***
«Галера», как многообещающе отзывались о ней полурослики, оказалась ничем иным, как всего лишь узкой длинной лодкой. По скромным расчётам, на неё влезали все, кроме лошади, поэтому Гойбер сторговался с Брендином на сорока пяти золотых, и она отправилась с наёмниками на север, в Торн. Немного повременили пока Граф перетащил на лодку свои сундуки с бумагами и непонятными картографическими приспособлениями, и отправились в путь как раз когда солнце полностью показалось над кронами деревьев. Тар-Тар даже и не думал браться за вёсла, и пытался разболтать Графа на какую-нибудь интересную историю. Кара полулегла на борт, и смотрела вниз. Вода была мутная и зелёная, в ней не было ничего интересного. Гойбер молча налегал на вёсла, изредка всматриваясь в окружающие реку леса. Леса… Вечнозелёные ели медленно уплывали назад, уступали место новым. Тоскливо играл на трубе худощавый гном. Лошади еле волочили за собой длинную вереницу телег. С хмурого неба накрапывал дождь, ободы деревянных колёс скользили из стороны в сторону по размытой колее. Новый хозяин перевозил бродячий цирк из Стариц в Котóвицу. Гойбер, в подсохшем белом гриме на лице, перекидывал яблоки из одной руки в другую. Больше тренироваться жонглировать было нечем — только своим обедом. Спустя весьма тоскливых полчаса, вереница заехала в не менее серый, тоскливый, холодный город. Гном отложил свою дуду, подскочил и начал свою тираду: — Самый сильный человек на свете! Самая волосатая женщина! Ставлю серебряник, у неё в роду были дворфы! Необузданная сила орка в сочетании с самыми ловкими руками по эту сторону Алавантских гор! — Гойбер на этих словах сделал особо сложный жонглёрский финт, чем вызвал одобрение редких зевак-горожан. — Заходите, заходите к нам, мы здесь каждый день до Златых! На окраине Восточной площади! — гном продолжал разрывать горло, привлекая больше народа. Центральная улица Котовиц повела их телеги на холм, чтобы затем спуститься вниз. Городишко был так себе, серый, запутанный, каждый дом выглядел точно так же как и соседний. И действительно, по улицам бегало бесчисленное множество кошек. В одном из переулков Гойбер случайно увидел маленькую девочку. Она стояла в грязной, рваной одежде, и грустными глазами смотрела на яркие цветные флажки на телегах бродячего цирка. Полуорк, недолго думая, кинул ей яблоко. Девочка поймала, не поняв, откуда оно прилетело, и жадно принялась его грызть. Переулок скрылся за поворотом, послышался гул толпы. Караван сделал ещё несколько витков по тесным улочкам, провонявших котами, и остановился на немыслимо тесном пятачке торговых рядов, на окраине захудалой площади. Видимо, представление будет проходить здесь. Когда-то давно Гойбер давал себе обещание не вмешиваться. Не усугублять бесспорно лидирующее положение зла во всех делах этого мира. По меньшей мере, стараться быть со всеми милосердным и давать всем чуточку счастья, хоть на миг. Так он и оказался в цирке. Не потому что кто-то так захотел, это был его выбор. Да и на самом деле, это был единственный способ, которым полуорк мог проявить себя в обществе. Никто из многообразных рас первым не скажет полуорку «Привет», или «Доброго дня». Дни за работой пролетали очень быстро. Приближался праздник перед сбором урожая, который назывался в этой части страны «Златые». Так, после одного из не очень удачных представлений, новый хозяин цирка повелел Гойберу зайти к нему на закате. К неудаче, это был из одних тех немногих дней, когда ребятам из труппы перепал бочонок неплохого эля, и после тяжёлого трудового дня пришлось немного задержаться. Нескольким позже установленного времени, Гойбер прокрадывался в потёмках к шатру хозяина цирка, Харона Петерсона — крайне сурового и крупного вида усатого мужчины. Острый, пусть и немного захмелённый слух Гойбера, выделил из окружающего городок гула звон разбившегося вдалеке кувшина. Полуорк сначала замедлился, а затем бесшумно ускорился. Предыдущим хозяином цирка был ныне покойный брат Харона — Велд, и кончил он как раз на том, что ночью к нему прокрались несколько местных разбойников, и задушили бедолагу за горсть монет, дневную выручку. У шатра было тихо, снаружи слышались лишь пыхтение и вздохи. Подозрения Гойбера усилились, и он распахнул полог. "Да что ты!.. Зачем вырываешься?" - донесся до него обрывок фразы. Первым, что он увидел, был жирный силуэт Харона, стоявшего к нему спиной в приспущенных штанах. Харон, насколько мог, быстро развернулся — сначала сам, затем доплыл и его живот. За ним на миг мелькнула полусонная девчушка в лохмотьях. Гойбер сразу же узнал её. Хозяин цирка полупьяно рявкнул: — Ты это! Опздал! Пшёл отседова! Я тут… дела веду! Педперниматель я, нельзя ко мне так в шатёр врываться! Посмеешь ещё, плетьми прилюдно высеку! — Харон продолжал говорить что-то дальше, но девочка позади него вдруг дёрнулась, и кинулась в угол шатра. Полуорк видел в полной темноте практически идеально. Белая кожа сверкнула через полуразорванную мешковину на спине девчушки. Глаза Гойбера налились кровью. — Ты-ы-ы что, оглох?! — Харон ткнул полуорка в область живота рукой, и вдруг раскрыл рот в беззвучном крике. Гойбер опустил взгляд. Его рука стиснула руку толстяка на запястье. С такой силой, что пальцы «педпернимателя» враз стали синие. По спине прошёлся пот. В висках застучала кровь. Лицо полуорка исказилось в злобной гримасе. Клыки вылезли сами, и почти впились в верхнюю губу. Миг, и не начавшийся крик Харона оборвался — вторая рука так же крепко схватила жирдяя за шею. Тёмная пелена застелила глаза. Мелькнуло что-то багровое. Грохот. Удар за ударом. Несколько вспышек. Гойбер выскочил из шатра на улицу. Свежий ночной воздух прояснил реальность. В шатре было тихо. Снаружи тоже. Так тихо, что звенело в ушах. Сердце постепенно замедлялось. Дыхание почти выровнялось. Поодаль от шатра, облокотившись на тюк сена, стоял Пальяччи, и смотрел прямо на Гойбера. Тёмный силуэт арлекина образовал зловещую фигуру при свете почти полной луны. Низким голосом он начал первый: — Красивая ночь. Ночь правды. Люди становятся монстрами. Монстры становятся людьми. Гойбер поднял перед собой руки. На бледно-зелёных пальцах была кровь. Арлекин так же тихо продолжил: — Не вини себя. Он не нравился никому. Такого он, может, и не заслужил, но это решать богам. Беги, Гойбер. Беги из Котовиц. И не возвращайся к нам. Никогда. Лодка качнулась, провела днищем по илу. Над головой раскинулись широколиственные кроны лип, образуя загадочный полумрак. Небольшая пристань Хворостянки была освещена факелами на длинных шестах из бамбука. Почти сразу на берегу плотной стеной стояли несколько домиков, на сваях из бруса. Широкие улицы уходили вдаль, под полог деревьев, однако посреди самой деревни было просторно. Вокруг кипел шум работающих лесорубов и докеров. Гойбер выпрыгнул на помост, привязал лодку к шесту, помог выбраться Каре и Графу. Недоверчиво озираясь по сторонам, побрёл вместе со всеми в поисках гостиницы. Солнце шло на убыль, начинался закат.Пролог. Монстры.
7 января 2019 г. в 02:26
Утром, ещё затемно, всех разбудили суетливые полурослики. Поначалу они долго гремели горшками и ящиками, чем вызвали большое недовольство в лагере. Вслед за этим, они учтиво предложили всем неспящим провести аукцион на галеру, которую они оставили недалеко у речки Быстрой. Самый упитанный из полуросликов представился Мальвином. Это был среднего возраста мужчина с русыми волосами, в зелёной курточке. В воротник у него была заправлена салфетка — очевидно он собирался подкрепиться перед выходом, но не успел, потому что отвечал на вопросы.
— Решили что срежем через старый тракт на левом берегу Быстрой. Да и лошадке всяко лучше, чем на лодке. — он похлопал животное по колену, — По реке вниз сейчас сплавляться небезопасно, до нас дошли слухи что где-то севернее этих мест орудуют пираты. Так что если кто надумает плыть на юг — милости просим, до Думбал-Дана отсюда две недели пути вверх по течению.
По окончанию речи полурослик тут же плюхнулся на бочку, и стал уплетать аппетитного вида курятину. Гойбер задумался над предложением. Вместе с тем, неожиданно для всех, проявил себя учёный:
— О, простите, вы говорили о лодке? Я бы как раз с удовольствием отправился в прибрежную деревню Хворостянку, что вверх по реке, но боюсь, один я с галерой не управлюсь…
Мальвин как раз закончил уплетать одну порцию, и почти было принялся за вторую, но всё же ответил:
— О, прекрасно! А то кто знает, сколько она бы там простояла, мы в Торне тоже думаем задержаться. Господин..?
— Граф Моралес из Иврис, но все зовут меня просто Граф.
Окружающие немного опешили, так как мужчина внешне совсем не производил впечатления дворянина. Затасканный камзол, высокие сапоги, запутанные каштановые волосы до плеч и шляпа с неширокими полями выдавали в нём опытного путешественника, а его привычка проводить дни смотря в пергаменты почему-то всех убедила в том, что он какой-то учёный в экспедиции.
— Иврис? Не знаю такой провинции. — сощурился вышедший размяться из обоза Хойт.
— Ваша правда — грустно ответил учёный — дело в том, что она распалась ещё когда я был совсем маленьким… это долгая история, впрочем. Сейчас я занимаюсь тем, что составляю карту местных земель, и мне бы очень пригодились спутники в Хворостянку.
— Дорога! — воскликнул Тар-Тар, резко поднявшись с дорожного матраса, — Дорога вновь несёт нас вперёд! Эй, что скажете?
Гойбер не ответил. Кара пожала плечами.
— Вот и славно! Господин… Граф, вы не будете против нашей компании?
По лицу Графа стало понятно, что он скорее надеялся на отклик наёмников из столицы, но больше никто ничего не предложил, и он натянуто улыбнулся. Тар-Тару большего и не надо было, и он стал торопить Мальвина, чтобы тот показал где спрятана галера.