Фандорин: сборник тредов

Леденец Анисий облизывал языком, а взглядом — толпу, что на площади собралась. Вздыхал, покряхтывал тихонечко, как человек, которому хочется чем-то поделиться, да воспитание не позволяет. — Шли бы вы, Т-тюльпанов, если вам так хочется, — предложил мягко Эраст Петрович. — Да не… — вздохнул Анисий. — Я тут лучше. — Не п-позволяйте моей компании вас стеснять. Помолчал Анисий, посмотрел на толпу с какой-то жадностью, а потом — вздохнул еще горше и отвернулся решительно, выставляя толпе и Эрасту Петровичу спину, затянутую в теплую дубленку. — Вот еще, будто нам заняться больше нечем, чем на глупости растрачиваться. — Разве не за этим мы п-пришли? Не хотелось Эрасту Петровичу, чтоб Анисий в нем видел одного только начальника, чтоб с рутиной и службой его связывал. Должно ему было показать, что и веселиться шеф умеет. Вот и увязывался за мальчиком то в зоосад на слонов поглядеть, то на народные гуляния. Однако и портить Анисию заслуженный выходной — грубо и обидно, не за тем Эраст предложил прогуляться вместе. Тем более что всю масленичную неделю Анисий бредил прощеным воскресеньем, блинами и развлечениями, ярморочными представлениями и аттракционами. Любит масленицу — пуще собственных именин, может, за шумную пеструю толпу, а может и за блины дармовые, щедро раздаваемые гулякам. Вот только при Эрасте прогуливается чинно и по сторонам смотрит ну чисто как городовой. Эраст Петрович присмотрелся к шумящему люду. Сгрудился народ не просто так, а вокруг масленичного столба, украшенного по верху колесом с лентами; и ползла по столбу небольшая человеческая фигурка. Ползла да ползла, и вдруг, сорвавшись, под стоны громкие разочарованных зрителей — вниз съехала. Ладно хоть не упал, подумалось Эрасту, так же и кости переломать можно, да было бы за что — что там, сапожки красные болтаются да самовар? — Ну и правильно, — пробормотал Анисий. — Когда столб деревянный ставят, до исподнего нужно раздеваться, а он в шубе. — Критиковать легко, Т-тюльпанов, а попробовали бы сами, — усмехнулся Эраст Петрович, наблюдая, как неудавшийся покоритель столба ногами топает и о чем-то ругается громко с зазывалой. Анисий неуютно плечами повел да леденец раскусил с хрустом. — А я и пробовал. По малолетству. — М, — ответил Эраст Петрович дипломатично. Анисий ему и сейчас казался малолетним; а если представить его эдаким пострелом лет семи, то просто страшно делается. Кто только дозволил? — Всё самовар хотел достать, — с некоторой робостью поделился Анисий. — Он пузатый же и блестит. Много ли нужно мальчишке, чтобы взяться за покорение невозможного, порой и связки бубликов достаточно. Подавил Эраст тонкую улыбку, посмотрел ласково на помощника. — Не вышло? — Да куда мне… зеваки еще смеются — ты, мол, ушами похлопай, как птица крылами, тогда удержишься. Неудавшийся покоритель бросил ругаться и теперь карабкался на заснеженный холм, пока толпа смеялась и улюлюкала. Зазывала снова принялся кричать, предлагая желающим рискнуть и получить награду — последний день, господа, порадуйте себя и близких! — Может, п-пришло время повторить? Анисий еще горше вздохнул, голову опустил пристыженно — одни только уши торчали поверх мохнатого воротника. — Да и в этом уже… пробовал… Ах, вот откуда эдакая драма! Не улыбаться становилось все сложнее. — Я даже Масу попросил, покажи мне, мол, как это ты по стенам бегаешь! — распалялся Анисий, носом шмыгал да руками помахивал. — И что? И ничего! До середины еле-как добрался, со всеми ухищрениями… и — вниз, щеку вон ободрал… — Да жульничество там сплошное, — мужчина в шубе, не сумевший добраться до верхушки столба, вдруг оказался совсем рядом. — Жульничество, говорите? — прищурился Эраст Петрович. — Столб маслом смазан, я вам точно говорю, и мальчик вот соврать не даст. — Ну, не знаю, — Анисий ощутимо призадумался: мысль о том, что игра была нечестной, очень ласкала уязвленное самолюбие, но масла на столбе он вроде бы не помнил. — Может, и смазан. — Точно смазан. Там нельзя выиграть. Поколотить бы того зазывалу всем вместе, вот что! Колотить зазывалу Анисию не хотелось, так что он на всякий случай промолчал, и неудавшийся подстрекатель потоптался рядом еще немного, сплюнул и ушел. — Настоящий самурай должен знать, когда признать поражение, да? — спросил Анисий туманно, то ли имея в виду неприятное поведение мужика, уже успевшего за их спинами найти кого-то еще, чтобы рассказать о нечестном аттракционе, то ли себя и несчастные попытки добраться до самовара. — Настоящий самурай также должен уметь п-принять вызов, когда его бросает судьба, — ответил Эраст Петрович. Обернулся Анисий — и всполошенно шмыгнул носом. — Шеф! Вы чего? — Значит, до исподнего нужно раздеться? — уточнил Эраст Петрович, аккуратно вешая на ближайшее дерево пальто и цилиндр и принимаясь расстегивать жилет и рубашку. — Шеф! — Как п-представитель властей, я должен проверить, честно ли проходит соревнование. И какой способ п-проверить лучше, чем самостоятельное участие? — Эраст Петрович выгнул одну бровь, передал Анисию запонки и булавку из галстука, потерять которые в снегу было бы крайне обидно. — План чрезвычайно п-простой, — продолжил Эраст, хотя к тому моменту вокруг уже столпилось несколько заинтересованных зевак — все-таки не каждый день на ярморочной площади кто-то раздевался, да и по столбу обычно брались лазать мужики да молодые парни, а не франтоватые государственные мужи. Кто-то уже обсуждал комплекцию Эраста Петровича, споря, на пользу ему будет гибкость и легкость, или же в таком деле нужна грубая сила и изрядная массивность. Кто-то просто причитал — замерзнет, мол, окаянный, что ж такое-то творится, где жена этого господина, пусть вразумит! — Если игра честная, я выиграю. Если нет, мы всех п-призовем к порядку. Эй, п-почтенный, я желаю попробовать! — окликнул Эраст Петрович зазывалу, окончательно притягивая к себе все взгляды. Зазывала, живо сообразив, что это все не к добру, немедленно заюлил: — Как же, да такому господину и за участие подарок можно… вы уж выбирайте, чего хочется, а я сыму палкой… а? — Б-благодарю, — царственно ответил Эраст Петрович, запрокидывая голову и приглядываясь к призам. — Т-тюльпанов! Самовар? Анисий только и мог, что растерянно кивнуть. — Сейчас сымем вам самовар! — обрадовался зазывала. — Нет-нет, я сам, — Эраст Петрович покачал головой, поплевал на ладони, потер идущие мурашками плечи и обнял масленичный столб, как отец — любимого блудного сына. Уперся в дерево одной ступней, потом второй. Подтянулся. — Хитростей не знают барин, оно сразу видно, — сказал кто-то рядом с Анисием. Шеф еще оттолкнулся ступнями, напоминая лягушку оттопыренными локтями и коленями. — Живо пошел, — сказал другой. — А к середине запал кончится, и палкой сымать его будут, а не самовар, — заржал третий. — Маса меня прибьет, — пробормотал Анисий себе под нос, но полного обожания взгляда от Шефа оторвать не мог.