не прогибался. Он всегда до последнего старался уладить проблему цивилизованным путем, но если это не получалось, то шел на крайние меры.       По возвращении из Воронежа я мельком видела в местных новостях сюжет о громком заказном убийстве двух силовиков, подозреваемых в связях с криминалом.       Два плюс два я сложила, когда закончила восьмой класс. Стояло лето, мне недавно исполнилось пятнадцать. К этому времени я уже в общих чертах знала, что из себя представляет отцовский бизнес. Но будучи девочкой-подростком мало об этом задумывалась.       Был июль. Мы с Киром тусовались в компании его друзей, иногда всю ночь напролёт пропадая где-нибудь. Отец спокойно относился к этому. Он знал две вещи: первое — я не пью и не употребляю. Второе — пока Кир со мной, я в безопасности.       В один из дней он вдруг посреди дня вернулся с работы. Я отсыпалась после ночного загула, когда отец без стука вошел в мою комнату. — Маш, просыпайся.       Разлепив глаза, я спросила недовольно: — Что такое?       Он уже стаскивал чемодан с моего шкафа: — Собирай вещи. Вы с бабушкой едете путешествовать по Европе.       Сон мгновенно слетел с меня: — Чего? — Ты ж хотела куда-нибудь съездить этим летом. Вот и поедешь. Благо, у тебя есть действующий Шенген. Твой самолет до Москвы через три часа, там встретишься с бабушкой, и вы полетите в Мадрид. Начнете с Испании, а там как карта ляжет.       Подскочив с кровати, я заверещала: — Какой Мадрид? Почему так неожиданно? Что происходит?       Отец вдруг стал серьезным: — Ты уже взрослая и многое знаешь, поэтому скажу все как есть. Один депутатишка местного Законодательного собрания вдруг вообразил, что может просто так прибрать к рукам бизнес твоего отца. А мне, знаешь ли, его воображение до лампочки. Но проблема в том, что этот хрен моржовый не понимает по-хорошему. Поэтому придется поговорить ним по-плохому. А я не могу решать такие дела, пока ты в пределах досягаемости. Так что, поезжай, отдохни.       Я ахнула: — Ты убьешь его что ли?       На лице отца появилось жёсткое, холодное выражение, которого я раньше никогда не видела. Он сказал: — Нужно будет, убью. Я не позволю какой-то зажравшейся гниде отобрать то, что я создал с нуля за пятнадцать лет.       В моей голове мелькнула догадка: — Четыре года назад? Воронеж?       Он кивнул: — Да.       Я вспомнила про нераскрытое убийство двух продажных ментов, и в моей голове сложился паззл. Глаза наполнились слезами, и чтобы не завизжать, мне пришлось зажать рот руками. Я чувствовала, как горячие слезы текут по щекам и собираются между пальцами. — Маш, — отец протянул руку.       Но я оттолкнула его и убежала в ванную. Там меня вырвало прямо в раковину. По лицу текли слезы и сопли. Мне никогда раньше не было так хреново. Хотелось выть от ужаса. Но потом я вспомнила, в какой стране мы живем, и в голову пришла мысль: отец прав. Здесь либо ты, либо тебя.       Спустя двадцать минут я вышла из ванной с красным, распухшим от слез лицом, но спокойная. Кризис миновал. Я приняла ужасную правду. И с тех пор больше никогда не сомневалась в отце.       А путешествие по Европе получилось просто замечательным. За полтора месяца мы с бабушкой объехали два десятка стран и это было круто. Мой инстаграм ломился от фоток, Кир слал завистливые сообщения, а одноклассники за спиной обсуждали, как же хорошо, когда твой отец бандит.       Что же касается обнаглевшего депутата, то с жизнью он не расстался. Отец нашел к нему другой подход. Я не знала подробностей, но, кажется, народный избранник засветился в какой-то сауне с представительницами самой древней профессии пьяный в зюзю. И видео этой вечеринки ненароком оказалось в руках отца. Таким образом, жадный козлина был поставлен на место.       Все это вспомнилось мне, пока мы с Дайки ехали домой. Я знала, что мне придется все рассказать отцу. В том числе и про Аомине. И не могла не понимать, что после этого мой бойфренд окажется под колпаком у отца. Так же я осознавала, что папа не бросит свои дела в Японии. Кто бы там не пытался на него наехать, он даст им достойный отпор. Но он может попытаться отправить меня домой. А вот этого мне совсем не хотелось. Я уже привыкла к жизни здесь. Да и мысль о расставании с Дайки полоснула резкой болью по сердцу. К тому же эти уроды наверняка следили за мной, иначе как бы они подкараулили меня на этой пустынной улице. Значит, они видели меня с Аомине. И таким образом я подставила его под удар! Что бы ни произошло дальше, я твёрдо решила для себя одно: я не уеду из Японии. Ни за что! Я не брошу Дайки!       С таким настроем я зашла домой. На часах уже было около двенадцати. По дороге домой я проверяла свой телефон и видела там несколько пропущенных звонков от отца. Поэтому была готова к его гневу.       Папка сидела на диване в гостиной и работал на ноутбуке. Услышав меня, он даже не поднял головы, только сказал холодно: — Явилась, наконец.       Я же, остановившись прямо перед ним, сказала: — У тебя неприятности. Меня пытались убить. Сбить машиной. Если бы не Дайки, лежать мне сейчас со сломанной шеей посреди дороги.       Нужно отдать должное отцу — на его лице не дрогнул ни один мускул. Он поднялся с дивана, и его глаза пробежались по мне, подмечая нанесенный ущерб. Затем он сказал: — Я за аптечкой. Переоденься. Потом я обработаю твои раны.       Я сделала, как он сказал, и вернулась в гостиную. Папка начал с колена. Обрабатывая жгучим антисептиком рану, спросил: — Кто такой Дайки?       Жестокий. Он выбрал для своего вопроса весьма «подходящий» момент — рану просто нечеловечески щипало. — Мой парень, — выдавила я из себя.       И опять на его лице не появилось даже капли удивления: — Давно встречаетесь? — Два месяца.       Закончив с коленом, он молча принялся за мою руку.       Я не выдержала: — И что, так и будешь молчать? Даже ругать не будешь?       Он недобро усмехнулся: — А какой толк? Ты, судя по всему, вступила во взрослую жизнь. Два часа назад ты мне написала, что собираешься домой. А в итоге, была со своим парнем. Вы же не книжки в библиотеке читали, в конце концов.       Его слова прозвучали цинично и жестоко, но он был прав. И я понимала это. Опустив голову, я сказала: — Мы были в отеле. Потом поссорились, и я пошла на станцию. Наверно, этот человек за мной следил. На пешеходном переходе он попытался наехать на меня машиной. Но Дайки выхватил меня буквально перед капотом. Всё. Конец истории. — Ясно. С рукой закончил. Еще повреждения есть? — Локоть жутко болит. — Подними-ка руку.       Осмотрев мой локоть, отец вынес вердикт: — Ушиб. Я принесу лед.       Вернувшись, он примотал пакет со льдом к локтю. А потом протянул мне свой блокнот: — Напиши иероглифами фамилию и имя парня.       Я написала и добавила на словах: — Аомине Дайки, семнадцать лет, мой одноклассник, играет в баскетбол.       Отец прищурился: — А не тот ли это баскетболист, с которым у тебя были проблемы?       Я кивнула, а он присвистнул: — Интересно получается. Ты ему в морду дала, а потом вы начали встречаться. Странные эти японцы всё-таки.       Мне совсем не нравился его тон. Меня только что чуть не убили, а папа не проявил ни капли сочувствия. Даже не обнял меня. Я злилась, но прекрасно знала, что у отца есть одно правило: не сокрушаться по поводу вещей прошедших. Конечно, он понимал, что я чуть не погибла, но видел меня перед собой живой и даже практически целой, поэтому и был так спокоен.       Я спросила прямо: — Что дальше?       Он ответил буднично: — Вернешься в Россию.       Я вскочила со стула и сказала, повысив тон: — Нет. Ни за что! Я останусь в Японии!       Он скривился: — Еще шесть месяцев назад ты сюда и ехать-то не желала, а теперь хочешь остаться. И все это из-за парня. Маш, я думал, ты умнее. — А я думала, что у тебя сердце есть! По-твоему я статуэтка, которую можно переставлять из одного места в другое? А вот и нет! Я — человек. И теперь моя жизнь здесь. И да, конечно, я хочу быть с человеком, которого люблю.       Он нетерпеливо дернул плечом — наш семейный жест. — Прям так и любишь. Что это за любовь? Ты же его терпеть не могла раньше, и сама говоришь, что вы сегодня поссорились. То есть сначала переспали, а потом поссорились. Интересные у вас отношения.       Я скривилась: — Фу, гадость. Не говори о таких вещах.       Отец парировал с сарказмом: — Ну, конечно, говорить о таких вещах мы стесняемся, а заниматься — очень даже рады. Рассчитываю только на то, что вырастил тебя с мозгами, и ты предохраняешься. Рановато мне еще внуками обзаводиться.       Я выпустила парфянскую стрелу — последний весомый аргумент: — В моем возрасте ты уже жениться собирался.       Это был удар ниже пояса, но и тут он не потерял спокойствия: — Это разные вещи. Мы с твоей мамой с одиннадцати лет любили друг друга, а ты этого парня знаешь без году неделю.       В этот момент я сдалась. Я так устала, что у меня просто не осталось сил бороться. Поэтому села назад на стул и сказала, прижав руки к глазам: — Каждому человеку его чувства видятся истинными, даже если со стороны кажется, что это не так.       Потом я подняла глаза на отца: — Пап, я хочу остаться. Но не только из-за Аомине. Честно говоря, наши с ним отношения напоминают американские гонки. И тебе он точно не понравится. Он и мне самой иногда не нравится. Но я его люблю. И это серьезно. А еще я не хочу срываться с места из-за каких-то козлов. Эти суки застали меня врасплох, но больше такое не повториться.       Отец усмехнулся: — А вот это слова МОЕЙ дочери.       Он, наконец, обнял меня: — Я так рад, что с тобой все в порядке… И ты меня убедила. Ты можешь остаться. Даже можешь встречаться с этим своим баскетболистом, хотя я его уже заочно ненавижу. И даже думать не хочу, чем вы там вдвоем занимаетесь.       Я легко ударила его кулачком в плечо: — Пап, фу, гадость. Не вздумай ничего представлять!       Он засмеялся: — Не думал я, что моя дочь так быстро повзрослеет. Того и гляди, выскочишь замуж за японца и нарожаешь целую кучу маленьких япончиков. — Маленьких смуглых япончиков.       Отец вопросительно поднял брови: — В смысле?       Я сказала: — У Дайки довольно темный цвет кожи. — Час от часу не легче, — вздохнул он. — Да ладно, пап, ты же не такой. — Конечно, не такой. Я всегда знал, что рано или поздно ты кого-то выберешь, и мне придется принять твой выбор.       Я кивнула, а потом сделала серьезное лицо: — А что ты будешь делать с этим наездом?       В его синих глазах появился нехороший блеск: — Я разберусь с этими уродами. Зря они на меня полезли, да еще и решили действовать через моего ребенка. Хана им теперь.       И я знала, что он не шутит.       На следующий день утром я проснулась вся разбитая. Болел локоть, саднили ладонь и колено, да и ощущения внизу живота после вчерашнего бурного секса были не из приятных.       На дисплее телефона мигало сообщение от Дайки с вопросом как я себя чувствую. Отписавшись ему, я отправилась совершать утренние водные процедуры и уже выходя из ванной, столкнулась с совершенно незнакомым мужчиной.       Сказать, что я обалдела — ничего не сказать. Первой мыслью было: они и сюда добрались. Я невольно отпрянула в сторону. Но он развеял мои сомнения, поклонившись вежливо: — Доброе утро. Мари-сан, не пугайтесь. Я — Накаджима, Ваш бодигадо.       Бодигадо? Bodyguard? Отец ко мне телохранителя что ли приставил?       Я стояла с открытым ртом, не зная, что сказать, когда из кухни появился папка. Он сказал по-русски: — О, Машка. Гляжу, ты уже познакомилась со своим новым телохранителем. Иди-ка ты переоденься.       Услышав его слова, я осознала, что на мне только футболка, едва прикрывающая зад. Поэтому пробормотав извинения, стремительно скрылась в своей комнате. Там, лихорадочно натягивая школьную форму, я обдумывала увиденное и услышанное только что. Этого ещё не хватало! Теперь за мной будет везде таскаться этот жуткий тип? А вид у него действительно был грозный. Ростом выше меня сантиметров на десять, довольно широкий в плечах. Под классическим костюмом, явно сшитым на заказ, перекатывались мышцы. Да и хитрый покрой его костюма сразу же натолкнул меня на мысль, что у него под мышкой кобура с пистолетом. Но Япония это вам не Америка, тут так просто огнестрельное оружие не достать. Значит, его прислали серьезные люди.       С этими мыслями я пришла на кухню. Отец и Накаджима сидели за столом и пили кофе. Там мы с Накаджимой еще раз официально представились друг другу. Я разглядела лицо этого человека. В его глазах такого глубокого чёрного цвета, что невозможно было различить границы зрачка, застыл холодный блеск. Черные, довольно коротко стриженые волосы, были зачесаны назад. Прямой нос и тонкие, как лезвие бритвы, губы завершали образ. От всего его облика веяло холодной, угрожающей силой. Но также можно было сказать, что он выглядит сексуально привлекательным. Опасно привлекательным. А вот его возраст я определить не смогла. Наверное, за тридцать.       Закончив с политесами, я налила себе апельсинового сока, намазала масло на хлеб и сказала холодно отцу по-русски: — Ничего лучше не мог придумать, чем приставлять ко мне какого-то жуткого мужика?       Отец сказал вежливо, обращаясь к Накаджиме по-японски: — Извините. Мы с дочерью поговорим по-русски.       Тот сделал вежливый жест рукой.       Потом папка сказал мне уже не таким вежливым тоном: — Ты же хотела остаться в Японии. Я разрешил тебе, но предпринял необходимые меры, чтобы защитить тебя. Потому что мне понадобится какое-то время, чтобы уладить все. Мои партнеры заверили, что покушение на тебя было организовано конкурентами. И что такое не повторится. Но для подстраховки они прислали своего человека. Он опытный.       Жуя бутерброд, я спросила: — А сам-то ты веришь в эту байку про конкурентов? — Ты же не думаешь, что я оставлю это, как есть. Я во всем разберусь.       Я вздохнула: — А до тех пор… — Да, до тех пор он будет ходить за тобой. И в школу ты теперь будешь ездить с ним, на машине.       Спорить было бесполезно.       Вылезая из машины перед воротами школы, я с облегчением увидела, что на горизонте нет никого из моих одноклассников. Не хватало еще, чтобы они меня увидели с этим типом. Но стоило мне войти в ворота, как я наткнулась на Дайки. Он явно поджидал меня. После вчерашней демонстрации, устроенной им перед одноклассниками, нам можно было перестать шифроваться. Судя по взглядам, которыми нас окидывали совершенно незнакомые мне ученики, уже вся школа знала, что ас Поколения чудес встречается с единственной иностранкой в Академии. — Привет, — сказала я. — Привет, — вид у него был такой, как будто он не спал всю ночь. — Как ты? Как твои раны?       Я улыбнулась: — Заживет, как не кошке. Пойдем в класс.       Мы шли по школьной аллее, и со всех сторон слышался шепот. Непрошеная слава мне совсем не нравилась. Аомине же как будто совсем не замечал этого. Привык, наверно.       Наши одноклассники вели себя ничуть не лучше. Девочки хихикали, парни перемигивались. И только Рё сидел и старательно избегал моего взгляда. Знает, паршивец, что внес свой вклад в этот бардак.       Уроки тянулись, а во время перерыва на обед Дайки не стесняясь потащился за мной в столовую, да еще и Сацуки зазвал туда. Наверно, со стороны наша тройка выглядела странно. А трапеза-то прошла в напряженном молчании. Я поняла, что ещё вспомню времена, когда нам нужно было скрываться. По крайней мере, никто не заставлял меня сидеть за одним столом с этой пышногрудой девицей, от которой исходили флюиды враждебности.       Поле уроков у нас были занятия в клубах, и я вдруг вспомнила, что забыла сказать об этом Накаджиме. А ведь когда он подвозил мне до школы, то специально уточнил, во сколько заканчиваются уроки. И у меня не было его номера телефона!       С этими мыслями я вышла из класса и неожиданно наткнулась на предмет своих размышлений. Он стоял, облокотившись спиной о стену и сложив руки на груди. Школьники обходили его с боязливым любопытством.       Ничего себе, подумала я, а как он узнал, в каком классе я учусь и зачем сюда пришел? Я подошла к мужчине, намереваясь быстренько его спровадить, пока Дайки замешкался в классе, отвлекшись на Сакураи. — Накаджима-сан, — затараторила я, — извините, я забыла сказать, что у меня еще занятия в клубе до семи. И Вам совсем не обязательно приходить сюда за мной. Пожалуйста, подождите в машине.       Он стоял и со спокойным лицом слушал мою тираду, как вдруг его взгляд переместился, и мужчина весь как будто подобрался. От расслабленной позы не осталось и следа. Через секунду я почувствовала, как меня обняла чья-то рука. Конечно, это был Дайки. Он обнимал меня, но смотрел в упор на Накаджиму. Казалось, в воздухе летают электрические разряды. — Что здесь происходит? — спросил Аомине недобро.       Но я опасалась не его недовольства, а реакции моего телохранителя, поэтому поспешила сказать: — Накаджима-сан, это мой парень Аомине Дайки.       Накаджима, не особо удивленный этой якобы новой для него информацией, перевел на меня взгляд: — Мари-сан, я буду ждать Вас в машине.       И двинулся в сторону выхода.       Проводив его злым взглядом, Аомине взял меня за руку и потащил за собой на лестницу, ведущую на крышу. — Кто это был такой? — спросил парень, едва мы поднялись туда. — Мой телохранитель. — Телохранитель? — повторил он пораженно.       Пришло время ему узнать всю правду. Я сказала спокойно: — То, что произошло вчера, не было случайностью. Меня пытались убить в качестве предупреждения отцу. Это все из-за его бизнеса.       Дайки выругался: — Черт! Твой отец работает с якудза?       Кивком я подтвердила его догадку. А потом сказала негромко: — Я уже говорила тебе, что мой отец страшный человек.       А ты не поверил, добавила мысленно.       Парень отвернулся от меня и подошел к краю крыши, обнесённому проволочным ограждением. Там он стоял некоторое время, смотря вдаль. Потом я подошла и сказала твердо: — Дайки-кун мне ничего не должен. Ты можешь прекратить наши отношения в любой момент. Потому что я очень проблемная. И то, что происходит в моей семье, не должно отражаться на тебе. Я не имею права портить тебе жизнь.       Он резко обернулся: — Не говори ерунды! Думаешь, я брошу тебя, потому что испугался каких-то уродов? Значит, ты плохо меня знаешь!       Признаюсь честно, в этот момент я испытала облегчения — я не была готова расстаться с ним.       Парень продолжил: — Но я не понимаю одного, как ты можешь оставаться такой спокойной? Тебя чуть не убили, а ты пришла в школу как ни в чем не бывало.       Я пожала плечами: — Такое происходит не в первый раз.       Он удивился: — Что?       Я добавила поспешно: — Убить меня пытались впервые. Но проблемы с бизнесом у отца бывали и раньше. Сопутствующие потери, ничего не поделаешь.       Он покачал головой: — Какие же вы странные люди, русские. Так спокойно рассуждаешь о незаконном бизнесе отца, о том, что тебя чуть не убили. Что за страна у вас такая?       Я усмехнулась: — Ужасная, но в то же время — прекрасная. Сложно объяснить. Человек, который никогда не жил там, не поймет этого.       Аомине вздохнул: — Что будет дальше? — Отец разберется, и все вернется на свои места. — Понятно.       Дайки снова уставился задумчиво вдаль. Я понимала, что ему трудно все это принять.       Я сказала негромко: — Я пойму, если ты не захочешь связываться с этим всем. Я не хочу усложнять тебе жизнь.       Парень, наконец, посмотрел на меня: — Я считаю, что для защиты того, во что веришь, необходимо сражаться и побеждать. Я не отпущу тебя.       И это были лучшие слова, сказанные им мне за все время нашего знакомства. Мое сердце затрепетало, и я сделала пару шагов, разделявших нас. Потом положила руку на его щеку. Аомине чуть наклонился, и я вдруг вспомнила, как яростно он брал меня в том отеле. Наверно, на какую-то долю секунды на моем лице промелькнул страх, потому что Дайки резко высвободил лицо из моей хватки. Мне вспомнились его слова, что он больше и пальцем меня не тронет. Он не знает, что я слышала его тогда. А я собираюсь не позволить ему выполнить это обещание. Мой парень не должен думать, что я его боюсь. Потому что это не так! Поэтому я потянула его резко за воротник, заставляя наклониться ко мне и сказала, глядя прямо в глаза: — Я так люблю тебя, Дайки.       И парень сдался. А потом мы целовались. Жарко, до дрожи в коленях, прижимаясь друг к другу, чувствуя, как по венам вместо крови течет раскаленная лава.       Когда поцелуй закончился, и мы открыли глаза, я заметила легкий румянец на его щеках. Похоже, Аомине Дайки не такой уж и непробиваемый, да? — Иди первым, — сказала я, — мне нужна минута — прийти в себя.       Он ушел, а я вытащила iPod из кармана и включила первую попавшуюся песню. В наушниках заиграла песня Bishop Briggs «White flag» …Smoke, fire, it's all going up Don't you know I ain't afraid to shed a little blood? Smoke, fire, flares are going up, flares are going up Oh, won't wave my white flag, no This time I won't let go I'd rather die Than give up the fight, give up the fight, give up the fight, give up the fight Won't wave my white flag, no Oh, I won't go down slow I'd rather die Than give up the fight, give up the fight, give up the fight, give up the fight       Действительно, я не выброшу белый флаг. Дайки всё правильно сказал — нужно бороться за то, во что веришь!